Дазай
Alec Benjamin ─ If I Killed Someone For You
Когда с его рта сорвали клейкую ленту, Дазай сплюнул всю скопившуюся в ротовой полости слюну, отдающую специфическим запахом химического средства: его тошнило, но на пустой желудок рвать было особо нечем. Острыми коленями юноша уперся в кровавую наледь, наручники изрезали запястья, так как кареглазый наследник пришел в себя еще, будучи в одном седле с Клаусом, и весь оставшийся до закрытой скотобойни путь провел в отчаянных попытках освободиться, или хотя бы скинуть себя с лошади, чтобы выиграть время и смочь хоть на немного отползти от везущих его совершенно неподобающим способом для будущего дона наемников. Щиколотки ног плотно стягивал ремень, до глаз Осаму банально не мог дотянуться ввиду того, что его худые руки были грубо стиснуты в наручниках за спиной, сильно завязанная лента из плотной ткани неприятно давила на переносицу, дыхание склонившегося над гривой коня безъязычного опаляло молодому исполнителю ухо. В неудобном положении после своего пробуждения Дазай пробыл еще около сорока минут, пока, наконец, стук копыт не стих, и его резким движением мускулистых рук не опустили на снег. Нелегально содержащаяся свиноферма, если темноволосому иностранцу не изменяла память, закрылась в середине прошлой недели ─ весь оставшийся скот перегнали на предприятие конкурентов, когда как сам владелец вышиб себе мозги, сидя в кожаном кресле кабинета. В остатках выпитого им перед выстрелом коньяка плавала разбухшая сигарета. Новость настолько потрясла близ находящееся селение, что о случившемся транслировали в СМИ, помимо чего несколько борцов за защиту прав животных из Оксфорда как-то в столовой университета заявили, что главу предприятия фермы постигла кара за его бизнес по убийству свиней, на что невегетарианцы ответили просьбой о добавке свиных отбивных к их порции, по итогу чего разразился громкий скандал, на который кареглазому мафиози было откровенно срать. Правда, на долю секунды он вспомнил Освальда ─ ему всегда мастерски удавалось сглаживать острые углы в подобных спорах, да и вообще без него Студсовет окончательно превратился в клубок готовых идти по головам друг друга ради получения заветной должности председателя выскочек, которым уж точно не было никакого дела до разногласий на своих факультетах. Отдышавшись, мафиози медленно поднялся с пропахшей пролежавшими здесь несколько дней и окончательно протухшими за это время потрохами земли, размял затекшие руки, поправил расстегнувшееся пальто. «Одели в парадный костюм, какая щедрость, блять», ─ молча огрызнулся прислонившийся к деревянной балке Дазай, ─ «эй, ты, громила с катаной», ─ специально пренебрежительно обратился к стоящему поодаль Клаусу мальчишка, ─ «организуй мне сигареты с зажигалкой», ─ его тон приобрел властные ноты, ─ «ты же не думаешь, что мне охуеть как понравилось нюхать хлороформ, так что мне нужно срочно перебить в себе желание блевануть тебе под ноги, Клаус», ─ говорящий поправил волосы, принял более расслабленное положение. Однако ни один из телохранителей Огая ни на шаг не сдвинулся с места: наемники следовали исключительно распоряжениям своего господина, никакие другие слова не были способны заставить мужчин действовать. Наследник ─ не хозяин, так что любая попытка Осаму подчинить себе безъязычных всегда терпела, терпит и будет терпеть фиаско, ведь подобная преданность исключительна. Стук каблуков сапог спускающегося по лестнице с верхнего яруса Мори тотчас привлек внимание темноволосого, более-менее пришедшего в себя воспитанника. Дон двигался, словно в замедленной съемке, его сжимающие затухающую сигарету пальцы покраснели на холоде, из под темной, доходящей полами до бровей шляпы развивались на ветру угольные, выбившиеся из жесткого, перетянутого