Hominem quaero

Дешёвая белая ткань скользила в руках. На чулки с безвкусным красным кружевом тошно было смотреть. Хотелось рыдать — не он. Не клиент, готовый платить за изыски и наслаждаться эстетикой. Просто пришёл перепихнуться. Харуно не без отвращения натянула отвратительное подобие медицинского халата. Неприятная ткань жгла кожу. Не он. Не он. Благо, хоть заскоки похожи — Сакура бессильно разочаровано простонала и аккуратно надела маску для сна, не отличавшуюся качеством. Харуно даже не смогла поймать Хану, чтобы переговорить с ней, успокоиться, попытаться отказаться. Будто администратор сквозь землю провалилась. «Просто не её смена.» Сакура подготовилась ровно к семи и ни чуть не пожалела. Дышать тяжело и больно — непонятно, где пустыня — в лёгких или в душе. Ни предвкушения, ни страха. Дважды молния в одно место не бьёт. И на что Сакура надеялась, возвращаясь сюда? Искала его, как маньячка. «А по итогу сейчас сама на очередного шизика наткнулась.» Сакура сжала руками колени. Дверь тихо отворилась. Чтобы отвлечься, девушка считала гулкие удары сердца. Ни шагов, ни шелеста одежды слышно не было. Сакура вздрогнула, когда спустя долгие секунды дверь захлопнулась. «Решался? Рассматривал?» Жалкая искра интереса тут же угасла. Харуно поморщила нос. Клиент пах как обычный мужик после рабочего дня — пот, пыль и какое-то машинное масло. Ни тебе кислинки лимона, ни благородной древесины дорогого парфюма… Хотя бы в душ сразу пошёл — и то хорошо. Сакура слышала каждую каплю, разбивающуюся о дно душевой кабинки, розоволосая ёрзала и нервничала — быстрее бы всё закончилось. Отвращение и облегчение ощутила девушка, когда тяжёлые шаги очертили траекторию клиента. Холодные пальцы сжали запястья. Он медленно завёл их над головой девушки, и повалил Харуно на кровать, фиксируя её руки своими. Ледяная корка стремительно расползлась по коже, гоняя стайки липких мурашек по спине. Харуно задыхалась от ужаса и горя, она проглотила тяжёлый ком воздуха в горле и со страхом вытаращила глаза. Дешёвая маска сильно топорщилась в районе носа. — Ты грёбаный маньяк…извращенец! — Это пост-ирония. И конспирация. И то, на что хватило денег, — Какаши глухо засмеялся. Сакура сжала зубы до скрежета и попыталась ударить его коленом в живот. — Это что за непрофессионализм? — в тоне Хатаке схлестнулись насмешка и… Сакура скривилась от тянущей боли в плечах. Какаши легко подтянул её вверх, пристёгивая к изголовью кровати. — Ты ведь пришёл сюда поговорить, да? — не выдержав, робко спросила Харуно, — зачем тогда это? — надломленный голос дрожал. — Чтобы я чувствовал себя в безопасности. Ты слишком агрессивная, когда дело касается переговоров. Харуно засопела от возмущения. Она твёрдо решила, что пока будет молчать. К её удивлению, Какаши, видимо, принял то же решение. И ещё другое, куда более волнующее. — Перестань, — прошептала девушка, когда Хатаке принялся расстёгивать пуговицы на её халате. — Брось, вдруг диалог опять не заладится, так хоть деньги не зря потрачу, — промурлыкал Какаши. — К тому же выглядит отвратительно, даже прикасаться к такой безвкусице не хочу. — Ты чего такой довольный? — с подозрением спросила Харуно, поёрзав на кровати. — Мы не можем встретиться случайно дважды, — Какаши игриво развёл две части ткани в стороны. Широкие ладони проскользили по обнажённой коже живота. Для этих чулок никакого пояса не предполагалось. — Ты пришла сюда намеренно. Харуно зажмурилась и что есть втянула живот, когда горячие мягкие губы прикоснулись к коже чуть ниже солнечного сплетения. — Я не смогу говорить с тобой, пока ты до меня домогаешься, — прошипела она. Взвинченная, испуганная, раздражённая Харуно успешно могла противостоять чарам мужчины. — Тогда начинай. Тебе будет выговориться легче, чем мне, — в его тихом голосе было что-то откровенно-надрывное. А пути назад не было. Харуно замолчала, собираясь с силами. — Уже четвёртый год я постоянно что-то доказываю. Сначала нужно было доказать себе и отцу Сарады, что я готова родить ребёнка, а не делать аборт. Потом быстро и