Отдартомолено!

Поселение Ау’Пта… Ау’Хта… короче, Нгино привёл нас к местным в деревню довольно быстро. К сожалению, добрались мы не пешком: Рей хотела поехать на Моловском спидере, но завести его она не смогла. Однако нам предоставили другой транспорт — большущих, просто огромных, размером с тигров или львов, животных, похожих чем-то на земных лисиц, только со шкурами бежевого цвета и раздвоенным хвостом. Огромные уши чутко реагировали на каждый звук. Звери были осёдланы, но доверия мне все равно не внушали. Да я даже с пони умудрялась упасть! Что уж тут инопланетные песчаные лисы! Рей же села в седло без боязни, так что я решила, что не могу упасть лицом в грязь… ну то есть, в песок… но предпочла сесть позади неё, крепко держась за талию. Мола и Бена вынесли с корабля, который мы предусмотрительно поставили на режим охраны и герметично закрыли, и одного взгляда при свете солнца на них хватило, чтобы понять, насколько плохо обстоят наши дела. Бен Соло бредил, весь в поту, белый, как простыня, с лихорадочно горящими пятнами, покрывающими щеки и лоб. Мол же вообще казался неживым, словно восковым. Издали мне показалось, что его губы были покрыты чем-то белёсым. Их также загрузили в седла, придерживая перед собой, и наконец мы двинулись в путь. Как я уже упоминала, бежали наши лисы недолго. По барханам они ловко скользили на сильных лапах, правда, ехать на них было — одно мучение. К концу пути я могла представить, каково бывает коктейлю в шейкере у бармена, а внутреннюю сторону бёдер я существенно натерла, потому что при каждом прыжке лисицы опускалась на жёсткое седло, как мешок с картошкой. Мы въехали в поселение, являющее собой довольно аутентичное зрелище: вместо домов — шатры наподобие индейских вигвамов, и куча ребятишек и женщин, высыпавших наружу. Одежды у них были в основном из грубой ткани и кожи, а на головах многие носили платки и чалмы. Солнце здорово пекло голову, и про себя я подумала, что с их стороны мудро задуматься о головном уборе. Сойдя со своей лисицы (бешеная тварь довольно ускакала куда-то за один из шатров), мы с Рей подошли к Нгино. В свою очередь, он уже беседовал с какой-то женщиной с бархатистой смуглой кожей и длинными темными волосами, в которые были вплетены кожаные ленты. — Говорят, — сказала она тихо, но отчётливо, — что один из них владеет легендарным Грозовым Клинком. Покажите, который. — Этот, ахви, — почтительно указал на Мола, которого держал на руках один из его людей, Нгино. Кем была эта ахви, я не знаю, но она внимательно осмотрела Бена и дала насчёт него какие-то указания на своём языке, так что две девушки и трое мужчин поспешили унести его в глубь шатров. — Подождите! — спохватилась Рей. — Я пойду с вами. — Будь осторожна, — сказала я тихо. Не нравится мне, что мы вынуждены разъединиться, но и бросить Мола я не могу. Подойдя к забраку, женщина повела ладонью над его лицом и нахмурилась. — А его — в мой шатёр, — скомандовала она и мельком посмотрела на меня. — Ты! Я непроизвольно выпрямилась и настороженно положила руку на столь почитаемый япетцами клинок. — Ты — кто ты такая? — резко спросила она, строго глядя на меня удивительно красивыми фиолетовыми глазами. Я даже растерялась. — Я Ада, — представилась я. — Ээээ, Дисней. В смысле, его жена. — Идём со мной, — приказала ахви и быстро пошла вперёд. Я поспешила за ней, а в конце процессии несли уже и самого Дарта Мола. Мы подошли к большому чёрному шатру с вытканными на нем символами, похожими на иероглифы, и ахви откинула полог, приглашая нас внутрь. Почтительно коснувшись лба соединенными вместе указательным и средним пальцами, воины внесли Мола и хотели осторожно положить его на большую коричневую шкуру. — Нет! — ощетинилась ахви, мечась между большим очагом в центре и кучей тканевых кармашков, прикреплённых к стене шатра. Оттуда она доставала какие-то пузырьки и коренья и бросала их в тлеющие угли в очаге. — Его — на жертвенный стол! Услышав слово «жертвенный», я побелела и попыталась возразить, но ахви так яростно