Около часа ушло на адаптацию в пространстве: с картами у рыжей всегда были проблемы. Она вертела листок в руках, безрезультатно попадая из коридора в коридор. Каменная лестница с высокими пролётами успела надоесть, когда Клэри в очередной раз спускалась на этаж ниже, дабы найти переход в другой — спальный — корпус, который девушка сразу же заприметила при входе. Снаружи строение казалось проще, чем внутри.
Конечно, Моргенштерн могла вернуться к кабинету директрисы и попросить у кого-нибудь помощи, но гордость и чувство превосходства над ситуацией не давали ей этого сделать.
— Так-с, — вздохнула девушка, припечатывая листок к стене и осматривая небольшое подобие коридора, в который она свернула.
Художественная роспись, выполненная на потолке, не сразу привлекла внимание. Краска облупилась, обезображивая веками сохранившееся искусство. Крестовые своды над головой не удерживали ничего, что могло дать намёки на цивилизацию — световые приборы отсутствовали напрочь. Стрельчатые арки, украшенные резьбой по камню, тянулись вдоль стен, открывая взор на зеленый газон и стены здания. Наверное, Клэри стояла со стороны, выходящей во внутренний двор. Стоило рыжей сунуться в сторону арки, пропускающей солнечный свет в свои проёмы, как она обнаружила совершенно открытое пространство. Несмотря на то, что коридор находился на высоте третьего этажа, решётки или стёкла полностью отсутствовали, а каменные переплёты не составляли никакой помехи.
«Да, не лучшая идея оставлять открытыми проёмы, когда по территории гуляют психи, — подумала Клэри. — Это же рай для суицидников!»
Подобными глупостями Кларисса никогда не занималась, её любовь к самоповреждению была вызвана чем-то большим, чем простые детские шалости во имя привлечения внимания окружающих к своей персоне. Как личность девушка была яркая, и постоянное самоутверждение в этом ей не требовалось. Поразмыслив над тем, возникали ли здесь такие происшествия, она вернулась к схеме, выискивая нужный переход.
— Говорил мне Люк: «Иди в архитектурный, Клэри», — злилась рыжая, доставая из заднего кармана буклет с изображением здания.
Проектирование было слабым навыком в наборе творческих талантов Клариссы, но представление примерного расположения корпусов и этажей в нём — это то, с чем можно справиться. Думать долго не пришлось. Из-за угла вынырнул высокий худощавый паренёк с тёмными кудряшками.
— Тебе помочь? — поинтересовался незнакомец, подходя ближе.
Клэри оторвала взгляд от листка, сворачивая его и запихивая в карман шорт. По оценивающему — немного даже хищному — взгляду, стало понятно, что первого человека для мучений девушка себе нашла. Карие глаза парня излучали свет и добро, отражая в себе солнце. Невольная — а скорее всего постоянная — улыбка призывала всех внутренних дьяволят вести себя дружелюбно, но Кларисса не была бы Клариссой, если бы в ту же секунду упрямо их не ослушалась.
— Мне нужен этаж психов, — с хитрой улыбкой произнесла она, оглядывая с ног до головы собеседника.
— Да, конечно, я покажу тебе, где это, — взбудоражился шатен. — Ты зашла не с той стороны, — пошёл он вперёд, подхватив багаж девушки. — Вообще, в этой части здания нельзя находиться. Этот переход запрещен для передвижения, но есть другой, а так ты шла правильно, — быстрый поток слов так и лился из его уст. — Здесь никто обычно не ходит, директор Эрондейл запретила. Поэтому, если что, ты меня здесь не видела, — губы растянулись в улыбке. — Ты новенькая, да? Какой диагноз? У меня вот кошка недавно умерла, но Келвин был хороший…
Всё, что говорил шатен дальше — Клэри пропускала мимо ушей, потому что связи в сказанном не видела. Сразу за поворотом оказался длинный коридор с потрескавшейся бледно-голубой побелкой. Холод овеял тело, заставляя поёжиться и сильнее натянуть рукава свитера. А вот кучерявый, видимо, к этому привык, продолжая что-то рассказывать и совершенно не обращая внимания на закатывание глаз потенциальной соседки.
