ID работы: 7097889

Тайны мертвецов, или Новая история

Гет
R
Завершён
139
Размер:
88 страниц, 13 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
139 Нравится 112 Отзывы 32 В сборник Скачать

Новая история

Настройки текста

Глава XIII. Новая история

      Итак, мне послужил для вдохновения роман Агаты Кристи «Десять негритят». Главное отличие — у Агаты Кристи все герои были виновны и погибли, у меня — нет.       Есть также и другие изменения.       Интересно, догадались ли вы, зачем понадобилась записка?       Все детали, указывающие на убийцу, придуманы мной. Любопытно, вы сумели их заметить?       Во-первых, история с Агнес.       Во-вторых, фраза, которую мысленно цитирует Гилсон: «Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки».       В-третьих, похоронный марш, который Гилсон играет на фортепиано.       В-четвёртых, насмешничая, мистер Гилсон точно называет способ, которым Мелани Макадам покончила с собой.       В-пятых, статуэтка Юстиции в комнате Гилсона.       В романе Агаты Кристи мистер Оним следовал считалке:              Десять негритят отправились обедать,       Один вдруг поперхнулся, их осталось девять.       Девять негритят, поев, клевали носом,       Один не смог проснуться, их осталось восемь.       Восемь негритят в Девон ушли потом,       Один не возвратился, остались всемером.       Семь негритят дрова рубили вместе,       Зарубил один себя, и осталось шесть их.       Шесть негритят пошли на пасеку гулять,       Одного ужалил шмель, их осталось пять.       Пять негритят судейство учинили,       Засудили одного, осталось их четыре.       Четыре негритёнка пошли купаться в море,       Один попался на приманку, их осталось трое.       Трое негритят в зверинце оказались,       Одного схватил медведь, и вдвоём остались.       Двое негритят легли на солнцепёке,       Один сгорел, и вот один, несчастный, одинокий.       Последний негритёнок поглядел устало,       Он пошёл повесился, и никого не стало!              В моей истории считалки нет. Но если кто-то решил убить определённое число людей, то это число должно для него что-то значить. Я остановила выбор на числе «тринадцать».       Вот мои варианты перевода приведённых стихотворений:              Во всём моей душе больной и грешной       Беды начало мнится неизбежной.       Боится обличения вина,       И этим обличается она (слова королевы Гертруды).              Песня о дне Валентина:              Вот завтра Валентинов день,       Лишь начало светать,       Как я, девица, у окна,       Чтоб Валентиной стать.       И вот беда, он встал тогда,       Оделся, отворил.       Впустил он девушку в свой дом,       Не деву отпустил.       О боже праведный! О срам!       Мужчины таковы:       Желанье жжёт, так он возьмёт,       Виновны вечно вы!       Ведь ты жениться обещал,       Пред тем как повалил.       «Когда б в кровать не смог зазвать,       Я б так и поступил».              Из «Фауста» Гёте:              Лукавства полон он, насмешки,       Едва войдёт, как всех подряд       Буравит хитрый, острый взгляд.       Мнит, будто люди только пешки!       И на лице его читаю,       Что он не любит никого.              Отрывок из «Ворона» Эдгара По:              «Жалкий! — вскрикнул. — В твоём горе о потерянной Леноре       Через ангелов Создатель шлёт забвенье навсегда,       Пей забвенье о Леноре, пей забвенье навсегда!»       Ворон каркнул: «Никогда!»              Я изменила имена, ввела новых героев, а некоторых из тех, что были, наоборот, убрала. Характер и преступление остались прежними только в случае Эмили Брент и Филиппа Ломбарда.       Думаю, главная причина, по которой герои Агаты Кристи не смогли вычислить убийцу, — никто из них не попытался понять логику А. Н. Онима. Даже Ломбард, который согласился, что обвинение против него справедливо. Ведь это, по сути, означало признать, что их есть за что приговорить к смерти. Всем было гораздо легче думать, что мистер Оним сумасшедший и на самом деле ему, в общем-то, всё равно, кого убивать.       