You're just a sad song with nothing to say.

— Джерард Уэй, ты знаешь, почему ты здесь? Кабинет директора, который, конечно же, выглядит в десять раз лучше, чем любое другое помещение школы. Кожаные кресла, дорогие обои, деревянный стол, ковер. И на одном из таких кресел сидит Джи, который на самом деле не совсем понимает, зачем он здесь находится. Ему кажется, что ничего плохого не произойдет, ведь он никогда не доставлял никаких проблем учителям. Однако, что-то все же заставляло Джи паниковать. — Нет. Но я могу предположить, что дело в Свене Монтенегро. Я ничего плохого не сделал. И если вы об учебе, то- — Испорченное имущество школы, драка на улице, пропуск занятий и издевательство над учениками. — перечислил директор — Ты правда думаешь, что на это можно закрыть глаза? Учителя говорят, что на твоих руках много увечий, ты плохо учишься и практически ничего не делаешь на занятиях. От этих слов на самом деле стало не по себе. Чёрт! Он знал, что тот день без кофты ему аукнется. И он знал, что разбитое зеркало не спустят с рук. Но драка? Издевательства над учениками? Сейчас Уэй чувствует себя настоящим засранцем в глазах педагогического коллектива и директора. И это весьма неожиданно. Но ведь ему стоило понимать, что когда-нибудь все это дойдёт до директора. А он был весьма зол его поведением. Брови сведены, челюсть сжата. Ждать остается, увы, но худшего. — Что ж. Не потрудишься ли ты объяснить мне, что заставило тебя так испортить себе авторитет? — голос директора был сдержанным и пугающим — Зачем ты издеваешься над девочкой? «Издеваешься». Джерард чуть было не открывает рот, услышав слова директора. Неужели никто, кроме него, не понимает, что произошло? Его действительно вызвали, даже не зная, что прямо сейчас, на втором этаже, посреди коридора висит стенгазета, главным героем которой является он? Джерард не мог скрыть свое удивление. От недоумения он чуть было не потерял челюсть. Уэй не сдержался, и неуверенным голосом начал оправдываться, надеясь на то, что ему поверят и отпустят. Поймут, что не он должен сидеть и оправдываться, а одна мелкая идиотка. — Она украла мой дневник! Она распечатала то, что было в нем написано и выставила на всеобщее обозрен- — Меня не интересует то, что она сделала. Ты не имеешь права вести себя таким образом. — так мерзко и злобно — Я уже позвонил твоим родителям и скоро они будут здесь. — резко сказал директор — Сейчас я даю тебе время подумать над своим поведением. У тебя будет целых две недели на это и, надеюсь, что ты вернешься сюда с чистой головой. Джерард сглатывает. Губы сжимаются в тонкую линию. В глазах отражается страх, а руки нервно трясутся. Голова словно наполнилась свинцом, выступил пот, стало заметно жарче. Две недели. Джерарду запретили появляться в школе две недели. Это очень плохо. Это скажется на его поступлении, а родители просто пристрелят его сразу после того, как узнают. Он не знает, что делать с этим. Скоро в школу заявятся родители, которые, скорее всего, убьют его. И теперь Джерард точно не знает, что более волнительно из этого всего. Невзаимная любовь, публичный позор, драка, запрет ходить в школу на две недели или кофе, который сейчас очень пригодился, если бы не был разлит. Стоит ли вообще что-то делать? Весь мир буквально всполошился против него. О да, это звучит очень эгоистично, но когда ты сидишь в коридоре, в ожидании громадного пиздеца, ты, возможно, имеешь долбанное право переживать по этому поводу. Ты имеешь практически полное право думать о своих проблемах, особенно если твоя жизнь состоит только из них. Не все люди способны думать о том, насколько великолепна погода на улице, когда позади катится огромный шар из проблем. Кажется, этот самый комок, шар, сфера, не важно. Кажется он уже давно раздавил Джерарда. (Если не остановился на одном месте, продолжая давить на его тело, заставляя корчиться от боли и не давая дышать.) В комнату ожидания входит, нет, вламывается расстроенная мама. Джи дрожит под взглядом отца, чувствуя холодный ужас, пробегающий по телу. И он ничего не слышит. Он не слышит маму, которая бегло задает вопросы. Он не слышит директора, который позвал ее с отцом в кабинет. Словно он находится на глубине океана, наблюдая за всем, но не слыша слова. Кто-то подхватил его за руку и повел в неизвестном