Иерусалимский синдром

Глава 1 Солнце еще было высоко над горизонтом, когда самолёт наконец мягко стукнулся о посадочную полосу и все пассажиры захлопали в ладоши. Тихий голос стюардессы что-то ненавязчиво вещал, но я ее не слушал. Я уже был мыслями и душой снаружи — там, где едва видно колыхались лохматые пальмы и солнце слепило окна квадратных бетонных домов. Неужели я снова здесь? Будто не было этих десяти лет — вот я, сижу в прохладном нутре самолёта — а снаружи — земля, которую я и не думал когда-нибудь увидеть снова. Никто не стал дожидаться, когда откроют двери — как только самолёт остановился, началась живейшая активность, все запищали телефонами, захлопали дверцами отсеков для ручной клади, тут и там слышались телефонные разговоры, и каким-то образом половина пассажиров уже стояла в проходе. Я немного растерялся, так как за последние годы привык чинно сидеть в кресле до самого момента разгерметизации. Но здесь были свои, левантийские правила, и я послушно полез под сиденье за своим рюкзаком. Та же давка и лёгкий хаос ожидали меня и в самом аэропорту. Очередь была, но какая-то не очень четко очерченная, и я опять растерялся. Впрочем, все закончилось довольно-таки быстро, я забрал свой чемодан и вышел из прохладного чрева аэропорта в жаркое чрево июля. Добрел до длинной вереницы такси, назвал свой новый адрес в Иерусалиме, уселся на заднее сиденье белой машины и поехал, рассеянно разглядывая пейзаж, открывавшийся моим глазам. Все было таким же, как десять лет назад — еврейские буквы, коробчатые дома без всякой претензии на архитектурный стиль, белый бетон, черные шоссе и зелёные указатели и пальмы. Тут и там виднелись новые дороги, и новые кластеры небоскребов, и это немного сбивало с толку. Водитель начал спрашивать меня о чем-то на английском, но я прервал его.  — Я нормально разговариваю, не надо английского. Он посмотрел на меня в зеркало заднего вида.  — Вы здесь жили раньше?  — Да, в юности, — сказал я коротко. Не хотелось вдаваться в подробности.  — Что же, добро пожаловать домой.  — Спасибо, — пробормотал я и закрыл глаза. Не хотелось продолжать беседу, да я и вправду устал. Да и домом пока не мог считать это место. Слишком рано. Он понял намек и замолчал. Сквозь полуоткрытые веки я всё-таки мог наблюдать вид из окна. Иерусалимскую дорогу, холмы, поросшие хвойными деревьями, поля с какими-то сельскохозяйственными культурами, я не знал, какими. Наконец мы въехали в город, и я увидел высокие стены и белые дома из знаменитого иерусалимского камня. Все было одновременно и древним и новым, экзотическим и обыденным, прекрасным и уродливым. Это касалось и домов, и людей. В один момент сердце мое замирало от того, что я всё-таки вернулся сюда. В следующее мгновение я жалел об этом — когда видел решетки на ветхих домах, «пасквили» на стенах, объявления «в этом доме нет интернета» на обветшалых балкончиках. Детей в каких-то средневековых одеждах, будто сбежавших из фильмов про амишей. Толстяков в полосатых халатах — кто это был, я так и не удосужился узнать даже в юности. Арабов, туристов, мусор, евреев в черных лапсердаках и меховых шапках. Солдат с автоматами, студентов-хипстеров, полицейских на прекрасных рослых лошадях. У меня даже голова пошла кругом. И тут мы наконец остановились. Я посмотрел на адрес. Да, именно то, что у меня было написано в телефоне. Здесь я снял себе квартиру на ближайший год, ещё перед приездом. Здесь и буду жить — может год, может больше. Вылез из машины, заплатив таксисту. Вытащил из багажника свой большой чемодан. Двинулся к обшарпанному подъезду без входной двери. Квартира была на втором этаже без лифта. Но я дотянул. Позвонил в ветхий звонок, и мне открыл хозяин квартиры — мужчина лет пятидесяти, с белой ермолкой и седыми висками.  — Янон? — спросил он.  — Да, Янон Вайцман, — сказал я, — спасибо, что встретили меня.  — Как долетели? — он взял мой чемодан и оттащил его в комнатушку, прилегающую к гостиной.  — Прекрасно, спасибо.  — Нравится вам Иерусалим?  — Очень.  — Я оставил вам в холодильнике немного еды, под домом есть магазинчик, продукты можете покупать там, но у них дороже, чем в супермаркете. Стоянка автобуса на соседней улице. Он постоял в молчании, словно думая, что ещё можно мне сказать. Я тоже молчал, не представляя, что могу его спросить. Потом вспомнил.  — Можно принять душ?  — Да, конечно. Но воду грейте заранее, у меня нет солнечного бойлера.  — Понятно, — пробормотал я. Значит, следовало учитывать расходы на электричество и в этом. Жаль, что я не проверил этого заранее. Хозяин показал мне кнопку для нагрева воды, дал ещё несколько наставлений и наконец ушел. Я остался один — впервые за последние сутки. Сразу стало и легче и труднее. Легче — потому что я любил одиночество. Тяжелее — потому что теперь мне предстояло разбираться со всем самому. Первым делом я помыл квартиру. Разобрал чемодан, постелил чистое постельное белье. Вода нагрелась, и я наконец искупался. В холодильнике были хлеб (я и забыл, что многие здесь держали хлеб в холоде), сыр, немного овощей и фруктов. Банка хумуса, молоко и жестянка растворимого кофе. Я сделал себе бутерброды, кофе и пообедал. Хозяин мне достался неплохой — он позаботился даже об интернете, чего я никак от него не ожидал. Я вытащил свой лэптоп и послал короткое сообщение отцу: «Долетел, все ок». Потом почувствовал, что глаза мои слипаются. Лег на свежезастеленную постель и сразу же заснул. Проснулся я уже ближе к вечеру и, разумеется, сразу же пожалел, что выспался. Впрочем, дел хватало и на вечер. Например, купить телефон и симку к нему, позвонить отцу, приготовить ужин. Каким-то образом я умудрился успеть все. К восьми вечера у меня был новенький, не очень дорогой телефон с местным номером, на тарелке остывала яичница, и я набрал номер отца.  — Слушаю — раздался его голос.  — Пап, это я.  — Янон? Ну наконец-то — насмешливо сказал он.  — Извини, что так поздно звоню.  — Ничего, я получил твой мейл. Ты дома? Приехать к тебе?  — Нет, я завтра приеду к тебе на работу.  — Меня не будет с десяти утра, так что не опаздывай — напутствовал он меня.  — Постараюсь.  — Очень постарайся, иначе не посмотрю, что ты мой сын — о работе сможешь забыть.  — Хорошо — несмотря на шутливый тон, я знал, что он сдержит слово. Человек, который пятнадцать лет назад начал свой бизнес с нуля в новой стране и добился его положения — иначе и не смог бы. Закончив разговор, я понял, что заснуть не в состоянии. Переоделся в джинсы и майку, вышел из дома и двинулся к старому городу. Чем ближе к Яффским воротам, тем тоскливее становилось у меня на душе. До сих пор мне удавалось делать вид, что я приехал сюда, чтобы повидать отца; чтобы найти работу; чтобы стать зарабатывающим деньги взрослым человеком, а не студентом. Чтобы повидать страну, в которой жил целых шесть лет, наконец. Но было ещё кое-что. То, что я с горькой иронией называл «мой иерусалимский синдром». Я избегал думать об этом — если честно, эта часть моей жизни была настолько же далека от меня, как и какая-нибудь Альфа-Центавра. Единственный компромисс, на который я согласился — это приехать сюда. Я мотнул головой, отгоняя бессвязные мысли. Лучше уж считать себя мессией, чем признать, что я, скорее всего, стал к тридцати годам банальным шизофреником. Настроение испортилось окончательно. Я умудрился не думать об этом весь последний месяц. Но здесь, возле белых, отшлифованных временем стен, мой психоз настиг меня с новой силой. Я подошёл к смуглому парню за стойкой, купил стакан гранатового сока и выпил залпом. Пошел по памяти, хотя в этом не было нужды — везде висели указатели на четырех языках. Через минут десять я уже был у Западной стены. Прошел туда, где раскачивались, как камыш над рекою, длиннополые бородачи, нашел пустое местечко у гладких камней. Вытащил бумажку, которую заготовил заранее. Свернул ее в тугой квадратик и вложил в зазор между камнями. Для пущего эффекта повторил вслух ее содержание.  — Пожалуйста, пусть я не буду шизофреником. И мессией тоже пусть не буду. Какой-то молодой парнишка слева от меня хмыкнул и я замер, поражаясь собственному идиотизму и беспечности.  — Па, тут псих стоит с иерусалимским синдромом — сказал он негромко своему спутнику.  — Ну и Бог с ним — благодушно ответил его отец. Парень кивнул и потерял ко мне интерес. Я облегченно вздохнул — в этот раз пронесло. Сегодня меня не будут тащить в местную психушку, можно возвращаться домой и готовиться к завтрашнему дню. **** Традиция много чего предписывает мессии. Например, он должен быть невероятно красив, харизматичен, иметь все свойства лидера, должен быть мудрым, богобоязненным и прекрасно разбираться в людях. Ещё он должен будет принести мир во всем мире, вернуть Израилю былое величие, быть справедливым судьей, идеальным правителем… Ах да, и ещё желательно выстроить третий храм, и поскорее. Все это было мимо меня. Начнем с того, что я был атеистом — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я не был лидером. Я не очень понимал выражение «былое величие», и уж точно не представлял, что имеется в виду — значило ли это возвращение к образу жизни двухтысячелетней давности? Я мог бы, теоретически, выстроить храм — опять-таки, я был инженером-строителем. Но уж точно не в том месте, где ему предполагалось быть — третьей мировой я развязывать не собирался — всё-таки я был мессией, а не антихристом. Я не был мудр, Тору знал на уровне, что нужен был для того, чтобы сдать экзамен на аттестат зрелости в нашей абсолютно светской школе; в политику подаваться не собирался. Даже учеников у меня не было. Те несколько несчастных, которым я преподавал математику во время учёбы в университете — не в счёт. И ещё — я был… Давайте уже прямо скажем. Я — пидор. Да, задницу подставлять не люблю, но сплю исключительно с мужчинами. Не так уж много их было в моей жизни, всего лишь двое, не считая… неважно. Но даже это на два больше, чем полагается приличному Машиаху. И отсюда возникает логичный вопрос: с чего это я так уверен в своей избранности? Зачем вообще рассказываю о том, что вполне может оказаться бредом сумасшедшего? Ответ: я не знаю. Я не хочу быть безумцем, хотя скорее всего я им и являюсь. Я также не хочу быть мессией — потому что это просто не мое. Так уж получилось, что столкнувшись со своей проблемой, я несколько лет жил в абсолютном ее отрицании. Какое-то время это сходило мне с рук, до недавнего времени. Когда же стало припекать, я понял, что ничего об этом толком не знаю. Первым делом я прочёл список должностных обязанностей Машиаха. Впрочем, заодно прочел описания и в других мессианских религиях. Все прочитанное мне очень не понравилось. Во-первых, это, как я уже сказал, было мимо меня. Во-вторых — большинство сходилось к тому, что приход мессии означает и скорый конец света, а я был очень против этого. Мне чрезвычайно нравился этот свет, и я не был согласен, что с ним пора кончать, даже если это растянулось бы лет на двести-триста. Помню, что я почувствовал тогда, прочтя все статьи в Википедии на трех языках — облегчение. Я был самым неподходящим человеком на эту роль. Как я уже упоминал, в бога я не верил, а, следовательно, не верил и в такую вещь, как мессианство. Не буду вдаваться в подробности (не сейчас, по крайней мере), но мне очень убедительно приказали не валять дурака. И нет, это не были голоса в моей голове. Сразу после этого я записался к психиатру. Мне было страшно, но я хотел одного — понять, что со мной происходит. Назначил частную встречу, что влетело мне в копеечку. Разумеется, я не говорил ничего про свою маленькую «проблему», но ничего другого не скрывал. Получил заключение о своей абсолютной нормальности, разве что мне посоветовали побольше отдыхать. Выйдя, я пожалел, что не рассказал врачу всей сути своей проблемы. Потому что она не исчезла никуда. Я не очень хочу сейчас об этом подробно рассказывать, скажу только, что несколько месяцев назад, когда мне позвонил отец и предложил работу в своей компании, я очень хотел отказаться. Мне нравилось жить в Дрездене. Но мне не позволили. А ещё объяснили, что никаких возвеличиваний не будет, как не будет и много чего, что нам всем наобещали за эти две тысячи лет. А будет все очень примитивно, быстро и жестоко. А я буду своего рода красной кнопкой, которая должна делать свое дело и не мельтешить. **** Домой я добрался быстро — доехал до своего района на автобусе, и потом прошёлся пешком. Мысли окружили меня, как целый рой навозных мух, и ум мой был медленным и липким. По телу то и дело пробегала противная дрожь, и я понимал, что для первого дня слишком много на себя взял. Сил мыться вторично не было, слабость взяла свое, и я просто упал в кровать и заснул — уже до утра.