Сломанный

— Так почему на фото была твоя машина? — спрашиваю я, подтягивая колени к груди. Майкрофт на миг замирает. Галстук, который он только начал завязывать, вздрагивает в его пальцах. Воспоминания о тех событиях до сих пор отдаются болью. Холмса мучает вина. Мне не вернуть родных, но я знаю, кто виноват в их смерти, и это не Майкрофт. Стрелки часов только-только перепрыгнули шестичасовой рубеж, солнце ещё не показалось из-за домов, а Майкрофт уже собирается по государственным делам. Он совсем заспанный, волосы топорщатся, а на щеке виднеется отпечаток подушки. Я невольно умиляюсь такой мелочи. Его могло бы здесь и вовсе не быть... Я наблюдаю за его приготовлениями с кровати, ничто в мире не заставит меня вылезти из неё раньше 10 в выходной. — Водитель должен был встретить меня у аэропорта, — отвечает Майкрофт на мой вопрос. Голос его звучит глухо, пальцы продолжают трудиться над галстуком. — Так получилось, что он был ближе всех к месту... событий. Я перенаправил его, чтобы иметь скорейший отчёт. — Но почему ты не убрал фото из архива? — не унимаюсь я. — Вероятность, что ты запомнил номер, стремилась к нулю. Я использовал эту машину при тебе лишь однажды, да и ты тогда был не в лучшей форме. — Не в лучшей форме? — Выпивший. — Значит, недооценил меня, — хмыкаю я, заваливаясь на спину и натягивая одеяло до подбородка. — Никогда не совершал подобной глупости, — говорит Майкрофт, и добавляет тише, — не по отношению к тебе, по крайней мере. — А Шерлок, откуда он узнал про Мишмана? Зачем вообще сказал мне о нём? Вы с ним, кстати, помирились? Последний раз, когда я его видел, он обещал лично придушить тебя, если решишь выкинуть что-нибудь настолько же глупое. И, эй! Не смотри на меня так! Это его слова. Хотя я с ними и солидарен, — последние слова бурчу под нос. Майкрофт прекращает возиться с галстуком, подходит к кровати, присаживаясь на угол. Я отмечаю, как великолепно он выглядит в чёрном костюме. — У Шерлока свои пути получения информации. И он, по его же словам, — Майкрофт делает многозначительную паузу, — не допускал сомнений, что покопавшись в личном деле Мишмана, ты разберёшься в происходящем. По его мнению, я бездарный конспиратор. Он уже предвидел наше "счастливое воссоединение во имя победы глупости". Но этого не произошло. Ты стал рыть дальше, привлёк к себе внимание. Конец истории сам знаешь. — Да, знаю... Ты решил вместо нормального разговора, обезопасить меня, записавшись на беседу с Всевышним. — Ты можешь думать, что хочешь, но вариант был не так уж и плох, — я с силой толкаю его в плечо. — Ну ты и придурок. Майкрофт не уходит и не обижается, вместо этого он наклоняется ко мне, говорит: — Но этот вариант мне нравится больше. Его губы горячие, тело твёрдое, сильное. Он полностью одет, и это возбуждает. Тяну его на себя, окутываю руками, ногами, желанием. Никуда не отпущу, никому не отдам. Внутри всё сводит от жажды, от жадности, от затаённого страха. Мы цепляемся друг за друга, дышим только благодаря поцелую. Сплетаются языки, жар ударяет в пах, я нетерпеливо расстёгиваю Майкрофту ремень. Галстук летит в сторону, вслед за ним отправляется рубашка, я выгибаюсь под прикосновениями. Только не останавливайся, не останавливайся, Майкрофт. Его пальцы сжимают мою мошонку, язык спускается ниже, чертит узоры на груди, обводит мышцы торса, а губы резко обхватывают головку. Наслаждение разливается по конечностям, я зарываюсь пальцами Майкрофту в волосы, насаживая его на свой член, трахая его рот. Так горячо, так влажно. Его ладони на моих ягодицах, сжимают, пробираясь ко входу. Я шире расставляю ноги, я хочу его. С чмоканием он отрывается от моего члена. Головка влажно блестит. Майкрофт раскраснелся, пошлая улыбка скользит по его лицу. «Чего ты хочешь?» — спрашивает он, подтягиваясь выше, не отводя взгляда. — Трахни меня, Майкрофт, — выдыхаю я. Нет больше сил терпеть. Меня не заставляют долго ждать. Твёрдая головка давит на колечко мышц, я расставляю ноги шире, подаюсь вперёд. Боль приятна, она напоминает мне, что я всё ещё жив. Что ты жив, и ты во мне. Нет ничего прекраснее этого. Майкрофт толкается глубже, замирает, говорит своим бесконечно эротичным голосом: — Я весь в тебе, Грегори. Я отвечаю неясным стоном. Майкрофт начинает двигаться, сначала медленно, а потом наращивая темп. Он вбивается в меня по самые яйца, а я выгибаюсь, не сдерживая стонов. Внутри всё горит, член истекает смазкой. Рука Майкрофта двигается по нему, вверх и вниз, вверх и вниз. Я выгибаюсь в приступе экстаза. Калейдоскоп искр под веками слепит. Майкрофт кончает спустя мгновение. Обессиленный, он падает на меня. Мы тяжело дышим в унисон, словно у нас одни лёгкие на двоих, одно тело, словно мы — одно существо. — Ты не опоздаешь? — на грани сознания