Иерусалимский синдром

Глава 14 В воскресенье я приехал к Лереру к девяти, когда дома уже никого не было. До полудня готовился к завтрашнему рабочему дню и параллельно искал ещё какую-нибудь подработку. Отец был прав, я не мог долго жить в подобном состоянии. Даже если до часа икс осталось чуть больше девяти месяцев, провести их на шее у чужого человека было бы верхом позора. Теперь я сам не понимал, как вообще согласился на подобную договоренность. Где были мои мозги? И совесть? После недолгих размышлений я позвонил Эрану.  — Доброе утро. Это Янон Вайцман.  — Вайцман! — он удивился — я уже и не ожидал от тебя услышать. Хочешь вернуться?  — Очень хочу. Но не на ту же должность.  — А кем же ты тогда готов работать?  — Чертежником.  — Чертежником?! Это же намного ниже твоей квалификации! В чем дело?  — В том, что тогда я смогу работать на полставки и в основном из дома.  — У тебя семеро по лавкам, с которыми тебе надо сидеть целыми днями? Или ты так сильно устаешь за полный рабочий день? — тон его стал ехидным.  — Ни то, ни другое. Но я хотел бы проводить в офисе компании как можно меньше времени.  — Из-за Орена и Раи? — догадался он.  — Да. — это была лишь одна из причин, но я, разумеется, не собирался перечислять все.  — Я проверю, что у нас с вакансиями чертежников, и дам тебе знать. Не уверен, что ты сможешь совсем не появляться на работе, но попробуем минимизировать твое общение с этой парочкой. И, Янон?  — Да, Эран?  — Я делаю это только ради твоего отца. Если думаешь, что я всем предоставляю такие шоколадные условия, да ещё по первому требованию, то ошибаешься.  — Спасибо, Эран. Это много для меня значит.  — И не сбеги опять, прошу тебя.  — Не сбегу.  — Хм…ну, ладно. Я позвоню тебе завтра, дам знать, сможешь ли ты начать работать на этой неделе.  — Спасибо вам.  — Отцу скажи спасибо.  — Скажу обязательно. К вечеру я получил от Данцигера сообщение, что мне разрешено работать на полставки из дома. Теперь меня ожидало только некоторое количество бумажной волокиты и бюрократии, дабы согласовать с налоговым управлением тот факт, что я буду числиться в двух разных компаниях. Но это было неважно. Важнее было то, что я мог наконец слезть с шеи Авшалома. Никакое звание мессии не давало мне права жить за его счёт. Лерер пришел к девяти, ещё позднее, чем обычно возвращался по воскресеньям.  — Сейчас встретил на улице Нерию — сообщил он. Я напряг память и вспомнил, что речь шла о лысом друге покойного Альберта.  — Он хотел бы увидеть тебя ещё раз — продолжил Авшалом.  — Зачем?  — Мне кажется, он тоже начал…убеждаться.  — С чего бы это?  — Я послал ему на прошлой неделе последние снимки надписей, тех, которые появились на моих глазах.  — Он смог что-то прочесть?  — Судя по всему, несколько слов. И просит, чтобы мы явились бы к нему завтра вечером. Ты не против?  — Завтра я работаю. Но буду дома к пяти.  — Тогда я скажу ему, что мы придём в семь.  — Что-то мне это не нравится — пробормотал я. Потом вспомнил о своих сегодняшних достижениях.  — Я выторговал работу на полставки в своей прошлой компании.  — Я же говорил тебе…- начал он.  — Я знаю, но это необходимо мне самому. Я не буду работать так же, как раньше, по двенадцать часов в сутки. Всего лишь буду чертить чертежи, в основном сидя дома.  — Как тебе угодно — коротко отозвался он. Мы сидели недолго — по нему было видно, что он мечтает лечь спать. Он почти не притронулся к своему ужину, умылся и ушел к себе. Днём я сумел закончить все переводы до двух часов дня, урегулировал бюрократический вопрос с двумя зарплатами и приехал домой к четырем часам. Янон уже привез детей, а сам ушел на дневную молитву, так, что я привычно покормил мальчишек сам, помог с математикой и английским, и уже собрался было усесться на диван и побродить по просторам интернета, как старший, Уриэль, вдруг спросил:  — Янон, а почему ты живёшь здесь так долго? Ну, началось…  — Потому что твой отец предложил мне остаться у него, пока я не смогу встать на ноги.  — А когда ты сможешь встать на ноги?  — Вообще-то, уже почти встал — признался я.  — Ты имеешь в виду, что тебе не хватало денег?  — Угу.  — А теперь хватает?  — Да.  — И ты переедешь обратно к себе?  — Ну… придется, видимо. Тебе надоело меня тут видеть, а?  — Да нет, наоборот. Будет жаль, если ты уедешь.  — Может, я найду квартиру близко от вас, чтобы ты по мне не скучал — усмехнулся я.  — Было бы здорово! — он оживился — тогда мы сможем продолжать тебя видеть, и никто не станет больше болтать…- он резко замолчал. Черт, черт, черт.  — Кто болтает?  — Никто — все, он замкнулся. Я перевел взгляд на остальных, но они, видимо, не знали, о чем речь, с некоторым недоумением слушая наш диалог.  — Болтают всякие идиоты. Но ты прав, мне пора переезжать. Я поговорю с твоим отцом об этом сегодня.  — Только не говори ему…- начал он, но тут мы услышали, как открывается входная дверь, и замолчали. Я только кивнул ему, давая понять, что понял, что он хотел сказать.  — Привет — Авшалом положил пакет с книгами на полку и подошёл к нам, заглядывая в тетради сыновей.  — Что там с Нерией, мы идём? — напомнил я.  — Идём. Парни, вы сможете посидеть тут без нас?  — Сможем — хором ответили они.  — Мы придём через час или чуть позже. Если что, звоните мне на телефон. Выйдя, я опять ощутил какое-то тяжелое предчувствие. Кроме того, слова Уриэля не давали мне покоя.  — Авшалом, постой.  — Что? — он повернулся ко мне.  — Я думаю, что пришло время, чтобы я нашел свое собственное жилье.  — Почему? — настороженно спросил он.  — Из-за того, что случилось в тот вечер. И еще…мой отец прав — скоро о нас пойдут слухи, если уже не пошли.  — А ещё какие отговорки ты успел придумать за сегодняшний день, чтобы сбежать? — хмыкнул он.  — Это не отговорки. Я не хочу, чтобы ваша семья заплатила бы своей репутацией за твое гостеприимство.  — Никто ничего не…  — Тебе так кажется — перебил я его. Он внимательно посмотрел на меня и, видимо, что-то понял.  — Тебе есть, куда переехать?  — Я поищу квартиру в этом районе.  — Здесь тебе будет слишком дорого.  — Тогда поищу подальше отсюда.  — Нет, я имею в виду, что помогу тебе с деньгами.  — И тогда о нас станут меньше болтать?  — А тебе не плевать? — спросил он устало — через девять месяцев все так и так закончится. Так. Что это, стадия депрессии? Отрицание мы вроде уже проскочили.  — Не плевать. Точнее, мне плевать на себя, но твою семью я подставлять не собираюсь.  — Давай поговорим об этом после встречи с Нерией, хорошо?  — Хорошо. Подойдя к уже знакомой двери, Лерер постучался. Нам опять открыл хозяин дома. Выглядел он каким-то настороженным. И ещё — виноватым. Я опять напрягся.  — Проходите — сказал он. Мы зашли в гостиную, и я понял причину его странного поведения. Жены и дочери его не было, и вместо них за широким столом сидели человек пять этаких махровых ультраортодоксов. Рядом с ними Авшалом выглядел чуть ли не жителем северного Тель Авива. Обернувшись на Лерера, я понял, что он тоже не ожидал такого форума.  — Что здесь происходит? — спросил он сухим голосом, который обозначал у него крайнюю степень гнева.  — Авшалом, Янон — это сказал тот, кто сидел в самой середине. Я решил называть его «номер раз» — Нерия показал нам снимки записей, которые вы ему передали. Можно спросить, почему все это до сих пор держалось в тайне?  — Потому что я не был уверен, что это не фальсификация. Да и Нерия сказал, что это стигматы — сказал Лерер.  — А теперь что ты думаешь? Он не ответил.  — Янон — номер раз перевел взгляд на меня.  — Да?  — Что ты сам об этом думаешь?  — Не знаю.  — То есть, вы оба ничего сказать не можете?  — Вы собираетесь изгонять из меня духов? — наконец не выдержал я. Он засмеялся.  — Духов? Проверь-ка в своем гаджете, какой сегодня век на дворе. Нет, мы не собираемся делать ничего подобного. Хотим только понять, почему под нашим носом в Иерусалиме живёт человек, на котором периодически появляются предупреждения о конце света, а он упорно об этом молчит.  — Я не…  — Более того… этому человеку, как далёкому от религии и традиции, простительно опасаться и молчать. Но почему же тогда почтенный член семьи Лереров также скрывает это от нас уже более трёх недель? Чего ты ждал, Авшалом? Молчание.  — А какая разница? — наконец открыл рот Лерер — как я понял, все это необратимо.  — Мальчик, все на этом свете необратимо. Но ты же сам, как я вижу, поначалу искал ответы. Что же случилось потом? Почему ты не пришел ко мне? Вы, может, смогли что-то прочесть, и скрываете это?  — Не смогли.  — Значит, ты просто сдался? Спасибо хоть Нерии, что он поделился со мной своими соображениями. Пауза.  — Итак — вздохнул номер раз — что мы имеем? Пророчество, или предупреждение. Все очень размыто, даты нет. Я подумал, что дата как раз есть, но благоразумно промолчал. Лерер тоже стоял неподвижно.  — Некоторые намеки на носителя пророчества утверждают, что он является — рав секунду мялся, потом через силу сказал — является Машиахом. Курам на смех — гой, безбожник и извращенец. Ладно, переживем. Но! Три недели ты держишь у себя дома этого человека. Что ты собирался дальше делать? Ты хотя бы знаешь, что уже половина Иерусалима спорит, спите ли вы или нет? Какой драматизм, подумал я. Половина Иерусалима, как же. Лерер, скорее всего, подумал о том же, потому что улыбнулся.  — Вы любите преувеличивать, рабби.  — Ничуть. Твоя сестра звонила мне вчера и спрашивала, что ей следует делать, так как муж запретил ей в это влезать, но и остаться в стороне она больше не могла.  — Янон сейчас сообщил, что съезжает от меня, так что это уже не имеет значения — сказал Авшалом.  — Отрадно слышать. Но что же мы будем делать с фактом, что такой… неподходящий человек стал восковой доской Создателя? Я опять почувствовал, словно со мной говорили на иностранном языке — я совершенно не понимал, к чему он вел. Угрожал? Упрекал?  — Ничего. Будем молчать — твердо сказал Авшалом. Как ни странно, рав не возражал. Наоборот, он улыбнулся и расслабился.  — Я рад, что мы с тобой придерживаемся одного мнения. Если будут новые записи — немедленно ко мне. Но сделайте что угодно, чтобы об этом не узнал больше никто. Никакая другая община, ни одна живая душа. И упаси Бог, если это просочится в прессу. Вам понятно?  — Понятно.  — А на месте Янона я бы переехал уже вчера. С каждым днём слухов будет все больше.  — У него проблемы с деньгами — отозвался Авшалом. Рав посмотрел на него взглядом, ясно выражавшим «а какое это ко мне имеет отношение?»  — Я перееду — сказал я — может, квартира в моем старом районе пустует, надо будет узнать у хозяина.  — Нет — жёстко сказал номер раз.  — Нет? — теперь я был сбит с толку.  — Ты останешься на этой улице. Не хватало мне только потерять тебя из виду. Я поговорю с одним из местных квартировладельцев, он сдаст тебе жилье по хорошей цене. Завтра же возьмёшь у него ключ.  — Янон будет жить здесь, но я не смогу его видеть? — спросил Авшалом.  — Видься, кто тебе мешает. Ты прекрасно знаешь, где проходит граница между приличными отношениями и тем, о чем начинаются пересуды. Придерживайся первого, и мы больше не вернёмся к этому вопросу. Кажется, мы легко отделались.  — Янон, я опять напоминаю: если появится новая информация, то немедленно приходи ко мне. И если у тебя есть какие-то старые записи… Я вспомнил, что записная книжка со старыми надписями осталась в Дрездене. Может, попросить у матери прислать ее сюда?  — Мы можем идти? — спросил Авшалом.  — Можете.  — Постойте, что там написано-то, вы не скажете нам? — вмешался я. Они переглянулись.  — Там не было ничего, чего бы вы уже не знали — сказал номер два, сидящий по левую руку от первого.  — Угу. — так я и поверил.  — Пошли — бросил мне Лерер. Не глядя на хозяина дома и остальных, он развернулся и двинулся к двери, и я последовал за ним. Возвращались мы, не сказав за всю дорогу друг другу и слова.  — Ты был прав — сказал Лерер, когда мы были уже на пороге его двери — ты что-то подозревал, а я тебя не послушал.  — Да плюнь, это все равно не имеет никакого значения — ответил я — нам вроде бы не угрожали. Всего лишь погрозили пальчиком и сказали не болтать лишнего.  — Не в этом дело. Я считал Нерию своим вторым отцом. А он…  — Ты не знаешь, что он там такое прочитал. Лучше уж пойти к раввинам, чем в петлю — ответил я, и только потом понял, настолько бестактно это прозвучало.  — Да-а, Янон — протянул Авшалом — иногда ты такое ляпнешь…  — Ну, извини — убито сказал я. Самому стало противно от сказанного.  — Что ты хотел сказать им под конец? Я видел, что ты открыл рот, но передумал.  — Я записывал надписи на протяжении нескольких лет в блокноте, он дома у моей матери. Я подумал, что могу попросить у нее прислать…  — Не надо — резко сказал он.  — Почему?  — Потому что ты не знаешь, какие цели они преследуют. Почему хотят, чтобы мы молчали, но рассказывали им обо всем? Что они знают, чего не знаем мы? Возможно, в новых надписях есть какая-то лазейка, про которую они молчат. Почему уважаемый рав, зная, что мы наконец-то дождались прихода мессии, так настоятельно хочет держать это в тайне от всех остальных?  — Может, по той же причине, что и мы? Чтобы не вызвать лишнюю панику?  — Может быть. Я не знаю. Знаешь что? Попроси у нее прислать блокнот, мы почитаем его вместе.  — Попрошу. Зайдя в дом, я первым делом отправился паковать рюкзак. Мальчишки смотрели на мои действия угрюмо.  — Ты уже уезжаешь? — спросил меня Йоав, средний сын Лерера.  — Недалеко, буду жить рядом с вами, может даже в соседнем доме — сказал я нарочито беззаботным голосом.  — Можно к тебе приходить в гости? — спросил самый младший, Элия.  — Можно. Будем уроки вместе делать.  — Отец ничего не сделал, чтобы тебя защитить? — сказал Уриэль с еле скрываемой злостью.  — Ну, начнем с того, что я не какая-нибудь барышня, чтобы меня защищать. А от слухов вообще трудно уберечься. Его бы самого кто защитил.  — Все равно… — начал он.  — В чем дело? — Авшалом зашёл в комнату и внимательно смотрел на сыновей.  — Почему ты не скажешь эти идиотам заткнуться? — резко спросил Уриэль.  — Каким идиотам?  — Которые про тебя говорят гадости.  — И кто же это говорит гадости? — ровно спросил его отец. Уриэль посмотрел на меня, и я поднялся с кровати, на которой сидел. Ясно, при мне не хотят выносить сор из избы.  — Пойду искупаюсь. Купался и думал, что меня угораздило попасть в самый центр интриг при одном из крупных иерусалимских ультраортодоксальных дворов. Раньше я про такое только читал. На секунду возникло желание уехать обратно в Эйлат, но я знал, что не сделаю этого — бежать я больше не собирался. Следующие несколько дней прошли в хлопотах. С утра мне позвонили и сообщили мой новый адрес — достаточно было только прийти после работы и получить ключ от очередного чёрно-белого бородача. Квартира была маленькой, однокомнатной, но чистой и полностью меблированной. Рента была неслыханно низкой для этой части города, и я понял, что на бородатого изрядно надавили. Мафиози — они и в святом городе мафиози. Обустроившись, я занялся подготовкой к своей второй работе. Лерера я в тот день не видел, и мне было непривычно и одиноко. Всю оставшуюся неделю я работал из дома, не позволяя себе отвлекаться на мысли о бывшем соседе. В пятницу не выдержал, позвонил ему.  — Привет. Если мы выпьем кофе в местной кондитерской, о нас будет говорить всего лишь половина Иерусалима, или уже весь город с его окрестностями?  — Думаю, что половиной дело не ограничится, но перебьются — усмехнулся он — выходи, я буду ждать тебя на углу. Пока мы пили кофе с слоёными пирожками, я рассматривал Лерера. Он был такой же, как и всегда. Повседневный, обычный. Дос. Шляпа, борода, очки, чёрное пальто, белая рубашка. Рядом с ним я, в своих синих джинсах и куртке, выглядел абсолютно неуместно. Он ничем не отличался от десятков тысяч таких же, как он, живущих в этом городе или проходящих мимо нас в эту минуту в точно таких же пальто и шляпах. Почему же, глядя на него, я всегда теряюсь во времени и мыслях? Руки с длинными, но сильными пальцами. Лицо. И все. Больше ничего мне не дано увидеть за чёрно-белой броней.  — Опять витаешь в облаках? — спросил он.  — Да.  — И о чем же задумался?  — О тебе — честно сказал я. Он покачал головой.  — Не думал, что когда-нибудь такое скажу, но тебе пора найти кого-нибудь более подходящего для своих…желаний.  — Наверное.  — Хочешь пойти сегодня к моей сестре? Там будет куда меньше гостей, чем обычно.  — Не уверен. В свете того, что мы с тобой стали парой года…  — Не говори такого — резко сказал он. -…не думаю, что будет хорошей идеей подавать новую пищу для слухов. Тем более, вмешивая в это твою семью.  — И ты ошибаешься. Пойдя к ним, мы покажем, что мы, как и всегда — всего лишь друзья. Что мы не прячемся, не скрываемся — потому что скрывать нам нечего.  — Что же, тебе лучше знать местный менталитет. Если думаешь, что так будет лучше, то я подготовлю свой костюм и кипу.  — Спасибо — сдержанно сказал он. Мы долго не засиживались, и, заказав счёт, разошлись по своим пятничным делам. К дому его сестры я подошёл один — мы не условились о времени встречи, и я спохватился слишком поздно, когда звонить было уже нельзя. Постучал в знакомую дверь, и мне открыла Мория.  — Проходи, Янон. Авшалом с Гиллелем скоро подойдут, они ещё не вернулись с молитвы — она провела меня вовнутрь, оставив входную дверь приоткрытой. Я сел в кресло, которое она мне указала, и задумался о том, как она вообще воспринимает мою ситуацию. Увидев, что я даже не собирался присутствовать на вечерней молитве, она наверняка понимала, что утверждение, что я якобы укрепляюсь в вере — туфта. Так что же, по ее мнению, происходит?  — Я живу сейчас недалеко от вас — наконец нарушил я затянувшееся молчание.  — Знаю, брат сказал мне, что тебе пришлось съехать из-за неприятных сплетен — ее голос был абсолютно нейтральным.  — Вы ведь понимаете, что никакой почвы по этими слухами нет?  — Да, но в нашем обществе это, к сожалению, абсолютно неважно. Репутация — это то, что мы бережем как зеницу ока, с юности и до самой смерти. Я не знаю, почему Авшалом пренебрег всеми приличиями ради того, чтобы принимать тебя в гостях. Но, зная характер моего брата, если он сделал это — на то была очень веская причина. Я не нашелся, что ответить.  — Я верю, что между вами ничего не было — слегка улыбнувшись, добавила Мория — мой брат всегда был оплотом самых строгих моральных устоев. И уж никогда за ним не замечалось подобных…странностей.  — Я рад, что вы это понимаете — пробормотал я. В комнату вошла ещё одна женщина, миловидная и чем-то похожая на Авшалома.  — Привет, Рахели. Янон, познакомься, это моя младшая сестра. Они с мужем будут присутствовать сегодня на ужине с нами. Больше мы никого не приглашали. Я хотел спросить, не является ли такое изменение в их обычных субботних застольях следствием сплетен (я догадывался, что зачинщиком слухов был кто-то из их окружения), но прикусил язык. Уж это точно было не мое дело.  — Мужчины уже под домом, сейчас подойдут — сообщила Рахели.  — Прекрасно. Когда они зайдут, поможешь мне накрыть на стол. Я не хочу оставлять Янона здесь одного — Мория улыбнулась мне немного теплее, чем до этого. Ужин был, как и в прошлый раз, очень неплохим. Блюда были простыми, но по-настоящему вкусными, и я, после целой недели питания всухомятку, наслаждался вовсю.  — Авшалом, спасибо за хорошего работника — сказал Гиллель — Янон меня просто спасает в последнее время. В ближайшие полгода мы сотрудничаем с немцами, и я надеюсь, что он сможет работать с нами до самого окончания проекта. После этого мы начнем новые проекты, не уверен, что с немцами, но я что-нибудь придумаю, чтобы удержать его у себя в компании.  — Я рад — Лерер коротко кивнул. Он, как и я, с недавнего времени воздерживался от разговоров о более-менее далёком будущем.  — Может быть, кто-то скажет Двар Тора? — спросила Рахели ангельским голосом. Гиллель откашлялся, и я привычно отключил слух, только лишь услышав унылые термины, типа: «мудрецы», «смирение», «гордыня», «божественное присутствие» и тому подобную муть. Пару раз мое ухо уловило слово «мессия», но я все равно не был готов к выслушиванию очередной религиозной проповеди. Авшалом посмотрел на меня, видимо, понял, что я думаю о совершенно посторонних вещах в то время, как остальные почтительно внимают, но только покачал головой. После ужина мы посидели ещё какое-то время, но потом религиозные дискуссии дошли до критической массы (по крайней мере, для меня), и я поспешил откланяться. К моему удивлению, Лерер тоже поднялся вслед за мной.  — Мне тоже надо идти. Увидимся завтра на утренней, и спасибо за ужин.  — Спасибо. Спокойной субботы — вразнобой ответили остальные. Я надеялся, что за нашей спиной наш совместный уход не обсудят. До боли обидно быть предметом грязной сплетни, зная, на самом деле мне ничего никогда не обломится. Я вышел и с удовольствием вдохнул холодный воздух. Уже не было таких промозгло-холодных ночей, как недели три назад, но на улице все ещё было очень свежо и приятно. Март набирал свои права, и я вспомнил, что через три недели должен буду идти на тягостную повинность — свадьбу двоих коллег, которых совсем не жаждал видеть.  — Зря ты пропустил лекцию Гиллеля мимо ушей — услышал я голос Лерера.  — Что?  — Говорю, что зря ты не слушал Гиллеля. Он говорил очень интересные вещи.  — Я не люблю проповеди.  — В проповеди не обязательно говорят про религию. Например, сегодня он коснулся темы, которая была бы тебе интересна: смирение как основная черта характера Машиаха. Я зевнул. Не специально, это был уже банальный условный рефлекс.  — Кто тебе так отбил интерес к традиции? — спросил он сердито.  — Вы и отбили. Точнее, такие зануды, как ты и твои родственники.  — Мне очень жаль. Что же, я не имею права на тебя давить в этом плане.  — Точно.  — Хочешь пойти домой, или прогуляться, как обычно?  — Прогуляться…- я вспомнил нашу последнюю прогулку, и мой голос сразу охрип. Он, видимо, тоже подумал о том вечере.  — Что же, рискнем. Надеюсь, в этот раз ты не собираешься на меня накидываться?  — Я же обещал…  — Тогда пошли. И мы неторопливо двинулись по уже привычному маршруту, огибающему все соседние улицы, вдоль пустынных бульваров, глухих витрин, домов и магазинов.  — Как ты справляешься один с мальчишками? — спросил я его.  — Без тебя труднее, и они все ещё злятся, особенно старший.  — Кто именно начал этот слух? — задал я животрепещущий вопрос.  — Теперь уже и не узнаешь. Я думаю, что не кто иной, как Эзра. Но мои зять и сестра активно сопротивляются этой версии. Да и важно ли это?  — Поэтому они в этот раз пригласили так мало людей?  — Да, они решили немного внимательнее относиться к тому, кого приглашают к себе домой. Я лично думаю, что это лишнее. Слухи будут всегда. Когда мой отец повесился… можешь представить, что тогда было. Только его диагноз позволил нам похоронить его как следует — если человек убил себя из-за болезни, на это у нас смотрят немного более либерально.  — Вот как — как и всегда, когда речь заходила об Альберте, я внутренне сжимался от сильнейшего чувства вины.  — А ты как справляешься? Тебе хватает денег?  — Пока что немного сложно, но со следующего месяца, когда начну получать сразу две зарплаты, будет легче.  — Я хочу тебе помочь. В воскресенье занесу тебе чек, а ты потом вернёшь мне, когда сможешь.  — Не надо, Авшалом — я покачал головой.  — Чего ты стесняешься?  — Не хочу брать твои деньги.  — Ты три недели жил у меня дома и тебе это не мешало.  — Тогда я был твоим гостем. И старался хоть как-то тебе за это отплатить.  — Отплати мне и сейчас.  — Чем?  — Не знаю. Скажем, помогай моим сыновьям с математикой. У меня большие проблемы по этой части. Я засмеялся.  — С удовольствием. Но помогать я могу и бесплатно. Мы дошли до того моста, где стояли несколько недель назад, и он облокотился о перила, смотря вниз на шоссе.  — Ты видел кого-то из тех раввинов после того дня? — спросил я осторожно.  — Нет. Ты их не знаешь, но тот, кто говорил больше всех — один из самых уважаемых равов в городе. Остальные приблизительно его ранга или чуть ниже.  — Ну и что? Он вздохнул.  — То, что они провернули такой трюк, означает, что тобой очень сильно интересуются. И, скорее всего, они тоже признают твой…статус.  — Угу.  — Понимаешь, какая это для них пощёчина?  — Не очень — признался я.  — Ты — полная противоположность того, кого мы ждали. Да ещё и все обещания, которые нам расписывали, оказались…  — Сильно преувеличены?  — Точно. Поэтому они будут держать тебя в тайне так долго, как смогут.  — А я-то надеялся, что они просто не хотят запугать все человечество до усрачки.  — Язык, Янон.  — Угу.  — Скорее всего, и то, и другое. Факт, что они принялись очень серьезно изучать те тексты, что есть у них на руках. То, что ты послал тогда отцу, и два других.  — И при этом я сам не имею ни малейшего представления, что там написано.  — Если я смогу добраться до расшифровки, я расскажу тебе все, что там есть — пообещал он.  — Спасибо и на том.  — Пошли обратно?  — Да. Я неохотно оторвался от перил мостика. Мне нравилось стоять здесь с ним, пусть даже на расстоянии десятка сантиметров. Все равно — наше уединение было таким редким, особенно теперь, что эти минуты я смаковал, как хорошее вино. Как мало мне, оказывается, надо. Не секс, не даже жаркие поцелуи. Просто стоять с одним-единственным человеком на безлюдном мосту и смотреть на его лицо, надеясь, что он не понимает, что именно я чувствую в эту минуту. Я ощутил, что меня бросает то в жар, то в холод. Рука Лерера все еще лежала на перилах, и я понимал, что дотронувшись до нее, перечеркну все свои предыдущие обещания и заодно нашу дружбу. Уставился на эту руку, не в силах отвести глаз. Что за наваждение?  — Что с тобой? — он, наконец, посмотрел мне в лицо, и было видно, что ему стало не по себе.  — Ничего — с трудом ответил я.  — Ты как в лихорадке.  — Угу.  — Пошли-ка домой.  — Пошли — сказал я, но вместо того, чтобы сдвинуться с места, накрыл его руку своей — и замер, поняв, что наделал. Он промолчал. И не отнял руки. Я тупо смотрел на свою ладонь поверх его, и понимал, что в первый раз за то время, что мы знакомы, дотрагиваюсь до него больше, чем случайным прикосновением, и что он не собирается меня отталкивать или обзывать извращенцем. Тем не менее, я был достаточно разумен, чтобы понять, что на этом я должен остановиться. Руку я не отнимал, и мы стояли так в полном молчании, пока я не почувствовал, что использовал весь свой лимит наглости и везения на этот вечер.  — Теперь мы можем пойти домой? — спросил он мягко.  — Да. Наверное, он понял, что я был уже на грани. Иначе вряд ли подобное сошло бы мне с рук. Добравшись в тот вечер до своей постели, я лежал и вспоминал тепло его ладони, словно был влюбленным первоклассником, а не человеком, который редко спрашивал имя того, с кем проводил случайную ночь. Так и заснул — с воспоминанием об этом нежданном тепле.