направлении. Только подходя к двери, где было написано «школьный психолог». Джерард понял, в чем дело. Оглянувшись на человека, который держал его за предплечье, он понял, что дело очень плохо. — Присаживайся, Джерард. — мягко сказал мистер Дэвис, (так было написано на именной табличке на столе), указывая на кресло. — Нам нужно поговорить. Знаешь о чем? — Нет. — тихо пробормотал Уэй, бегая взглядом по предметам на столе, не желая встречаться взглядом с мистером Дэвисом. — Я не думаю, что я должен быть здесь. Мне нужно идти домой. От переживаний Джи стал кусать кожу на пальцах, периодически сглатывая ком, застрявший в горле. Нет никого желания обсуждать то, что он сегодня натворил. Потому что да, он все испортил. И не только имущество школы, а вообще все в этом ебаном мире. Однако, ничто сейчас так не трепало нервы, как возможность разговора о порезах. И он понимал, что без этого никак сейчас не обойдется. Потому что если ты однажды проебался — тебе это выйдет боком еще раз. — Жаль, но тебе придется пробыть здесь до тех пор, пока мы не закончим. — Мне нечего вам сказать, я не хочу оправдываться. — Тебе не нужно оправдываться, Джерард. — проговорил Дэвис, доставая какую-то папку из шкафа. — По школе прошел слух о том, что у тебя проблемы с психикой. Ты режешь себя из-за твоей ориентации? Что? Это какое-то новое дерьмо. — Нет. С чего вы, блять, простите, взяли? - слова психолога вызвали сильное непонимание и злобу у Джи. — Когда вся школа шумит о том, что ты гей, а потом до меня доходят слова учителей о твоих увечьях, я делаю вывод. Если это не так, то осведоми меня больше, чем остальные. Психолог был очень спокоен. На его губах была легкая, доброжелательная улыбка. Что угодно, но улыбка после такого вопроса вызывала раздражение и непонимание у школьника. Потому что Джерарду настолько сильно хочется свалить домой, ничего не делать и молчать всю оставшуюся жизнь, что каждое чертово слово этого человека отдается неприятной пульсаций в висках. Джерарду было что сказать на это, но он промолчал. Данный разговор — сгусток переживаний и боли. Только Фрэнку он мог рассказать, но не левому человеку. Фрэнк... В общем, он промолчал, продолжая обкусывать до крови свою руку. — Хорошо. Я задам тебе несколько вопросов, а по ходу дела мы разберемся с тобой вместе. — Мистер Дэвис достал из папки листок, на котором было что-то напечатано, взял карандаш и посмотрел на Уэя — Это тест Бэка, он не сложный, но тебе нужно быть честным. — Хорошо. — Уэй перестал кусать пальцы, натянул рукава кофты и, положа руки на колени, начал теребить кофту. Прекрасно осознавая, что он не будет честен. Сейчас он чувствует себя чертовым психически больным, над которым будут ставить опыты. — Всегда ли у тебя хорошее настроение? — Нет. — Ты оптимистично смотришь на свое будущее? Я даже не думаю о будущем. Если у меня вообще есть будущее. — Нет. — Считаешь себя успешным? — Нет, я ничего не делаю для этого и не собираюсь. — язвительно проговорил Джерард. — Почему? — У меня не получится. — Хорошо... — Дэвис отметил несколько пунктов в тесте, после чего вновь посмотрел на Джерарда — Тогда. — психолог задумчиво посмотрел на листок, а потом продолжил, найдя нужный вопрос. — Как часто ты плачешь? — Очень часто, но иногда нет. — Потому что тебе лучше или? — Потому что мне бывает...эм. Настолько плохо, что я не могу даже плакать. — И когда такое состояние у тебя было в последний раз? Когда я пытался покончить с собой. — Давно. Дэвис был определенно не удовлетворен ответом. Он тихо, но глубоко вздохнул и задал следующий вопрос: — Ты думал о самоубийстве? Да, блять, да. — Нет. — Быстро ответил Джи, желая не заострять внимание на том вопросе. Однако, тот факт, что свое «нет» он выдавил с огромной долей сарказма, давал все понять. — Ты уверен? Нет. — Абсолютно. Далее были вопросы про сон, раздражительность, работоспособность и даже про сексуальное желание. Это был самый ужасный тест! Настолько было неприятно и тревожно отвечать на эти вопросы, что тест по математике казался более приятным. Черт, да даже результаты теста по любому из предметов не могли так волновать и щекотать нервы. Хотя, на особенно раздражающие и неприятные вопросы он давал неверный ответ. Потому что не обязан никому на этом свете говорить правду, если не желает. Как же он устал переживать.

