Milk And Honey

Я не люблю Рождество. Даже не так. Я не помешан на нем и не особо понимаю всей этой суеты вокруг подарков, ярмарок и наряжения елок. Может, это потому что я неправильный, кто меня знает. Гарри сколько времени пытается приобщить меня к культуре Рождества, но не сказать, чтобы у него это особо хорошо получалось. Я все еще не ношу праздничные свитера, не пеку печенье и не писаю кипятком от словосочетания «Санта Клаус». А вот мой парень — да. — Как это ты не любишь Рождество?! Закатываю глаза и выразительно смотрю на Гарри, который довольно улыбается и откусывает кусок… сельдерея. Ну вот кто его просил? Вокруг гомонят люди и обсуждают, что будут делать на рождественских каникулах, как будут весело праздновать со своими родственниками, какие купят игрушки и все в этом духе. Эти разговоры ведутся прямо с конца ноября и, если честно, меня это уже порядком задолбало. — Себастьян у нас Гринч, — Гарри довольно скалиться, пока я пытаюсь сделать вид, что меня тут нет и ковыряю свою кашу. — Я просто не люблю шума вокруг какого-то дня, который на правах считается особенным. — А как же тогда день рождение? Вскидываю бровь и смотрю на Эдварда, Гарри со смехом давится и бубнит что-то вроде «ой, ну и глупость ты сморозил», а Вандер тут же пытается реабилитироваться. — Ты же празднуешь каждый год? — Каждый четвертый год. Плюсы родиться в високосный год. Устраиваешь праздник раз в четыре года. — Обычно же празднуют первого марта, разве нет? —Кэп у нас принципиальный мальчик. Родился двадцать девятого, значит будет праздновать двадцать девятого и никогда больше. Да, Себ? — Заткнись. И не называй меня так. — Ты чего такой хмурый? —Эдвард уже привычно запускает руку под стол и переплетает мои пальца с его. Если бы не было людей, он бы еще их поцеловал, зуб даю. Он улыбается и другой рукой подпирает щеку, смотря, как я пытаюсь сделать вид что каша — это очень увлекательно. — Я по жизни такой, — смотрит по-щенячьи, и я сдаюсь. Кидаю ложку в кашу, — просто меня раздражают эти вечные разговоры. Будто тем больше нет. Жду, когда это уже закончится. Эдвард смотрит на мня так, будто хочет испепелить прямо тут, на месте, а Гарри фыркает: — У него это затяжное пмс каждый год, добро пожаловать в наш безрождетсвенский мир. — Ну уж нет! Так дело не пойдет, — Эдвард с силой ударяет по столу руками, что в метре от него вздрагивает первокурсница, и встает, — я покажу вам… — указывает на меня, — тебе, что Рождество — это классно. Покидает большой зал под наш с Гарри провожающий взгляд. — Как думаешь, что он будет делать? — Не знаю, но, надеюсь, это не будет в стиле Джека Скеллингтона. — Омела! Эдвард тыкает у себя над головой, и я закатываю глаза. Серьезно? Сколько их по всей школе? Миллион? Смотрю на него, как на идиота, а Эдвард скидывает бровь, пытаясь повторить мою мимику. — Ты не хочешь меня поцеловать? —Вандер, мы опаздываем на Чары. Закатывает глаза, кивает и поправляет у себя на плече сумку, и это определенно бесчестный прием. Потому что знаю, что сейчас он пойдет прямо, потом обгонит меня, а потом сядет за другую парту, будет записывать лекцию, как правильный мальчик, а мне останется только пялится в его спину. Уже почти успевает сделать шаг, когда я хватаю его за руку и прижимаю к нише в стене, благо, пустого коридора. Наклоняюсь, чтобы между нашими лицами осталось максимум пять сантиметров и дышать одним воздухом, видеть как горят его глаза. Не могу удержаться и провожу пальцами по линии подбородка. — Целоваться надо прямо под омелой, если по правилам. — Правда? — еще ближе, чтобы осталось всего пара сантиметров, — тогда к черту правила. И все же целую его. Он на вкус как малиновая жвачка и сигареты средней тяжести, но тем не менее все равно опьяняющий. Его губы такие мягкие, что я вряд ли смогу от них оторваться хотя бы на мгновенье. Такой притягательный. Желанный. Мой. Отстраняется первый, когда кончается воздух. Улыбается и выворачивается, утягивая меня за галстук. — Эй, Ланкастер, мы, вроде, опаздываем на Чары? Засовываю сигарету в зубы и думаю, как бы не сдохнуть до завтра. В курилке полно народа, Сэм и Дарси даже уже натянули рождественские колпаки и орут песни голосами из Элвина и бурундуков, некоторые им подпевают, некоторые просто смотрят, как на чекнутых. Я же просто сижу в своем тайном месте и морожу задницу на фонтане, потому что не хочу ни с кем разговаривать. Слушать кого-то. Пытаться поддержать разговор