Сломанный

Рабочий день давно закончился, и я готовился отправиться домой. Вот прямо сейчас, через минуту, через секунду — встану и пойду, только пойму, что со столь озабоченным видом втолковывает мне Салли. Кажется, что-то о том, как она меня понимает, и как ей жаль, и о необходимости жить дальше, и ещё что-то про отдых... Как должно быть я жалок, если подчинённые начинают пытаться сплавить меня в отпуск, не смотря на ту кучу бумажной работы, что свалится на них. — Всё в порядке, — твёрдо говорю я, вклиниваясь в проникновенную речь Донован. Голос хрипит — чёртова простуда, чёртовы сигареты. Салли качает головой, складывает руки на груди, негромко произносит: — Полгода уже прошло. Не мучайте себя так — это их не вернёт. Прикрываю глаза, считая про себя до трёх, давя раздражение на корню. Она не виновата, просто пытается помочь... — Иди домой, — отвечаю, наконец. — Выспись. Я в норме. Она не верит, конечно. Губы недовольно поджала, но сделать ничего не может. Никто не может. — Приходил фрик, спрашивал про дело об убийстве банкира. Я его отшила, — вдруг сообщает она. Наверное, ожидает, что я заступлюсь за Шерлока, потребую дать ему отчёты и не называть "фриком", но на деле — мне всё равно, я даже рад, что не увижу его ещё какое-то время. Его новых комментариев о своей жизни я не вынесу. Я молчу, Салли тоже молчит, в кабинете повисает неловкая пауза. — Что-то ещё? — спрашиваю, поднимая брови. — Нет. — Тогда до завтра. — До завтра, — чеканит Салли. Понимает, что ничего у неё не выйдет — слишком плотно я закутан в броню собственных мыслей. Выходит, негромко, но всё же сильнее, чем нужно, хлопая дверью, на иное выражение недовольства она не решается. Пока что... Откидываюсь на спинку стула, провожу руками по волосам. Часы показывают девять, но я не тороплюсь. Наверное, стоит заняться бумагами, но вместо этого рука привычно тянется к нижнему ящику стола, выуживая початую бутылку виски. Пара глотков и разум застилает спасительный туман, приглушается боль, вина уже чуть меньше давит на сердце. ...Догадались в чём дело? Скорее всего, вы близки к разгадке, ведь всё до отвратительного тривиально. Полгода назад у моей служебной машины отказали тормоза. Я должен был быть за рулём, но была Аннет. Кристи жаловалась на боль в горле и хотела остаться дома, но я настоял, чтобы она ехала в школу. Сказал ей, грозно хмуря брови: "Меня не проведёшь. Хватит прогуливать!", а сам отправился по срочному вызову на метро в другой конец города... "Не проведёшь" — ха-ха! Кристи так и не появилась в школе в тот день. И больше никогда, не появилась. Они погибли. Я потерял их обеих... Мне почти сорок, я поломан и внутри и снаружи. Всё что мне осталось — это топить горе в виски и жалеть себя. Не получилось справиться, пережить такое оказалось невозможно. Только не для меня... не прямо сейчас... Как ни тошно, но по Кристи я скучаю больше. Слишком уж давно разладились отношения с женой. У нас обоих были интрижки, а "брак" и "семья" потеряв свой смысл, стали лишь словами. Кристи только-только стукнуло восемь, она связывала нас, заставляла мириться вновь и вновь. Ребёнку нужно было это дурацкое слово, эта видимость семьи, а нам нужна была Кристи. Теперь её нет, нет Аннет, нет и интрижки. Осколки прежней жизни прочно засели под кожей, ноют, как старые раны. Тронь и польётся кровь, затопит тебя с головой. Рубашка явственно пахнет потом, галстук разве что не блестит от жира, страшно представить, что творится с лицом. Последний раз, когда я заглядывал в зеркало, кожа ничем не отличалась по цвету от уличного тротуара, глаза подпоясывали чёрные круги, а белки украшали красные орнаменты сосудов. Бутылка уже опустела, за окном — темнота, а значит, нужно двигаться — выходить, идти неизвестно куда и зачем, жить, хотя порой кажется, что я разучился это