***

Джи не было в школе уже практически неделю. Неделю. Вечно с ним происходит что-то невозможное, что заставляет Фрэнка дико переживать и выкуривать гораздо больше сигарет, чем обычно. Вечно он должен думать о нем, ругать себя за слова, которые его расстроили и писать дурацкие смски. Уже практически неделю Джерард Артур Уэй не появлялся в школе. Фрэнк уже не раз ходил к его дому, надеясь на то, что в комнате Джи горит свет или что тот выйдет и скажет тихое, пускай даже не веселое, «Привет». Но свет не горел. Словно в этой комнате никто никогда не был. Джерард будто испарился из его жизни, не отвечая на звонки и вопросы, не открывая дверь и не выходя из дома. Фрэнк постоянно думал о нем. В конце концов, он нашел Джи на Фэйсбуке, но тот не был в сети уже около трех, если не более, недель. Он такой непредсказуемый и странный. Эта странность... Айеро точно пора перестать думать о нем. Но он беспокоится. Слишком сильно беспокоится. Настолько сильно, что слова преподавателей и друзей перестали иметь значение. Словно вокруг гул, который не может заглушить его мысли. Возможно, Фрэнк хотел бы, чтобы его мозг наконец заткнулся и мысли о Джерарде ушли в сторону. Но нет, это важно. Это пиздец. Пиздец, пиздец, пиздец как важно. В первый же день, когда его не было в школе, Фрэнк снял школьную газету со стенда и спрятал в рюкзак. После чего выкинул в мусорку, оставив лишь отрывки дневника. Кстати о нем. Реакция парня на слова Джи... Это было тяжело. Неужели Джи думал о нем? Неужели Джи так думал о нем?

«Его улыбка прекрасна. Самое теплое, доброе и прекрасное, что я видел.»

