Ты и Я - украденный суицидальный шедевр

Неделя началась довольно странно. Понедельник оказался хмурым днём, когда весь пансион погрузился в сон и не желал просыпаться. Сопротивление якорем поселилось на дно, и ученики сновали по мрачным каменным коридорам, охватываемым порывами ветра. Пустые кабинеты, тускнеющий свет от хрустальных люстр на потолках в больших залах, и холод, пробирающий до костей. Если выглянуть на улицу, можно увидеть заволакивающие небо тучи и раскат грома. Возможно это погода оказывала влияние на неохотно идущих на занятия подростков. Летние каникулы забирали детей: каждый день кто-то уезжал, и поэтому «Исцеление» пустело на глазах. «В конце-то концов и нас заберут» — лелеял надежду Лайтвуд, вышагивая по длинному коридору спального корпуса. Ему осточертело находиться в пределах средневекового шедевра, где каждый миллиметр был пропитан тоской. Поначалу он часами бродил по этому лабиринту, боялся заблудиться и никак не мог запомнить, что вход в спальный корпус для нормальных находится снаружи. Было странно: пропаганда принципа «все равны» рассеивалась как ночь, была лишь мифом. Школа специализировалась на трудных подростках с багажом тайн и оплошностей; они давали советы, утверждали, что — болезнь не делает тебя хуже… Но в итоге сами же проводили границы и отсеивали тех, кто был немного другим. С одной стороны Александр радовался, что многие его друзья и знакомые не стали свидетелями последних вспышек гнева, которые градом обрушились на Лайтвуда под конец года. Парень до дрожи в коленях боялся очутиться по ту сторону баррикад. Глубоко в душе Алек был другим; он был добрым. Понимал, что в человеке могут быть странности и это не делает его уродливым; но сам он так отчаянно боялся этого уродства; боялся, что его заклеймят этим ненавистным ему словом «псих». Перед глазами появлялись странные образы, то, что видел во сне. Кровь, пятна крови, пронзительный взгляд открытых… мёртвых… зеленых глаз. Прошло несколько дней, Алек знал, что это не оправдание, но он так хотел, чтобы это был всего лишь стресс. Стресс, а не чёртовы галлюцинации. Ему до трясучки становилось страшно, когда он путал реальность с вымышленностью, видел то, чего не могло быть на самом деле. Насколько реально его желание, рождающееся в голове при виде алой жидкости, растекающейся по бледному телу? Белая дверь резко распахнулась, пропуская скользящую высокую фигуру, что молниеносно заняла положенное место. Мягкая кушетка напротив стола в этот раз оказалась пустой, что не могло не радовать. — Мистер Лайтвуд, — почтительно кивнул пожилой мужчина. — Что вас могло привести ко мне? — Мистер Форест, — обеспокоенные голубые глаза посмотрели на человека в белом халате. — Мне нужна ваша помощь. — И в чём же на этот раз, Александр? — взгляд смягчился, на лбу проступили возрастные морщины. Мужчина достал из ящика в столе блокнот, раскрыл его и потянулся за ручкой, когда Алек завалился на спину, закрывая глаза. — Я колебался: стоит мне спасти ей жизнь или насладиться тем, как она умирает? — веки дрогнули, он не мог говорить это спокойно, снова в память врезалась та ночь. — Я словно потерял себя, увидев, как из неё вытекает жизнь. — Ты говоришь о той девушке, которую спас? — уточнил психиатр, заворачивая исписанный лист блокнота. — Я не могу перестать думать о том, как она истекала кровью. Я не могу перестать думать о том, как сильно меня манила эта кровь. Она была прекрасной, и я находился на грани, потому что прежде чем принять решение, я сомневался. — Мы все сомневаемся, когда перед нами встаёт тяжелый выбор. — Нет, — раскрыл глаза Алек. — Я хотел видеть её мёртвой, даже там, на пороге больницы. Я хотел, чтобы её глаза навеки замерли, и она больше не дышала. Я хотел, чтобы Кларисса была мертва. Осознание самих слов резало Александру душу. Он был уверен, что таблетки ему уже не помогут. Это проявлялось не только в ярости, не только в его снах или галлюцинациях, теперь он сдерживался