Дазай
На его руке ─ кусочки крыльев мертвой бабочки. Стекло кейса разбили молотком. Всю коллекцию насекомых разворошили, пинцетом выворотили заспиртованные, превратившиеся в сушеные комочки тельца гусениц. Из обувных коробок под кроватью вытряхнули кленовые листья и тонкие веточки вишни с примявшимися от длительного хранения цветами. Листы конспектов лекций по ботанике топорщились от вылитой на них воды. Учебные журналы изрезали ножницами, оборванные с одной стороны шторы сдвинули до самого конца окна. Большие, ранее хранившиеся на антресоли чемоданы хлюпали от воды. Темно-коричневая ручка, оторвавшаяся от одного из них, бесполезным куском кожи валялась на покрытом мелкими осколками зеркала полу. На форменном блейзере университета торчали темно-синие нитки из особо заметных дыр. По отображающему блики пламени свечей янтарю протянулись трещины, перекрыв собой скелет летучей мыши. В альбоме с рисунками не осталось целым ни единого изображения. Из сделанных ножом разрезов наволочек подушек высыпались желтоватые перья. Весь балкон был осыпан землей из цветочных, теперь уже расколотых горшков. В оставленных со времени последнего чаепития на лоджии чашках переплетались в осклизлые клубки розово-красные дождевые черви с ободком чего-то белого посередине. У некоторых учебников сломали корешки. Ортопедический, специально купленный для более комфортного сна студентов матрац сдернули, синие простыни скатали в комкообразные валики, оголив чуть заржавленные пружины кровати. Все содержимое ящиков прикроватной тумбочки было изгажено. Тетради, какие-то личные блокноты, студенческий, брошюры, пачки сигарет, предметы гигиены, портативный зарядник для электронных гаджетов, семечки, сломанная душка очков, книги… Огромная, не зажженная люстра на толстых железных кольцах с лампочками в виде свечей раскачивалась из стороны в сторону в зависимости от движения ног сидящего на ней и державшегося за металлический корпус человека. Видимо, конструкция была настолько устойчивой, что могла выдерживать чей-то вес, пусть и не без протяжного скрипа и осыпания побелки с потолка на коричневые волосы юноши. Внизу, на стуле стояла рюмка с растворенными в алкоголе двадцатью пятью таблетками снотворного, выписанного Осаму строго по рецепту неврологом «Портовой мафии». Достаточно было выпить залпом эту жидкость, чтобы наступила кома, а затем ─ смерть. Оставшиеся после переезда в другую комнату вещи Харуки не были тронуты. По обклеенным светло-зелеными обоями стенам скреблось одиночество. Голые ступни кареглазого японца изрезались от хождения по битому стеклу. Кончики пальцев рук саднили от ожогов, приобретенных после опрометчивых прикосновений к горячим лампочкам. Бинт, размотавшийся с щиколотки молодого исполнителя, белой змеей до самого пола свисал с зубца люстры. За окном темное небо постепенно тускнело от заслонявшей ее пелены туч. Шуршали пожелтевшие кроны деревьев: повсюду ощущалось в воздухе дыхание октября. В университетской столовой в такой час, должно быть, проходил поминальный ужин. Изредка слышались голоса проходивших под окнами студентов. В холле Мертонского колледжа под фотографией Кристофера каждый день кто-нибудь да клал свежие цветы. Такие красивые. То белые, то фиолетовые, то розовые, то желтые. Периодически зажигали свечи в стеклянных баночках, которые держали до того времени, пока не начинал капать на бархат лепестков расплавленный воск. Крутящаяся в голове кареглазого мафиози мысль о том, что его собственное тело ─ храм личного пользования Огая, угнетала его. Нарывающая власть его начальника над чужими судьбами разрослась до такого размера, что даже в некоторых местах прорвалась, прыснула на лица подчиненных ему пешек творожисто-желтым гноем. Лежащий экраном вниз сотовый телефон Дазая звонил во второй раз. Дверь комнаты мальчишка закрыл с внутренней стороны на ключ, после чего оставил его в замочной скважине. Через минуту пробило восемь часов на центральных часах его кампуса. Трапеза постепенно подходила к концу. Японец спустился по стремянке. Каждый шаг обжигал его пораненную кожу стоп. От падения со второго этажа здания рюмка разбилась на десяток мельчайших осколков ─ красноватая жидкость пятном растеклась по сырому от нескончаемых дождей асфальту. С его ладоней осыпалась шелуха крыльев бабочки на клетчатую ткань брюк. Со столов убирали посуду, чуть слышно позвякивали работники зала металлическими ножами, пока погружали на и без того заполненные подносы тарелки с остатками еды. Декан факультета, полностью седой мужчина семидесяти лет, промакивал сложенной вдвое салфеткой блестящие жирным блеском губы после явно лишней ему добавочной порции нашпигованного яблоками гуся. Рядом с ним расстроено покачивала головой сухонькая женщина