Это было, бесспорно, приятно. Однако страшно и стыдно, когда такой человек любит тебя. Такой ранимый, но каменный Джи думал о нем. Думал о таком, как он. Но Фрэнк не влюблен в Джерарда. Он беспокоился, думал о нем, писал, думал, думал, писал, беспокоился, боялся, но не испытывал того же. Точно так же, как со всеми остальными людьми в этом мире. Фрэнк не полюбит. Потому что люди — отвратительны. Потому что каждые отношения были пыткой. Потому что каждый раз, он понимал, что ему надоело. Но Джи был исключением только в том, что въелся в голову и вызывал столько эмоций, сколько не вызывал никто другой. Никаких грязных мыслей или сексуального желания, как раньше. Просто Фрэнк хочет ему помочь. Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в нашей душе и отравляет нас Было немало людей, именно людей, с которыми Фрэнк спал или даже встречался. Да, они были интересны ему в сексуальном плане, но не интересны в жизни вообще. В них не было ничего из того, что было в Джи. Он раненый, усталый, ранимый, но пуленепробиваемый одновременно. Он печальный, но безэмоциональный. Джерард Уэй очень противоречивый. Невъебенно противоречивый, потому что был по натуре как фарфор, а снаружи как сгусток металла и асфальта. Фрэнк понимал, что Уэй истерзан жизнью. Но ведь проблемы в семье не могли вызвать такое отвратительное состояние. Или могли? От каждого вздоха начинало жечь легкие при мысли о том, что произошло и происходит с Джи. Голова начинала болеть под конец дня, но Фрэнк не мог уснуть, продолжая писать смски. В один день, когда Джерард вновь не ответил, он взбесился и швырнул мобильник в стену, что напугало Эмму. В день, когда Уэй поцеловал его, Фрэнк не хотел отталкивать. Он испугался,хотя сам этого никогда не признает, просто ради мнимого авторитета в своих же глазах. Но Джи не заслуживал таких отношений. Джи должен быть с тем, кто будет не только беспокоиться о нем и пытаться помочь, но и любить. Конечно, Фрэнк хотел его поцеловать еще раз, но это было неправильно во всех смыслах. Джерарда считают фриком, что пугает и отталкивает. Фрэнк бы разбил ему сердце. Хотя, постойте-ка, он уже это сделал. Осознание того, что Фрэнк не имеет не малейшего понятия о том, что случилось с парнем, заставляло каждую секунду хотеть умереть и не знать чертового Джерарда Уэя никогда в жизни. И в парне идет противоречивая борьба. Джерард психически не здоров, болен на голову, Джерард - не нормальный. Или показушник, у которого очень хорошо получается выдавать это за правду. Но одновременно с этим Фрэнку кажется, что он действительно нуждается в помощи. И Фрэнку кажется, что он способен оказать эту помощь Уэю. Благие намерения — это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета. И очередной раз Уайльд попадает иглой в горошину, потому что Фрэнк ничего не может дать. Потому что нельзя так заинтересовать, желать помочь и беспокоиться о тебе, а потом сваливать и игнорировать столько времени. Но, черт, как же он хочет видеть Джи прямо сейчас. Сказать, что он самый лучший на свете. Сказать, что все будет хорошо и что все вокруг куски говна, которое надо перешагнуть. Просто обнять и сказать, что он будет в порядке. Но ведь Уэй не был в порядке. Никогда, наверное, не был. Стараясь заглушить этот ужасный гул мыслей в своей голове, Фрэнк начал ходить в наушниках. Постоянно ходить в наушниках. Думать об ужасном, но под музыку. Конечно, это его не спасало. На вечеринке, в пятницу, Фрэнк желал лишь напиться и уснуть наконец спокойно. Но напился и стал гораздо более беспокойным. После травки, которую он выкурил с друзьями, он начал ходить по вечеринке, позволяя лезть к нему всем подряд. Фрэнк зол, очень зол на Джи за его существование. Стараясь отвлечься, Фрэнк пил, курил, целовался, танцевал и снова пил. Худшая вечеринка, которая когда-либо