Ты мог бы мне сниться и реже, Ведь часто встречаемся мы, Но грустен, взволнован и нежен Ты только в святилище тьмы. И слаще хвалы серафима Мне губ твоих милая лесть… О, там ты не путаешь имя Мое. Не вздыхаешь, как здесь. Анна Ахматова.
1. Первая встреча.
Гулкая пустота Тёмного замка давила на уши, заставляя слышать, как кровь бежит по венам. Этот звук раздражал, не давая Румпельштильцхену сосредоточиться на своём горе. Хотелось крушить всё, что попадается под руку, лишь бы разбавить эту мёртвую тишину. Да, всё в этом замке дышало тленом и пеплом, включая его хозяина — старое, одинокое чудовище, которое даже спрятавшись за своей толстой шкурой, продолжало бояться всего на свете, а особенно потерять надежду. Прошла всего неделя с того дня, которого всесильный Тёмный боялся больше всего на свете — упал последний лепесток с волшебной розы, а значит его дорогого сына, потерянного в далёком неизвестном мире, его Бэя, больше нет в живых. И ведь Румпельштильцхен даже не узнает, как именно это произошло: прожил ли Бэйлфаер счастливую долгую жизни и умер в окружении любящих его людей, или был совсем один и погиб от рук какого-нибудь грабителя? Или ещё тысячи вариантов, о которых безутешный отец уже никогда не узнает. Тёмный опоздал. И самое обидное, что опоздал в шаге от сына. Проклятие было готово, и Регина наложит его в ближайшие месяцы. На мгновение Румпельштильцхен пожалел, что уже успел отдать его Злой Королеве. Надо было придержать свиток с проклятием до последнего, но разве мог он рассчитывать, что так всё обернется? Теперь придется что-то придумать, чтобы забрать его назад. А может и нет… Пусть себе накладывает. За двадцать восемь лет проклятия, пока он не будет ничего помнить о себе, возможно, и боль притупится понемногу… Румпельштильцхен понял, что если не выберется сегодня из замка, то сойдет с ума. Он перенесся в городскую таверну, желая побыть среди людей и просто напиться, хотя Тёмному алкогольное опьянение не грозило — проклятие не даст хозяину забыть о себе ни на минуту — но все же расслабляло и немного притупляло чувства. Опрокидывать кружку за кружкой и рассматривать посетителей мужчина находил успокаивающим, почти медитативным для оголённых нервов монстра, проснувшегося в нём. Он погружался в свои мысли, и желание спалить мир дотла одним взмахом руки уже не зудело так сильно на кончиках пальцев. Стоило Румпельштильцхену усесться за столик, как к нему мгновенно подскочила хозяйка таверны — неприятная дородная особа с потными руками и слишком ярко накрашенным лицом. Он знал, что помимо таверны, она также держала бордель этажом выше, но его такие увеселения никогда не привлекали. Румпельштильцхен смерил её презрительным взглядом и, молча протянув несколько золотых, потребовал, чтобы его кружка не пустела. Женщина мгновенно оценила платёжеспособность и щедрость клиента и лично сбегала за бутылкой лучшего эля. Какое-то время Румпельштильцхена никто не беспокоил, и он был рад побыть наедине с собой, вспоминая сына. Да, в те далекие времена у него не было ни денег, ни могущества, но у него была любовь Бэя, его детская вера в добро и чудо. И Румпельштильцхен отдал бы все на свете, чтобы вновь почувствовать себя любимым и любящим, но, увы, из всех благ мира, эта было одно из немногих недоступных ему, и оттого столь желанных. — Господин… — раздался над ухом голос трактирщицы, прервавший его мысли. — Чего тебе? — раздраженно бросил он, повернув голову к противной бабе. — Я хотела вам первому предложить… — заискивающе продолжила она, указывая на девушку, стоящую рядом с ней. — У нас новенькая появилась, всего четырнадцать лет, свеженькая, как бутон розы. Не хотите ли вы стать первым, кто его сорвет? Румпельштильцхен бросил на девушку внимательный взгляд. Сначала он принял её за обычную проститутку, коих полно в таких заведениях. Но за ярким макияжем (не иначе сама хозяйка его и накладывала) и вызывающим нарядом и правда угадывалась фигурка совсем ещё девочки. Она