спрашиваю я. Веки слипаются. — И без меня обойдутся, — отвечает Майкрофт, и я успокаиваюсь, на крыльях дрёмы уносясь в страну иллюзий. Я просыпаюсь от странного, но знакомого звука. Прислушиваюсь. Звук повторяется. Рука Майкрофта лежит на моей талии, я аккуратно выбираюсь из-под неё. За окном темно. Неужели мы спали так долго? Но если вспомнить, какой изматывающей была неделя, то ничего удивительного. Бам-бам - доносится с кухни. Словно кто-то бьёт резиновым мячиком об пол. Спускаю ноги с кровати, пол холодит ступни, икры мгновенно покрываются мурашками. Натягиваю валяющиеся здесь же трусы и иду на кухню. Там темно, как в пещере, но мне почему-то не хочется включать лампу, вместо этого я поворачиваю жалюзи на окне, впуская лунный свет. В углу кухни, рядом с ножкой стола сидит Кристи. В руках у неё мячик, она кидает его об пол, и тот, отскочив от стены, возвращается к ней в руку. Бум-Бум. На ней красное платьице в горошек и летние сандалики, словно сейчас середина лета, и она только что вернулась с прогулки. Кристи поворачивает голову, и её прекрасное круглощёкое личико озаряется улыбкой. — Папа! — восклицает она, бросаясь ко мне. Я подхватываю её на руки, кружусь с ней по кухне. Она лёгкая, как пушинка и такая худенькая. В животе рождаются бабочки, поднимаясь к сердцу. Я плачу, зарываясь ей в волосы. Кристи. — Папочка, — шепчет Кристи. — Я так скучаю, безумно скучаю. Когда ты уже придёшь ко мне, когда? Я целую волнистые волосы, не в силах поверить, не в силах оторваться, отпустить. — Я тоже скучаю, так скучаю, Кристи... — Папа... папочка... Кристи прерывисто дышит, словно каждый вдох даётся с трудом. Я вдруг чувствую, что она холодна как лёд. Перехватываю её под колени, сильнее прижимая к себе. А Кристи вдруг дёргается, кричит, а потом обмякает. — Так холодно, папа, — жалуется она. По пухлым губкам ползёт синева, кожа белеет, из взгляда уходит жизнь. Спустя мгновение, она замирает, худенькие ручки безжизненно свисают, голова запрокидывается. Что-то с хрустом ломается внутри, спазм сжимает сердце. Я зову Кристи по имени, качая на руках, как когда-то в детстве. Но уже слишком поздно. Снова поздно. Её не вернуть. Опустившись на колени, я медленно кладу холодное тельце на пол, нежно целую веки, расправляю летнее платьице. Встаю, потеряно оглядываясь по сторонам. Взгляд цепляется за подставку для ножей. Майкрофт безмятежно спит, чуть дрожат ресницы, мерно поднимается грудная клетка. Ласкаю кончиками пальцев его скулы, обвожу контур губ. Майкрофт что-то неслышно бормочет во сне. Я спускаю ладонь ниже, различая стук сердца. Я не смогу жить в том мире без тебя, Майкрофт, а ты — не сумеешь здесь, без меня. Майкрофт ворочается, сонно моргает, улыбается кончиками губ. Я поднимаю в воздух кухонный нож, и, в следующее мгновение, с силой вонзаю лезвие Майкрофту между рёбер. Всюду кровь, на руках, на простынях, на стенах. Кровь смешивается со слезами, с хрипами, с болью. С безумием. Весь мир — это кровавое месиво. Не видя ничего кроме красного марева, вновь заношу нож и всаживаю его себе в грудь по самую рукоятку. Вырываюсь из сна с криком. Под рёбрами режет, трепыхается сердце. — Майкрофт,  Майкрофт! — задыхаясь, зову я. Крепкие руки обхватывают меня за плечи, прижимают к себе. — Тихо, тихо, всё в порядке, это просто сон, кошмар. Я лихорадочно шарю по своей груди, а потом, и по груди Холмса. Никаких смертельных ран. Никакой крови. Просто сон. Сон.  Начинаю понемногу успокаиваться. Я снова могу дышать, но отголоски страха то и дело пускают сердце вскачь. — Мне приснилось, — бормочу я, — что я сошёл с ума и убил сначала тебя, а потом себя. И было столько крови. Боже, сколько было крови. Всюду. И ты не дышал. А ещё там была Кристи... — Значит, считай, что это пробуждение — наше новое рождение, — шепчет Холмс мне в самое ухо, щекоча дыханием. Я не совсем понимаю, о чём он. Сон уже немного выцветает, краски теряют яркость. Просто ещё один кошмар, один из многих. — Что? — переспрашиваю я. — Наше новое рождение, наш шанс. — А ты всегда видишь что-то хорошее, даже в самых неудачных раскладах, да? — хмыкаю я, мне определённо легче. — У меня есть к этому определённые способности. — К чему у тебя ещё есть способности? — Скоро ты всё узнаешь, — обещает Холмс, не сводя взгляда с моих губ. Под взглядом любимых глаз я расслабляюсь. Призрак сна окончательно исчезает за нарастающим возбуждением. Холмс — моё лекарство от безумия. Мы - два изломанных человека, с ополовиненными душами. Мы нужны друг другу. Он нужен мне. Я не отпущу тебя, Майкрофт. Не отпущу.

********************* ~~~~~ Если вы дочитали фик до конца и наткнулись на эти строчки, значит я писала не зря :) Я буду очень благодарна если оставите мне в комментариях пару слов (или больше :)). Спасибо!) ~~~~~