делать... А, может, и не умел никогда? На улице морось — привычная погода для осеннего Лондона. У Кристи получалось находить свою прелесть в чём угодно, а у меня и раньше не выходило, а теперь уж... Капюшона нет, зонта тоже, но если честно, то я бы всё равно не стал его раскрывать. Мокрым и замёрзшим я чувствую себя лучше, цельнее что ли, будто моя внешняя сторона, наконец-то походит на внутреннюю. Бреду домой, выбирая самый длинный маршрут, так, чтобы прогулка затянулась на часы, чтобы сил думать не осталось. Глупо всё это, но так проще, будто и нет меня вовсе... Да, спустя время стало немного легче — сгладились острые грани, затупились лезвия чувств, но на смену сожалению и скорби пришла апатия. Теперь она заправляет домом под названием "Детектив-вдовец-Лестрейд". В спальне поселилась вина, на кухне — разочарование, в гостиной — боль, разъедена ржавчиной гордость, заросли плесенью желания, а в кладовке гниёт труп счастья. Предать бы всё огню... Дороги имеют одно дурацкое свойство — они куда-то приводят, в моём случае к пустой квартире... в окнах которой... горит свет? Сердце начинает выплясывать на рёбрах чечётку, оно знает кто внутри — Майкрофт... А значит, у меня ровно на одну причину больше, чтобы погулять ещё, только вот вряд ли он куда-то уйдёт, разговор неизбежен. Странно ещё, что не заявился раньше... Вдох, выдох, чтобы успокоиться, и пара секунд на волшебную мантру: "мне всё равно, всё равно, всё равно..." — Неужели соскучился? — спокойно интересуюсь я вместо приветствия, заходя в коридор. С куртки течёт, ботинки хлюпают — жалкий вид. Скидываю их в угол и заглядываю в гостиную, где в кресле привычно расположился старый знакомый — брат Шерлока, теневой страж Англии, напыщенный хлыщ. Мой бывший любовник... Как так вышло? И сам не знаю, просто однажды Холмс в очередной раз подбрасывал меня до дома, а потом вдруг сказал: "Вы мне нравитесь, Лестрейд. Как мужчина, нравитесь. Что если...". Да, как-то так и было, разве что слова, возможно, звучали немного иные, но суть та же — я согласился. Он мне тоже нравился... Удивлены? Верите, я тоже. Майкрофт отнюдь не образец красоты, но в нём есть что-то такое… даже не знаю... Уверенность? Сила? Не совсем то… Но добавьте к этому частые встречи, нечаянные касания, взгляды, намёки и неудовлетворенность в сексе. Невольно вспомнились университетские деньки, старые увлечения, и понеслось. Жаль, что я не остановился раньше, чем позволил этому человеку зацепиться за сердце... На мгновение прикусываю щёки с задней стороны, в кулаки прячу пальцы, меня немного потряхивает — то ли от холода, то ли от натянутых струнами нервов. Я бы, верно, без раздумий забылся в жёстком сексе, утопил бы в сперме вину и тоску, но пять месяцев назад, в самый разгар депрессии, мне дали знать, что я стал, цитирую: "Неудобен". Не то что бы мы признавались друг другу в любви, но всё же... — Так что ты здесь забыл? — спрашиваю, окидывая Холмса как можно более безразличным взглядом. Явно сшитый на заказ тёмно-синий костюм идеально облегает фигуру, верный зонт висит на руке, а сам Майкрофт восседает в кресле с таким видом, словно хозяин здесь он, а не я. Что ж, он совсем не изменился, разве что улыбка теперь больше походит на трещину. Он не рад находиться здесь, и видеть меня для него — неприятная необходимость. Кривит губы, глаза — острые пики, и только слова, в обход выказываемым эмоциям, остаются вежливыми, безликими. — Добрый вечер, инспектор. Так значит, я теперь снова "инспектор". Прекрасно. — Добрый? — Вы поздно при… — Ближе к делу, — обрываю я. — Есть разговор, который мне бы… — Я весь во внимании. На миг замолкая, Майкрофт говорит вновь, делая акцент на каждом слове. Моя привычка перебивать и в лучшие времена его раздражала: — Это касается вашей работы, — взгляд Холмса скользит вниз по моей