с собранными в хвост жиденькими волосами. Кажется, она вела дополнительно бесплатные курсы английского языка для всех иностранцев ее факультета, помимо чего являлась председателем волонтерского корпуса Оксфорда в целом. На ее пальцах не было ни единого кольца. Скорее всего, она так и не побывала замужем за всю свою жизнь. Преподаватель зарубежной литературы, мистер Эдгар Алан По, нередко присоединялся к компании обедающих биофака, хотя сам работал на никак не связанной с этой темой кафедре, чтобы обмолвиться парой слов с его некогда соперником, а теперь интересным собеседником и просто хорошим приятелем Рампо. Многих студентов искренне забавила длинная, закрывающая половину лица чернильная челка всегда одетого в какую-то старинную одежду и носящего высокие сапоги на каблуках мужчины. Поговаривали, что профессор По даже держит у себя в апартаментах ручного енота по кличке Карл. В конце прямоугольного, студенческого стола оставались нетронутыми запеченные в фольге овощи с зеленым горошком перед смотрящим куда-то вдаль стеклянными глазами Освальдом. Весь перец в его блюде, в отличие от остальных, был зеленым в знак уважения его вегетарианских взглядов. Так уж вышло, что кроме него в Мертонском колледже никто не отказывался от употребления мяса в пищу. Его поезд до Лондона отбывал в четверть одиннадцатого. В девятом часу за англичанином обещалась подъехать на такси его мать, чтобы вместе с ним уехать домой. За документами на отчисление на следующей неделе опять-таки приедет она сама, а не Ос, чтобы лишний раз не заставлять сына проживать на себе перенесенный им удар в этом месте еще раз. Лучше всего, по мнению матери светлолицего британца, Осу продолжить обучение на северо-востоке Англии. Может быть, в частном институте экономики и права в Ньюкасле. Параллельно с чем начать посещать психотерапевта. Биологию эта женщина еще изначально терпеть не могла. Ей казалась несерьезной работа энтомолога, чем, например, солиситора, адвоката высшего ранга в Британии. Сам же юноша не вмешивался в решения своей семьи, так как после смерти Оливора младшего его перестало интересовать собственное будущее. Хоть юрист, хоть уборщик квартир. Какая к черту разница уже? Порой случаются такие события, после которых невозможно дышать полной грудью, как раньше. Так устроен человек, что никого не любить всю жизнь после потери своего близкого он физически не сможет. Когда-нибудь жизнь подарит встречу с другим. Словно на истекающее кровью сердце наложат заплатку. Да, дыра закроется, но ткань все еще продолжит мокнуть от незаживающих ран. Как бы то ни было, обстоятельства всегда выше людей, а смерть выступает неизбежным явлением для каждого человека. Эти юноши подарили друг другу теплоту своих тел. Коленом понурый англичанин упирался в чемодан с множеством наклеек из других стран на пластиковой поверхности. Рядом с ним обмакивал пакетик в чай Одасаку. Ладонь его левой руки скрывалась под скатертью. Он кормил Гона со стола своей порцией жареного гуся. Пес тихонечко сопел, изредка просовывая наружу кончик носа. До конца октября имелась в запасе еще почти половина месяца, но, согласно распоряжению декана, в этом году на его факультете запрещается устраивать официальные карнавальные вечеринки со сладостями и шоу-программами. Этот мужчина неплохо знал отца Кристофера, поэтому посчитал уместным отменить праздничное мероприятие на биофаке, к которому еще с последних чисел сентября белокурый англичанин принялся подбирать наиболее удачные ткани для костюма. Тем не менее, за каждым учащимся сохранялось право при желании посетить организованный в центральном корпусе Оксфорда Хеллоуин, или же неформально собраться самим где-нибудь посидеть в кафе и выпить пинту имбирного эля. Дазай не стал проходить вглубь зала, а, окинув взглядом еще раз мечущийся у дверей в кухню персонал, вышел через заднюю дверь на утопающую в темени вечера улицу. С Накахарой он не переписывался эти дни. Последнее сообщение кареглазый исполнитель отправил еще на осеннем балу, до венского вальса и последующего уединения с Огаем на балконе. Молодому мафиози хотелось в клочья изрубцевать кожу на местах своего тощего тела, к которым притрагивался обтянутой в молоко перчатки дланью Ринтаро. Невозможно забыть его глаза краснее вина и язык, искусно обласкивающий после укуса губы. Лидер «Портовой мафии» умел, когда он видел в этом выгоду для себя самого, мягкостью перышка проводить подушечками пальцев по подрагивающей головке мужского полового органа, подцеплять край тканевого капюшона, оттягивать, неспешно просовывая под него указательный палец свободной руки. В тот вечер на балконе Мори оборвал крошечный алый цветок с каланхоэ розалины, после чего ловким движением кисти руки поместил