от желания замарать руки кровью. Кислорода всё чаще не хватало, мысли навевали на него страх, а руки всегда казались грязными. Сеанс продлился недолго, через два часа брюнет шёл на первый этаж больничного корпуса, где ему должны выдать новую подборку медикаментов. Больше всего Лайтвуд боялся наткнуться на рыжую, которая то и дело появлялась перед ним в разное и неподходящее на то время. Отрешённость в глазах, перемена в настроении и моментальная смена поведения всегда были заметны другим. Тогда люди начинали шептаться, а после шёпот превращался в гул, сопровождающийся шарахающимися взглядами. За стойкой регистрации стояла взрослая женщина по имени Шейла, старшая медсестра, с которой Алек так и не удосужился поздороваться при входе. Он сразу положил перед ней лист, на котором был указан список назначенных мистеру Лайтвуду медикаментов, заверенных доктором Форестом. — Это нужно выдать прямо сейчас? — женщина взяла в руки листок, просматривая список. — Доктор Форест назначил это на следующий курс лечения или сейчас? Голос донёсся до сознания Алека не сразу, он и не заметил, как медсестра что-то говорит ему. Интерес Лайтвуда был направлен на сияющую девушку в конце коридора: её длинные рыжие локоны перекатывались по спине, в зависимости от того как тряслись её плечи от смеха. Рядом с Клэри стоял Джейс, они о чём-то говорили, и это, по-видимому, смешило девушку. — Мистер Лайтвуд, вы меня вообще слышите? — вздохнула медсестра, оставляя печать на листе. — Да, простите, — повернулся в её сторону брюнет. — Мистер Форест сказал, что вы дадите мне это сегодня. — Хорошо, — улыбнулась Шейла. — Ждите здесь. Работница взяла связку ключей со стола и вышла из-за стойки, направляясь в один из медицинских кабинетов. В её отсутствие Алеку понадобились все силы, чтобы взять себя в руки и не подойти к друзьям. Он всеми фибрами души желал испортить сложившуюся идиллию на его глазах, и это желание заполонило мозг. Щелчок двери послужил спускным крючком. Парень со звериной опасностью в глазах надвигался на двух мило воркующих подростков, которые со стороны выглядели как влюбленные, но такими они не являлись. — Привет, Кларисса, — натянул до безобразия счастливую улыбку Лайтвуд. — Джейс, — короткий взгляд в сторону Эрондейла заставил его напрячься, играющий огонь в голубых глазах Джейс узнал моментальное. Вспышка. — Что делаете, ребята? Александр в привычной манере уперся ладонью в стену, прямо над головой рыжеволосой девушки. Его большое превосходство в физическом плане по сравнению с её оказалось удачным. Клэри подняла глаза на знакомого, замирая от страха. Исходящая от Лайтвуда опасность напугала рыжую, она потеряла дар речи, как идиотка всматриваясь в его убийственно спокойные омуты. — Александр, — взяла себя в руки девушка. — Как поживаешь? — Алек, — покачал головой Джейс, намекая взглядом Лайтвуду «не надо». — Как свидание прошло? — вновь заиграла фальшивая улыбка. — Ты уже раздвинула перед ним ноги? Моргенштерн задохнулась от возмущения. Да что себе только позволяет этот молодой человек? Только девушка хотела открыть рот, как перед ней пролетел кулак, въезжающий в физиономию блондина. Джейс пошатнулся, хватаясь за нос, из которого потекла кровь. — Ты ахренел, Лайтвуд? — взревел Джейс, припечатывая друга к стене. — Алек, успокойся, — нахмурился Эрондейл. Мужская ладонь легла на шею, парень пытался сфокусировать внимание друга на себе, чтобы он начал приходить в норму. Что творилось в голове Александра — никто не знает, даже сам Лайтвуд. Он не отдавал отчёта словам и действиям в момент, когда его ярость требовала выплеска. — Мальчики! — по ту сторону коридора появилась Имоджен, строго идущая к ученикам. — Александр, — она подошла к ним на определенную дистанцию, показывая взглядом внуку, что пора бы отпустить друга, о котором он заботился даже с разбитым носом. Кровь капала на рубашку Джейса; ну вот, ещё одна вещь, которую ему испортил Алек. К подобному роду выходок