Песнь льда и Сталина

Закат. За закатом Спускается тьма. Во тьме мыш (кродеться) По полю зерна. Доволен как слон мыш: Он держит в зубах Запасы пшеницы На трех колосках. О чем он мечтает? О том ли, что мать- Старуха не будет Теперь голодать? О детях-мышатах, Грызущих кору? Жене, что для мужа Помыла нору? Мыш рад: предвкушает Улыбки мышат. Враждебные вихри Его не страшат. Нора его близко уже, За углом. Но тут Придавило мыша сапогом. Возвел в горе очи Наш мыш к небесам: А там — нет, не звёзды, Там — Сталин; вождь там. Взирает на мыш, Мнет лопату в руке От тела мышиного Невдалеке. Печален, но строг И усат его лик. Рыдай же, любитель Мышей полевых! Ведь Сталин, минут Не теряя зазря, Выносит мышу Приговор, говоря: «Поймите, товарищ, Меня, дорогой. Не зря репрессирую Вас я ногой. Я — Сталин. И я Не могу позволять Мышам у рабочих Зерно отнимать. Без зерен не будет Пшеничной муки, Исчезнут пельмени, Манты, пирожки. А как нам, скажи-ка, Грызунья душа, Прожить без пельмешеньки И беляша? И будь ты хоть птичка, Хоть ёжик, хоть мыш, А гнева народного Не избежишь. За два не поднялась, Быть может, рука, Но три колоска — Это три колоска». Вердикт в исполненье Приводит вождь сам. Он — тигр, пантера, Он — как его там… Ну, тоже весь в пятнах И тоже усат, И тоже на юге живёт. Леопард? Так вот. Леопардом Он ринулся ниц, Сжимая лопату Перстами десниц. Низверг гильотину Лопатомеча, На две половины Мыша рассечя. Мыш, подозревая: Пришел смертный час, В кулак собирает словарный запас. И молвит, по горлу Снуя кадыком, Сухим человечес- Ким языком: «Я вижу, ты любишь. И, вижу, любим», — Сказал мыш одною Из двух половин. — «Раз мало осталось Мне в жизни минут, Не я — эти люди Тебя проклянут. Оставят — и станут Гнушаться тобой, Интриги плести У тебя за спиной. И ты, не отпраздновав Мартовских ид, Слоями укроешься Каменных плит. Пускай серый жнец Мою душу возьмёт И запечатлеет Проклятье моё: Ты будешь отныне Любимцем лишь тех, Кто в жизни не ведал Любовных утех!» Умолкнув, мыш умер В объятьях полей. Листва перестала Шуршать у ветвей, Река не журчала, И ветер не дул. Зачем-то (без молнии) Гром громыхнул. Ух, жути там было — Чего говорить! Аж солнце решило В тот день не всходить. А Сталин присвистнул, И весел был свист А хули ему? Он — материалист.