Об этом говорит и обсуждение, может ли Онимом быть дворецкий Роджерс. Ломбард считает, что нет, потому что, во-первых, у Роджерса на такую затею не хватило б ума, а во-вторых, миссис Роджерс уже оказалась одною из жертв. Роджерс мог бы убить жену, но не в качестве кары за преступление, совершённое ими совместно. А судья Уоргрейв возражает: ведь точно не известно, действительно ли Роджерсы убили свою хозяйку. Возможно, миссис Роджер испугалась, потому что поняла: муж сошёл с ума.       Но ведь мистер Оним, может быть, психопат, только вот не идиот! Неужели Роджерс, если бы задумал совершить такое, не сумел бы приехать без жены? И не мог же он надеяться, что миссис Роджерс ничего не поймёт. Можно, конечно, предположить, что поначалу Этель Роджерс была на стороне мужа, а потом передумала. Но здесь, как говорится, нужно отделять мух от котлет. Одно дело — убить людей, которые сами убили, и совсем другое — лишить жизни невинную женщину, тем более близкого человека, только потому, что она хотела помешать этому.       В отличие от Анджелы, Вера Клейторн из романа Агаты Кристи действительно погубила ребёнка. Чтобы его дядя Хьюго мог жениться на ней, Вера разрешила своему воспитаннику Сирилу плыть к скале, понимая, что тот утонет.       Да, осознанно или же нет, Хьюго своими словами, своею беспомощностью толкнул её на преступление.       Вере больно вспоминать о прошлом, но из-за чего? О чём она сильнее сожалеет: о том, что потеряла Хьюго, или о том, что убила ребёнка?       Да, Вера была так ослеплена своей эгоистичной страстью, жаждой счастья, что забыла даже обыкновенную жалость. Как видно, Вера даже не подумала о Хьюго. О человеке, которого она вроде любила.       Ведь то, что Вера сделала, подло не только по отношению к миссис Хамилтон. Подумала ли Вера, что если Хьюго женится на ней, то всю оставшуюся жизнь придётся обманывать его?       А ведь Вера вовсе не бессердечна, в ней есть способность к состраданию. Узнав, что Филипп Ломбард обрёк на смерть туземцев, девушка «подняла голову и посмотрела на Ломбарда:       — И вы… вы оставили их умирать с голоду?»       Услышав рассказ о несчастной судьбе Беатрис, потрясённая Вера «в ужасе прошептала: “Она убила себя?”» Заметив, как равнодушно, спокойно Эмили Брент говорит о случившемся, Вера спросила: «Что вы почувствовали, когда узнали об этом? Не жалели, что выгнали её? Не винили себя? А если её принудила к этому ваша жестокость?» Потом же Вера ясно представляла Беатрис, мёртвое лицо которой ещё долго стояло у неё перед глазами.       Когда Филипп Ломбард и Вера обнаружили тело Армстронга, девушка, «опустив глаза, склонилась над трупом и вздохнула: “Бедный доктор Армстронг!”» Думаю, она говорила это искренне. В ответ на ироничные слова Ломбарда о женском сострадании Вера сказала: «Неужели вы никогда не испытывали сострадания?»       План убийства, должно быть, возник у Веры спонтанно. Она была в отчаянии после того, как Хьюго сказал, что не может жениться, и, когда Сирил в очередной раз спросил: «Мисс Клейторн, можно мне поплыть к скале?», не справилась со своими чувствами.       Но потом ведь у неё было время, чтобы передумать. Целый день. Она пообещала Сирилу, что завтра отвлечёт его маму, и он сможет поплыть. Но, ожидая этого, Вера даже не думала отказываться от такого страшного замысла. Наоборот, опасалась, что мальчика успеют спасти и он скажет, что поплыл с её позволения. «Нет ничего проще убийства. Но потом воспоминания об этом никогда не покидают тебя».       С тех пор как погиб Сирил, Вера не любила море. У неё перед глазами вставало, как она плывёт за мальчиком, увы, слишком хорошо зная, что спасти его не успеет. Когда Эмили Брент сказала, что любит шум моря, у Веры вырвалось: «А я его ненавижу».       