упорно приходила в форму, чтобы доказать что-то себе и знакомым. О рождении ребёнка я распространяться не хотела. Нагулять его казалось слишком зазорным. Взяла индивидуальный план, договорилась с преподавателями, — Сакура поёжилась, когда сквозняк облизал кожу. Вид её не смущал абсолютно — чего Какаши не видел? — Я её не хотела, — еле слышно прошептала розоволосая. — Даже отдала родителям почти на полгода, когда возвращалась на учёбу. Виделись с Сарадой только на выходных. А потом она как-то быстро повзрослела и стала удобной для любви — мало капризничала, хорошо разговаривала, слушалась. И я забрала её обратно. Не потому, что любила, а потому, что снова надо было доказывать родителям, её отцу и некоторым моим друзьям, что я достойная мать. Жить с ней оказалось довольно удобно. А когда я заснула у тебя и не пришла домой, она позвонила мне только трижды, а потом набрала крёстной и попросила приехать, — голос Сакуры осип. — И, когда к нашей идиллии привыкли друзья, родители, сработал мой «синдром отличницы». Теперь я захотела доказать, что я могу позволить нам жить шикарно, и не брать деньги у него. Перепробовала много работ. Ни на одной надолго не задержалась. А потом появилась эта возможность — заработать и поступить максимально неправильно. Пойти на такой шаг в равной мере одинаково для себя и для неё. Я так устала балансировать между «хочу» и «надо». — Харуно прикрыла глаза и горько усмехнулась. — А вот когда мы были на море, звонит мне бывший и говорит, что женится. И что его женщина хочет, чтобы он написал отказную на ребёнка. Мне стало так страшно, я даже дышать нормально не могла. Как же алименты? Он будет платить их по совести? — Сакура нервно схватила губами воздух. Она не слышала дыхания Какаши, не чувствовала его прикосновений. — Смотрела на него и смеяться хотелось— его дочери почти четыре года, а он говорит «я совсем не готов быть отцом», — голос надломился от короткого смешка. А она сама-то готова? Сакура сглотнула саднящую боль в горле. «Неужели всё-таки простудилась?» — Когда я вернулась из Стамбула, Сарада была так рада меня видеть. Очень, даже слишком. Мы были с ней дома, и у нас даже не было ничего к чаю, потому что я забыла зайти в магазин. А она всё рассказывала мне и рассказывала — как они гуляли с Ино и Саем, как она спала с их котом, как дела в садике, как пошёл первый снег. И я поняла, что это так странно, я столько раз в жизни оставляла её кому-то, а любит она меня. И тогда мне совсем не обязательно баловать её, бояться, что её кто-то заберёт, предложит ей жизнь лучше? И решение больше не… сотрудничать с тобой далось легко. Почти легко. — Сакура надолго замолчала. Надеялась, что Хатаке сам начнёт что-то говорить. Зажмурилась, облизнула пересохшие губы. — Оказалось, дело не только в ней. Пора было признать, что мне не нравилось слышать от тебя про деньги — то, что происходило между нами — не было бизнесом, иначе бы Сакумо меня никуда не потащил, иначе бы кто-то ещё это увидел, — быстро зашептала Сакура. Она так боялась ошибиться, — это было чем-то, ради чего я готова была прийти сюда, даже без надежды надеясь. Нервный всхлип вырвался из груди, когда на неё опустилась тяжёлая голова Какаши. — Я звонила тебе, — призналась Сакура. Чужие волосы кололи подбородок. — Я телефон разбил. Новый не купил. — И приезжала, — синтетическая ткань не впитывала крупные горячие слёзы, — а ты не открыл. — Отец забрал ключи от квартиры, — девушка почувствовала, как ещё не согревшиеся пальцы проскользнули по талии под спину. Замерли. Теплая кожа живота играла на контрасте, когда Хатаке прижимался к девушке непозволительно близко. — Почему? — Сакура не знала, про что хочет спросить. — Потому что я алкоголик, Сакура. Я не тот, кто выпивает по праздникам. Даже не иду в сравнение со студентами, которые прибухивают в общаге. Я могу пить, пить, пить, пока организм не избавится от принятого, а затем пить ещё, пока мне не будет так плохо, что кто-нибудь вызовет скорую. И, очухавшись на больничной койке с катетерами во всех местах, я буду готов продолжить