ноябрь, 2027 год, Боулдер, Восточное Колорадо.
Свет в лаборатории неожиданно моргнул и погас, как раз в тот момент, когда Германн заканчивал выводить формулу в правом верхнем углу доски. Одновременно с этим из соседней комнаты, переоборудованной доктором Гайзлером в свой личный химический полигон, донёсся сначала звон разбивающегося стекла, а затем возмущённый вопль и поток нецензурной брани. Германн несколько раз моргнул, позволяя глазам привыкнуть к полумраку, аккуратно отложил мел в сторону и отряхнул руки. Осторожно нащупывая ступеньки во время спуска с шаткой лесенки, он с сожалением подумал, что на сегодня работу придётся закончить. Всё равно тусклого света осенних сумерек едва ли достаточно, чтобы разглядеть собственные записи. Дверь в смежную с лабораторией комнату резко распахнулась, громко стукнувшись о стену и заставив Готтлиб невольно поморщиться (проклятая мигрень). Появившийся из тёмного провала Гайзлер быстро пересёк помещение и схватил рацию, лежащую на его столе. — Я синтезировал эту чёртову хрень целую неделю! Тендо! Тендо, приём! Пару секунд Ньют вслушивался в помехи, затем сквозь треск прорвался искажённый почти до неузнаваемости голос главного техника: «На связи». — Не говори мне, что генератор опять накрылся! Это уже пятый случай за месяц! «Мы с Кайдановскими работаем над этим, — донёсся из рации звонкий женский голос. Видимо, Мако отобрала у Чои устройство. — Ты же знаешь, эти агрегаты старше меня…» — Да-да-да, — нетерпеливо дёрнул плечом биолог, — помощь не нужна? Могу спуститься. «Нет, мы справимся. Если повезёт, часа через четыре всё будет работать». — Ага, если повезёт, — буркнул Ньют. «Прости, ты что-то сказал? Очень плохо слышно». — Нет-нет, всё путём, ребят, не торопитесь. От этого ведь не зависит судьба всего мира! — не дожидаясь ответа, Ньют раздражённо швырнул рацию обратно на стол. Германн, за время этого разговора успевший устроиться на стуле, с вялым интересом наблюдал за тем, как возмущённый биолог носится по лаборатории, периодически спотыкаясь на ровном месте и размахивая руками, словно ветряная мельница. Выглядело это комично, если не сказать, жалко. На Ньюте был отвратительного вида свитер (который, к тому же, был очевидно ему велик), стащенный из бывшего секонд-хэнда во время прошлой вылазки. Гайзлер всё удивлялся, как мародёры умудрились пропустить этот очаровательный, по его мнению, предмет гардероба, а Германн в глубине души не сомневался, что этой тряпкой побрезговали бы не только мародёры, но и заражённые, даже при том, что их мозг перестал функционировать. — Я уже задолбался убирать стекло в потёмках! Мне так никаких колб не хватит! Хоть, блин, свечи жги! — тут Гайзлер остановился как вкопанный, щёлкнул пальцами. — А это идея! — он лихо крутанулся на пятках. — Германн, у тебя есть свечи? Готтлиб молча, но, как он надеялся, довольно красноречиво на него посмотрел. Под тяжёлым взглядом коллеги биолог сдулся. — Это значит «нет»? — разочарованно вздохнув, Ньют уселся напротив и какое-то время развлекался тем, что крутился на стуле и методично выдёргивал нитки из своего многострадального свитера. «А ведь кто-то был дизайнером этого убожества», — мысленно вздохнул Германн и перевёл взгляд в сторону окна на западной стене. Солнце уже успело окончательно опуститься за горизонт, оставив после себя лишь тонкую полосу белёсого света над кронами деревьев. Конец осени в этом году выдался холодным, и левая нога Германна беспрестанно ныла, предвещая скорую смену погоды. Окно, разбитое в нескольких местах, было обклеено старыми газетами, но сквозь щели, отголосками ледяного ноябрьского ветра, всё равно проникали сквозняки. А вырубившийся генератор означал не только отсутствие света, но и отопления, потому что единственный на всю лабораторию обогреватель как назло работал от электричества. Германн снял очки, позволяя им свободно повиснуть на шнурке, с досадой сжал пальцами переносицу. Возможно, им действительно стоило поискать альтернативные источники тепла, хотя бы те же свечи, но сейчас он слишком устал, чтобы думать об этом. Германн механически провёл подушечками пальцев по рукояти своей трости. Одна из немногих вещей, которые остались у него со времён до пандемии. Он сумел сохранить её оккупированном FEDRA-ой Бостоне, в бегах и дальше, дальше... Искусственная позолота стёрлась в тех местах, где Германн часто её касался, обнажая простой серый металл. Кое-где на дереве потрескался лак. И она была