Понятно, почему ненавидит. Он слишком мучительно напоминает ей то, что она больше всего на свете хочет забыть. Её отвергнутую любовь, её несбывшиеся надежды, её чудовищное преступление. Услышав вопрос Ломбарда: «Значит, мальчишку вы всё-таки утопили?», Вера закричала:       — Нет, нет, не смейте так говорить!       Такое отрицание вины означает больше чем признание. Не только своего собеседника, но и себя Вера хотела бы убедить, что не совершала этого ужасного убийства. Совесть. Интересно, где же раньше была её совесть? Вера хотела счастья с любимым человеком. Этого хочет каждая женщина. Но не каждая ради этого способна лишить жизни ребёнка.       В финале Вера застрелила Филиппа Ломбарда из его же револьвера. На острове осталось четыре человека: Армстронг, Блор, Ломбард и Вера. Ночью Армстронг исчез. Осталось только трое. Три человека, которые так боятся друг друга, что готовы на всё. У одного из них револьвер… В ответ на замечание Блора, что зверинца, о котором говорится в восьмом куплете считалки, на острове нет, Вера сказала:       — А вы ещё не поняли? В нас уже не осталось ничего человеческого — хоть сейчас отправляй в зверинец. Так вот вам и зверинец.       Но разве сами эти слова не говорят, что Вера всё-таки человек?       Затем Блор был убит. Не без помощи мистера Онима ему свалились на голову мраморные часы в виде медведя, которые были в комнате Веры. После этого Ломбард и Вера обнаружили труп утонувшего ночью доктора Армстронга. Теперь каждый из них был уверен, что убийца — другой.       А ведь если бы они объяснились, то, вполне возможно, пришли бы к верному выводу: на острове всё-таки есть ещё кто-то живой, кроме них. И прежде всего должен был догадаться Ломбард.       Во-первых, уж он-то прекрасно знает, что револьвер у него действительно украли. Блор задаёт логичный вопрос: зачем А. Н. Ониму, кем бы он ни был, возвращать оружие?       Вера своей фразой о зверинце подсказала: мистер Оним рассчитывает, что револьвером воспользуются. Но почему А. Н. Оним так уверен в собственной безопасности? Может быть, потому, что уже нашёл способ исключить себя из числа подозреваемых?       Во-вторых, ведь очевидно, что у Веры не было какой-либо возможности застрелить судью. Для этого ей бы пришлось спуститься на первый этаж так, чтоб никто не увидел, достать револьвер, мантию и парик, одеть судью после того, как тот будет убит, и притом вернуться в свою комнату раньше, чем туда прибегут мужчины. Не говоря уже о том, что, когда все прибежали, Вера была в обмороке. Доктор Армстронг, который вряд ли стал бы лгать ради неё, это подтвердил.       А вот кто мог бы уговорить доктора обмануть остальных — это вопрос.       Во-вторых, Блор утверждал, что видел, как кто-то выходил из дома. Судя по тому, что потом Блор был убит, никаких причин лгать у него не было. Обнаружив, что Армстронга в комнате нет, Блор и Ломбард тотчас бросились за ним. Из слов Ломбарда ясно, что во время погони они с Блором не разлучались. Но если Армстронг был тогда ещё жив, то почему Блор и Ломбард не сумели найти его? А если нет, то кого же тогда видел Блор?       В-третьих, даже если допустить, что Вере как-то удалось свалить часы в виде медведя, находясь вдали от дома, зачем ей такие сложности? Часы ведь находились в Вериной комнате, она могла сделать это в любой момент. Нужно было только выманить жертву на улицу. Ломбарду что-нибудь сделать с медведем было б гораздо труднее. К тому же логично было бы предположить, что тот, кто застрелил судью, в комнате появится последним. И Блор первым решил принести Вере выпить. Ломбард ведь не мог знать, что виски Блор возьмёт на кухне и Вера откажется пить.       Да, пытаться отобрать револьвер силой, конечно, было крайне глупо. На что, в самом деле, рассчитывал Ломбард? Что Вера (а она ведь хладнокровная убийца!) растеряется?       — Как вам удался этот фокус с мраморным медведем?       — Ловкость рук, голубушка, и никакого мошенничества.       