была в его жизни. И дело не в похмелье, не в мыслях о Джерарде. Когда он целовался с одной из девушек, которая буквально лапала его посреди комнаты, Фрэнку стало стыдно. Возникло чувство, словно он, блять, изменяет Джерарду. А потом это чувство возникло вновь, когда он разговаривал с друзьями. Как будто любой человек, с которым Фрэнк взаимодействует, это пустая трата времени. И сейчас, прямо сейчас, он должен идти к Уэю извиняться за свое поведение. Он должен просить прощение за то, что потратил своё время не на него. С Фрэнком творится какая-то херня, которая не прекращается. Джи не появлялся в пятницу. А также в субботу и остальную учебную неделю. И он принял решение. Прямо сейчас, стоя возле двери дома Джерарда, ему впервые было страшно в нее постучать. Но он настроен решительно. Стук. Еще два. И никакого ответа. И это подначивает добиться своего еще сильнее. — Джи! И снова тишина. Вот только теперь это злит. — Джи, открой эту ебучую дверь, иначе я выбью ее нахер! — Поколотив дверь, наверное, сотню раз, выкрикнул Фрэнк. От такого грохота могли бы уже сбежаться все соседи и отвезти его в полицию, но Джерард продолжал игнорировать. — Пожалуйста, — скорее жалобно, чем настойчиво пробормотал Айеро, — я хочу просто понять, что ты в порядке. Щелчок. Победа. Дверь действительно отворилась. На пороге стоял Джерард, одетый в черную пижаму с логотипом Звездных Войн, рубашку с длинными рукавами, верхние пуговицы которой были расстёгнуты, обнажая его шею, ключицы и грудь. В руках он держал свой телефон и кружку с кофе. То есть, он все-таки берет в руки свой мобильник, отлично. Бледная кожа, черные взъерошенные волосы и уставший полусонный взгляд. Сосредоточив свое внимание на ключицах, губах, а затем и вздернутом носе, Фрэнк резко опомнился. — Привет. — тихо, устало, но без всяческой грусти сказал Джи. Тревога вновь вернулась к парню, и он понимал, что не знает, что сказать. Черт, он даже не был уверен, что ему откроют дверь. О том, что сказать, он даже не подумал. Опрометчиво. — Я пришел. — Я вижу. — саркастично подметил Уэй — Проходи. Сняв ботинки, преодолев коридор и дойдя до комнаты, Фрэнк уселся на стул и посмотрел на Джерарда. Он тихо сидел на своей кровати, сложив ноги по-турецки и смотрел. Смотрел прямо в глаза своим усталым, заинтересованным взглядом. Своими практически черными глазами смотрел в глаза Фрэнка, определенно ожидая слов. И Фрэнк не знал, что сказать, поэтому решил задать несколько вопросов, которые волновали его вот уже две недели. — Почему тебя не было в школе? — Меня наказали за то, что я натворил. — А. И все. Он оглядывался по сторонам, гуляя глазами по комнате. Фрэнк рассматривал окно, словно это самое интересное, что он видел в своей жизни. Просто страшно смотреть ему в глаза. Страшно ощущать его взгляд на себе. И Фрэнк ощущает. Тишина, которую было сложно оборвать, потому что в голове нескончаемое количество вопросов и тем, которые хочется озвучить. Но. Нет. Он просто боится реакции. Он боится Джерарда, хотя столько времени жаждал его увидеть. А сейчас парень сидит, не решаясь даже взглянуть на кровать, где находится предмет его обожания. Обожания? Нет, нет, нет, нет. Если он сейчас оторвет свой взгляд от этого несчастного окна, то его расплющит от недостатка кислорода. Не, он точно умрет или потеряет сознание. Столько вопросов, на которые хочется знать ответ, но они отпугнут Джи. Джи. Такой маленький и нежный внутри. Просто сидит и смотрит на него своими бегающими глазами. Он в порядке. Господи, он ведь выглядит так, словно он в порядке. А если не в порядке? Была ли у него еще одна попытка? Он хотел умереть? Почему у него уставший взгляд? Может, он все-таки не заспавшийся? Может, он не спал пару дней? Неделю? Почему он режет себя? Почему его не любят? Почему он не любит себя? Зачем