на тему какие печенья самые вкусные и все в этом духе. Могу только посоветовать глинтвейн. Это мой максимум в этом году. Причем просто сказать название кафе, а потом развернуться и уйти. Эдвард налетает на девушек сзади и начинает подпевать, как обычно, дико фальшивя. Он в расстегнутом пуховике и с накинутым на шею шарфом. За ним укутанная, как северянка, Тереза. Все как-то одеты, все же декабрь, но мне и в рубашке нормально. Кажется, в какой-то момент я вообще перестал чувствовать холод. Даже могу назвать точное число. По смеху и ору тут же понимаю, что пришел Гарри, кинул в Сэм снежком и у них завязалась битва. Смотрю за ними с минуту, потом отворачиваюсь. Они так громко смеются, что хочется закрыть уши руками и забить, что тогда воткнешь сигарету в ухо. — Вы видели Кэпа? Началось. — Нет. Мы думали он с тобой? — Он ушел курить минут десять назад. —Сча найдем, — Дарси складывает руки рупором, — ЗЕМЛЯ ВЫЗЫВАЕТСЯ СЕБАСТЬЯНА, ЛАНКАСТЕР, О КЭП НАШЕЙ ЖИЗНИ, НАЙДИСЬ! Закатываю глаза и спрыгиваю с фонтана, выхожу к ним прежде, чем Смит закричит второй раз. В два раза громче. — Так ты все это время был тут? — Эй, почему ты к нам не вышел? — Вы слишком громкие. Даже сейчас. Вы можете так не орать? — ЧТО ГОЛОВА БОЛИТ ПОСЛЕ ТЯЖЕЛОЙ НОЧ… — Майкл закрывает Дарси рот, за что я ему благодарно киваю. — Ты не сдохнешь от холода? — Сэм кивает на меня. — Я не чувствую холода. — Вообще? — Вообще. — Это твоя супер-способность с рождения? Старательно не смотрю на Гарри. Знаю, что тот тоже пытается не встречаться с нашими глазами. — Нет, преобретенное. Забиваю и просто затаптываю бычок. — Я пойду с вашего позволения, у меня тест. Кивают мрачно и я огибаю их по дуге. Стараясь так, чтобы даже плечом не задеть Вандера. В комнате пахнет хвоей и вином. Последнее, наверное, надышали мы. Точнее, не столько вина, сколько глинтвейна. Того офигенски вкусного глинтвейна на рождественской ярмарке. Ладно, может быть, Рождество — это не так уж и плохо. Рождество — очень даже не плохо. Рождество — это даже хорошо. Особенно в моей комнате, которую освещает только гирлянда, развешенная Эдвардом. Он вообще много чего сюда притащил, пока меня не было. Наверное, он скоро ко мне переедет. Эдвард улыбается и притягивает меня к себе за волосы, пока я целую его шею. На нем дико глупый красный свитер с оленями, который ему до невозможности идет. Немного колючий, чувствую это даже своими пальцами, которые шарят по его животу. Выгибается и его дыхание сбивается, когда прохожусь по особо чувствительному месту. Улыбаюсь ему в шею и легонько кусаю. — Ты… невозможен… — Я знаю, — поднимаю голову и кладу ему на плечо, — но ты же все равно со мной встречаешься. — Напомни мне, почему? — Потому что я люблю тебя. Застывает на секунду, а потом его сердце начинает стучать как бешеное. — Я тоже тебя люблю. Улыбаюсь и утыкаюсь носом ему в шею. Ты даже не представляешь насколько, малыш. Ты даже не представляешь, насколько. — Где будешь праздновать Рождество? Эдвард плюхается на диван рядом со мной, а я с увлеченным видом переворачиваю страницу книги. — Я останусь в школе и буду готовиться к ЖАБА и вступительным в вышку, — все также, не отрываясь от чтения. Закатывает глаза и поворачивается ко мне, подминая под себя ногу и кладя руку на спинку дивана. — Да ладно тебе, мы же это уже проходили. Ты уже повесил гирлянду? — Я не собираюсь это обсуждать. — А вот я — да, если ты не хочешь хорошо провести вре… — Я не собираюсь это обсуждать, Эдвард. Замирает на секунду, просто хлопает глазами, а потом зло щурится. — И что ты? Как обычно, да? Будешь сидеть, как сыч, один и читать? А что будет, когда книги на планете закончатся? Вздыхаю и отрываюсь от чтения, смотря ему в глаза. —Родители уезжают в Россию в это время. Гарри уезжает праздновать к Сэм. Майкл к Дарси. Хьюго едет к родителям. Олив будет праздновать с Розье. Фрой со своими друзьями. Ты со своей девушкой. А тот факт, что я трахаюсь с девушками не дает мне пропуска в их дом на Рождество. Так что не суй свой нос не в свое дело и иди мимо, это тебя как-то касается? Поджимает губу и я точно знаю, что в этот момент он счастлив, что расстался со мной. Счастлив, что ему не нужно связывать со мной свою жизнь. — Какой же ты мудак, Ланкастер. И встает, зло уходя в свою комнату.

Я разлюблю тебя, когда исчезнет слово; Я разлюблю тебя, когда исчезнут города. И не сойдет огонь во храме Иегова, Я разлюблю тебя походу уже никогда.