Это была глупая шутка, но Вера-то его слова восприняла как признание. Почему Ломбард сразу, как только они нашли Армстронга, не застрелил Веру, более того, согласился помочь ей поднять тело доктора выше, чтобы не смыло приливом, тем самым дав возможность украсть оружие?       Во-первых, он, скорее всего, просто-напросто не считал Веру достойным противником (а зря!).       Во-вторых, возможно, у него хватило ума понять, что живая Вера — это доказательство его непричастности к убийствам на острове. А если молодой, сильный мужчина застрелил безоружную девушку, ни один суд не признает это самообороной. Даже учитывая, что девушка сама хотела убить.       В-третьих, если Вера — это миссис Оним, то застрелить её не так жестоко, как оставить в живых, чтобы потом сдать в полицию.       В-четвёртых, возможно, Ломбарду всё же было не так-то просто решиться лишить жизни девушку, которая до этого нравилась ему.       С одной стороны, то, что Вера не растерялась, сумела выкрасть револьвер достойно уважения и даже восхищения. Положение было заведомо проигрышным: Ломбард гораздо сильнее, к тому же у него револьвер, а она безоружна. Но Вера смогла выйти из этой ситуации победительницей. С другой — лучше бы она предпочла умереть, но не совершать ещё одно убийство.       И всё же за этот поступок Веру осуждать трудно. Она всего лишь защищала свою жизнь. Да и можно ли девушку, в прошлом погубившую ни в чём не повинного ребёнка, осуждать за то, что она пристрелила того, кто сам хотел убить её? Пристрелила негодяя, обрёкшего на смерть двадцать человек?       «Самосохранение — важнейший долг человека», — говорит Ломбард. Интересно, говорил бы он так, если бы знал, что в конце концов этот самый долг обернётся против него?       Застрелив Филиппа Ломбарда, Вера была счастлива: бояться больше нечего или, точнее, некого. Во всяком случае, ей так казалось. Кто мог бы подумать, что вскоре, увидев верёвку с готовой петлёй, Вера встанет на стул и повесится? Впрочем, кое-кто мог. Да, для человека, у которого нечиста совесть, одиночество невыносимо. Чувство вины за смерть Сирила, расстроенные за последние дни нервы, ужасающая обстановка, да ещё и бессонная ночь сделали своё дело. «Ты можешь поплыть к скале, Сирил», — вспомнила Вера свои роковые слова. Она поняла, что не заслуживает спасения.       Кстати, фильм «И никого не стало» не слишком понравился мне именно из-за финала для Веры. У Агаты Кристи, в фильме Станислава Говорухина этой героине, несмотря на то, что она сделала, можно посочувствовать. А в «И никого не стало» перед нами законченная мерзавка, цинизмом превосходящая даже Ломбарда. Да, в какой-то момент она хотела повеситься. Только вот увидев, что в комнату вошёл мистер Оним, тотчас передумала. Стала просить о пощаде. Причём предлагала обвинить во всём Ломбарда, человека, которого сама же убила. К которому у неё вроде возникли чувства.       Честно говоря, прочитав роман, я не могла понять, кто мистер Оним — наименее виновный или, напротив, самый страшный преступник из них всех.       С одной стороны, он стремился восстановить справедливость. С другой — его жертвы, конечно, дурные люди, но никто из них не убивал ради удовольствия. Более того, даже не все они убили намеренно. А для А. Н. Онима довести Веру до самоубийства — «увлекательный психологический эксперимент». «Жажда убийства была ведома мне с детских лет», — пишет он в своей исповеди. «Я упивался, наблюдая гибель живых существ, наслаждался, убивая их». При этом мистер Оним подчёркивает, что никогда бы не убил невинного.       В фильме, нужно сказать, образ А. Н. Онима несколько отличается от того, что есть в романе.       Оним в книге — человек, который хочет убивать. Но поскольку моральные принципы у него всё же есть, убивать кого попало ему не позволяет совесть. Оним выбрал себе жертвами людей, которых, как он думает, не жалко.       