была слишком худа и угловата в силу юности, но взгляд был по-взрослому тяжёлым. Девочка молча кусала губы, теребя юбку. — Ну и сколько же ты за неё хочешь? — лениво спросил Тёмный, переводя взгляд на хозяйку таверны. — Пятнадцать золотых, господин, — таким же раболепным тоном ответила она, и, будто оправдываясь, добавила: — Невинность — дорогое удовольствие, сами понимаете. — Понимаю, — хмыкнул Румпельштильцхен и, бросив на стол перед женщиной громко звякнувший мешочек, поднялся со стула. — Я её забираю. — Как пожелаете, господин, — хозяйка жадно схватила кошелёк. — Наверху есть отличная комната… — Нет, — сквозь зубы прорычал он. — Я ее забираю насовсем. Какие-то возражения? — Нет-нет, господин, вы так щедро заплатили… — расшаркивалась женщина. Румпельштильцхен снова взглянул на стоящую перед ним побледневшую девочку. — Идем, — коротко сказал он, и, взмахнув рукой, перенёс их обоих в замок. Внезапно оказавшись посреди тёмного ледяного помещения, она обхватила себя руками, пытаясь согреться. Девочка не смела поднять на Румпельштильцхена глаз или сделать хоть шаг в сторону от него, лишь украдкой стреляя глазами по сторонам. Не пыталась ни сбежать, ни умолять. То ли осознавая бессмысленность подобной затеи, то ли опасаясь спровоцировать странного человека, рассматривающего ее в упор, на какие-либо действия. Румпельштильцхен никогда никого не приводил в замок в качестве гостя. Желающих заключить сделку или убить чудовище всегда было предостаточно, но это не одно и тоже, когда тебе нужно позаботиться о чьем-то удобстве и комфорте, хотя бы минимальном. Для Тёмного обычные человеческие потребности давно потеряли всякий смысл. Магия заменила ему и еду, и сон, и, возможно, воздух, но он не слишком экспериментировал с пределом своих физических возможностей. А теперь он притащил с собой не просто человека, а почти ребёнка… С запоздалой досадой, Румпельштильцхен задался вопросом, как он собирался заботиться о сыне, если даже не может вспомнить, что это значит: обеспечивать тепло, еду, защиту… Забрать эту девчонку, ровесницу Бэя, каким он его помнил, было чистой воды порывом. Он просто не мог допустить, чтобы кто-то загубил столь юное создание. Ходили жуткие легенды о жестокости Темного, но только не по отношению к детям. Когда-то хромой прядильщик взял на себя проклятие ради сына, и отцовская любовь жила в нём ярким лучом, разгоняя мрак. И даже смерть Бэя не смогла уничтожить этот свет. Хотя что за жизнь ждала бы эту девочку, не вмешайся в ее судьбу Темный? И чего ей будет в итоге стоить его вмешательство, если даже собственного сына он спасти не смог? Но раз уж Румпельштильцхен привел ее в свой дом и взял на себя ответственность, будет нечестно поддаваться сомнениям сейчас. Он наконец обратил внимание, что девочка совсем замерзла, пока ждала, что ей прикажет тот, кто только что ее купил. Он уже и забыл о том, как хрупки люди. В ту же секунду огонь в камине ярко зажегся, согревая зал. Интересно, что она думает о нем? Наверное, считает чудовищем, даже не подозревая, как обманчива внешность, и что в его намерениях намного больше благородства, чем можно было бы ожидать от обычных посетителей таверны. Вспыхнувшее пламя заставило девочку подпрыгнуть от неожиданности, но усилием воли она взяла себя в руки и приняла ту же позу, будто пытаясь стать невидимкой. — Как тебя зовут? — хрипло спросил Румпельштильцхен. — Как вам нравится, господин, — тихо прошелестела явно заученную фразу она. Румпель тяжело вздохнул и решил, что ситуацию нужно немедленно прояснить, как бы неловко ему ни было. — Что ты знаешь о том месте… откуда я тебя забрал? — Достаточно, господин, — под маской покорности промелькнуло что-то похожее на презрение. — Хозяйка мне объяснила… что от меня требуется. — Ну, а теперь, дорогуша, забудь обо всем, что эта мерзкая карга тебе наплела, — с отвращением воскликнул Румпельштильцхен. — Потому что для этого ты мне не нужна. Девочка рискнула бросить на Тёмного быстрый