поцеловал Фрэнка? Почему- — Заткнись, заткнись, заткнись. — резко вырвалось у Айеро. — Что, прости? Блять. — Ничего. Это. Это я себе сказал. Джерард глубоко вздохнул, встал с кровати и направился к Фрэнку. Нет, он не должен смотреть. Вселенная сейчас просто бабахнет и выкинет его в космос, где бездыханное тело Фрэнка взорвется. Джи подходит к Фрэнку, спускаясь на колени перед ним. Закрыть глаза. Зажмурить. Не смотреть. — Посмотри на меня. Нет, нет. Надо идти домой. Зачем он вообще пришел? Он кладет свои руки на скулы Фрэнка, смахивая слезы. Он что, расплакался? Господи, господи. — Фрэнк, посмотри на меня. — скорее умоляюще сказал тот — Пожалуйста. — нет, он сейчас просто уснет, упадет в обморок, окажется в коме или умрет. Джи, лучше бы ты ушел — Я знаю, что тебе нужно мне что-то сказать. Я тоже хочу поговорить и объясниться. Почему он говорит так мягко и спокойно? Разве он не должен страдать или хотеть умереть? Почему его голос звучит как самая приятная мелодия, которую кто-либо слышал? Почему он звучит так, словно он в порядке? Свет. — Вот и хорошо. — довольно промурлыкал Джерард и встал на ноги. — Кофе или чай? — Воды. Теперь Фрэнк остался один, будучи абсолютно без сил. Уэй принес стакан с прозрачной жидкостью и печенье. Поставив тарелку на стол прямо рядом с Фрэнком, сказал: — Ты выглядишь голодным. — А ты выглядишь хорошо. — подметил он — У тебя все хорошо? Джи выдавил из себя тихий смешок, напоминающий сотрясение воздуха, губы расплылись в улыбке, которую он прикрыл ладонью. Такой теплый на вид. В отличие от Фрэнка, Джерард сейчас был просто ультра спокойным и милым. — Да, все просто великолепно. — без доли сарказма в голосе, без наигранности, без вранья. Или он умеет врать, или все хорошо. — Это радует. — Ты что-то хотел сказать. — в сотый раз подметил Джи. Он расслабленно сидит на ковре, прямо перед парнем, смотря своим фирменным выжидающим взглядом. — Если ты еще не готов, то начну я. Да, да. Скажи что-нибудь. Джи посмотрел на Айеро, который потянулся за печеньем. Руки зверски дрожат. Каждый вздох отдается неприятной болью и жжением в глазах. — Хорошо. — понял, что кто-то должен начать этот разговор — Я хочу извиниться. — перед кем? Нет, он не должен извиняться за что-либо сделанное. Поэтому, Фрэнк наконец удивленно поднял свои глаза, прекращая прожигать взглядом стакан — Я был не прав, когда поцеловал тебя. — ох, нет. Только не это! — Мне просто нужен человек, который будет готов быть со мной. Я... Я просто был удивлен. Я запутался. — о боже мой, он действительно оправдывается прямо сейчас! — Мне было одиноко и я спутал чувство преданности с любовью. Ха-ха, бывает же, да? Пиздец. Пиздец. ПИЗДЕЦ. Кто-нибудь, пристрелите Фрэнка прямо сейчас, чтобы он не жил с чувством вины за свое отношение к тому поцелую. Джи не должен был извиняться. Это неправильно. Он не виноват. Он хороший, он запутался, он ошибается сейчас. Он же писал такие... он же. Либо Фрэнк сломал его, либо Фрэнк идиот. Если то, что он говорит — это правда, то почему парень так недоволен? — Я не знаю. — И еще кое-что. — Нет, он сейчас опять будет извиняться. — Я не уверен, что нам стоит дружить, если ты вообще думал об этом. Холод прошелся по позвоночнику, хотя окна закрыты, а на улице не декабрь. Холод был в голосе Джи. Холод был на лице Джи. Словно стальной проволокой рассекли мозг. Все вопросы, мысли и сам Фрэнк со свистом вылетели в дверь. Пустота. В голове белый шум. Выдавливая из себя слабое «Хорошо», он ощущает себя мертвым. Хотя погодите. — Нет, не хорошо, Джи. — чувствуя ужасную усталость говорит Фрэнк — Я все равно хочу быть с тобой и знать, что с тобой. Я никуда не уйду. — шепотом говорит тот, надеясь, что Джерард слышит — Я хочу быть с тобой. Это важно. — Я в порядке. — внезапно резко говорит Джи, вскакивая с места — Со мной все