его на сочившуюся предэякулятной слизью щербинку уретры. Вот она: эстетика отвратительного. Красота уродства. Несовместимое совместимостей. Одной рукой Огай тогда сжал чуть выше основания сладостно ноющего от предварительных манипуляций ладони члена, другой же прошелся по линии венок на нежной, обычно скрытой за складкой крайней плоти кожице. Брызнувшее семя Осаму запачкало глазурные шапочки выставленных кулинаром на лоджию охладиться капкейков, издалека придав им ложную иллюзию разводов кондитерского крема. То, с каким льдом равнодушия бросил ему на грудь испачкавшиеся в сперме перчатки начальник, заставило кареглазого юношу вновь начать сожалеть о неконтролируемой им податливости организма на подобного рода действа. Дазай не стал как-то очищать пирожные. Вытерев себя самого и аккуратно заправив рубашку в брюки, он вышел из-за штор, слился с потоком идущих в центр комнаты гостей. Краем глаза спустя минут десять темноволосый мальчишка заметил, как ничего неподозревающий официант вынес темно-розовые кулинарные изделия «Красный бархат» в зал для угощения танцующих. Тогда японца волновала совершенно иная мысль. Отчего он, трахаясь с Огаем, время от времени сравнивал его с Накахарой, а, переписываясь с Накахарой, наоборот, сравнивал его с Огаем? Что же это за клубок-то такой на троих? «Разве ты фотографировал когда-то на поляроид? Не пизди ─ «сanon» же была твоей первой и единственной камерой». ─ Непрочитанной синей полоской висело сообщение от экс-напарника в социальной сети.Среда, 24 октября
«Старое ценится лучше нового», ─ коротко набрал Осаму, ─ «иногда ты берешь спустя время фотоаппарат в руки, а снимки получаются уже не те. Безжизненными. Пластмассовые прохожие с однотипно-пустым выражением лица вместо эмоций, которые удавалось ловить ранее». ─ Та самая причина, из-за которой молодой исполнитель отдал выигранную им камеру Чуе за ненадобностью. «Думаешь, я буду отвечать тебе после трехдневного игнора?» ─ спустя часа полтора на экране смартфона высветилось смс. «Ты уже ответил». «Плешивая сука». «А это ты зря. Из нас на страшную девочку сзади смахивал только ты на физ-ре». ─ Как-то посыльно, излишне едко, должно быть, прозвучала эта реплика в голове рыжего после прочтения. Общение в интернете уже изначально подразумевает некую неопределенность, допустимость беспрепятственного вранья и уникальной возможности в любой момент заблокировать своего собеседника, тем самым достаточно просто закончить с ним уже поднадоевшую вам обоим переписку. Среди тысячи никнеймов так легко изо дня в день пропадают люди, становятся безликой массой, в которой даже если очень постараться, то все равно вовек не найти настоящего имени. «Человек бывает наименее естественным, когда говорит от своего лица. Дайте ему маску, и он скажет вам правду» ─ об этом писал еще сам Уайльд в эпоху, лишенную цифровых технологий, но не меньше страдающую от людской личины, чем сегодня. С одной стороны, ты вроде бы часть жизни общающегося с тобой в онлайне человека, но с другой ─ ты по-прежнему для него никто. Белое пятно. Очередной пробел на клавиатуре. Ведь даже самая громкая фраза с легкостью стирается всего в пару кликов кнопкой delete. Delete, и вы чужие. Delete, и вы враги. Социальная сеть заменила реальные встречи на суррогатное ощущение близости друг с другом видео-звонков. Радость тщательного подбора подарков на праздники друзьям перешла на стандартную отправку наборов стикеров подешевле, если и вовсе не на бесплатные наклейки с банальным изображением елки, котов или букета реденьких цветов. Словесная похвала ─ на лайки, а живой, ни с чем не сравнимый секс превратился во взаимную дрочку. Видимо, куда важнее смотреть на раскрасневшееся влагалище или изогнутый полудугой от возбуждения член, чем на удовлетворенную улыбку своего партнера. Эмоции сменились физиологическими потребностями. Секс-игрушки заменили многим любовь. Единственное, что еще невозможно стереть Delete, так это заставляющие сердце бешено колотиться чувства. Но ничего, в скором времени полная или частичная компьютеризация сердца обещает стать естественной процедурой для человека. Со слов Накахары в его дальнейших сообщениях, за исключением первых пяти, посвященных подробному описанию, какой же Дазай выебень, кареглазый исполнитель узнал о его дебютной гонке в команде «Волков». Также о том, что у него шесть неотработанных пропусков по исторической географии. «Весенние соревнования в Лондоне»? ─ по видеозасвязи после того, как Осаму покинул больничное крыло, оба парней не созванивались. ─ «Придется прийти. Хотя бы ради того, чтобы посмотреть как ты облажаешься, или наложишь в штаны после заезда». ─ Не сложно догадаться, что посещать гонку рыжего темноволосый японец явно не собирался.