— Какая у тебя комната? — прервал он свой рассказ об истории, совсем не интересной Моргенштерн.
— Восемнадцать Д, — кратко ответила Кларисса, перепроверив информацию на листке со схемой.
Она обернулась назад, за спиной находилась дверь с табличкой «18D». Интересно, что это могло означать? Аналогичной нумерации девушка ещё не встречала. Дверь в комнату была обычной, похожей на те, что были в городских больницах, с одним отличием — высокая. Рыжая заволновалась; всё, пути назад нет. Рука инстинктивно потянулась к облезлой металлической ручке, которая ещё и не поддалась с первого раза, затрудняя вход.
— Вот так, — усмехнулся шатен, хватаясь за ручку двери поверх руки Клэри.
Сначала он надавил на неё, а затем прижал дверь, поворачивая ручку. Что-то щёлкнуло, и кусок дерева распахнулся, открывая вид на новые апартаменты. В этот момент рыжей показалось, что всё это — розыгрыш. Подначка судьбы, иначе не сказать. Рот открылся в немом возмущении, стоило девушке ступить в комнату: небольшая, с минимальным количеством мебели и… ремонта. У стены стояла одноместная кровать, подобна той, что обычно использовали в фильмах ужасов, где главная героиня попадала в психиатрическую больницу с фриками. Именно об этом вспомнила Клэри, от угла к углу осматривая помещение.
— Здание старое, ему больше нескольких сотен лет, и, они не хотят кардинально менять что-нибудь, — уныло поясняет незнакомец. На лице Клэри он видит ужас и смятение. Видимо, её к этому не готовили.
— Я здесь не останусь! — кричит Моргенштерн, подхватывая свою дорожную сумку и выбегая из спальни. Она быстро набирает номер матери, достав из сумки телефон. Гудок. Гудок. Не доступен. — Ну возьмите же трубку, чёрт вас дери! — ругается Клэри, сложив руки на груди.
Люк тоже не отвечает. Пока девушка старается не впадать в критическую стадию паники, кучерявый парень с интересом рассматривает доставшуюся ей комнату. Ему повезло больше, но он помнит, как впервые приехал в «Исцеление» и столкнулся с тем же.
Белые стены без какого-либо покрытия, потолок с утерявшей весь изыск фреской, и большое окно с выходом на близлежащую реку, возле которой совсем недавно построили лодочный сарай. На сетчатой кровати лежал свёрнутый матрац и подушка, чуть поодаль находился торшер с пыльным абажуром, платяной белый шкаф и письменный стол со стулом. Кстати о пыли: она была повсюду; лежала себе мирно, слоя в два-три, а то и в пять.
Парень поставил аккуратно чемодан возле кровати, выходя к рыжеволосой разъярённой соседке. Та закрыла лицо ладонями, медленно считая до десяти.
— Ну, не так уж и плохо. Уборка, конечно, не помешает, — протянул шатен, почёсывая затылок. Девушка посмотрела на него с несчастным видом, будто у ребёнка отняли любимую игрушку. — Меня, кстати, зовут Малакей, — протянул он руку, — но можешь называть меня Макки.
— Кларисса, — буркнула в ответ девушка, пожимая руку новому знакомому.
Ей ничего не оставалось, кроме принятия сие факта. Теперь её жизнь другая, и волей-неволей к этому придется привыкать.
— Я живу через несколько дверей от тебя, — улыбнулся Малакей. — Если что, заходи, буду рад.
— Да, — растерянно подвела итог Клэри.
В голове всё смешалось, превращая каждую частичку разумного и ожидаемого в кашу. Во время сборов или езды сюда, девушка и подумать не могла, что школа-пансион с медицинскими работниками и великими умами медицины будет похожа на кошмар цивилизации. «Так, Клэри, всё не так плохо, как тебе кажется» — говорил внутренний голос, заставляя изо всех сил посмотреть на новое местообитание.
