Танцующие вороны

      — Нахрен ты вообще на это согласился?       Ганнибал развернулся на стуле ко входу в гримёрку и увидел там Мёрдока. Его маленький сутулый силуэт никак не шёл вровень со здешними высокими и подтянутыми телами актёров. Быть может, именно эта сутулость и лохматость выделяла Мёрдса даже на фоне других детей и именно поэтому его легко было найти среди толпы.       — Ты же сам знаешь, — вздохнул Ганнибал, вновь повернувшись к зеркалу. Конечно, вся это новомодная херня в виде косметики, париков и прочего была ему в новинку, но делать нечего. Всегда приходится чем-то жертвовать. — Вообще, это тебя должны были переодеть, Мёрдс, не меня.       — Придержи язык. Я сразу предложил свалить отсюда! — шикнул Мёрдок, топнув ногой. — А ты? «Ой, нет. Ой, нас будут искать. Ой, если уж провинились, то давай, блять, платить!» — Мёрдок продолжал издеваться над старшим братом, уродливо пародируя его голос.       Младший Никкалс за несколько шагов оказался рядом с Ганнибалом, держащим в костлявых руках бритву. На его треугольном подбородке уже красовалась пена для бритья, медленно и противно стекающая вниз. «А ведь хотел усы отрастить… Не вышло».       — Ты предпочёл вот это свободе, — злобно прошептал Мёрдок, сжимая в кулаке пузырёк духов.       — Да нет же, — Ганнибал серьёзно посмотрел на младшего брата. В ответ из-под растрёпанной пепельной чёлки на него глядели два яростных гетерохромных глаза. — Это закон жизни, Мёрдс. Провинился — плати. Будешь бежать — получишь вдвойне.       Кажется, хрустнула бритва. Ганнибал не рассчитал и сжал её основание с такой силой, что лезвие выдавило наружу.       — Блять, как же ты не поймёшь! — Мёрдок саданул кулаком по столешнице. Несколько пузырьков с духами и кремами синхронно подпрыгнули. — Рождённый бегать — пизды не получит. Я твержу тебе это постоянно! А ты…       — Если тебе что-то не нравится, — раздражённо оскалился Ганнибал, — пожалуйста, уходи! — он всплеснул руками. Осколки бритвы упали на пол с характерным лязгом. — Тебя никто не держит.       Мёрдок замер, отвернулся, потупив взгляд, и сжал зубы:       — Спасибо, брат.       Последнее слово прозвучало как-то излишне равнодушно. Слишком чётко, чтобы попытаться пропустить мимо ушей.       «Я же совсем не это имел ввиду, — Ганнибал проводил взглядом напряженную фигуру младшего брата. Но делать было нечего, надо же сохранять роль строгого старшего брата. — С годами это становится всё невыносимей».       — Найдёныш!       Ганн сразу же обернулся на громкий голос, закончив с примеркой беловолосого парика, кудри которого уже выцвели от старости.       На пороге гримёрной, где минуту назад стоял Мёрдок, появилась высокая темноволосая женщина в строгом костюме. Скорее всего, продюсер или типа того (или «губастая кляча с бумажками вместо мозгов», — как выразился Мёрдок). Но в чём-то Ганнибал был с ним согласен: эта женщина действительно была помешана на своих бумагах, связанных с будущим выступлением.       — Скоро твой выход… как-там-тебя? Кхм, неважно. Не угробь всё, иначе… ну, ты понял — выгонят вас, — продюсерша что-то чиркнула у себя в планшете, пригрозив Ганну шариковой ручкой, и ушла так же стремительно, как и зашла.       — Пиздец, — выдохнул Ганнибал, глядя на отражение в зеркале. «А может и правда надо было валить?» Но при мысли об этом почему-то появилось такое чувство, будто что-то не так… «Может, нужно вернуться домой?» Но стоит Мёрдоку сказать это, кажется, без синяков и шишек не обойдётся…       Как же не хватало дома: крыши над головой, своей комнаты и кухни, полной сигаретного дыма. Быть может, даже отца, Себастиана, вальяжно раскачивающегося на стуле, закинувшего ноги на обеденный стол и зажигающего уж какую сигарету подряд. Не то чтобы Ганнибал скучал по нему, наоборот, он даже был рад, что хотя бы на день (или два? Или они с Мёрдоком вообще никогда не вернутся домой? «Не-ет, абсурд!») избавился от побоев и этих навязчивых касаний.       