фигуре, по мятой рубашке, по мокрым джинсам и вновь возвращается к лицу. Мне должно быть стыдно за свой вид, но мне всё равно, сил чувствовать что-то просто не осталось. Насмотревшись вдоволь, он продолжает: — Вы перестали справляться со своими обязанностями. Шерлок вот уже месяц не получал новых дел, а если он начинает скучать, становится опасно... — Какое мне дело до Шерлока? — пожимаю я плечами и прохожу на кухню. — Чаю? — Когда вы, инспектор, последний раз выезжали на вызов? Сами? — Сахара кладу три ложки! — отзываюсь я, прекрасно помня, что Холмс не кладёт сахара в чай. — Это неприемлемо, — продолжает тот, добавляя в голос льда. — Если что-то не изменится, если вы не сумеете пережить... происшествие, то вам помогут с этим. Я позабочусь, чтобы вы не оказались разочарованы размерами "заслуженной пенсии". — Угрожаете? — спрашиваю, возвращаясь в гостиную, ставлю чашки на стол. — Предупреждаю, — тонко улыбается Холмс. — Советую взять завтра выходной, подумать о моих словах. Может, пенсия для вас станет наилучшим выходом, Грегори, — моё имя он произносит тише, тянет каждую гласную, смотрит в глаза. Холмс — он твёрдый. Твёрдый и жёсткий, привык держать жизнь за горло, не терять зря времени. Понравился человек — значит можно с ним и переспать пару раз, у человека появились трудности, он перестал выполнять свои обязанности любовника, стал нецелесообразен? Значит, сообщим ему об этом и попрощаемся, и будем считать, что ничего не изменилось, всё как раньше. Вот только то, что до связи вызывало усмешку, теперь ожогами оседает на коже. Как был человек дураком, так и остался, только вот одну глупость он не совершит больше никогда. Давя приступ кашля, складываю руки на груди, спрашиваю ровно: — Это всё? — Мало? — поднимает Холмс брови, а я стискиваю зубы от внезапно накатившей злости, так хочется заехать ему по морде. Конечно, он замечает мою реакцию, неприятно улыбается уголками губ, поднимается с кресла, зонт покачивается на руке. — Обдумайте мои слова, — обманчиво мягко просит Холмс, перед тем как направиться к выходу. Как только дверь за ним захлопывается, я оседаю на пол. Лёгкие скручивает приступ кашля. Я очень стараюсь, но выхаркать сердце наружу так и не выходит… *** Сегодня у меня выходной, тот самый, что милостиво вручил мне Холмс. Пустой ненужный день, проведённый за бесполезными раздумьями. Это оказывается так трудно, найти причину жить, но мне повезло, я инспектор Скотланд Ярда, и потому не приходится ничего выдумывать. Помощь людям — чем не причина? Перспектива же провести остаток жизни травясь в барах на деньги государства, чтобы потом, в один из дней, просто не проснуться, на деле — пугает до чёртиков. Угрозы Майкрофта обретают плоть. Интересно, он сам-то понимает, что обречёт меня на медленное самоубийство? Он не предложил перевестись, взять отпуск, сменить должность, уволиться — нет. Он решил сразу отстранить меня. Пожизненно. Выкинуть, как порченый материал, потому что я вновь стал "Неудобен". Наверное, то, что он пришёл предупредить о такой возможности, нужно считать признаком расположения — Ха-ха! Просто тяжело будет найти кого-то способного терпеть Шерлока. Ему нужно моё сотрудничество, участие в расследованиях, дабы в них мог принимать участие и Шерлок, что ещё? Сдавать во время документацию? Пить чай с коллегами? Я сделаю. Да, сделаю, ведь работа — всё, что у меня осталось. Гордость и самоуважение давно похоронены подле с Кристи... Надеюсь, они не дают ей скучать. Даже в свои лучшие годы, я просиживал сутками над нераскрытыми делами. Помню, как злилась Аннет, когда я открывал в кровати папку с выписками из дела... Наверное, в конце концов, Холмс оказал мне услугу, я слишком погряз в жалости к себе. Что ж, придётся на этот раз доставить Майкрофту удовольствие, последнее удовольствие, я надеюсь.