испытывающий взгляд, но промолчала. — Итак, я снова задаю вопрос — твое имя? — Белль, — шепнула она послушно, и спросила: — А как вас зовут? — Румпельштильцхен, — представился он, склонившись в изящном поклоне. Белль нахмурилась, а потом неуверенно спросила: — Я слышала о вас… Вы - Темный, верно? — Верно, — кивнул он и не удержался от любопытства: — И что же ты обо мне слышала? — Что вы — величайший колдун во всем мире, и вам подвластно все, — произнесла она с какой-то благоговейной мечтательностью. — И что вы заключаете сделки с людьми. — Верно, — кивнул Румпельштильцхен. — И я предлагаю тебе одну. — Какую? — Я могу избавить тебя от необходимости ступать на весьма скользкую тропу проституции, — медленно произнес он, обходя Белль по кругу. — Взяв тебя к себе, скажем… в помощницы. Безопасность и неприкосновенность я тебе гарантирую, — быстро добавил он. — Но, согласившись, ты должна будешь остаться со мной навсегда. Повисла пауза. Румпельштильцхен переступил с ноги на ногу, с удивлением отметив, что она раздумывает над его предложением. Наконец, Белль встретила его взгляд и, тяжело вздохнув, нарушила молчание: — А вы правда меня не тронете? — Темный всегда держит свое слово, — оскорбился он такой недоверчивостью. — Тогда я согласна, — торжественно произнесла Белль, вздернув подбородок. — Я останусь с вами навсегда. — Тогда сделка требует подписи, — весело засмеялся Темный, извлекая из воздуха огромный контракт, исписанный мелким витиеватым почерком, и перо и протянул все это Белль. — Я… не умею читать, — призналась она, с досадой взглянув на пергамент. — А писать свое имя? — поддразнил ее Румпельштильцхен. Белль твердо посмотрела ему в глаза и спросила: — Как я могу подписывать договор, если не знаю, что там сказано? — Темный на мгновение опешил, а потом рассмеялся: — Ишь ты! Крестьянская девчонка понимает в сделках побольше некоторых принцесс! — Почему вы смеетесь надо мной? — недоуменно спросила Белль, не понимая, чем вызвала такой приступ веселья. — Нет-нет, дорогуша, — успокоившись, мягко обратился он к ней. — Как раз не над тобой. Ты очень правильно не доверяешь, но, согласись, если бы у меня были намерения сделать с тобой что-то плохое, мне бы не нужна была эта бумажка. Ты и так моя, я тебя купил. Белль чуть нахмурилась, а затем согласно кивнула, признавая его доводы убедительными. Взяла перо и как можно старательнее вывела на пергаменте свое имя. В ту же секунду, свиток исчез в фиолетовом дыме, присоединившись к сотням таких же договоров. Темный был аккуратен в таких вопросах. — А знаете… Я хотела призвать вас однажды… — вдруг сказала Белль, внимательно разглядывая его лицо. — И что же тебя остановило, дитя? — удивился Румпельштильцхен. — Мне нечего было предложить вам, — пожала плечами она. Казалось, Белль почувствовала себя свободнее. Обычно люди реагировали на общество Темного совсем иначе. — Меня и не интересует золото, — ответил он, чувствуя себя неловко под ее взглядом. — У магии цена не в деньгах, а в том, что человеку действительно дорого. — И вы всегда знаете, что это? — с интересом спросила Белль. Сейчас, когда она перестала сжиматься в комочек страха, а ее глаза загорелись любопытством, Румпельштильцхен невольно восхитился ее отвагой. — Да, но порой расплата приходит позже, — не стал он вдаваться в детали, задумчиво пройдясь по комнате. — А что ты хотела у меня попросить? — Вернуть мою маму. Она умерла… — Боюсь, это одна из немногих вещей, которые мне неподвластны, - в его голосе слышалась мука, но, к счастью, Белль не стала продолжать эту болезненную тему. Сделав круг по залу, Румпельштильцхену удалось снова взять себя в руки. Он подхватил канделябр и спокойно сказал: — Время позднее. Я покажу тебе твою комнату. Он пошел вверх по лестнице, не оглядываясь на Белль, которая сразу же подскочила и поспешила догнать удаляющуюся фигуру Румпельштильцхена. Замок казался мрачным и заброшенным, по коридорам гуляли сквозняки и пыль, которая ощущалась в воздухе