Ганнибал поёжился. По спине пробежался неприятный холодок, а на лбу выступила мерзкая испарина. «Провинился — плати».       Наконец сцена озарилась яркими лучами света прожекторов. Зрители стихли, внимая всему, что творилось у них перед глазами. На полукруглую сцену, половина которой была закрыта плотным занавесом, сначала подали густой дым, прям как в кино. Заиграла нежная музыка, кажется, был слышен даже саксофон.       На сцену выпорхнули танцовщицы. На их стройных бёдрах раскачивался фиолетовый и розовый шёлк, элегантно облегающий формы.       Мёрдок давно научился ценить девичью красоту. Сейчас ему девять, и он с изумлением и долей презрения наблюдал за сценой, зная, что где-то там, среди этих фарфоровых красоток есть его уродливый (по сравнению с ними) старший брат. Он напряжённым взглядом пытался выискать на сцене Ганна (правда, из-за кулис, когда рядом стоит мерзкая продюсерша, это делать было дико неудобно), но кроме коротких шёлковых юбок и вызывающих девчачьих поз так ничего и не нашёл.       Поднимаясь на маленьких ножках, танцовщицы плавно закружились, застывая в обольстительных позах. «Очень сексуальных», — отметил про себя Мёрдок. Полупрозрачный бархатный шёлк струился маленькими золотистыми змейками, оголяя подтянутые бёдра.       Девушки качнулись и разом опустились на мягкие подушки. Осталась только самая гибкая, с красивыми глубокими глазами. Извивая фиолетовую накидку, почти не касаясь сцены, она казалась нарисованной. «Как в каком-нибудь порно-журнале». Серьёзный взгляд танцовщицы был устремлён куда-то вдаль, не на зрителей. Она протянула свои бледные руки вверх и застыла с полуприкрытыми глазами. И вдруг, словно опьянев от сладких образов, откинула белые косы, переплетённые цветами, топнула каблуком и зазвенела кольцами и браслетами. Не улыбаясь, серьёзная, в вызывающей позе она закружилась ещё стремительней, ещё красивей.       Жаль, Мёрдок очень поздно понял, что это и был его старший брат. Под всем этим хламом в виде серёжек, браслетов и шелков худое, сутулое тело Ганнибала выглядело очень… привлекательно. Мёрдок даже подумывал зайти к этой девушке в раздевалку после выступления, но, увы, всё сложилось иначе.       — Неплохо сплясал, — Мёрдок исподлобья наблюдал за тем, как Ганнибал переодевался. Снял белобрысый парик, стирал ватой дешёвую тушь и расстёгивал своё платье. Слишком красиво и медленно, как будто специально. Он был чертовски привлекателен в этом девчачьем прикиде: в облегающем платье, с вызывающей косметикой… «На шлюху похож». Мёрдок тряхнул головой. Это было самое идиотское сравнение старшего брата с кем бы то ни было.       Хотя в этот момент Мёрдок был бы не против старшей сестры, а не брата.       — Э-э-э, — Ганнибал потупил взгляд, через зеркало глядя на младшего брата, — спасибо, как бы…       — Я бы смог лучше, — оскалился Мёрдок. — Меня стоит только на сцену выпустить, и тупые глаза зрителей загорятся только так!       — Хах, узнаю младшего брата, — ухмыльнулся Ганнибал, наконец покончив с застёжкой на плече. Если честно, ему даже нравилось слушать то, с каким энтузиазмом Мёрдс рассказывал об этом: о сцене, иногда о своём будущем. Без него, Ганнибала, и без семьи.       — Не веришь? — Мёрдок подошёл к столешнице, с отвращением заметив, какой страшной стала рожа Ганна с потёкшей тушью. — Ты мне не веришь, что ли?       — Да брось, Мёрдс. Честно, мне всё равно, — вот что-что, а эта грёбаная настойчивость Мёрдока просто выводила. Особенно, если он в упор отказывался идти хоть на какой-нибудь компромисс. «Как сейчас».       — Вставай.       Мёрдок на полном серьёзе глянул на брата и отошёл назад, глубже в гримёрку, где было больше места, и, не сводя взгляд с непонимающего лица брата, встал в… угрожающую и довольно странную позу, больше похожую на боевую стойку.       — Э-э, я думаю, это не самое подходящее время для… — Ганнибал нервно закусил губу. — Ты меня ударить хочешь?       — А вот встань и проверь, — Мёрдок одарил братца острозубой ухмылкой.       Старший Никкалс какое-то время отнекивался, утверждая, что в любой момент к ним в гримёрку может войти продюсер или кто-то из её окружения. Но всё-таки сдался. Устало выдохнул, до приятного хруста прогнулся в спине и подошёл к Мёрдоку, протянув вперёд руку, выжидая.       — Ну, ударяй, — вместо этого мальчишка подхватил ладонь Ганна своей костлявой лапищей и рванул на себя. У старшего чуть глаза из орбит не вылезли от… приятного, можно сказать, удивления. — Мёрдс, ты бухнул чего?       — Заткнись.       Мёрдок, не глядя, врезал пяткой по кнопке на стареньком магнитофоне, заваленном костюмами и прочим хламом, и просторная (хотя, Ганн думал, что комната, наоборот, довольно тесная. «Или потому что Мёрдок рядом?») комната наполнилась звуками вальса. Ганнибал нерешительно шагнул ему навстречу, оказавшись… недостаточно близко. «Что происходит, Мёрдс?» Ганн ждал, что Мёрдок рассмеется, но тот был абсолютно серьёзен. Он осторожно сжал его ладонь и уверенно коснулся поясницы.       — Я научу тебя, как правильно, Ганни, — Мёрдок оскалился, и сердце Ганнибала застучало набат. Хотелось спросить: «Какого хуя, блять?» Но почему-то именно в этот, сука, момент язык напрочь отказывался проявлять хоть какие-то признаки жизни, собственно, как и чувство уверенности.       Ганнибал никому не позволял касаться своего тела. И когда кто-то спрашивал почему, ответ всегда был одним и тем же: «Тяжёлое детство». О подробностях он старался просто не думать, потому что больно. Да и складывалось ощущение, как будто от этих воспоминаний все синяки и гематомы начинали ныть и гореть ещё сильнее.       Но как бы Ганн не упирался, всегда доставалось. То бутылкой по голове от выпившего отца, то от дворовых хулиганов, которые частенько зажимали его в подворотне около дома и забирали всё ценное (но обычно, кроме сигарет, они ничего не находили). Даже если Себастиан всё слышал (а он слышал, ведь Ганнибал кричал громко, надеясь то ли на то, что отец всё-таки смилуется, выйдет во двор и вытащит старшего сына из перебранки, то ли на Мёрдока, который для своих девяти лет бил уж очень сильно), то ему было попросту лень или похуй.       А про Мёрдока вообще не хотелось говорить. Уже в детстве он чувствовал себя брошенным, как будто без семьи (ведь её практически и не было), и Ганнибыл видел это. Видел, как его младший братишка страдает, сидя на крыше их ветхого домишки и выкуривая уж какую сигарету подряд. Именно в такие моменты Ганну было приятно выслушать Мёрдока, попытаться помочь, хоть и тщетно, ведь младший всегда утверждал, что он сильный и справится со всем дерьмом в этом сгнившем мире сам! Но словам девяти летного мальчугана тяжело поверить, не так ли?       — Ты никогда не умел держать ритм, — на удивление спокойно отреагировал Мёрдок, когда тело Ганнибала качнулось невпопад музыке.       Парень напрягся. Правая рука Мёрдока заскользила по его спине, задевая очертания позвонков, и Ганн покраснел, но отвернулся, чтобы брат не заметил. «Сука, — мысленно выругался Ганн, — стесняться младшего брата — что за чертовщина?» Но с другой стороны, Ганнибал считал танцы вертикальным сексом, а вальс, тот танец, который они сейчас неумело исполняли, — это вообще нечто особенное. Что-то эдакое, которое по-настоящему танцуют только влюблённые на свадьбах или во время другого важного праздника. Но нет, это сейчас делают они. Они, Ганнибал и Мёрдок, два родных брата… два, сука, парня…       Хотя, это, должно быть, последнее, что заботило Ганнибала. Самое важное сейчас и чрезвычайно близкое — это Мёрдок, с глазами фанатика уставившегося на парня, и правая рука Мёрдока, прежде находившаяся на спине, а сейчас спустившаяся непозволительно низко.       — Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три, — одними губами шептал Ганн, пытаясь не сбиться и случайно не наступить на ногу младшему брату.       Они вполне сносно кружились по комнате. Но с музыкальным сопровождением воображение вырисовывало не захламлённую гримёрку, а красивый бальный зал. Это даже завораживало.       Ганнибал и не подозревал, что может двигаться так. Слишком красиво и элегантно, даже для себя. Легко, без усилий. Нет. Только с Мёрдсом. И вальс здесь был ни при чём. Рядом с братом Ганн всё мог делать легко и без усилий, как грёбаная Золушка в одноимённом фильме.       Ганн слишком засмотрелся на совершенное лицо своего младшего брата и… наступил ему на ногу. Опять.       — Полегче, дылда! — Мёрдок совсем не выглядел сердитым. Скорее, непривычно расслабленным, даже для себя самого. Неужели танцы для юного Никкалса служили чем-то, вроде сигареты? Неужели они действительно расслабляли?       — Эми Дарл такое не понравится! — «Он издевается?» Имя школьной подружки Ганна, слетевшее с губ Мёрдока, было подобно ведру ледяной воды.       Старший Никкалс задрожал, сбился с ритма и ещё пару раз наступил Мёрдоку на ноги. Как вовремя щёлкнула кнопка магнитофона — музыка замолчала.       — Под этот вальс, Мёрдс, отец танцевал с нашей мамой, — на глаза навернулись слёзы. Это грёбаное чувство, как будто чего-то не хватает, разгоралось где-то глубоко внутри и выплёскивалось наружу редкими жгучими слезами, от которых щипало глаза. Ганну было уже семнадцать, а он ревел, как девчонка! «Как тупо».       — Прежде, чем… — прошептал Мёрдок и чуть не выругался, когда увидел помрачневшее лицо Ганнибала.       — Прежде, чем…       Ни один из них не сказал этого вслух: «прежде, чем она погибла». Собственно, после этого Себастиан запил, и отношения в семье заметно ухудшились.       — Но теперь у меня есть ты, братишка, — Мёрдок оскалился, и в его глазах блеснули слёзы. — И я никому-никому тебя не отдам. Даже этому придурку отцу.       Эти слова звучали так наивно, почти по-детски, но в них почему-то очень хотелось верить. В тяжёлые моменты, которые всё-таки довелось пережить двум ещё молодым братьям, они чувствовали друг в друге ту поддержку, что обычно очень редко встречается у родственников. Как у лучших друзей. Или даже больше.       А вот это уже было слишком для Ганнибала!       Он мгновенно рванул вперёд, сокращая и без того маленькое расстояние между ними, обнял неуклюже, но решительно и потянулся к губам. Его уставший взгляд прикрытых глаз встретился с двумя гетерохромными глазами сейчас широко раскрытыми в недоумении.       — Прости, — Ганн подался вперёд и осторожно, совсем невесомо коснулся губами приоткрытого рта Мёрдока.       Развратный, неопытный и острый язык юного Никкалса быстро справился с языком Ганна, завлёк, заласкал, заставил двигаться в своём ритме. Совсем как в танце.       Ноги сделались ватными и подкосились бы, но Ганн удержал его. Всё ещё не прерывая поцелуя, прижал к тёплой худощавой груди. Костлявые ладони заскользили по маленькой спинке, пролезли под футболку и задрали наверх, собрав её на груди. Перевёрнутый сатанинский крест коснулся ключиц, осыпая на тело тысячу мурашек.       Трясущейся рукой Мёрдок заскользил вниз по спине брата и нерешительно остановился прежде, чем коснулся упругих ягодиц. Ганн вздрогнул и как-то нерешительно (или так показалось?) взглянул на мальчика.       — Мёрдок… — старший Никкалс тяжело и громко вздохнул, расцепляя объятия. Он отошёл к зеркалу и, облокотившись кулаками в столик, опустил голову. «Ты же хочешь этого, сука, с родным братом… Как так можно, идиот!» — Это была плохая идея… Всё это… Ты прав, нам пора сматываться. Возвращаться обратно домой…       — Домой? — резко перебил Мёрдок. Его тонкие брови заметно нахмурились. — Ты, блять, сдурел? Чё ты несёшь? Пять секунд назад целовался со мной, а теперь домой хочешь?       — Отец будет волноваться.       — Да ему на нас плевать! — гаркнул Мёрдок, живо размахивая руками. — Зуб даю, он даже не заметил нашего ухода! Да… да я, блять, лучше почку продам, чем вернусь в наш «дом»!       — Останешься здесь? Так понравилось под юбки заглядывать? — повысил голос Ганнибал, не сдержав порыва кипящих внутри чувств. Это было так тупо! Сначала Мёрдс не хотел здесь быть, жаждал убраться как можно скорее, а теперь, когда и Ганн всеми руками «за», говорит «нет»? Как можно понять этого противоречивого человека?       Мёрдок врезал кулаком по лицу Ганнибала. По его смазливой роже, которая давно уже соскучилась по хорошим взбучкам и обнаглела.       — Следи за языком, Ганн, я не говорил, что хочу здесь остаться! Я предлагал тебе смотаться, а ты, блять, решил выступать! А теперь я тебе говорю: мы не будем возвращаться домой. Там нас никто не ждёт, и я окажусь прав. Как всегда.       — Но…       — Заткнись и послушай! — гаркнул Мёрдок, схватив старшего брата за цепочку на шее. — Перед нами открывается целый грёбаный мир, и он ждёт нас. Тебя, меня, и он долго думать не будет. Решайся, Ганн, сейчас или никогда.       Ганнибал потупил взгляд. Он смотрел на Мёрдока, как на безумца, который только-только совершил публичное убийство, но искренне твердил, что не виноват. Кажется, старший Никкалс почувствовал, как на его глазах полопались сосуды от напряжения.       — Это всё так сложно… Я не могу вот так спокойно дать ответ. У нас даже средств нет. Ну, отправимся мы в город, и что? Без дома, без денег и без нормальной одежды… Кому мы там такие нужны?       — Лондону нужны! — с нездоровой радостью воскликнул Мёрдок. — Пройдёт год-два, и мы будем знамениты. Ты и я. Вместе.       Никкалс сжал ладонь Ганнибала в кулаке и потянул на себя.       — Уверяю тебя, в каждом телеке о нас будут говорить!       — Это ненормально, Мёрдок, — Ганнибал осторожно вытянул свою ладонь из хватки младшего брата и угрюмо посмотрел на неё. — Мы же ещё дети. Нам надо вернуться домой, взять денег, одежду или типо того… Нельзя же вот так необдуманно идти куда попало?       — Ты убиваешь во мне желание звать тебя с собой, — нахмурился Мёрдок. — Как давно ты стал таким занудой?       Если бы этот разговор случился пару лет назад, когда в глазах Ганнибала ещё не потух детский огонёк мечтателя, он бы, не раздумывая, согласился пойти с Мёрдоком хоть на край света, а сейчас… сейчас Ганнибал уже повзрослел и, кажется, своим занудством стал похож на старого деда.       — Когда открыл глаза на реальный мир, Мёрдок, а ты всё ещё смотришь сквозь розовые очки, — Ганнибал серьёзно посмотрел на младшего девятилетнего брата.       «Он шутит? — вдруг подумал Мёрдок. — Этот придурок шутит? Скажите мне кто-нибудь, что это шутка! Тупая, не смешная, но шутка!»       — Забери свои слова назад, Ганн, — юный Никкалс показательно хрустнул костяшками, вставая в боевую стойку. — Или я заставлю тебя это сделать.       — Ударишь?       И Ганнибал еле успел увернуться от полетевшей в него бритвы. Мёрдок тяжело и громко дышал, как разъярённый бык. Его ноздри заметно раздувались при каждом шумном вдохе-выдохе, зубы заметно сжались, а всё тело напряглось.       — Ты пожалеешь, брат. Я докажу тебе и этому ублюдку-отцу, что я вовсе не маленький. Этот мир ждёт меня, Ганнибал, а я жду его! С этими словами Мёрдок развернулся спиной к старшему брату, какое-то время постоял на месте, наверное, осмысливая всё происходящее, после чего просто ушёл. Ушёл, громко хлопнув за собой дверью гримёрки.       Мальчишка прошёл мимо негодующей продюсерши, громко отправив её на три буквы, и вышел из этого недотеатра через чёрный ход.       И единственное, что грело чёрную душу этого пацанёнка — это мечта, которую он лелеял на протяжении всей жизни. Мечта собрать собственную группу, которая никогда его не предаст… Не то что старший брат.