Вести в стоящий у дороги Рорикстед обычно приходили быстро: что-то расскажет новая смена стражников из Вайтрана, что-то заезжий купец или странствующий бард с собой принесут. Словом, места тихие, но все всегда в курсе событий. Едва только узнав, что ярл Ульфрик Буревестник созывает истинных сыновей и дочерей Скайрима, едва ли не половина всех молодых парней отправилась в путь, помолившись тихонько Талосу и обняв родителей на прощание. Отцы вздыхали, прикидывая, как тяжко придётся на весенних огородах да полях без сыновьей помощи, а матери только плакали, глядя вслед своим детям, понимая, что, скорее всего, видят их в последний раз.
Потянулись серые монотонные дни, то с одного конца Скайрима, то с другого приходили вести от ушедших детей. Некоторые вернулись, как только поняли, что война — это не только красивые ратные подвиги и всеобщий почёт, но и смерть, которая дышит тебе в спину. Вернувшиеся привезли с собой девять урн с прахом мёртвых — тех, кто уже успел погибнуть в боях с легионом.
Гудрун из небольшой хижины на самом краю Рорикстеда с болью в сердце ждала вестей о своём сыне Хроки, ушедшем вместе с остальными. О, Хроки, её единственный любимый сынок, которому она просто не смогла отказать, когда увидела, как горели его глаза! «Мама, я верну нам Талоса, я стану героем, и ты сможешь гордиться мной!» — так он сказал, не понимая, что старой Гудрун для гордости хватило бы и хорошей невестки, да пары розовощеких внуков, что помогли бы ей по хозяйству — картошка-то совсем родиться перестала, что есть-то теперь? Но сын так хотел быть для неё героем, что она не стала перечить ему, не заикнулась даже о том, кто же будет помогать старухе обрабатывать огромный огород, колоть дрова, приносить с охоты дичь, чинить прохудившуюся за зиму крышу…
С горем пополам Гудрун смогла сама посадить и картошку, и помидоры с тыквой, но ухаживать за ними как следует было тяжело. От тяжёлого труда стали немилосердно болеть руки и спина. Старуха теперь жила-то только последними новостями с войны, радуясь редким записочкам от сына, передаваемым через проезжих искателей приключений. В одной из них сын упомянул, что встретил девушку, которую полюбил, и которая согласилась пожить с его матерью и помочь ей немного по хозяйству. Из примет были русые волосы до плеч и имя Алга. О, как радовалась Гудрун! Мечты её становятся явью. Но отчего-то Алга не спешила приезжать, а руки тем временем болели всё больше…
И вот новая беда! В разгар подготовки жителей ко Дню Сбора Урожая тяжело груженая телега с беженцами из Хелгена привезла страшную весть: в Скайрим вернулись драконы. Обездоленные люди рассказывали об огромном чёрном, как ночь, драконе, что прилетел на казнь пленных Братьев Бури, повязанных во главе с самим Ульфриком, а у Гудрун всё замирало в груди — а ну как её Хроки был там! Вдруг его казнили или вообще убили при взятии в плен! А вдруг он погиб в той кутерьме, что завертелась после прилёта дракона? Расстроенная женщина слегла практически сразу же по возвращении домой и следующие двое суток провалялась в бреду, видя, как ее сына, ее любимого Хроки пожирает ужасный дракон, убивает топор палача или настигает вражеская стрела…
Очнувшись, она даже не сразу поняла, и только горестно пробормотала:
— Хроки, сынок…
На её удивление в другом конце хижины зашуршало одеяло, и кто-то, чье лицо не слишком хорошо видящая Гудрун не могла рассмотреть в утреннем полумраке, положил ей прохладную руку на лоб и тихонько зашептал:
— Тш-ш, всё хорошо, с вашим сынком всё в порядке, он скоро вернётся.
— Кто ты?
— Меня зовут Ольга.
— Как? Алга? Невеста моего Хроки?
— Да-да, только прилягте. Вам нужно поспать ещё чуть-чуть. Немножко совсем, ладно? А там уж мы с вами и поболтаем чуток…
Алга оказалась неплохой девушкой. Она ловко справлялась с хозяйством, готовила достаточно мудреные, но вкусные блюда и с удовольствием хозяйничала в огороде. Словом, не невестка, а дар Девяти.
Как поняла Гудрун, Алга была родом из какой-то деревеньки близ Хелгена и была там, когда прилетел дракон.