взглянула на меня, что я быстренько заткнулась и слилась с пейзажем. Когда Мола опустили на огромный по размерам стол, вытесанный из грубого чёрного дерева, я ужаснулась. Его лицо из алого стало ржавым и притененным бледностью, но что было страшнее всего — рот его был полностью покрыт серовато-жемчужной паутиной. — Ахви, — нервно сказала я, — а что, так и должно быть?! — Он умирает! — огрызнулась женщина, швыряя в очаг новый пузырёк. Запахло какими-то травами. — Не отвлекай меня, я и так тороплюсь! В шатёр медленно вошёл Нгино и, подобно двум другим воинам, преклонил колено и стал чего-то ждать. Я же не знала, что мне делать, и стояла, как истукан. — Яд тлетвора можно выкачать, — сказала ахви, посыпая угли неизвестным порошком, и в тот же миг столб зелёного пламени вырос перед ней, а затем поленья охватил колдовской голубовато-зелёный огонь. — Но сделать это трудно. Будешь помогать мне, жена. Я поперхнулась, но не решилась возразить. В конце концов, Мола спасти мне было нужно, иначе… иначе — что? Я запуталась в своих чувствах, подавив тремор в руках и сглотнув. Ахви начала читать какие-то заклинания (иначе назвать это не могу), посыпая Мола из пригоршни тем же самым порошком, который щедро сыпанула в огонь. Каждое последнее слово ее речитатива подхватывали воины, причём довольно громко, вместе с тем ударяя кулаками в землю. Я чувствовала себя среди этого балагана полной дурой. Надо было его везти на Дксун. Рискнуть. Но везти к нормальной медицине, а не этой пляске у костра. Тем временем, ахви зачем-то начала раздеваться. Она расшнуровала тесьму и скинула с плеч длинную тунику, оставаясь обнаженной — только в штанах по пояс и с ворохом всяких ожерелий поверх груди. Воздевая руки и снова завывая, она вдруг залезла в очаг руками и зачерпнула ладонями голубой огонь, проводя им вдоль всего тела забрака. Но что-то ей во всем этом не понравилось. Зарычав, она сняла с пояса нож с ручкой из светлой кости и занесла над Молом. — Стойте! — вскрикнула я, испугавшись, что она хочет его прирезать. Но Нгино удержал меня за руку и покачал головой, давая знак, чтобы я не мешала. Ахви ловким жестом разрезала у него на груди тунику и откинула ее в стороны, перевернула руки ладонями вверх, а после сделала небольшие надрезы на запястьях. — Как я и боялась, — сказала она и поманила меня. — Подойди. Я неважно отношусь к виду крови, но ради Мола могу сделать исключение. Я приблизилась к столу, готовая увидеть стекающие по рукам струйки крови… … но вместо них на руках была только паутина. — Что это значит? — испуганно спросила я. Ахви молчала. Вздохнув, она приложила ухо к его груди и сердито цокнула, явно велев всем молчать. Наконец, она отпрянула и удивленно промолвила: — Сердце ещё бьется. — Одно? — спросила я, и ахви посмотрела на меня, как на душевнобольную. Пришлось прояснить, как и каждому непосвященному в особенности забрачьей анатомии: — У него два сердца. — Я слышу только одно. Пока оно не остановилось, будем бороться. Она разрезала на лоскуты его тунику и скинула тряпки на пол, сделав по надрезу на каждой руке и довольно глубокий надрез внизу живота. Затем, она открыла двумя пальцами глаза, по очереди заглянув в них, и я ужаснулась. Абсолютно белые, ни зрачка, ни радужки не видно. Ахви зачерпнула снова ладонями огонь и начала водить им над телом Мола так близко, что пламя опаляло его и гасло, не задерживаясь. Женщина сердилась и с новыми силами старательно проделывала то же самое, раз за разом. — Нет! Не помогает. Яд уже проник очень глубоко. Тогда сделаем по-другому. Ахви погрузила ладони в огонь по самый локоть, зачерпнула пригоршню этого странного пламени и… затолкала его себе в рот, проделав так два раза. После этого она ловко взобралась на стол, сев Молу на бёдра, и, прижавшись к нему, начала, что было для меня крайней неожиданностью, целовать покрытый паутиной рот. Это было ужасно омерзительно… и красиво одновременно. Ее лицо вытянулось и осветилось ровным голубым пламенем, которое она словно передавала из своего тела — в