плотной завесой. Их огромные тени, отбрасываемые светом свечей создавали еще более зловещую обстановку. Белль надеялась, что комната, которую выделил ей Темный окажется хоть немного теплее и уютнее главного зала. Замок пугал ее, но не его хозяин. В конце концов Румпельштильцхен спас ее из ужасного места, где она скоро превратилась бы в одну из тех опустошенных девушек, которые работали там. Когда Белль оказалась в таверне мадам Тюри, та поручила ее заботам двух своих работниц: Марго и Лиззи. Они с жалостью отнеслись к ничего не понимающей девочке и постарались как можно мягче объяснить ей, куда она попала и кем ей предстоит стать. Но никакая мягкость их слов не могла перекрыть ту реальность, которая открывалась глазам Белль. Неприглядная и внушающая отвращение. Наконец, миновав несколько лестниц и поворотов, Румпельштильцхен остановился перед одной из комнат. Скрипучая дверь с трудом открылась, выпуская наружу спертый воздух и клубы пыли. Даже сам Темный невольно закашлялся, разгоняя свободной рукой паутину, налипшую на входную дверь. — Странно, мне казалось, эта часть замка более обжитая, чем другие, — недоуменно прокомментировал он открывшуюся картину. Если когда-то комната и была жилой, то с тех пор прошли столетия, а пауки теперь рассказывали своим паучатам легенду о том, как когда-то в эту комнату ступала нога человека. Румпельштильцхену стало стыдно за свою промашку, которую к тому же заметила Белль. Она благоразумно молчала, но глаза ее выдавали. В них застыл тщательно сдерживаемый смех. — Сегодня ты можешь переночевать в моей спальне, — в конце концов произнес Румпельштильцхен. По крайне мере его комната точно отличалась от этой, да и, судя по всему, от любой другой в замке, в лучшую сторону. — А как же вы? — Белль стало неловко, что великий маг готов терпеть неудобства в собственном доме из-за обычной бедной девчонки. — Я могу и вовсе не спать, — отмахнулся он. — Завтра приведем в порядок какую-нибудь из комнат, а сейчас слишком поздно. Румпельштильцхен развернулся и прошел чуть дальше по коридору, остановившись через несколько дверей сразу напротив лестницы, и протянул Белль канделябр с зажженными свечами. — Что ж… Спасибо… — тихо произнесла она, входя в комнату, и дверь за ней плотно закрылась. Румпельштильцхен мог бы наколдовать для Белль спальню, достойную принцессы, но сегодня вечером он выпил слишком много и не хотел рисковать самоконтролем. Приняв на себя дар предвидения, он не учел, что его придется постоянно жестко контролировать, чтобы не сойти с ума от тысячи картинок будущего, проносящихся перед глазами каждую секунду. Сознание человека с трудом вмещало в себя такой поток образов, но на стороне Темного была магия, помогающая сдерживать дар, пока он не понадобится его обладателю. У этого барьера была своя цена — стоило чуть расслабиться и дать шлюзам приоткрыться, как на несколько часов, а то и дней Румпельштильцхена напрочь выносило из реальной жизни, погружая в мир вероятностей и переплетений судеб. А этого он допустить сейчас не мог, тем более, когда в замке ребенок. Белль… Маленькая храбрая птичка, так неосторожно оставшаяся в его клетке. Возможно, сама судьба привела эту девочку к нему. Однако, Румпельштильцхен отнюдь не пытался заменить сына даже в мыслях. Бэйлфаер — был самым центром его сердца, вечно горящей яркой свечой, не дающей магу раствориться во Тьме, поглощающей душу. Надежда найти его и воссоединиться жила в неп годами, поддерживая веру маленького человека, заключенного в оболочку чудовища с огромной силой. Но теперь, когда сына больше нет, надежда стала гаснуть. И появился страх — как бы человек в нем совсем не исчез, оставив после себя только чудовище… Он не искал любви у женщин, потому что знал, как недолговечны их чувства, другое дело любовь ребенка — безусловная, незыблемая. Но ребенку нужна мать, а Темный плохо представлял себя сватающимся к юным девам. А принуждать какую-нибудь незадачливую девушку становиться своей