Эрондейл привык, так же, как и младшая сестра Лайтвуда. Кто, если не они? — Я спокоен, — поднял руки брюнет, часто моргая. Ему хотелось просто сморгнуть эту глупую ситуацию, и что только вывело его из себя? — Извини, — обратился он чуть позже к Джейсу. — В мой кабинет, — Имоджен смотрела на Алека, не отрывая взгляда. — А вы двое, — сказано было в адрес Джейса и Клэри, — почему вернулись под утро? — Мы просто гуляли, — поспешил оправдаться Джейс. Гуляли… И дураку было понятно, как они гуляли. Несмотря на это, директриса достала из кармана носовой платок, протягивая его внуку. Сдержанность и строгость — два компонента, которые разбавляли кровь в жилах Эрондейлов. В кого Джейс пошёл такой вольнолюбивый Имоджен не знала, но могла предположить, что в отца. Воспитать внука получалось с трудом, белые пушистые тапочки, в которых он пытался ходить, оказались в грязи через неделю. Блондин не знал существования без приключений, нарушений запретов и проказничества. Будучи уже самостоятельным юношей, Джейс любил устраивать неприятности, за которые ему потом ой как влетало. Напряжение, витающее в воздухе, исчезло. Имоджен прошла дальше в палату Клариссы, и девушка поняла, что её ждёт разговор. — Загляну вечером, — бросает Джейс Клариссе и идёт на выход. Голубые глаза впиваются в зелёные. В обоих полыхает пламя, сжигая всё хорошее, что они успели выстроить между собой. Парню даже немного жаль, он прилично оскорбил Моргенштерн, и был уверен, что она не спустит ему это с рук. — Сочтёмся, милый, — усмехнулась Кларисса, похлопывая Лайтвуда по груди. — Ох как сочтёмся. Последнее брошено в злобной ядовитой форме, что показывает не только намеренность девушки отыграться, но и высокую цену, которую она сдерёт с Александра. Никто и никогда не переходит дорогу Клариссе Моргенштерн. Никто. Эта девушка умеет играть жёстко, только попросите её, и в вашей глотке окажутся длинные заточенные коготки, годами наращиваемые. Покинув компанию темноволосого парня, Клэри набрала в лёгкие больше кислорода и вошла в привычную палату. Белое пространство напоминало ей о проведенных месяцах в больнице, где просыпалась рыжая после каждого момента наслаждения. То, что девушка считала своей природной чертой — убивало. Она списывала это на любовь к искусству. Шрамы украшали её тело как татуировки, только они имели свойство исчезать; стираемые временем. В душе Моргенштерн рассчитывала на то, что хоть один из нанесённых шрамов в её жизни останется навечно. — Что-то хотите мне сообщить, миссис Эрондейл? — с ходу задала вопрос Кларисса, вынимая из запрятанной под подушкой пачке сигарету. Девушка в считанные секунды подкурила никотиновую палочку, изящно зажимая её двумя пальцами. Дым проник в организм и заставил Клэри закрыть блаженно глаза, расползаясь по телу как шоколад. Даже в этом Моргенштерн отличалась от своих сверстниц: предпочитала сигареты сладостям. — Курение убивает, — предупредила Имоджен, чем вызвала усмешку на бордовых губах. — В этой жизни убивает всё, даже сам факт того, что этот цирк называется жизнью, — недовольно буркнула девушка, расхаживая по палате. — Окна здесь не открываются, датчики то не сработают? — усмехнулась директриса. Клэри запрокинула голову кверху, наблюдая за тянущимися по линии маленькими датчиками дыма. После она насмешливо посмотрела на старушку, которая удобно устроилась в кресле, настроившись на приятную беседу. Да, разговаривать с Клариссой Имоджен считала приятным времяпровождением. Девушка думала по-другому, имела свою точку зрения и не видела ничего криминального в том, чтобы быть собой перед другими. Рыжая сделала затяжку, напоказ выдыхая дым в сторону датчиков. — Я их отключила, — пожала плечами она. — Думала, что ваши работники более сообразительны, чем я. Увы, — нет, — хмыкнула под конец Клэри. — Твои родители хотят навестить тебя, и они почти приехали, — с иронией сообщает Имоджен, наблюдая, как меняется выражение лица у Клариссы. — Но я их убедила, что с