***
Лаванда вручную обмеряла Фреда Уизли. Братья-близнецы договорились между собой и ходили на примерки и другие подгонки по очереди. Так они ни у кого не возникало вопросов, а Браун могла продолжать работать над праздничным костюмом «Веселых Лепреконов», как называли себя братья и все, кто их знал. Рыжие и озорные Уизли словно сошли со страниц ожившей иллюстрацией. — Согни руку в локте, — попросила Лаванда, тут же делая замер и пометку в блокноте. — Другую руку. — И будет настоящий костюм? — подивился парень, вертя головой вслед за шустро носящейся вокруг него девушкой. Именно, что девушкой. Это уже было видно и по начавшей формироваться фигуре, в которой без труда можно было разглядеть талию и небольшую, но уже видную грудь. А ещё были повадки девушек, когда юные красавицы заглядывают в отражающиеся поверхности и улыбаются своему отражению. Лаванда часто заправляла выбившиеся прядки за ухо, как подметил Фред. Она красила ноготки в перламутровый цвет и облизывала губы, когда ее прикидки вызывали сомнения или затруднение. И, да, Фред наблюдал за ней. Просто от скуки. Нужно же было как-то скоротать время, пока она режет ткань, мерит, прикидывает и опять измеряет его, словно манекен. — Все, Фред! На сегодня все. — Лаванда что-то чиркала в блокнотике, садясь за сдвинутые парты, которые образовывали один большой массив. — Как ты нас различаешь? — почти не удивился парень, когда его назвали настоящим именем, не перепутав по обычаю с братом. — Ты молчишь больше, а Джордж ни на минуту не затыкается, — Браун подняла глаза от своих зарисовок, даже не отодвигаясь, когда Уизли придвинул стул к ее и уселся, сложив руки на спинку стула — впереди себя. — Прошлый раз я тоже много болтал, — рыжеволосый волшебник наклонил голову по-птичьи, разглядывая светловолосую. — А ещё у тебя родинка на щеке справа, и глаза у тебя другого цвета. — Браун едва смутилась, пристально разглядывая балагура. — Ты куда-то шел, — напомнила она, пытаясь отделаться от внимания. — Я пока тут посижу. Тихо, — добавил он, видя как сходятся брови на переносице девчонки. — Только тихо, — бросила Лаванда, принимаясь за эскизы будущего творения. Фред не ответил. Как и обещал, он молча положил подбородок на руки, наблюдая за потугами юной швеи. Надолго, правда, шутника не хватило, и уже через полчаса он откланялся, ссылаясь на какой-то эксперимент. И парню было невдомек, что все то время, что он сидел и смотрел на мастерицу, она не сделала ни одного путного рисунка. — Да Мордред побрал бы эти гормоны! — Лаванда уронила голову на руки, пылая щеками. Рыжеволосый парень с растрепанной шевелюрой был ей симпатичен, а его внешность и общество она находила приятными.***
Лаванда Браун никогда — ни разу в жизни — не страдала приступами беспричинного волнения. Однако, когда серая сова сбросила на нее конверт, руки ее предательски взмокли, а где-то внутри все сжалось в ожидании. Не медля, она разломила печать и достала послание. На удивление, письмо было длинным, чем конкретно этот адресат никогда не страдал. Варенн был как всегда красноречив и остёр на язык, в шутке спрашивая, не набрала ли она новичков из гостей школы. Новичков Лаванда и вправду взяла. Сычик не наврал, тихий и слишком робкий для Гриффиндора Лиам был неплохим парнем. Он ничем абсолютно не выделялся среди других первокурсников, что несказанно радовало саму Лаванду. «Нам и не нужно привлекать внимание», — сказала она, отвергая кандидатуру Джинни Уизли, которая весь год провела дома, имея запрет на колдовство. Как сказал Пекарь (а ему в свою очередь его отец — целитель Шаффик), Джиневра чуть не выгорела. Таинственный артефакт, который Отдел Тайн унес к себе в логово, питался магией рыжей дуры. «Дуру» принудительно заставили оставаться дома, пригрозив сломать палочку, а с родителями пострадавшей провели воспитательную беседу. Платить за лечение обязали школу (читать, попечителей). Огненно-рыжая девочка была хороша. И дело было даже не во внешности, в которую через несколько лет будут влюбляться многие парни. Дело было в том, что у Джинни была огромная семья. Общаясь с балагурами-близнецами, Браун прекрасно поняла одну простую вещь — больших тайн у них между друг другом нет. А если и есть, то о них все равно все в курсе, просто проявляют чувство такта и молчат. Так что, скажи сейчас Лаванда про рыцарей крепости, коей когда-то давно был замок, как об этом будет знать весь рыжий клан. Новички в школе были гостями. Они не лезли куда-то в дебри, гуляли по замку исключительно стайками и не особо жаловали шумный Гриффиндор, который считал братом любого, кто за всякий кипиш, разумеется, исключая голодовку. Поэтому, раскрыться гостям щитовики даже не боялись. «Слышал про Святочный бал. Конечно, парни приглашают первыми и все такое, но я бы на твоем месте кого-нибудь приглядел. А то останется ваш Фейверкус-Финниган и успевай тушить все вокруг…» Лаванда улыбалась, читая письмо. Граф был в своем репертуаре, и отчего-то это было приятным. Как будто хоть что-то остается постоянным в этом мире, где что ни день, то неожиданность. — Лави? — Парвати позвала подругу, которая с какой-то несвойственной ей улыбкой читала письмо. Перебирая в уме все то время, пока индианка знала Браун, она никогда не видела такое выражение лица у нее. «Не по возрасту» — это определение подошло бы идеально к лицу их командира. — Граф пишет, — Лаванда снова перечитала последние строки. — У меня на лето появилась работенка. — Помощь нужна будет? — отвлеклась Фэй, прерывая разговор с третьекурсником Дома Годрика. — Посмотрим, — уклончиво ответила девочка. Встряхнувшись, она приободрилась, сбрасывая с себя серьезность. — Эй, а мне листовку?! А письмо от Варенна лежало между учебников в сумочке. «Вряд ли тебя отпустят на мою помолвку из замка, поэтому приглашаю на свадьбу. Будем ждать тебя с Шарли в начале августа. Уж не обессудь, приглашения будем рассылать в конце мая. Только — молчок! Постскриптум. У тебя фора на подготовку для рекламы своего мастерства!» — гласили последние строки письма. А пока Лаванда находилась в Хогвартсе, парень с медным отливом волос стоял напротив окна в родительском поместье, глядя на желтый сад. — Сынок? — позвала парня женщина в платье. — Там цветы для Шарли домовик срезал, — женщина со светло-русыми волосами подошла к своему ребенку, ободряюще поглаживая его по спине. — Может все же стоит пораньше свадьбу… — Шарли хочет в августе, а я хочу видеть ее счастливой, — Ричард обнял мать, которую перерос. — Я так ее люблю. — сказал он, и это была чистейшая правда.