пить. И мне плевать, что наливают: водку, коньяк, абсент, пиво. В любых количествах и комбинациях. Я с подросткового возраста чувствовал тягу к алкоголю — много душевных ран хотелось обработать, — Какаши говорил медленно и ровно, будто взвешивал каждое слово. — Я не могу пользоваться одеколоном, потому что стоит мне почувствовать спиртовую отдушку — скулы сводит, как хочется нажраться. Последний пик запоев пришёлся на момент, когда мы расстались с Рин, — на секунду он замолчал, точно ожидая реакции Сакуры. Под щекой билось её сердце — тяжело и ровно. — Я не страдал особо, но больше никто не мог контролировать меня. Никто не мог вставить своё жалкое и веское «хватит». Я пил из недели в неделю почти год, пока не заспиртовался изнутри, как уродцы в институте анатомии. Я не чувствовал никаких вкусов и запахов. Тогда отец принял меры и сказал, что лишит меня того, что я люблю даже больше спирта. Денег. Я готов был умолять его дать мне шанс. Пришлось исправляться. Я весной закодировался, взялся за физическую форму и осенью поступил на второе высшее, педагогическое. Работа в коллективе должна была меня сдерживать. Репутация, как-никак. Самая большая отдушина — это секс. Я убедил себя, что трахаться так же приятно, как и бухать. Получая регулярное удовольствие, почти не думал об алкоголе. Я не пил так долго, что даже забыл, как меня это портит. И вот совсем недавно окончательно укрепил веру Сакумо в себя — познакомил с тобой. Но тут всё пошло не так — мне чего-то не хватало. Был потрясающий секс, деньги, работа, нагрузки. А всё равно чего-то не хватало. Меня потянуло на алкоголь. Я дважды нормально так напивался в Турции, но оказалось, что тело требует не то, чтобы этого — пустота гложила всё так же. Я постоянно что-то искал, но не знал что. А потом напился и приехал к тебе. Лучше бы забыл всё, что было до и после. — Харуно немо вслушивалась, вздрагивая, когда длинные ресницы цепляли нежную кожу под ключицами. — А после напился второй раз. И поехал к отцу. Меня вообще всегда разговаривать тянет, когда напьюсь. — Какаши глухо усмехнулся. — Кстати, это одна из теорий будущего крушения нашей компании — я разъебу спонсоров в пьяном угаре. В общем, приехал к отцу выяснять отношения. А он даже бить не стал — заблокировал карту, забрал ключи от квартиры. Благо, я катался на такси, а машину прямо с ключами на парковке бросил. Я в ней четвёртую ночь сплю, если что. Оставшиеся деньги отдал на взятку. Знал, что ты сюда придёшь — и если придёшь — нужно постараться не упустить это. — А ты, — спустя пару минут гнетущего молчания, Сакура решилась заговорить, — выяснил, чего тебе не хватало? — Предположительно, потери самоконтроля. Стоило перестать думать о том, какого рода у нас отношения, и просто кинуться в омут с головой. — Это совсем не характерно для тебя, — Харуно обрадовалась, что руки её были зафиксированы. Ей безумно захотелось несдержанно обнять Какаши, проскользить ладонями по его сильной горячей спине, обхватить ногами за поясницу и вжаться каждым миллиметром кожи. Он словно отреагировал на ожившее, бьющееся чаще сердце. Невесомо припал губами к ярёмной впадине. — Пропивать жизнь тоже кажется нехарактерным для меня. — Да, выглядишь ты потрясающе, — прошептала Сакура, легко улыбаясь. — Мой отец говорит: «Тебя Бог поцеловал в печень, но лучше бы в мозги и в сердце». Конец цитаты. Девушка улыбнулась, внезапно ощутив физическую лёгкость. Сильно скосив глаза вниз, наткнулась взглядом на ключицы Какаши. Он приподнял голову и смотрел. Слишком долго и внимательно. Сакура засопела от смущения, когда почувствовала тёплый выдох на губах. — Не сейчас! — пискнула она, отворачиваясь. — А что, Харуно? Сколько ты не целовалась? Лет пять? Как бы Сакуре хотелось увидеть его острую беззлобную улыбку! — Не здесь, — настойчиво произнесла она. — Как думаешь, почему так получилось? Почему нас тянет друг к другу? — Харуно вмиг стала серьёзной. Оставалось так много нерешённых вопросов. — Всё просто. Я знаю так много людей, которые знают, что они делают. Придумали себе