тобой всё в полном порядке, и долго уговаривать не пришлось. — Девушка выжидающе смотрела на женщину, по её лицу можно было снимать фильм, не то что книгу читать. — Они остались дома. Послышался тяжёлый вздох. Сама девушка не поняла точно, от радости или от разочарования её лёгкие выпустили воздух. — Замечательно, — на губах вновь появилась светящаяся безразличием улыбка. — Не хватало мне ещё смотреть как мама пускает сопли по тому, каким милым ребёнком я была. — Джослин всего лишь заботится о тебе, и она переживает. — Да, конечно, — фыркнула рыжая. — Мамочка заботится о том, какое платье ей надеть на очередной светский приём, и переживает она только о том, не появится ли кто в таком же дизайнерском шмотье. — Ты тоже носишь это дизайнерское, — женщина поджала губы, — шмотьё. — Почему бы и нет? — осмотрела свой комбинезон Кларисса. Шёлковая ткань элегантно струилась по худощавому телу, придавая грациозности каждому движению. — Папочка позаботился о том, что его дочери достался отменный вкус. — Что насчёт твоего отчима? Люк, так ведь? Интересовалась Имоджен с улыбкой в глазах. Для неё этот поход был не запланировал, ей вдруг захотелось увидеть младшую Моргенштерн и лично понаблюдать за тем, как ведет себя девушка в комфортной для неё обстановке. Директриса даже заикаться не стала о том, что её ученица позволяет себе безмятежно выкурить сигаретку другую перед ней. — Временами он раздражает меня меньше, чем моя мать. По крайней мере он не кричит на каждом углу о том, что Моргенштерны портят ему репутацию, — в голое сквозило отвращение. — Мне нравится Люк, — быстро сменилось настроение Клариссы. — Он добрый, заботливый, и надеется на лучшее. Наивный правда, но совсем малость. Малышка перешла из одного угла в другой, и ходила так до тех пор, пока не пристроилась рядом с плетеным креслом, на котором по-императорски восседала Имоджен. Рассказ продолжился: — Люк воспитал меня как родную, и не было не одного года, чтобы я сомневалась в его любви. Старался понять меня и не осудить, чем пренебрегла дорогая мамочка. Мы часто переезжали, и куда бы не сунулась наша разносторонняя сформированная ячейка общества, она трещала по швам. Это видно, нужно только снять розовые очки и заглянуть в реальность. Мир, где нет места слабостям. — Не слишком ли ты строга к своей матери? — Я вижу то, какой разгильдяй ваш внук, — обращенный взор к директрисе. — Он пытается ворваться в мир и стать тем, кто заслуживает внимания. А ещё он прекрасно танцует танго, — затяжка, выдох, вдох. — Вы его любите, но время, которое было дано вам для любви — прошло. Он вырос, а вы и заметить не успели, как перед вами стоит почти два метра мужика с кучей мускулов. Эрондейл с любопытством слушала собеседницу. Она заглядывала в зелёные опустошенные глаза с каплей безумия и видела в них тот блеск, что и почти двадцать лет назад. Как сильно Кларисса была похожа на Валентина, поразительно сильно. Её губы, улыбка, сияющие дьявольским огнём глаза и мышление. Она была его копией, лучшей или худшей версией своего отца. — Я вижу как он заботится об Алеке, — движением руки Клэри стряхнула пепел в стоящий рядом горшок с фикусом. — Он даёт ту любовь и заботу, которую ему не додали вы, — она с укором посмотрела на Имоджен. — А ты получила достаточно любви от своих родителей? — в ответ спросила женщина. Кларисса на мгновение задумалась, оставляя зажатую между губ сигарету, после чего в один затяг закончила её, отбрасывая под фикус. Дым девушка выпустила кольцами, оборачиваясь к окну, в котором видела своё полное отражение. — Да, — с лёгкостью на сердце дала ответ Кларисса, и не солгала. Она действительно получила достаточно любви, чтобы не считать причиной своего расстройства поведение матери или нехватку внимания. Клэри прекрасно помнила каждую подаренную частичку любви от родителей. В чем же тогда дело? Почему рыжеволосый Ангел боится одиночества?

Готова ухватиться за оборванную нитку, лишь бы не остаться одной.