— Спасибо, Майки, — сказала Моргенштерн, и направилась обратно в комнату.
— Вообще-то я Макки, — поправил шатен новую знакомую, которую он уже причислил в круг своих друзей. Но она захлопнула перед его носом дверь, не став ничего слушать. Вот и помогай людям после этого.
В это время на первых этажах прозвенел звонок, оповещая об окончании занятий. До следующих оставалось полчаса; обычный перерыв между составленным самой Имоджен Эрондейл расписанием.
Александр Лайтвуд вышел из кабинета английской литературы самым последним, словив на себе каждый взгляд разных глаз. Его возвращение в обычную группу стало событием для тех, кто не покинул пансион на летнее время. Все царапины и ссадины на душе затягивались, пропитый курс медикаментов сделал своё дело: убивать хотелось меньше. Но что-то внутри, будто цеплялось когтями за внутренности, пробираясь к горлу. Ему постоянно казалось, что руки в липком, отвратном на запах, составе, мерцающем перед глазами.
Голова кружилась после резкой нагрузки; подросткам с отклонениями давали щадящее расписание, куда входило больше тренировок. Парень попытался смахнуть с глаз картинку прошедшего месяца. Надо же, из-за какой-то драки снять с недель занятий.
— Алек! — донесся издали родной голос. Невысокая брюнетка стремглав бросилась к парню, повиснув у него на шее. — Как я рада, что ты к нам вернулся.
На красивых губах алого цвета засияла улыбка. Вернуться в привычные ряды — к Иззи и Джейсу, — определенно подарок. Месяц на этаже для сложных показался Алеку адом.
— Привет, братишка, — улыбался ему подходящий Джейс.
Алек отпустил сестру, крепко обнимая друга. Лайтвуды и Эрондейл — чета незабываемая; с детства вместе, прям не разлей вода. Златовласый мальчишка немного ниже ростом сиял от счастья, как и Изабель.
— Ты в порядке? — участливо спросила брюнетка, прильнув к плечу брата.
— Да, — натянул улыбку голубоглазый. Показывать истинные эмоции не хотелось. В жизни Алека не было места слабостям. — Вы что-то хотели?
Прозвучало грубо, но Джейс и Иззи понимающе улыбнулись; очередная вспышка — не ново для них. Это раздражало Александра больше всего. Среди размеренного количества вопросов о состоянии, глядящих с опаской взглядов, выводило из равновесия одно — жалость. С жалостью чужих людей Лайтвуд ещё мог справиться, но каждый такой взгляд от родного человека рвал глотку, позволяя захлёбываться в ненависти к самому себе.
— Имоджен попросила Иззи сходить забрать новенькую, поступила пару часов назад, но за учебниками ещё не пришла, — констатировал с безразличным лицом Джейс.
— И? Причём здесь я? — не понял брюнет.
— Я не хочу идти на ваш гребанный этаж! — не выдержала пытливых взглядов девушка. — Последний раз бешенная Молли чуть не вырвала мне клок волос, — жаловалась она. — Я боюсь.
— Поэтому мы подумали, — заключил Джейс, смотря как Иззи закатывает глаза. — Раз ты там частый гость, то тебе туда идти безопаснее всего.
Алек уставился злым взглядом на сестру и друга. Ему порядком надоело разделение учеников на нормальных и ненормальных. Он придерживался взгляда, что там — на этаж выше, — есть и нормальные, вполне себе адекватные люди. Малакей, к примеру. Таскается за остальными не меньше, чем те остальные.
— По-хорошему, — произнёс холодным тоном Алек, — врезать вам обоим за такие мысли. Уже к психам меня приписали? — вздернулся брюнет.