— Иду я, значит, по дороге к брату в соседнее село, — рассказывала она. — Иду и смекаю: а не срезать ли мне через лесок? Ну и пошла, значит. Иду себе, насвистываю, а тут вдруг глядь — меня телега скрипучая обгоняет. Да и ладно бы просто телега — чего я в нашем захолустье в виде транспорта только не видала, так нет же! За телегой ещё и отряд мужиков на конях, да одетых, как гладиаторы римские. Ну, это эти, имперцы ваши были. Я, конечно, дура-баба у них спрашиваю: ребятки, чегой-то вы тут едете-то? А этих чего везёте? Один из конников мне и говорит, мол, так вот и так, гражданочка, эти у нас, типо, мятежники, мы их на плаху сопровождаем, не хотите ли, мол, и вы с нами прошвырнуться? Ну, я отказалась, конечно: чего хорошего смотреть, как людям бошки будто курям рубают? Так этот мне и отвечает, типо, вы или идёте посмотреть на казнь, или поучаствуете в ней. И так, знаете ли, многозначительно по мечу рукой постукал. Я тут уж спорить не стала, кто ж с представителем власти бодаться-то будет? Ну, думаю, влипла так влипла! Ладно, пришли мы в какой-то недозамок — это уж солнце высоко было — народ, значит, на площади согнали. Там, упокойная служба по ещё живым, приговор зачли тоже, имена мятежников вроде тоже читали, но тут уж я не помню точно. А потом заревело что-то вдали с той стороны, где гора эта ваша здоровенная. Ну, я думаю, обвал может? Или самолёт? Или у меня уже окончательно крыша поехала, и щас гладиаторы с марсианами баталию будут делать — ан нет! Дракон прилетел, да здоровый такой! На башню уселся и давай рычать. Прорычал, и с неба ка-ак булыжники огненные посыплются! Ну, думаю, всё, капец котятам — Судный день настал. А там уж такое началось: кому расскажешь — не поверят. Сама видела, как эти ваши имперцы спина к спине с мятежниками оборонялись, а дракон ка-ак фыркнет огнём на эту композицию! В общем-то это всё, что я хорошенько помню. Меня какой-то мужик немытый из-под рухнувшей хаты выдернул и из города вытолкал. Мы в соседнем леске схоронились, рядом с речкой: смотрели, как дракон город рушил. Всё пожёг, скотобаза, — веришь, бабуль? — даже каменные башни поплавились кое-где, а местами вообще рухнули. Некоторые имперцы, как тараканы, забились в форт, так их там и завалило. Да-а-а… там до ночи зарево было. Мы уж потом выживших посчитали да пошли из угольков остатки имущества добывать. Я пару поплавленных золотых кусочков нашла в золе — вроде как у кого-то деньжишки запрятаны были, хоть и немного — да с полмешка соли урвала, когда народ пошёл форт разграблять. Вот. Ну, а потом, значит, беженцы по Скайриму поехали, по родне, ну, а я с ними. Куда ж мне ещё было деться-то?
***
От Хроки всё не было вестей, хоть время и клонилось всё ближе к Началу морозов.
Девушка оказалась работящей и надёжной. Углядев, что Гудрун больно даже просто руками шевелить, не то что делать что-то по хозяйству, она сама пошла проверять готовность их маленького семейства к предстоящей зимовке. Сама, не жалуясь, наточила старую надёжную косу и пошла заготавливать сено для коровы. Заодно и кровати свежим сеном набила, а то прежнее уж всё слежалось комьями, запылилось и провалилось вглубь кровати. Да и немудрено — его ж ещё Хроки для матери заготавливал! Потом девчонка в одиночку выкопала всю картошку, перебрала её, сложила в мешки, срезала капусту, повыдергала помидоры, да отобрала наиболее удачные для семян, сжала с горем пополам всю рожь, посаженную в конце огорода.
А вот потом началось что-то странное. Алга — Гудрун продолжала звать её этим именем, хоть та и поправляла её всё время «Ольга я, бабушка!» — так вот, Алга вытребовала себе несколько бочек и «засолила» по её собственному выражению капусту и томаты.
— Нда, у вас тут, конечно, некоторые ингредиенты днём с огнём не сыщешь, ну да ладно. Попробуем потом, что там у нас получилось. А на следующий год ещё огурчиков посадим, у меня, слава богу, семена есть. Как хорошо, что я к братухе именно первыми семенами делиться пошла! А то остаток дней прожить без огурчиков было бы грустно.
Потом Алга наняла кого-то, и за те самые оплавленные кусочки золота всю рожь им обмолотили и даже сносили перемолоть в муку на ферму к Релдит. Правда, за то, чтобы им сжали овёс, платить пришлось уже третью урожая, да только куда деваться? Самой Алге такое нипочём не осилить.
Как-то утром Алга обратила внимание, что «маленько зябко без куска крыши жить», и, договорившись с кем-то из местных мужиков, купила несколько тачек глины и заказала у одного деревенского мужика кирпичи. В Рорикстеде вообще все так делали — больно уж дорого было камень из Предела везти. А речушка местная, похожая скорее на большой ручей и оттого не нанесённая ни на одну карту, хоть и выглядела невзрачно, но зато имела крутые глинистые берега. В общем, когда кирпич был готов, Алга принялась сооружать печь.
— У меня деда печником был. У них с бабкой печь настоящая была, большая русская. Ну, я такую не сложу, конечно, но кое-что из устройства дымохода помню.
Гудрун уж и не лезла во всё это. Алга девушка вроде бы неглупая, знает, что делает, а, значит, и довериться ей тоже можно.
***
В разгар месяца Вечерней звезды пришло письмо от Хроки. Он писал, что у него всё хорошо, что сейчас он где-то на Белом берегу, скучает, но у него всё в полном порядке. Альга — Гудрун пошла-таки на компромисс с именем — Альга наловчилась ставить силки на зайцев, так что у них теперь частенько было свежее мясцо. Соления пришлись по вкусу и Гудрун, и некоторым соседям, у которых на несколько помидорок или плошку капустки можно было выменять немного муки или даже кусочек масла.
Альга, кстати, сама готовить ни масло, ни сыр не умела, но зато делала из молока какую-то «сметану». Свечи Альга тоже не изготавливала раньше, но всё же быстро научилась, стоило ей разок показать. Теперь невестушка осваивала новое дело — училась прясть. Словом, зимовье началось вполне сносно, а там уж и Новая жизнь не за горами!