коричневой лентой хвоста пряди волос. Подошвами сапог он наступал на заледенелые, хаотично разбросанные обрезки мяса, под весом размеренных шагов лидера «Портовой мафии» скрипели выложенные вдоль периметра всего павильона деревянные доски. На конце все еще удерживаемой мужчиной сигареты тлел слабый огонек, дойдя до опустившегося на одно колено в знак одновременной покорности и приветствия главы преступной иерархии Осаму, чумной доктор кивком головы позволил ему встать, после чего японец отшвырнул недогоревший стержень на снег, чисто символично прижал его краем обуви. Убрав мешающиеся волосы с глаз, Огай вынул из кармана пальто металлический, украшенный чеканными розами кейс для сигарет, извлек сразу два стержня, вслед за чем обхватил оба фильтра губами. Огонь не уступающей в изяществе кейсу зажигалки осветил на долю минуты лица обоих мужчин, оставив одну сигарету у себя, другую он галантно передал Дазаю, на что тот, мешкаясь, но все же протянул руку. «Мальборо». Как же давно кареглазый наследник не курил эту марку? На редкость популярные у всего Оксфорда «Lucky Strike» все это время лишь заглушали желание выкурить что-нибудь покрепче, чтобы осталась привычная горечь на языке. Юноша впервые курил вместе со своим наставником, будь они при иных обстоятельствах, то темноволосый студент непременно воспринял бы этот жест как обозначение равности их с начальником позиций, но только не сейчас, зарываясь осенними ботинками с тонкой подошвой в талый снег и ощущая на себе внимательные взгляды стоящих поодаль безъязычных. Кончиками замерзших пальцев правой, целенаправленно лишенной перчатки руки чумной доктор провел по каштановым, растрепанным на ветру волосам воспитанника, пропустил через них влажные, липнущие друг к другу пряди, совсем как в запомнившийся Дазаю на всю жизнь вечер после катка, когда он заснул на коленях дона в машине. Хотелось бы Осаму хотя бы на мгновение вернуться в тот момент, когда они оба играли в семью. Коснувшись пальцами чужого запястья, юноша поддался вперед, приблизился к начальнику, одновременно с чем мафиози выронил окурок из ладони. Тело соскучилось по телу, несмотря на то, что головой мальчишка отчетливо понимал ─ за прелюдией в виде пряника последует кнут, отчего будет крайне опрометчиво сейчас всецело отдаться моменту, скользнуть подушечками пальцев по шерстяному пальто, прильнуть к сильно пахнущим сигаретами губам, с настойчивостью просунуть свой язык в тронутый легкой прохладой, как весенняя оттепель, рот. Более того, Дазай был бы совершенно не против лечь под своего наставника прямо здесь, на пустой, но навечно пропахшей гнилыми потрохами скотобойне, если бы только лидер «Портовой мафии» хотя бы опустил ему руку между ног. ─ Ты знаешь, зачем я привел тебя именно в это место? ─ все еще держа руку на бледной щеке, разрушил тишину Огай. ─ Полагаю, вы хотели выставить меня свиной тушей, а себя ─ мясником, чтобы я острее почувствовал нашу разницу, дон, ─ голосом, будто с трудом выходящим из груди, молодой наследник проговорил довольно смелую фразу, коснувшись носком ботинка чуть запорошенного снегом сапога, ─ вы собирались не унизить, а указать мне на мое место в ваших глазах еще, когда отдали приказ смочить платок с вашими инициалами хлороформом ─ тем, чем обычно усыпляют бабочек энтомологи, ─ несмотря на уверенность в правоте своих слов, темноволосый мафиози не решался повысить голос, или, например, отдернуть мягко скользнувшую к острому подбородку длань, ─ к тому же, вам ли не знать, что способно меня по-настоящему уязвить, ─ нижняя губа непроизвольно дернулась, тем самым выдала скрываемое будущим доном волнение. ─ В чем твоя вина? ─ холодно продолжил чумной доктор, параллельно с чем он переместил руку на выступающий кадык, ощутимо сжал его