— Нет, что ты, — очнулась сестра. Они и правда так не думали, по крайней мере, в отношении Александра. Брюнет протянул руку, и девушка поспешила вложить в его большую ладонь клочок бумаги с необходимыми данными. — Спасибо, — бросила она вслед, когда Алек развернулся и направился к нужной лестнице.
По пути гнев из растущей ниточки превратился в полноценный клубок. Каждая клетка готова была взорваться, дабы дать успокоение. Шаги топотом отдавались из-за каменных плит пола, они работали при очередном приступе ярости, как специальная резинка на руке, приводящая в себя. Этаж за этажом Лайтвуд проклинал всё живое и неживое, вплоть до ножки стула, о которую он споткнулся сегодня утром. Ярость повышалась, пока не спала вовсе. А причиной послужил тоненький голосок, музыкой доносящийся до ушей.
Парень завернул за угол, разворачивая данную ему бумажку и сверяя номер комнаты с тем, что висел на двери, у которой он интуитивно остановился. Обычно любопытство гложет только младшую сестру, но на сей раз Алек сам был не прочь. Он приоткрыл белую дверь, тихо скользнув в проём, и застыл.
***
Разочарование состояло не только из ничем непримечательного расписания без психолога — а с теми уж Кларисса любила позабавиться, — но и из нового спального места. Даже вид из окна не радовал. Идти и требовать что-то иное она, само собой, не собиралась. Может быть, та старушка-добродетель её просто-напросто испытывала и ждала в своей берлоге, когда к ней ввалится залитая горе-слезами мордашка Моргенштерн? Ну уж нет, Клэри была абсолютно не тем человеком, которого могли поработить такие жалкие минусы. Сейчас она особенно злилась за свою вспышку паники, до последнего, не желая её признавать.
Расстегнув рюкзак, снятый с плеч, рыжая выудила потертый предмет, больше походящий на личный дневник, нежели на одну из миллиона тиражируемых, книгу. Сборник был написан от руки в возрасте тринадцати лет, когда Джослин решила поведать Клариссе о биологическом отце с увлекательным багажом, который прославил фамилию Моргенштерн. Юную Клэри это нисколько не смутило, лишь пробудило любовь к высокому творчеству. Тогда она начала записывать свои любимые стихотворения в подаренную Люком книжечку, и та всегда была рядом; ну, на случай внезапных скачков эмоций. И это был тот самый случай.
Открыв сборник на случайно выбранной странице, Кларисса взглянула на название, вставая с кровати и принимаясь читать вслух, измеряя комнату шагами:
— *Мы спрятались за блеском строк,
В стихах нашли себе приют, —
Но сколько страхов и тревог,
Пока нас люди не найдут!
Голос дрожал, сердце работало в ускоренном ритме, нагоняя новую волну паники. Внезапно стало жарко. Клэри без раздумий сняла с себя свитер, оставаясь в шортах и чёрном бюстгальтере. Необузданные эмоции лились через край, вынуждая губы подрагивать в нервной улыбке.
— Сперва мы новое творим
И непривычное совсем,
Потом — все проще говорим,
Лишь было бы понятно всем.
Тонкие изящные пальцы перебирали длинные огненные пряди, слегка сжимая их у корней и судорожно разглаживая. Зеленые глаза устремились в окно, выходящее на высокие деревья, за которыми текла река. За последующим чтением строк по памяти, Клэри не заметила приоткрывшуюся дверь, в проёме которой стоял высокий темноволосый парень с татуировками.
— Как в прятках нашей детворы,
Как в тайнах нашего Творца, —
Чтобы не выйти из игры,
Нельзя таиться без конца!
Брюнет с лёгкой ухмылкой наблюдал за тем, как наполовину оголённая девица выгнулась в спине, упираясь руками о каменный подоконник и продолжая читать. В голове стали появляться непристойные и пошлые мысли о незнакомке, за которой его послала сестра. Такое — в смысле, полуголых девушек, читающих стихотворения для самоуспокоения, — он видел впервые.