тяжелее, гораздо тяжелее, чем можно было себе представить. Как будто впитала в себя все его тяжёлые воспоминания. Через некоторое время голова Готтлиба начала клониться на грудь. Трость выскользнула из расслабленных пальцев и упала бы, если бы Ньютон не успел вовремя её подхватить. Лицо задремавшего математика выглядело встревоженным, на бледных щеках плясали тени от ресниц. Гайзлер аккуратно прислонил трость к спинке стула и невесомо дотронулся до чужого колена: — Германн, проснись. Готтлиб невнятно пробормотал что-то на немецком и с явным трудом разлепил веки. Расфокусированный взгляд остановился на Ньютоне, который мягко повторил: — Не спи, замёрзнешь. — Я уже, — хмуро буркнул Готтлиб, ища глазами трость и плотнее кутаясь в парку. — Погодь, не вставай, сейчас что-нибудь соображу, — Ньют соскользнул со стула и подошёл к ящикам в дальнем конце лаборатории, где они обычно хранили ненужное оборудование. Германн настороженно следил за его действиями из-под натянутого капюшона. — Они точно должны быть где-то здесь, — сосредоточенно бормотал Гайзлер себе под нос. — Я уверен, что с прошлой зимы осталась парочка, я ж без них наружу не совался… А когда был мелким и ездил с дядей зимой на рыбалку, он всегда брал с собой целую кучу, и там, помню, были даже в виде черепашек, детские, мне они жутко нравились, и мы сидели над лункой часами, и… О! Бинго! С довольным видом он сгрёб что-то в охапку и поспешил обратно к Германну. Остановившись перед математиком, он вывалил ему на колени свою ношу, оказавшуюся четырьмя небольшими плотными пакетиками с какой-то прозрачной жидкостью внутри. — Что это? — изогнув бровь, поинтересовался Германн, осторожно подняв один из пакетиков двумя пальцами и со скепсисом глядя на Ньюта. — Солевой аппликатор, — жизнерадостно ответил тот, но, не увидев на лице Готтлиба тени понимания, пояснил: — Ну, грелка! Ацетат натрия… опережая твой вопрос: совершенно безопасен, его даже как пищевую добавку использовали... хотя, ладно, это не показатель, но! В любом случае, кристаллизуясь, он выделяет тепло. Давай покажу! — Ньют выхватил из рук Германна грелку, слегка согнул аппликатор и вернул на глазах отвердевающий пакетик коллеге со словами: — Осторожней, не обожгись, они разогреваются до пятидесяти градусов. Засунь под куртку. Их хватает как раз часа на три-четыре. — А тебе они не нужны? — на всякий случай уточнил Германн, раскладывая грелки по внутренним карманам. С каким бы подозрением он не относился к идеям Гайзлера, но перспектива подхватить воспаление лёгких без антибиотиков в качестве альтернативы устраивала его ещё меньше. — Не, — отмахнулся Ньют, снова усаживаясь на стул напротив. — Я не такой мерзлячий. А к зиме Пентекост ещё подгонит, а нет, так сам сделаю, это не сложно. Уксусной кислоты у меня завались, гидрокарбонат натрия тем более найдётся… Так что грейся на здоровье. — Спасибо, — искренне поблагодарил математик. — Да не за что, — улыбнулся Гайзлер. — Как-то глупо помереть от переохлаждения в наше время, не находишь? Германн лишь кивнул, рассеянно наблюдая за тем, как Ньютон протирает стёкла очков краешком своего чудовищного свитера. Впрочем, если так подумать, то что такого ужасного в розовых динозаврах?.. Чувствуя, как по телу разливается приятное тепло и слушая очередной рассказ Гайзлера об особенностях подлёдной рыбалки, он вскоре вновь соскользнул в дрёму. А проснулся от того, что Ньют бесцеремонно тряс его за плечо. По ощущениям (спину ломило, но не сильно) он проспал около часа или двух. Лаборатория всё ещё была погружена в темноту, значит, генератор так и не запустили. — Ну что опять? — подавив зевок, недовольно проворчал Готтлиб. Вокруг стояла непривычная тишина. Германн выпрямился и скинул с головы капюшон. «Ветер, — вдруг понял он. — Ветер стих». — Снег пошёл, — шёпотом произнёс Гайзлер. Проследив за его взглядом, Германн посмотрел в окно. Снег валил большими хлопьями, и тени от снежинок плавно скользили по стенам, полу лаборатории и чужому лицу, теряясь в складках свитера. Гайзлер смотрел них широко распахнутыми глазами, завороженно, словно первый раз в жизни видел снегопад. «Или в последний», — невольно подумал Германн, но тут же отогнал от себя эту мысль. Глядя на Ньюта, на его счастливую улыбку и отвратительный свитер с розовыми динозаврами, Германн неожиданно, в первую очередь для самого себя, осознал, что ему тепло. И отнюдь не из-за солевых аппликаторов.ноябрь, 2027 год
12 июля 2018 г. в 19:44