А вот в фильме Станислава Говорухина акцент сделан именно на чувстве справедливости мистера Онима, на его желании наказать преступников, которых законным путём осудить невозможно. Наверное, поэтому ни словом не упоминается смертельная болезнь Онима: диагноз не должен влиять на его решение. К тому же если дни А. Н. Онима сочтены, то его готовность умереть ничего не стоит. Ему просто-напросто нечего терять. Смерть от пули лучше медленного угасанья от болезни.       Самоубийство мистера Онима в фильме — признание, что, как и его жертвы, он убийца. Единственный достойный выход, чтобы не обесценить то, ради чего это было.       В романе — всё совсем не однозначно. С одной стороны, мистер Оним пишет: к тому времени, когда врач сказал, что новая операция не поможет, план был готов. Значит, Оним уже продумал и то, что будет делать после убийства всех жертв? С другой же — тогда для чего было нужно упоминание о разговоре с врачом?       Кроме того, Ониму хотелось, чтоб ни один не сумел разгадать, кто совершил все эти убийства. Во всяком случае, без его помощи.       Все жертвы А. Н. Онима, как он и предполагал, оказались виновны. Но, возможно, ему просто-напросто повезло? Может ли человек, который хочет убить, быть справедливым судьёй?       Мне нужно было сразу же определиться, кто будет мистером Джастисом. Анджела Эванс верно отметила: для мистера Джастиса важно было убедиться, что все намеченные жертвы виновны. Кроме того, он хотел, чтобы они знали, почему он убивает. Но отчего мистер Джастис настолько уверен, что сможет по реакции на обвинение безошибочно определить, кто виновен, а кто нет? Скорее всего, он много лет имел дело с преступниками.       Также нужно учитывать, как профессия способна повлиять на личность человека.       Кроме того, героев довольно много, как познакомить читателей сразу со всеми?       А также возникла проблема с финалом. Нет, то, что Анджела и Артур выживут и снова будут вместе, а Гилсон тоже должен умереть, я знала с самого начала. Загвоздка здесь в другом. Ведь если Гилсон будет застрелен Артуром или, не дожидаясь ареста, покончит с собой, то для него это станет не наказанием, а милостью. Настоящей карой для него было бы раскаяться. К смерти же мистер Гилсон готов.       К тому же разве тот, кто считает, что поступил правильно, станет убегать как преступник, как самый обыкновенный, подлый убийца? Какое же это правосудие, если других он убивать готов, а за свои поступки отвечать не желает? Тем более что в романе Агаты Кристи А. Н. Оним был смертельно болен.       В романе Агаты Кристи есть отрывок из Библии. У меня — из Евангелия и с другим смыслом. Сравните:              «Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их.       Познан был Господь по суду, который Он совершил; нечестивый уловлен руками дел своих».              «Не судите и не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: “Дай я выну сучок из глаза твоего”, а вот в твоём глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».              Беременность миссис Рассел придумала я. То, что дворецкий и его жена оказались родителями погибшей горничной, — тоже моя идея. В романе на остров была приглашена только хозяйка девушки.       В романе Агаты Кристи на острове не было любимого Веры.       Описывая дом, я добавила пугающих деталей.       Кроме того, я ввела игру «Убийца».       Сцены из прошлого Артура и Анджелы почти полностью мои.       Кошмары Амелии Миллер и Блэра тоже придумала я. Так же, как и утреннюю встречу Анджелы с мистером Гилсоном у обрыва.       Прошлое доктора Картера тоже придумано мной.       Вот так и была создана эта история.              [1] Мф. 6:7—15.       [2] Мф. 7:1,5.       [3] Уильям Шекспир. «Отелло».       [4] Уильям Шекспир. «Ромео и Джульетта».       [5] Мф. 18:21—33.       [6] Оскар Уайльд. «Баллада Рэдингской тюрьмы».       [7] Уильям Шекспир. «Ромео и Джульетта».       [8] Ф. В. Ницше.                     
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.