маршрут в студенчестве и бегут к цели по-спринтерски. А есть такие, как мы, которые как слепые котята — туда воткнутся, туда вляпаются. Мы попали в одну лодку, Сакура, клиент и недопроститука, — в данном контексте распределение ролей не обижало Сакуру, — у нас взаимный интерес друг к другу, взаимное влечение, схожие интересы. И одинаковый темперамент в сексе — не чудо ли? Сакура кривовато улыбнулась. Вместо ответа хотелось закричать. Просто «Ааа!» в пустоту, чтобы избавиться от одолевающих сомнений и эмоций. — Собирайся, — Какаши резко поднялся, отстёгивая наручники, — мне хватило денег на полчаса, поэтому продолжим в машине. Сборы отвлекли Харуно. Переодеться, убрать вещи и выйти из здания удалось, сохраняя максимальное самообладание. — Куда мы? — нервно спросила Сакура. Хатаке никак не заводил машину. — Хотелось бы к тебе. Салон просторный, но спать здесь холодно и тесно. Буду ночевать в той комнате с жутким котом и расчленёнными женщинами. — Это Барби, — Харуно устало потёрла переносицу. — У неё дыра в теле. — Да, в животе. Туда вкладывается ребёнок. Это кукла-мама. — Если бы у меня в детстве были такие игрушки, даже не представляю, какие бы у меня фетиши и страхи добавились. — Это ты ещё нашего питомца Рюю не видел. Сакумо скоро простит тебя? — Сакура поняла, что вопрос прозвучал резковато, когда Какаши усмехнулся. — В любом случае, не хочу его шантажировать тобой и давить на жалость. — Почему ты не пришёл ко мне позже? — ей самой захотелось вкусить крепкий дым сигареты. Что-то подсказывало — Какаши с ней не поделится. — Потому что идти на поклон дважды за неделю — выше моего достоинства, — Харуно фыркнула. — Ну конечно, тогда-то ты приходил извиняться, — пробурчала она, кутаясь в пальто. Ехать в машине и без этого было невообразимо тепло. — Да я даже в ноги был готов падать, но у тебя там ребёнок бегал, я никак не мог примериться, чтобы ударной волной не задело. — Она и сейчас будет дома, Какаши, — мужское имя сорвалось с губ совсем неожиданно, — и следующие пятнадцать лет тоже, — смущённо добавила Харуно. — И хорошо. Я люблю готовить, сказки рассказывать, — расставил точки над «i» Хатаке. — Потом, как верну карту, бабло ей на кукол и шмотки отстёгивать буду. — Ага, тогда Сарада будет расти меркантильной и продажной, … «Какаши» Его имя хотелось шептать снова и снова в самых разных ситуациях. Харуно не знала, стоит ли вслух приглашать Какаши на ночь. Они остановились на знакомой парковке. Мелкий мокрый снег тут же налипал на окно тонкой коркой. На балконе второго этажа привычно горел свет. Сакура откинулась на спинку сидения. Дорожки фар исчезли, двигатель умолк. Она повернулась к Какаши. «Как в кресле стоматолога». — Дома ты мне не дашь, — прошептал он, приближаясь к Сакуре. — Не дам, — повторила она, закрывая глаза. Осторожно — и даже боязливо — он легко коснулся губами её. «А сам-то сколько не целовался?» — едва не сорвалось с дрожащих губ Сакуры. Вместо этого, она прильнула ближе, чтобы утопить в поцелуе дрожь, в один миг вихрем охватившую всю тело. Перенимая инициативу, Какаши запустил руку в воздушные розовые пряди и притянул девушку к себе. Боясь шевельнуться, розоволосая едва успела сжать его локоть. Какаши оборвал короткое целомудренное касание губ, прижимаясь лбом ко лбу девушки. Затем покачал головой и, не размыкая век, усмехнулся: — Чтобы продолжать на тебе слишком много одежды, Сакура. В серых глаза горел мальчишеский огонёк. И Сакуре до слёз хорошо было прошептать срывающимся голосом: — Пойдём в дом. Каблуки то и дело выскальзывали из-под пяток Сакуры, утопая в мокром вязком снегу. Какаши поспешно подхватил девушку под руку и приобнял её за талию. — А вообще, — спустя пару шагов заговорил он. — Это твоя дочь виновата, что я сейчас здесь. Когда ты меня выгнала, курю у вас под подъездом, значит, собираюсь садиться в такси. А она подбегает и спрашивает: «Ничего не болит, мама помогла?». Говорю: «Ничего не болит, помогла.». Спрашивает: «А вы мамин друг?». Говорю: «Нет.» Спрашивает «А кто?». Думаю — «А кто?». Выяснял. Дважды запил.