***
Гитару выбирали придирчиво. Очень. Доконали продавцов трёх магазинов и только в четвёртом нашли искомое. Шикарная акустическая гитара, корпус типа дредноут, окрас под красное дерево, узкий гриф и просто шикарный, чистый громкий звук. И это удовольствие от фирмы «Crafter» стоило всего лишь чуть больше двадцати тысяч! Всё, я в экстазе. Владимир сначала недоумевал: а чего это я вдруг акустику смотреть начала, а не электро? Пришлось признаться, что есть у меня пара идей по поводу нового инструмента (да и не только моего, признаться), и загадочно улыбнуться. И я даже не раскололась во время весьма пристрастного допроса! Молча лыбилась и наблюдала, как скрипят шестерни в белобрысой голове. А потом мы поехали в Измайловский парк. Оставили автомобиль на платной стоянке и отправились гулять до темноты — там уже по плану было колесо обозрения. Ещё почти по-летнему тёплое солнце приятно пригревало спину, обтянутую чёрной кожей куртки, и окрашивало облака на небе в оранжево-розовые тона. Ветра почти не было, и по поверхности Круглого пруда пробегала едва заметная рябь. Вечером буднего дня народу в парке было не слишком много, так что нам, к счастью, никто не досаждал. Мы гуляли по берегу, обошли весь (ладно, большую часть) весьма немаленький парк и поужинали в кафе на Северной площади. И, что характерно, было неожиданно весело и… Легко? Пожалуй. Мы несли какую-то чушь, смеялись и устраивали пикировки в духе «кто кого переговорит». Чего только стоят цепочки «а ты знал, что я знаю, что…»! Ведь этих «что» получалось вывести больше двадцати штук! И я, кстати, тут победила и всё-таки запутала Владимира. Хотя, скорее, он просто не смог последнюю, самую длинную цепочку запомнить. А потом стемнело. И Владимир потащил меня на большое колесо обозрения. Оно, светящееся всеми цветами радуги, производило впечатление. Какое конкретно, я определить так и не смогла. Но от одного взгляда на захватывающую красоту громадины перехватывало дыхание и что-то сжималось в груди. Когда же Владимир помог мне забраться в корзину и когда я не смогла отпустить его, вцепилась и примостилась рядом на остывшем сидении, прижавшись боком, поняла, что перехватывало дыхание не просто так. Я боялась. Подобие железной корзины раскачивалось, что-то поскрипывало, а высота только росла. — С тобой всё хорошо? — над самым ухом раздался голос Владимира. Я, вздрогнув, перевела на него осоловевший взгляд и замерла, как кролик перед удавом, разглядывая его лицо в разноцветном свете подсветки. Отвести взгляд и выглянуть наружу духа не хватало. — Кажется, я высоты боюсь, — прошептала в ответ. — Мы же ездили в стеклянном лифте, — удивился он. — Но он не шатался, — голос ещё сильнее сел и был едва слышен. — И не скрипел. Несколько долгих секунд он вглядывался в моё лицо, будто пытался просканировать, заглянуть внутрь. Потом аккуратно отцепил мои пальцы, оставившие на его руках следы от ногтей, и обнял крепко за талию. — Я тебя держу, — сказал, поцеловав в висок. — Смотри. В лицо неожиданно сильно ударил ветер, казалось, кабинка закачалась сильнее, но он сделал своё дело. Я инстинктивно повернула голову, чтобы волосы сдуло назад, и замерла, разглядывая огни большого города. Они отражались бликами в воде пруда, подсвечивали деревья, улицы, заслоняли своим светом свет звёзд; только луна висела на недосягаемой высоте огромным желтоватым светильником. А далёкие освещённые фарами стремительно несущихся автомобилей дороги и вовсе казались светящимися лентами. Дух захватывало от открывшейся взору красоты, и даже страх притупился, отступив на второй план. Или тут ещё дело в ладони на талии; в тепле, исходящем от чужого тела, что не давало замёрзнуть под порывами уже по-осеннему прохладного ветра? Это было неважно. Эти несколько минут на высоте нескольких десятков метров над землёй я запомню на всю жизнь. — Понравилось? — спросил меня Владимир, едва помог выбраться из кабинки и спуститься по лестнице. Я молча кивнула несколько раз и прислонилась к его груди. Внезапно закружилась голова и накатила дикая слабость. Кажется, это отходняк после сильного нервного напряжения. Владимир сразу же меня обнял, не давая сползти по нему на землю: — Совсем плохо? — Да нет, терпимо, — промямлила едва дыша. — Сознание не теряю, так что скоро должно пройти. Меня ласково погладили по голове: — Почему ты не сказала, что боишься высоты? — Я и не знала даже, — попыталась пожать плечами и напомнила: — Я же ни разу на таких не каталась. — Так я тоже, — раздалось короткое и меня опять погладили по голове. От неверия даже в голове почти прояснилось. Я немного отстранилась, чтобы заглянуть в его лицо. На бледном лице горел какой-то лихорадочный румянец, заметный даже в свете фонарей, а взгляд был несколько несколько ошалелый. — Как это так? Владимир выразительно повёл плечом, будто отметая что-то неприятное: — Да как-то времени всё не находилось. И я не стала настаивать, поняв намёк. Вместо этого аккуратно отстранилась и потянула его в сторону стоянки: — Я хочу домой. — До машины-то дойти сможешь? — Не смогу — так ты донесёшь, — самонадеянно ответила я и, расхохотавшись, вприпрыжку припустила по дорожке. Владимир нагнал меня всего в каких-то два шага и легко подхватил на руки: — Не будем рисковать. Я послушно обняла его за шею и прислонилась щекой к плечу, прислушиваясь к размеренным шагам.***
Я смотрела в окно, разглядывала пустую улицу с мигающим фонарём на углу, деревья, небо и потягивала небольшими глотками купленный в кафе молочный коктейль. Шоколадный, мой любимый. И ждала, когда Владимир закончит что-то проверять в машине и поднимется домой. — Ненавижу Москву, — едва слышно прозвучало за спиной. Вздрогнув от неожиданности — совсем не слышала, как щёлкнул замок, — резко развернулась к Владимиру лицом. И замерла, не зная что делать. Его задумчивый, почти отсутствующий взгляд был устремлён в окно. — Почему? — так же тихо спросила я. — Здесь не видно звёзд. Шумные аллеи давно остались позади. Мы снова были одни, наедине. И теперь я терялась в его обществе. Что делать? Что говорить? А как? Кое-как собравшись с мыслями, выдавила: — Но у нас их тоже почти не видно. Владимир поступил ко мне ближе, вплотную. Я снова ощутила его ладони на талии. Они мягко поглаживали, и по спине прошлась волна едва заметной дрожи, что, впрочем, не укрылось от него. Теперь его взгляд был направлен на меня. — Я тебе покажу. — И добавил перед тем как поцеловать: — Я соскучился.