Лоскутное одеяло

Данная глава была написана в качестве переводческой шутки, когда мы переводил роман Эндрю Робинсона "Своевременный Стежок" в качестве бонуса и была выложена вместе с главами 3.1-3.3. Позже мы признались, что одну главу я написал сам, а не переводил. Вашему вниманию прилагается!

      В ночь перед встречей я не мог спать.       Я долгое время отодвигал накопившиеся вопросы на задний план, стараясь думать о том, что происходит сейчас, а не о том, что ждёт меня на встрече с Модредом.       Я всё ещё боялся принять тот факт, что загадочный однокурсник может быть кем-то иным, кроме Пифаса или Паландин. Глупые надежды, глупые страхи… сейчас они овладели мной в полной мере.       Обхватив голову руками, я рывком уселся на матрасе в своей хижине, и застонал.       Возможно, следовало принять таблетки, заботливо оставленные доктором Пармаком? Этот вариант я сразу же отмёл. Столько лет я сохранял самообман с имплантантом, столько лет наслаждался иллюзиями, что сейчас от одной мысли о них было мне становилось дурно.       Ни таблетки, ни канар, ни даже ваш волшебный гипо-шприц, дорогой мой доктор, не помогут в текущей ситуации.       С улицы послышался шум, очевидно запозднившаяся компания рабочих шла домой.       С трудом совладав с искушением одеться и присоединиться к ночным путникам или побродить по развалинам, я включил свет и сел за стол. Мой взгляд упал на найденный под обломками томик поэзии.       Усмехнувшись, я вспомнил вас, доктор, и, открыв книгу на первой попавшейся странице, не глядя ткнул пальцем. «Мы расцвели как два цветка В руинах прошлой роскоши; Пробились чрез множество преград, И единой камня плоскости. Гляди, как солнца первый луч Раскроет лепестки твои, Раскрыв свои — я улыбнусь, С тобой вдвоём мы выжили».       Кажется, многие невежи могли бы здесь найти судьбоносный знак, но я не верил в то, что какая-то книга всерьёз может указать путь простейшим случайным выбором. Статистика показывает, что большинство индивидуумов готовы найти свой скрытый смысл в любом отрывке. Будь то сборник романтической поэзии или техническое руководство к репликатору.       Вздохнув, я проверил оставшуюся воду в канистре и заглянул в ящик с припасами. Увиденное тут же отбило чувство голода и жажды.       Пока я рассуждал над тем, чем занять остаток ночи, я услышал осторожные шаги снаружи. Рука сама по себе потянулась к ящику с фазером.       Это был доктор Пармак. Я впервые видел его в таком состоянии.       Взбудораженный, растрёпанный с лихорадочно блестевшими глазами.       — Что случилось? — обеспокоенно спросил я.       Он не ответил, лишь бросил взгляд во тьму, после чего скользнул в хижину и резко захлопнул за собой дверь. Поразительно, как он не ударился о потолочную балку в таком-то состоянии.       — Что произошло? — повторил я, вставая и протягивая руку к полке, где хранилась посуда.       — «Воссоединение»… Элим… — одними губами пролепетал он.       Я понял, что всё очень серьёзно и, налив драгоценной воды, протянул ему стакан.       Доктор лишь помотал головой и облизнул пересохшие губы.       — Дорогой доктор, — я положил руку на плечо Пармака, что делал крайне редко, даже учитывая наши близкие отношения. — Пожалуйста, успокойтесь и расскажите, что произошло.       Мотнув головой, он тяжело выдохнул и наконец принял стакан. Его руки тряслись, вода плясала в стакане, капли проливались через край.       Он всё-таки выпил воду и грузно опустился на мой матрас. Я сел рядом.       — Шпионы, Элим, — заявил он и уставился на меня безумным взглядом. — В организации шпионы.       Я пожал плечами.       — Я не понимаю, чего вы ожидали, набирая к себе каждого встречного, чья точка зрения не соответствует точкам зрении ваших оппонентов, — резонно заявил я. — Естественно, что даже обычному связному из службы безопасности не составило бы труда присоединиться к вам. — Я не об этом… — доктора аж передёрнуло. — Знай они, где происходят наши встречи или основные планы, мой дорогой Элим, это не было бы особой проблемой. Мы можем и умеем давать отпор. Хуже другое, — он помрачнел. — Они воруют наши идеи.       Я замер. Каким образом приверженцы старых традиций могли нажиться на идеях демократической партии?       Поймав мой вопрошающий взгляд, доктор пояснил:       — Они каким-то образом узнают о нашей очередной кампании, и переворачивают её на свой лад. И, если мы обещаем свободу и равенство, то они на тех же условиях диктуют старый порядок. Мы в западне, Элим… — он опустил глаза.       Я замолчал, не зная, что сказать. Было очевидно, что шпион забрался достаточно высоко, если имеет доступ к информации такого порядка… и тут я понял причину беспокойства доктора.       — Они… подозревают вас? — выпалил я и осёкся. Это звучало как обвинение.       — Нас… — тихо произнёс он. — Люди Гемора предположили, что Модред не просто наведывался в эту хижину, — я ахнул, ну, конечно же, — но и то, что ваше открытое нежелание присоединяться к Воссоединению являются ничем иным, как частью плана противника. И что я — ваш источник информации.       Я сидел ошеломлённый, не в силах и слова сказать. Это был изящный план, вполне в духе Энабрана. Но от меня ускользало лишь одно: кто был настоящим шпионом? И чьим?       Доктор озабоченно уставился на меня.       — Элим, ты понимаешь, что они делают? — севшим голосом спросил он.       Я кивнул. Я понимал.       Сам того не замечая, я обхватил пальцами пальцы Пармака, и с силой сжал их.       Казалось бы, мы получили новый старт, мы строим будущее, своё будущее, и вновь оказываемся вовлечены в эту грязную игру.       Пармак всхлипнул.       Я ослабил хватку и успокаивающе провёл пальцами по его ладони, этот жест довольно интимен и у кардассианцев, но не носит сексуального характера, как у вулканцев.       — Элим, — доктор смотрел на меня глазами сломленного духом. — Когда меня заберут?       — Не думай об этом, мой дорогой доктор, — прошептал я, взяв его ладони в свои. — Мы докопаемся до правды, во что бы то ни стало! — пообещал я.       Он кивнул и в благодарность провёл пальцем по линии моего челюстного гребня. Я ответил тем же.       Простите, доктор, за такие личностные подробности, но, поверьте, я не стал бы говорить этого, не будь оно важно.       Достаточно скоро доктор Пармак, со всей присущей ему страстью, массировал мои плечные гребни и я, как обычно, сдался его напору.       Эта ночь была не похожа на предыдущие в его компании. Казалось, что он верит, что это наша последняя личная встреча, и отдаётся общению в полную силу. Его ловкие руки врача затрагивали те центры, о которых я никогда ранее не подозревал, а его рот можно было заткнуть только одним единственным способом, чтобы не слышать всю ту романтически-героическую чушь, которую он самозабвенно нёс.       Он угомонился только под утро, и я уснул на его плече, даже не заботясь об одеяле и предстоящей встрече с Модредом.       Я знал только то, что хочу сохранить положение вещей любой ценой, и готов на всё, лишь бы мой добрый друг и впредь оставался со мной.