женой и сутками выслушивать ее полные отчаяния стоны и слезы — увольте, ему хватило первой жены. Да и если найдется такая девушка, которая не отшатнется от его странной внешности и своеобразного образа жизни — череда врагов положит жизнь, чтобы уничтожить семью Темного, раз уж до него самого добраться невозможно. Другое дело эта девочка… Недостаточно взрослая, чтобы быть независимой, но достаточно натерпевшаяся в жизни, чтобы быть искренне благодарной за участие в своей судьбе. Возможно, она станет его вторым шансом и даст новый смысл жить? Румпельштильцхен с сожалением подумал о том, что теперь, когда магия перестала быть средством достижения его личных целей — нет огров, которых он один может одолеть, некого искать в другом мире — то она стала обузой для него. Да, ему нравилось чувство свободы и власти над простыми смертными. Но и это упоение первых лет, когда хромой прядильщик, вечно смотрящий на всех снизу вверх, которого мог пнуть и оскорбить любой, наконец смог одним щелчком пальцев уничтожить любого обидчика, прошло. К нему взывали и готовы были отдать все, что он пожелает за свою помощь, но сам по себе Румпельштильцхен был не нужен никому. Его презирали, боялись, и хотя он постоянно убеждал себя, что так даже лучше, что так никто не сможет найти его слабое место и завладеть кинжалом, это не всегда помогало. Он ловил себя на мысли, что это та же жизнь в страхе, что и раньше, только теперь не для кого стало цепляться за нее. Ты можешь все — и ничего из того, что правда хочешь. Одинокое чудовище в своем пыльном пустом замке, пытающееся обрести хотя бы каплю смысла и света. Темный сел за прялку — единственное, что осталось у него от человека, каким он когда-то был, и повернул колесо. Ночь обещала быть долгой, но хотя бы сегодня, Румпельштильцхен был не один, хотя и также одинок. Крутились мысли, крутилось колесо… А в это время Белль с любопытством оглядывалась в комнате. Она медленно обошла ее кругом, разглядывая обстановку, даже заглянула в шкаф, пробежавшись пальцами по кожаным сюртукам и шелковым рубашкам Темного. Белль тихонько хихикнула своей шалости, понимая, что находится в святая святых величайшего мага Зачарованного леса. Если бы она кому-то рассказала, что ей сам Темный Румпельштильцхен свою спальню для ночлега уступил, ее бы на смех подняли. Жаль, некому рассказывать… Подруги Белль остались далеко в Анволии, откуда она была родом. После смерти матери, отец не мог больше оставаться в родных краях и, забрав дочку с собой, уехал искать счастья вглубь Зачарованного леса. С тех пор минуло около пяти лет, и они жили в разных деревнях и городах, но нигде не оставались надолго. Они всегда были бедны, хотя и не настолько, чтобы голодать, но переезды продолжались, отец начал пить, затем играть в карты, проигрывать деньги, вещи, а в итоге и свою дочь… Белль присела на мягкую кровать, завернулась в теплый плед и, поджав ноги, стала смотреть на догорающие свечи. Она представляла, что стала бы делать, не возьми ее Румпельштильцхен к себе. Она не сомневалась, что не вынесла бы жизни в борделе и попыталась бы сбежать, но куда? Кроме отца, других родных у нее не было. А чтобы жить самой, нужна профессия, но ее никто не обучал ремеслу. Отец всегда говорил, что она похожа на маму, а та была красавицей. И что, когда Белль вырастет, то будет еще краше, и на ней женится какой-нибудь отважный рыцарь. Так он говорил когда-то, когда ему еще было дело до нее… Но эти мечты отца она никогда не разделяла, ей хотелось чего-то большего от жизни. И теперь, возможно, это большее и придет. Эта мысль успокаивала. Впервые со дня смерти матери Белль уснула, ощущая себя в безопасности, не ожидая шагов пьяного отца, не затыкая уши, чтобы не слышать крики Лиззи и других девочек, развлекающих клиентов; не боясь, что будет завтра. Возможно, она просто сдалась? А, может, у нее появилась надежда. Ведь если даже Темный способен совершать добрые поступки, значит в этом мире еще не все потеряно…