Дави его нахер! Это мой бывший!

      Тихий звон колокольчиков и чуть прогревшийся жаром печи холодный зимний воздух. Новый день начался часов в девять, по крайней мере ранее незамеченные часы с кукушкой прозвенели именно в это время.       В голове приятно звенело — уже дня четыре как я потихоньку, во сне, вспоминаю все то, что утратила.       Выходит медленно, обрывочно, со смазанными датами и лицами. Куски предложений, какие-то жесты и звуки не говорят мне ничего интересного.       Но Яга уверяет, что вскоре пазлы сложатся в единую картину, и я все вспомню.       Обуваюсь в лапти, потягиваясь и зевая во весь рот, глажу мирно спящего Баюна — едва ли не единственного друга Яги. Позавчера устроила бабушке допрос с пристрастием, на который она охотно подписалась и рассказала мне много всего о себе и своём окружении.       К примеру, оказалось, что бабушка не приветствует заморочки кота по съедению людей, но ест он только глупых, которые головой пользуются исключительно чтобы ротик открывать и водичку пить. В остальном же кот преданный, добрый, знает много, беседует зачастую культурно и места много не занимает.       — Понимаешь, одиноко тут куковать одной, а с ним можно и побеседовать и гладить его — услада. Хороший кот, — улыбалась Яга, с теплотой глядя на спящего чёрного котяру.       Помимо этого шерстяного мешка бабушку иногда навещают гуси-лебеди. Их она вырастила сама, не зная, какими они поганцами вырастут. А когда те начали детей тащить в навь, у неё так рука и не поднялась прибить горе недо-птиц. Все же детки ее, хоть и не родные.       Этих существ мне так и не довелось встретить... И слава богу!       Я заваливала бабушку вопросами про куриные ножки избушки, на что та рассмеялась:       — Курьи ножки, Сашенька. Рассказать чтоль тебе, красавица, как можно Бабой Ягой стать?       Я, конечно, покивала — что ещё делать а зимнюю стужу в маленькой избушке? Правильно! Слушать рассказы Бабы Яги!       — Не везде земля тела успоших принимала. Исторгала она многих своих детей. Вот и придумал люд в лесах на курьи ножки ставить гробы. Если суждено мертвой стать Бабой Ягой — она не долго мертвой пробудет. Почувствует мост между явью и навью. Тут-то в ногах и начнётся гниение. Будет лежать она, все сильнее ощущая, что может по этому мосту туда-сюда гулять, пока тело ее неподвижно. В ногах наша связь и наше бессмертие. Ведь мы и так то ли мертвы, то ли живы. Хотя убить нас можно, не даром иногда новые появляются, а старые исчезают. Тело иссыхает и вскоре пробуждаются новые силы. Гроб становится избушкой без окон и дверей, вскоре поспевают души, которых надобно через мост перевести, и не успеваешь и глазом моргнуть, — старушка задорно улыбнулась, — как проходит уже слишком много для обычного человека лет. И вот ищешь ты места, где истончается грань между явью и навью, передвигаясь на собственной избушке, что была когда-то твоим гробом, и снова помогаешь душам. Такая вот работа.       Я слушала ее с открытым ртом, это казалось мне невероятным и одновременно очень жутким.       — Работа у меня и моих немногочисленных сестёр закончится тогда, когда придет конец этому миру. Впрочем, у всех она закончится именно в этот миг.       — Вы знаете, когда это случится?— спросила я старушку. Та, помедлив немного, кивнула:       — Что-то происходит в яви, грань между мирами рвётся уже третий день. Это может закончиться окончательным слиянием яви и нави. Да и не только их, названий много у нашего и тёмного мира. И если они соединятся — всему придет конец.       Я прошла к столу и взяла тёплый пирожок. Надкусила — с грибами. Облизнувшись, продолжила трапезу, дивясь, как бабушка успевает и чистоту в избе блюсти, и кушать готовить, и души провожать в навь.       Конечно, я понимала, что старушка почти во всем использует волшебство. Для неё оно почти как замена современных помощников по дому. Кивнёт венику — и тот подметает. Взмахнёт рукой — постель заправляется. И так почти во всем, хотя она и даёт мне мелкие поручения, видимо, чтобы со скуки не померла: посуду убрать, полки протереть, одежду зашить — всего по-мелочи.       И артефакты разглядывать даёт, только улыбаясь моим восторженным вздохам. Изредка думаю о конце мира, но когда ты в лесу, в маленькой избушке, как-то не особо пугаешься всяким разрывам граней миров.       Бабушка часто куда-то улетала с самого утра на ступе с метлой, бурча под нос о нерасторопных коллегах.       Кот Баюн просыпался в обед и уходил, чтобы вернуться поздно ночью и завалиться мне в ноги и уснуть.       Не скажу, что мне скучно. Я даже немного позарисовывала местное окружение, дизайнер я или где? Напевала песенки Мельницы, некоторые из которых отдавались в душе непонятными эмоциональными всплесками. Я даже спела одну ее песню, хотя никогда и не слышала мелодии и не видела куплетов.       "Видимо, это из тех, потерянных, воспоминаний всплыло" — решила я и немного успокоилась.       Выходила я из избы редко — только по нужде. Так как милейший котик в первый же день нашего совместного пребывания в избушке выдал, что тут водятся и волки, и медведи, и ещё всякое разное зверьё, которое не побрезгует ядовитой человеченкой. Сказал он это с улыбкой Чеширского кота, видимо, понял, что тонко отомстил мне за то, что я с непривычки утром спихнула его тушку с перины.       Мочевой пузырь тонко намекнул, что сейчас самое время добежать до дырки в полу и сделать свои грязные дела, невзирая на всяких там диких зверей.       Тихо отворив дверь на улицу (впрочем, в избе это была единственная дверь, остальные так, дверки шкафов), вышла на заснеженный порог.       На улице была сказка.       Снег сверкал от ярких лучей солнца, густой тёмный лес нагибался к земле под весом огромных белых шапок, небо было яркое, насыщенное синим пигментом, и стоял дикий, безветренный мороз.       Я прищурилась, дабы разглядеть следы зверья на снегу, и, ничего не обнаружив, двинула к туалету.       Сделав все физиологические дела и порадовавшись, что женские дни не торопятся наступать, уже хотела вернуться в избу, когда увидела вдалеке чёрную тень.       Она словно лезла из-под земли. Размытая, дёргающаяся и очень страшная. И звук оттуда шёл страшный, будто человека разрывает изнутри.       Я едва не вскрикнула от ужаса и побежала в избу. Баба Яга говорила, что если что-то случится, нужно свистнуть в особый свисток.       Трясущимися руками схватила маленькую деревянную птичку за хвостик и со всей силы дунула. Хорошо, что бабушка положила ее на самое видное место, иначе искала бы по полкам ее ещё пол часа.       Тихий мелодичный пересвист пролетел по избушке, я видела его образ, образ голубенькой птички, и вылетел в приоткрытое окошко, до этого успев полетать у ушей Баюна.       Кот зафырчал недовольно и разлепил свои хитрые глаза:       — К чему такие меры, Александра? Я так сладенько спал! А ты?! Что за ядовитая девица! — и повернулся на другой бок, сладко зевнул и через пару секунд засопел.       Я выглянула в окно, чтобы ещё раз рассмотреть страшную тень. Она все так же дёргалась и рвала что-то, словно пытаясь проникнуть в наш мир.       Сердце бешено билось в груди, и я переминалась с ноги на ногу. Было дико страшно. Скорее бы Яга прилетела. Она сейчас просто необходима! Иначе эта штука тут наделает всяких делов.       Бабушка прилетала оперативно — минут за пять. Она на ходу выпрыгнула из ступы и понеслась ко мне.       Я же просто ткнула в сторону полупрозрачной твари и закусила губу.       Яга долго вглядывалась и словно не видела то, что вижу я.       — Что там, Сашенька? — не выдержала старушка.       — Там тень землю рвёт, словно плоть, и вылезти пытается, — проблеяла я тихо. Бабушка чертыхнулась и побежала в избу. Я же последовала за ней.       — Неуж-то и сюда добрались?! Рвут мир, словно моль, а пока поздно не станет, их даже не углядеть! Молодец, Сашенька, что заметила этого паршивца, теперь надо его обратно отправить, пока не сломал ничего.       Бабушка шлепнула появившуюся из воздуха рюмашку, схватила меня за руку и топнула ногой, отчего я рефлекторно моргнула.       Когда глаза открылись, оказалось, я уже и не в нашем мире.       Все было... другим. Пол на потолке. Воск горит, а фитиль чернеет. Съедобны тарелки, а не яства. И это кажется таким очевидным.       Сквозь мутную воду, что тут вместо воздуха, ищу Ягу. А та уже упрыгала на перевёрнутую улицу, где льётся кровавый дождь снизу вверх, и словно сердце стучит и сокращается земля над чёрным плотным небом.       Яга уже добрела до тени, хотя тут она и не тень вовсе, а связка костей и склизких органов. И рвёт оно организм земли, отчего ошмётки мяса летят вниз, растворяясь в небе. Бабушка свистнула, и ее метла, что вовсе не метла, а конь или осел, издалека не разглядеть, подлетела к ней, и та давай дубасить недруга.       А я стою. Точнее вишу в пространстве избы и понимаю. Не верно.       Так это не победить.       Убьём этого — прийдет другой. Или другие. Им не будет конца.       Значит надо действовать совсем не на них. Надо защищать землю.       Я стала внимательней разглядывать свод земли, замечая множество тонких венок.       Вот если их напитать, тогда...       Почему Баба Яга путешествует на своей избе? Да потому что те места, что она находит, с ее силами уплотняются, и приходится новые находить, с тонкими гранями, и их, невзначай, заштопывать...       — Лей волшебство в нити на земле! — крикнула я бабушке. Та отлетела от кровожадного монстра и недоуменно на меня посмотрела:       — Какие, деточка? Я не вижу! Вот если ты покажешь? куда лить, так я полью! — добавила она, размахиваясь и ударяя черенком мётлы прямо туда, где должна быть голова у тени. А бабушка не промох! Так драться за одну жизнь не научишься...       