пальцами. ─ Принял решение, на которое у меня отсутствовали полномочия, ─ каждое слово костью царапало горло кареглазого юноши, зажавшие адамово яблоко пальцы чумного доктора обхватили шею, болезненно надавили ногтями на прощупываемые под кожей артерии, ─ распоряжаться судьбой портового пса вправе только дон, но не его наследник, ─ говорить становилось тяжелее, хотя хватка лидера «Портовой мафии» осталась прежней, его теперь уже мертвенно-бледная рука все также не пережимала горло, ─ но не причисляйте мой поступок к предательству: насколько вы знаете, я отказался выбрать как его, так и вашу сторону, ─ талая вода крупными каплями стекала по белому лбу Дазая, смачивая его брови и остужая и без того ледяную кожу, ─ мне, как вашему преемнику и будущей главе преступной организации, предпочтительнее придерживаться своей собственной стороны, Мори-доно, а не быть искаженной версией вашей тени, ─ юноша поднял кофейные глаза на черноволосого наставника, через силу встретился со взглядом алых, прожигающих его насквозь чертовым пламенем глаз, ─ разве не вы ли мне говорили повзрослеть? ─ перебинтованной рукой мальчишка накрыл держащую его за горло ладонь Огая, однако убирать ее от своей глотки исполнитель не спешил. ─ Своей собственной стороны? ─ под толщей льда чумного доктора неистовствовал огонь, с титаническими усилиями удерживаемая им маска безразличия заставляла изнутри трескаться лицо. ─ Своей собственной стороны, сукин ты сын, решил придерживаться?! ─ разжавшаяся на шее воспитанника ладонь лидера «Портовой мафии» в ту же секунду наотмашь ударила по щеке мальчишки так, что кареглазый наследник от силы удара вкупе с неожиданностью потерял равновесие, он пошатнулся на ногах, пораженно прислонившись рукой к сплошь покрытой грязно-красной коростой стене. ─ Поразительно, должно быть ты теперь в поиске сторонников для подготовки к оппозиции, или же тебе пока приносят удовольствие игры в одинокого койота, ─ не дав темноволосому исполнителю оправиться, дон отвесил ему еще несколько идущих подряд, особо звонких пощечин, на что молодой наследник еще больше согнулся, завалившись на бок, вдобавок к чему последствия хлороформа в виде выворачивающей все его внутренности тошноты вновь дали о себе знать, ─ как у тебя только язык поворачивается заявлять мне подобное, ─ рука сжала навершие ранее находящегося под тканью тяжелого пальто кнута, ─ ты, жалкая собачья пародия на льва, которая научилась лаять, но не издавать рык, ─ практически мгновенно вынутый говорящим из кожаного пояса и расправленный в воздухе кнут болезненно ударил по ногам упавшего на заледенелые доски Осаму: от адской, словно хлыстнувшей по самым костям боли, не спасла даже одежда, ─ раздевайся, ─ с шипением отдал короткую команду Огай, ─ оголи спину для шрамообразных последствий твоей очередной глупости, ─ черный хлыст с размаху ударил об оземь. ─ Вы готовы раздробить мне позвоночник лишь потому, что я был с кем-то эмоционально близок, помимо вас, ─ обхватив свои ноги, отозвался Дазай, ─ интересно, а как мне следует поступать по отношению к вам, зная о том, что Фицджеральд ─ частый гость в вашей постели, особенно сейчас, когда Зельда отдала концы? ─ крайне непозволительные для мальчишки слова спровоцировали еще один удар кнутом по щиколотке, отчего вовремя закусивший губу Осаму едва ли не сорвался на крик. Не поднимаясь, молодой исполнитель принялся расстегивать замерзшими пальцами пуговицы пальто, он спешил, поэтому оборвал несколько из них. С пиджаком и рубашкой молодой исполнитель управился медленнее: не особо хотелось как разрывать выходной костюм, так и показывать наставнику степень бушующей в его груди злости. Сбросив одежду на снег, мафиози остался до пояса наг, его кожа краснела от холода, на спине отчетливо выступали