Иерусалимский синдром

Глава 13 Я ходил на подработку два раза в неделю, как мы и договаривались с Гиллелем. Работа меня не напрягала, наоборот — не превращаясь в рутину, отвлекала от невеселых мыслей, которые неизменно настигали меня дома. Я бы с удовольствием работал бы и больше — тем более, что новых надписей не появлялось, и меня ничего не занимало. Заикнулся было Лереру насчёт садовника, но он опять посоветовал мне забыть об этом. Судя по всему, он тогда неудачно пошутил, а теперь раскаивался в этом. Отец не выдержал и позвонил мне недели через две после моего возвращения в Иерусалим.  — Ну как, ты уже не в бегах? — голос его звучал иронично. Значит, уже не сердится.  — Уже нет.  — Зачем сбежал-то? Лечил разбитое сердце? Я тут узнал некоторые подробности твоей бурной личной жизни в фирме Данцигера.  — Значит, все там ещё большие мудаки, чем я думал — огрызнулся я.  — Хочешь вернуться ко мне? — он оживился.  — Нет. Мне нужен перерыв.  — Ты так утомился, бедненький?  — Просто думаю, что занимался не своим делом.  — А сейчас чем занимаешься? Неужели своим? На чьи деньги, кстати?  — Подрабатываю переводчиком и живу у приятеля.  — Какого ещё приятеля? Нашел себе кого-то?  — Нет, это не такой приятель. Обычный. Он помолчал.  — И что, он тебя содержит? Я на такое не согласен.  — Я оплачиваю свое содержание частично сам.  — Ты знаешь, Янон — сказал он — я никогда не думал, что мой единственный сын станет альфонсом.  — Я не…-  — Не перебивай. Я верю, что ты не спишь с этим парнем, кем бы он ни был. Но факт, что ты живёшь за его счёт. Я не знаю, что с тобой происходит, но требую, чтобы ты взял себя в руки. Не можешь себя содержать — переезжай к нам. Жить с за счёт родителей в твоём возрасте, конечно, невесело, но по крайней мере, не так позорно, как альфонсить.  — Я не собираюсь к вам переезжать — оборвал его я.  — А работать?  — Хорошо, поищу другую работу.  — Вот и замечательно. И приводи своего приятеля к нам, я хочу посмотреть, кто этот святой человек.  — Он дос — сказал я мстительно, зная, что отец таких недолюбливает.  — Ах вот как. Теперь все становится немного яснее. Спасает, значит, твою заблудшую душу?  — Что-то в этом духе.  — Он сам-то работает? Или из тех, которые сидят на шее у государства?  — Работает в университете.  — Мда. Знаешь что? Приезжайте к нам в четверг. Я хочу с ним поговорить.  — Я спрошу, захочет ли он.  — Дай мне знать...да, и скинь мне его имя на телефон. Тебе привет от моих девушек, они по тебе скучают. Пока. Лерер на мое сообщение о том, что мы приглашены к моему отцу, пожал плечами.  — Хорошо, в четверг вечером дети будут у матери, так что я свободен.  — Тебя не смущает то, что я живу за твой счёт? — спросил я. Слова отца не давали мне покоя.  — Ты живёшь у меня в гостях. Спасибо, что начал оплачивать часть расходов, хотя особой нужды в этом нету. Я жалею, что тогда вообще заикнулся об этом.  — Отцу это сильно мешает.  — А тебе?  — Тоже.  — Как зовут твоего отца? — спросил он неожиданно.  — Давид. Он покачал головой.  — Твоя мать будто специально нарывалась*, а? (*Одно из имён Машиаха — сын Давида, (имеется ввиду — прямой потомок царя Давида по мужской линии))  — Ты веришь в это? — фыркнул я — Что имя определяет судьбу?  — Не очень. Но, тем не менее, она сделала все возможное для этого… Как они вообще познакомились, твои родители?  — Отец — урожденный израильтянин. В молодости поехал учиться в Германию и познакомился с мамой. Они поженились, родился я. Через несколько лет развелись, а когда мне было шестнадцать, мы с отцом переехали сюда. Мать не была против.  — Почему ты вернулся в Германию после этого?  — Из-за первых надписей. Подумал, что там этого не будет.  — И что? Помогло?  — Сперва да, потом уже нет. Но я не хотел возвращаться.  — А сюда тогда почему вернулся?  — Приказали — неохотно ответил я. Он помолчал.  — С тобой, Янон, я как будто живу в каком-то параллельном мире.  — Ты о чем? — я не понял.  — До знакомства с тобой вопрос был лишь один — верю я или нет. А теперь это уже… и не вопрос.  — Никогда не думал, что люди твоего круга мучаются такими сомнениями — удивился я.  — Смотря кто.  — А ты?  — Почти каждый день.  — По тебе не скажешь. Он улыбнулся.  — Значит, ты меня каким-то образом спас. Как и полагается порядочному мессии.  — Значит, о спасении у нас тоже очень разные представления — хмыкнул я. В четверг вечером я запасся бутылкой любимого отцом коньяка, тортом для мачехи и сестры, и дожидался Лерера. Он не выглядел обеспокоенным или напряжённым по поводу предстоящего визита. Наверное, не вполне осознавал, что его ожидает. Я же знал своего отца достаточно хорошо, чтобы изнывать от неловкости уже сейчас. Нам открыла Ноа.  — Мам, Янон пришел! Эден выглянула из спальни, и я с удивлением понял, у нее появился изрядный животик.  — О, — только и смог я сказать в первую секунду. Она засмеялась.  — Забыла, что тебя здесь давно не было.  — В добрый час — поздравил я ее по местному обычаю.  — Спасибо. Давид скоро придет, пошел что-то купить в последний момент. Она увидела Авшалома.  — О, вы друг Янона? Очень приятно. Проходите в гостиную. К сожалению, мой дом некошерный, но у нас есть одноразовая посуда, и вся еда в запечатанных коробках из магазина, так что, надеюсь, проблемой это не будет.  — Спасибо, в таком случае все в порядке — отозвался тот. Родители на самом деле позаботились о том, чтобы гость не остался голодным: все было подано на одноразовой посуде, на столе были запечатанные пакеты с лепешками и банки с салатами. Рядом незаметно притулился чек из супермаркета с безупречной репутацией. Я слегка расслабился — по крайней мере, с этой проблемой они справились. Отец вернулся с бутылкой вина и соком, сдержанно поздоровался со мной, немного сердечнее — с Лерером. Разлил всем вина, приподнял свой пластиковый стакан.  — Ваше здоровье. Мы пригубили, и некоторое время все делали вид, что заняты содержимым своих тарелок.  — Авшалом! — обратился к гостю отец, и тот слегка вздрогнул от неожиданности.  — Да?  — В первую очередь, я хочу поблагодарить вас за то, что вы предоставляете моему сыну крышу над головой. Но должен сказать — мне не по душе его легкомысленность. Я так понимаю, что вы многодетный отец, и у вас много расходов. Мне не хотелось бы, чтобы Янон и дальше продолжал быть обузой у вас дома.  — Он не обуза. Янон — мой гость. Он взял на себя очень много обязанностей, с которыми я сам не справлялся. В последнее время мне куда легче принимать у себя своих детей — я знаю, что дома их ждёт ужин, что есть кто-то, кто сможет посидеть с ними, если я задержусь на работе, и…  — То есть, если говорить прямо: Янон поменял свою профессию на призвание домохозяйки — сухо прокомментировал отец.  — Он не обязан был делать даже этого. Как мой гость, он мог бы весь день валяться на диване и плевать в потолок — сказал Авшалом. А что, так можно было?  — Авшалом, я немолодой человек. Много пожил на этом свете. И понимаю, что просто так ничего не делается. С какой стати человек вашего круга, вашего статуса, вашего положения — уж извините, я навел о вас некоторые справки, и ваша семья — не последняя в Иерусалиме — почему вы дали кров Янону? Вы хоть что-то знаете о моем сыне? Или решили приютить его из жалости?  — Я знаю о вашем сыне довольно многое, хоть и не все. Он не скрывает от меня свои… предпочтения.  — И вам, как верующему человеку, это не мешает?  — Пока это не затрагивает меня и мою семью — не мешает.  — В таком случае вы — редчайшее исключение из правил. Если вы и вправду не спите с Яноном, то мне остаётся только поражаться. Лерер только пожал плечами. Сам я уже давно был готов провалиться сквозь землю. Меня обсуждали, словно я не сидел прямо тут. Словно…словно я был девицей на выданье, только с изрядно подмоченной репутацией.  — Может, хватит? — не выдержал я.  — Мы скоро закончим — хладнокровно сказал отец — ещё один вопрос. Что думают об этом соседстве в вашем окружении? Ваша бывшая жена, например? Родители? Братья?  — Моих родителей нет в живых. Жена и братья знают, что я принимаю в гостях репатрианта, которому помогаю на первых порах адаптироваться.  — Помогаете — почему? Из каких побуждений?  — Потому что… — Лерер помедлил, и я затаил дыхание — я сказал им, что он заинтересован влиться в нашу общину.  — Ты сказал им, что я хочу стать досом? — я засмеялся. Вот оно что…  — Что же, это хорошая отговорка — для посторонних. Но я прекрасно представляю отношение своего сына к религии. Скорее рак на горе свистнет, чем он согласится зайти в синагогу. Так что — какой истинный повод? Лерер молчал.  — Ну же? — слегка надавил отец.  — Я не могу назвать какого-то особого повода. Одно могу сказать: в этом нет ничего сексуального или криминального. Янон стал мне другом, мы легко уживаемся, и пока меня не напрягает его соседство — он будет моим гостем. Отец отпил вина.  — Как я понимаю, истинной причины вы мне не скажете.  — Нету никакой «истинной причины». Лерер, оказывается, неплохой лжец.  — Ну что же… Поверю вам на слово. Тогда остаётся лишь одна помеха: то, что Янон позволяет вам платить за себя. Я хочу предложить два варианта. Первый: в течение месяца мой сын должен найти работу, которая полностью оплачивала бы его жилье у вас. Второй: я буду выплачивать вам из своего кармана.  — Про второй вариант можете забыть. Что же касается первого — на его усмотрение. Если ему и самому мешает наша нынешняя ситуация, и он сможет найти такую работу, то почему бы и нет? Если же нет, то, повторяюсь, Янон — мой гость. Он волен делать все, что ему угодно.  — Странно все это — вздохнул отец — будь Янон девушкой, я бы за него только порадовался (да, Эден, я слышал про двойные стандарты). А так…но вы оба взрослые люди. Боюсь только, что версия про нуждающегося репатрианта долго не проработает. Люди начнут гадать, почему вы так долго живёте под одной крышей. А в вашем кругу, Авшалом, слухи распространяются с пугающей быстротой.  — Я что-нибудь придумаю — сдержанно ответил тот.  — Как скажешь — отец перешёл на «ты» — Ну что, кто хочет ещё вина? После мучительной официальной части общение постепенно стало более непринужденным. Я в основном общался с сестрой, отец — с Лерером. Эден делила внимание между всеми, время от времени поглаживая живот. В девять часов мы начали собираться.  — Приходите почаще — сказал отец, провожая нас до двери. Неизвестно по какой причине, но он повеселел и был в самом благодушном настроении. Скорее всего, из-за моего коньяка, который он успел попробовать за десертом. Лерер тоже казался более расслабленным, чем обычно. По дороге домой он остановился.  — Совсем забыл тебе сказать. Дети остаются на всю субботу у меня. Должны были приехать на прошлые выходные, но остались у бывшей жены из-за какого-то мероприятия.  — Ну хорошо. Какие планы?  — Обычно мы с ними идём к моему брату, или же тот приходит к нам со своей семьёй.  — Хорошо. Ты хочешь, чтобы я присутствовал при этом?  — Как тебе удобнее. Скажу честно: я вижу, что тебе не особо нравятся выходные у меня дома. Кроме того, ты не обязан соблюдать субботние традиции, но мне хотелось бы, чтобы в моем доме......словом, чтобы мои дети не соблазнялись бы видом включенных гаджетов по субботам. Я пожал плечами.  — Тогда останусь на выходные у отца. Он незаметно выдохнул. Неужели опасался, что я оскорблюсь? Мне самому стало легче на душе: я только что понял, что в противном случае меня ждала перспектива провести очередные скучнейшие сорок восемь часов в компании пятерых человек, абсолютно не разделяющих мои убеждения.  — Вообще, хорошая идея — раз в две недели гостить у своих. — задумчиво сказал я. — Вот я оторвусь…буду смотреть все пятничные программы до поздней ночи, а в субботу играть с сестрой в видеоигры.  — Тогда ты не захочешь оттуда уезжать — засмеялся Лерер.  — Пару суток в компании моего отца — и в субботу вечером я буду считать минуты до того момента, когда можно будет прибежать обратно к тебе. Он шагал рядом со мной и улыбался. Я подумал, что он выпил бокала три за ужином, и если я коснусь его словно бы случайно, то он, возможно, и не заметит этого. Дотронуться до него хотелось до дрожи, но я помнил, как он отстранился от меня на мосту, и понимал, что ничего не изменилось и не изменится. Любое мое прикосновение он сразу же расшифрует и отвергнет.  — Янон — сказал Авшалом — ты меня слушаешь?  — Да — рассеяно ответил я.  — Я вижу, что нет, поэтому повторяю для тех, кто в танке: Эзра звонил моей сестре и очень хочет, чтобы ты ему перезвонил.  — Он не боится, что его спалят? — я встревожился. Неосторожность этого парня ударила бы в первую очередь по Лереру и всей его семье.  — Я не представляю, что с ним творится. Никогда бы не подумал, что в нем есть такое… и мне кажется, он скоро снимет кипу* (*Идиома, обозначающая, что человек покинет лоно религии) . Я уже вижу к этому все предпосылки.  — Ну и хорошо. Ты бы предпочел, чтобы он женился на какой-нибудь девушке и всю жизнь делал вид, что у него на неё стоит?  — Я бы предпочел, чтобы у него не было таких наклонностей — сухо ответил Лерер.  — Всегда забываю, что ты в первую очередь — религиозный фанатик. Обычно производишь впечатление вполне адекватного человека.  — Какой есть — ответил он коротко, и мы замолчали.  — Ты позвонишь ему? — спросил он немного погодя.  — Думаешь, стоит?  — Думаю, стоит позвонить и объяснить, что его интерес к тебе не к месту и бросает тень на всех нас.  — Вопрос, не плевать ли ему на такие аргументы.  — Тогда я сам с ним поговорю. Я вздохнул.  — Давай я позвоню прямо сейчас. Чего тянуть кота за яйца. Вбил номер Эзры в телефон, нажал на кнопку вызова.  — Алло? — услышал я его голос.  — Эзра. Это Янон.  — Привет — голос его стал сразу теплым и бархатным.  — Послушай…мне понравилась твоя фраза про то, что все, что происходит в Эйлате, там и остаётся. Там все было прекрасно, но здесь у нас у всех есть определенные обязательства, верно?  — Какие же обязательства есть у тебя? — спросил он глухо. Я мысленно вздохнул, готовясь к неизбежному вранью.  — Я пытаюсь как-то изменить свою жизнь. Встать на правильную дорогу, прийти к чему-то… к тому, что я чувствую, что должен сделать. Семья Лереров помогает мне в этом, и я не хотел бы ставить их в неудобное положение. Как видишь, нам с тобой не по пути — я старался говорить проникновенно, надеясь, что он поверит в ту чушь, что я нес.  — Да, мне сказали, что ты в процессе приближения к религии. Я думал, что это несерьёзно. Если честно, мне показалось, что ты искал меня…и поэтому…- он замолк.  — Мне жаль, если я дал тебе ложную надежду, Эзра.  — Мне тоже жаль. Я сам вряд ли долго задержусь в общине. Думал, что уйду с тобой. А оказалось, что ты пришел, а я ухожу.  — Возможно, ты делаешь правильный выбор — сказал я. Значит, Лерер был прав — Эзра собирался покинуть религиозный мир.  — Пока что рано говорить. Надеюсь, что твой выбор тоже будет верным. Удачи, во всяком случае. Мы коротко распрощались, и я взглянул на Лерера. Тот слышал большую часть нашего разговора и теперь был задумчив и невесел.  — Ну что? — сказал я.  — Бедный парень.  — Храбрый парень.  — Ты не хочешь последовать за ним? — спросил он. Я растерялся.  — Зачем?  — А ты сможешь остаться в моей общине? Ведь тебе придется забыть про эту сторону своей жизни. Подумай об этом.  — Я не собираюсь быть частью твоей общины — мягко напомнил я — сказал ему это, только чтобы поддержать легенду, которую ты придумал для остальных. Он открыл рот, потом закрыл. Потом засмеялся.  — Я почти поверил. Янон, ты, оказывается, умеешь врать. Мне надо быть осторожнее.  — Теперь опять будешь думать, кто я — шизофреник или шарлатан?  — Я уже ответил себе на этот вопрос.  — И не сомневаешься?  — Каждый день — усмехнулся он.  — И каков твой вердикт? Он повернулся ко мне, останавливаясь, и я почти наткнулся на него, не успев притормозить.  — Ты — это ты. Тем не менее, глаза его смотрели на меня внимательно и испытующе — он и сейчас не был уверен в своих словах, и я это видел. Он стоял слишком близко, и я не выдержал. Ни о чем больше не думая, я коснулся ладонью его локтя, желая приблизить хоть ещё немного к себе. Губы мои успели мазнуть по его скуле, прежде чем он меня оттолкнул.  — Больше никогда так не делай. — сказал он очень тихо.  — Извини — я отступил, не веря, что только что совершил ужасающую глупость.  — Пошли домой. — он круто повернулся и зашагал впереди меня. Я поплелся вслед за ним, чувствуя, как мое лицо горит. Какой же я идиот… Моя выходка имела свои последствия: с утра я Лерера не видел — сначала он пошел на молитву, потом — за закупками, после этого — забирать детей из школ. Он зашёл домой к полудню, чтобы разложить продукты в холодильник, но со мной не обменялся и парой слов. Я тем временем позвонил отцу и получил разрешение остаться на субботу у него. Упаковал маленький рюкзак на два дня, прибрал квартиру перед выходом. При этом я гадал, примут ли меня обратно в воскресенье утром, или же я так и застряну у отца до скончания времён. В прямом смысле. Попытавшись ответить себе на вопрос, какого черта я натворил вчера вечером, ответа себе я дать не смог. Только одно мог сказать точно: то, что я сделал вчера, я хотел чуть ли не с самого первого дня знакомства с Лерером. Вино и близость его тела сыграли со мной дурную шутку, и я испортил отношения с единственным человеком, которой был готов помочь мне в моей безумной ситуации. До самого моего выхода мы почти не разговаривали. Перед тем, как спуститься вниз с рюкзаком, я зашёл на кухню, где он стоял, наблюдая, как сыновья моют после обеда тарелки.  — Мне надо идти, суббота скоро наступит.  — Хорошо.  — Поговорим завтра вечером?  — Поговорим.  — Спокойной субботы — пожелал я всем пятерым Лерерам.  — И тебе — ответили мальчишки вразнобой. Авшалом промолчал, и мне стало совсем муторно. За три недели в гостях у ультраортодоксального иудея я немного отвык от обычного образа жизни, и теперь шалел от того, что в пятницу вечером можно включить телевизор, съесть бутерброд с колбасой и запить его кофе с молоком. Можно было обнять и поцеловать сестру и мачеху, чем я бессовестно воспользовался. Как давно я никого не обнимал! Отец особо меня не мучал, и я был ему за это благодарен. В субботу я поехал с сестрой в Тель Авив в кино, потом мы прогулялись по тель-авивским улицам, внутренне поражаясь их контрасту с коматозным субботним Иерусалимом.  — Почему ты не переехал сюда жить? — спросила Ноа — ты же не обязан жить в Иерусалиме. Когда я вырасту, обязательно перееду в Тель Авив. Терпеть не могу Иерусалим.  — Почему не живу здесь? Потому что тут дорого. И я люблю Иерусалим. Тут весело, но нет таких красивых домов, как у нас.  — А мне и наши дома́ не нравятся — сказала она мрачно.  — Летом приедем сюда на море? — предложил я.  — Да! Давай ездить каждую субботу.  — Каждую субботу тебе быстро надоест, но попробуем пару раз в месяц выбираться в центр.  — Когда у них родится малыш, можно будет и чаще. Они все равно про меня забудут.  — С чего ты взяла? — ясно, уже начала ревновать к младшему.  — Тебя же забыли.  — Меня? Я взрослый мужик, Ноа. И то отец носится со мной, пытается меня как-то устроить. Поверь мне, никто тебя не забросит.  — Посмотрим — сказала она сердито.  — Посмотрим — согласился я. Я купил ей мороженое, и она повеселела, а потом запоздало понял, что время обеденное и надо было сначала покормить ребенка нормальной едой. Впрочем, она не отказалась и от обеда в каком-то местном кафе. Мы вернулись вечером, каждый устроился в своем углу и занимался своими делами: отец сидел в своем рабочем лептопе, сестра делала домашнее задание на завтра, Эден просто отдыхала на диване, а я думал, позвонит мне Лерер или нет. Он позвонил к девяти вечера.  — Извини, что поздно, у нас гостил мой брат со своими детьми, они только недавно ушли.  — Не ври, я же знаю, что на самом деле ты нагонял свою двухдневную норму сигарет, вот и не звонил — усмехнулся я. Он засмеялся.  — И это тоже. Курю прямо сейчас. Я услышал, как он затянулся, и подумал, что не против бы присоединиться к нему. Но сам я сигарет не держал.  — Янон — сказал он — по поводу того, что случилось в четверг…  — Да. Прости меня за это. Я сделал глупость.  — Прощаю. Но прошу, чтобы этого не повторялось. Это — мерзость, скверна. Я не могу так. Понимаешь?  — Да уж понимаю — слышать от него такие слова было неприятно, но не неожиданно.  — Хорошо. Приезжай завтра с утра. Я буду на работе, увидимся вечером.  — Надо что-то купить?  — На твое усмотрение. Сейчас мне надо идти, мальчишки ждут. Хорошей недели.  — И тебе. Хорошей. Разговор оставил на меня тягостное впечатление. С одной стороны, мне не отказали в доме и в общении. С другой — четко указали границы дозволенного. А мне оставалось только принять эти условия, или съезжать оттуда ко всем чертям.