Саша! Не отвлекайся!       Как показать вены земли? Не смогу же я ей свой глаз отдать? Не смогу!       А вот выстрелить чем-то в нити можно...       Я оглядела весь бедлам переходного состояния между явью и навью и вдруг заметила нужные предметы.       Зеркала!       Тут они не отражают, они скорее светят, а если их ещё и направить почти друг на друга... То получится луч!       Абсурдная игра воображения этого мира поражала, но я схватила зеркала и стала направлять их на нити, а Яга послушно, отбиваясь от уже трёх (откуда только взялись?!) чудовищ, направила своё волшебство точно туда, куда я указала.       Первые мгновения ничего не происходило, но потом, подобно корням, линии стали расти и переплетаться, заштопывая дыру, что так усердно копала тень.       Когда дыра окончательно пропала, чудовища попадали в пропасть неба, словно лишившись всех сил.       Яга улыбнулась мне, влетая в избу, топнула ногой, и нас выкинуло обратно к спящему коту.       — Надо облететь лес, особенно те места, где живут мои коллеги, пока не стало поздно, — Яга схватила меня за руку и потащила на улицу. — Без тебя я не справлюсь, красавица, и за помощь хорошо отблагодарю. Залезай в ступу и зеркала не забудь.       Я послушно угукнула, залезла в ступу вслед за бабушкой, и она взмыла в воздух, попрятав зеркальца в волшебных рукавах.       Впечатления от полёта были... Невероятными.       И если бы меня не кидало от плохих эмоций к хорошим — я бы даже рассмеялась от восторга. Но стресс от надвигающейся опасности стирал радость с лица.       Так что я только скупо улыбнулась, понимая, что сегодня меня ждёт ещё несколько путешествий в границу между мирами.       Никогда не думала, что жизнь может заиграть такими неожиданными красками.       На высоте было невыносимо холодно, хлесткий ветер забирался под тонкую тунику, любезно отданную бабушкой вместе с истертыми, но добротными тёмными мешковатыми штанами на верёвочке вместо ремня. Но вид на бескрайний усыпанный сверкающим снегом лес стоил подобного дискомфорта.       — Ох, милая, я совсем забыла, что ты можешь замёрзнуть, — вдруг раздался приглушённый ветром голос бабушки за спиной. — Сейчас исправлю.       Тело в тот же миг окутало тепло, и я благодарно улыбнулась старушке, чуть повернув голову в её сторону.       Над нами пролетали черные вороны, солнце мимоходом скрывалось за тугими белыми облачками. Любоваться красотой стало легче и не было никакого страха высоты.       Но вот мы начали снижение. Ступа плавно опускалась прямо в гущу леса, задевая колючие ветви елей.       Снег посыпался и сверху, и снизу, так что немного попало за шиворот, вызывая мурашки.       Но вот ступа надёжно встала в небольшой сугроб, и бабушка резво из неё выскочила, словно это она здесь молодая и бодрая, а не я.       Мне же пришлось немного поднапрячься, чтобы выбраться из столь странного транспорта. Видимо, залезала я в него не без бабушкиного волшебства.       Спрыгнув в неглубокий снег, пошла по следам от костяных ног Яги, все время осматриваясь по сторонам.       Даже на первый взгляд стало понятно — тут теней и постепенно увеличивающихся дыр между мирами больше. Очень плохо!       Я ускорила шаг, стоило мне только поймать на себе любопытные взгляды теней, я и не заметила, как врезалась в бабушку.       Та даже и не пошатнулась.       — Тут четыре разрыва и порядка десяти теней! — сразу же доложила я.       Яга повернула ко мне голову, и я увидела вселенскую боль в ее глазах.       — Что-то случилось?       Яга лишь сделала шаг в сторону, чтобы я смогла лицезреть страшное:       Разрушенную избушку, кровь, мертвых белых птиц с перегрызанными глотками, изломанный скелет в рваной одежде.       И твари, которых иначе как демонами не назовёшь. Уродливые, покрытые прозрачной кожей куски мяса и органов, с острыми огромными когтями и дикими изумрудами глаз.       — Что... Что делать будем? — спросила я бабушку. Собственный голос мне показался тихим писком.       Та вроде пришла в себя и, нахмурившись, топнула ногой, вызывая из воздуха свою метлу.       — Закопаем этих поганцев, пока здесь целый рой не собрался... и вести другим моим сёстрам передадим, чтобы были готовы, — процедила бабушка и кинулась в атаку на монстров.       Я же осталась стоять столбом. И чем ей помочь?       Заозеравшись по сторонам, подбежала к сухому дереву и оторвала палку побольше.       Звук раздираемой плоти становился навязчивее. Другие тени скоро тоже будут здесь.       Вдруг прямо под ногами разверзлась земля и чья-то когтистая лапа попыталась меня схватить, вырвавшись из сугроба.       Отпрыгнув едва ли не на два метра, я завороженно наблюдала, как огромный демон вылез из земли и стал надвигаться на меня.       Пиздец котёнку.