позвонки, а спереди ─ ребра, по которым вскоре ударил хлыст, чье прикосновение к голому телу навсегда оставит свой след. Кареглазый наследник поначалу пытался считать количество касаний сыромятного кнута к его коже, но после шестого или седьмого хлёста по плечам адская, пробирающая на крик боль затмила полностью все мысли, от ранее бледно-розовых губ осталось лишь окровавленное мясо ─ настолько сильно Осаму впивался зубами в кожу, чтобы не заорать. Кнут исполосовал практически все, за исключением лица, кое красноглазый дон решил оставить нетронутым, дабы не испортить уродливыми шрамами бледные щеки, с поврежденной руки сполз бинт на пальцы, от удара заживающая рана раскрылась, и темно-бардовая, стекающая с ладони жидкость залила снег. В какой-то момент юноша не выдержал, наплевав на то, что он принимал наказание от самого лидера «Портовой мафии» и своего «отца», мальчишка с трудом поднялся с колен, не только ускользнув от очередного удара, но и сумев ухватиться за запястье удерживаемой хлыст руки. Впервые темноволосый наследник противился воли дона, с силой давил на его вены липкой от крови рукой, после чего с резкостью вырвал из горячих от трения с сыромятной кожей тела кнута ударное орудие, с опьяняющей смелостью тут же отведя его в сторону и замахнувшись, но так и не нанеся удар холодно смотрящему на него тирану. Видимо, с осознанием содеянного к Дазаю вернулся и страх, и здравый смысл, по причине чего он с ужасом попятился назад от своего наставника, обессилено уронил на красный, примятый каблуками ботинок снег хлыст. Кровь пульсировала в висках, ноги подкосились, с покорностью избитой палками собаки будущий дон опустился на колени перед не сказавшим ни единого слова начальником, вновь открыл для хлёста кнута истерзанную, сплошь покрытую мокнущими ранами спину. Пес не имел права возразить жестокости своего хозяина, вонзить острие зубов в ладонь, неистово стегающую его по лопаткам. Краем глаза он заметил, как Огай отдал жестом руки команду наемникам оставаться на своем месте. Падающий сквозь пробитую в потолке брешь снег усилился, крупными, молочными хлопьями он покрывал головы мужчин, под желтым, тусклым светом нескольких еще не выбитых мародерами фонарей скотобойни растрепанные, влажные волосы Дазая закрывали ему глаза. ─ Никогда не отбирай кнут, если не собираешься ударить, ─ ровным голосом произнес подошедший ближе Мори, ─ это удел жалкого щенка, но не моего наследника, ─ каблук хлестко заехавшего по лицу сапога пришелся по челюсти, соскользнув, он задел два передних зуба воспитанника, что, не выдержав напора, раскололись. Судорожно поднеся руку ко рту, юноша вместе с потекшей из разодранной десны кровью сплюнул на ладонь несколько острых кусков. ─ Мой отец вырезал бы тебе хирургическим скальпелем печень и скормил бы ее собакам, посмей ты хоть руку выставить в его сторону, что уж говорить о кнуте, ─ надевая перчатки из черной кожи, прохладно продолжил Огай, ─ однажды он ровно так и решил поступить, ─ говорящий поправил сползшую на темные брови шляпу, пригладил пальцами шерсть холодного пальто, ─ но я опередил его, впервые узнав, как выглядит на сорок процентов пораженная онкологией печень, ─ обеими руками мужчина подтянул хвост, ─ тебе не стать доном: ты не научился ни смирению, ни готовности взять ответственность за свои действия, ни, тем более, хладнокровию по отношению ко мне, ─ носком сапога чумной доктор задел свернутый полукольцом хлыст, ─ ты ничтожество, Осаму, ─ спокойно заключил повернувшийся к своим телохранителем дон, ─ с этой минуты ты больше не мой сын и не мой наследник. Роковые, сорванные с языка Мори слова прозвучали набатом в голове исполнителя. От Дазая отреклись. Он больше не наследник. Липкими, вымазанными в крови пальцами мальчишка зарылся в снег.