хорошо и я отлично себя чувствую, ты что, не видишь?! — сдали нервы. Он показывает на себя пальцем, наклоняясь ближе к парню — Зачем ты пришел? Смотри, — всплескивая руками и поворачиваясь на 360 градусов, как ненормальный щебечет Джерард — Я в порядке. Я в полном, блять, порядке, Фрэнк! Стоп. Руки. — Покажи свои руки. — Что?! НЕТ. Силы снова вернулись к Фрэнку. Он зол. Они оба злятся. Он понимает, что Джерард нагло врет ему в лицо, пытаясь убедить. Он хочет избавиться от него. Он хочет снова замкнуться в себе, нацепив маску нормального человека. И дальнейшие события достаточно описать одной фразой. Самые нелепые поступки человек совершает всегда из благороднейших побуждений. Фрэнк резко встает со стула, беря за руку парня, который сейчас просто вскипит от злости. Пытаясь вырваться из хватки, Уэй падает на пол. В этот момент, его рука вылетает из рубашки, оголяя плечо и другую руку. Резкий поворт головы, сведённые брови, злобный взгляд на руку, а затем на Фрэнка. Фрэнк хотел помочь, а вышло как всегда хуево. — Доволен?! — Фрэнк снова оцепенел, не в силах ответить. Он отводит взгляд от руки парня, не желая это видеть — Это тебе нужно? — Джерард встает на ноги, снимая рубашку, шипя от злобы и ненависти. Господи, это ужасно. Он берет Фрэнка за руку, поворачивая к своей — Ну, как тебе?! Смотри, блять! — он тычет своей рукой прямо перед лицом Фрэнка, со всей силы сжимая ткань толстовки парня, не давая уйти. — Джи... Он ослабевает хватку, опускает руки, а затем и голову, смотря на свои ноги. После этого, Джи в спешке надевает рубашку, застегивает нижние пуговицы дрожащими пальцами и молчит. Просто молчит. Джерарду стыдно за свой срыв, он устало поднимает голову, заглядывая парню в глаза. — Свали. — холодно произносит Уэй. На лице ни капли эмоций. Полуоткрытые веки, медленное, ровное дыхание и явное желание лечь спать. Такой уставший от всего этого дерьма. Такой безжизненный и сломанный Джерард, которого хочется обнять. Но, судя по тону его голоса, он действительно хочет побыть один. Фрэнк опасается, что это может навредить еще больше Джи. Он может снова нанести себе вред. Этого нельзя допустить. — Джи, нет, я- — Свали. Нахуй. Из. Моего. Дома. — Нет. Я не уйду. Злобное рычание, будто бы звериное, сжатая челюсть, выступающие скулы, бледная кожа и еле заметные слезы отчаяния. Уэй сжимает руки в кулаки, злобно заглядывается на Айеро и произносит самое худшее, что слышал Фрэнк: — Ты никогда не сможешь мне помочь! - переходя на крик, произносит тот — Я думал, что не могу без тебя. — маниакально говорит Джи, периодически издавая смешки. — Но, Фрэнки, — язвительно говорит он — с тобой мне только хуже. Бах. И пуля не прошла навылет Я думал, что не могу без тебя. Шаг, еще один. С тобой мне только хуже. Ноги дрожат. Все мысли растворились в океане боли и непонимания. Я думал, что не могу без тебя. Фрэнк не видит, куда идет. Все действия на автомате. С тобой мне только хуже. Горячие слезы стекают по холодной коже. Я думал, что не могу без тебя. Он не может перестать прокручивать эти слова в голове. Они причиняют много боли, но он не может. С тобой мне только хуже. Не может. Безжизненно пройдя по коридору, игнорируя маму, игнорируя папу, игнорируя сестру, Фрэнк ложится на кровать. Это просто ужасно, отвратительно, больно, обидно, неприятно, больно, больно. Больно. Он вновь плачет, но уже навзрыд, прикрыв рот рукой. Что делать? Ничего? Совсем ничего? Почему это происходит именно с ним? Почему нельзя просто выкинуть из головы его силуэт, его лицо, шею, улыбку? Почему нельзя просто забить на него и не думать? Почему именно Джерард, словно яд, пропитал мозг Фрэнка? Почему он все еще хочет все наладить? Пытаясь вернуть дыхание в норму, он продолжает думать о произошедшем. И эти мысли никуда не исчезают до тех пор, пока Фрэнк не уснул.