его. Спустя минуту она откинулась назад, но Мол оставался все таким же, каким был. Кажется, ахви не собиралась сдаваться. И да, черт возьми, я ее понимаю! Разок оседлав этого мужика, сдаваться вообще не хочется! Всхлипнув, я думала только одно: лишь бы получилось! Пока Мол лежал, как мёртвый, ахви вновь «выпила» несколько пригоршней огня и поспешно села на забрака, продолжая свой ритуал. Неожиданно, мне показалось, что он как-то дернулся. По крайне мере, в следующую секунду он согнул ногу в колене и, кашлянув, вдруг выгнулся дугой навстречу ахви, широко раскрывая глаза, из которых струилось яркое голубое пламя. Оно же лилось потоком из ртов обоих, будто дым покрывая их, но ахви и не думала прекращать. Ее лицо вдруг удлинилось и посерело, и она начала делать странные глотательные движения горлом, после чего забрака вдруг пронзила остра боль. Это было видно по языку тела. Он дернулся, скатившись со стола, и упал, подминая под себя ахви и надрывно кашляя. Изо рта его все ещё пыхало вбок голубое пламя. А сама же ахви отползла к очагу, булькая, и неожиданно, схватившись за живот, начала усердно изливать содержимое своего желудка в огонь. Рвало ее чем-то грязно-серым, и мне пришло на ум, что это, скорее всего, та самая паутина. — Мол!.. Я подскочила к нему, подхватывая, но он уже потерял сознание, упав на землю. Губы все ещё курились голубым дымом. — Положите… — прохрипела ахви. — Положите его на стол… и накройте шкурой. Пусть спит. Мужчины сделали, что она велела, и плотно укрыли забрака бежевой мохнатой шкурой — как я подозревала, одной из лисиц, что служили япетцам скакунами. Я метнулась от забрака к ахви, и она оперлась на меня, вставая и подойдя к столу. — Все… — Слабо сказала она. — Нужно теперь только время. Яда больше нет. Открыв ему глаза, она внимательно всмотрелась в них: сейчас глаза были привычного жёлтого цвета с красными вкраплениями. Ахви набрала в руки две горсти огня и несколько раз словно «умыла» ими лицо Мола и, откинув шкуру, начала попеременно то набирать огонь в ладони, то «втирать» его в тело забрака. Она при этом ещё и приговаривала какие-то заклинания, не пропуская ни миллиметра, и наконец велела мне и остальным убраться из шатра. Учитывая то, что она снимала с него штаны и собиралась проводить свои полуэротические ритуалы и дальше, я была против того, чтобы покинуть шатёр. Ахви яростно глянула на меня, но разрешила остаться. Странное это было чувство — смотреть, как кто-то везде и всюду наглаживает твоего собственно, пардон, мужчину, пусть даже в лечебных целях, притом — будучи по пояс обнаженной. На пятнадцатой минуте лечения мне уже начало от ревности казаться, что ахви усердствует так не с целью исцелить ситха, особенно если учесть тот факт, что лицо ее становилось все довольнее и счастливее, а налегала она на него и всячески касалась своим телом возмутительно часто. Смотреть на это было тяжело, но и не бдить я не могла. Строго наблюдая за этим моральным изнасилованием, я утешала себя тем, что Мол жив. Но ахви хотелось прям хорошенько стукнуть. Притом женщиной она была роскошной! Не поймите неправильно, там было, к чему ревновать! Наконец, закончив, она хотя бы (спасибо ей большое) надела на него штаны, перебинтовала сделанные ею же порезы и прикрыла шкурой до шеи, после чего, довольная, как кошка после валерьянки, промурлыкала: — Жить будет. Радуйся, жена. Я фыркнула. Вообще-то, у меня есть имя. И тут ахви полюбопытствовала: — А какая ты из жён? — Что? — поперхнулась я. Ахви же была невозмутима: — У такого славного воина должно быть несколько женщин. Так какая ты из них? — Единственная!!! — возмутилась я, сузив глаза. Ахви же ужаснулась. — Тратить такой потенциал на один сосуд? Немыслимо! Ты околдовала его разум? Или он слишком молод и только ищет женщин в гарем? Хотелось стукнуть ее со все большей силой. — У них раса однолюбов! — рявкнула я, начиная кипятиться. — Никаких гаремов там нет! И вообще! У них матриархат! Гаремы только у женщин! А он — мой четвёртый муж, самый любимый! Остолбенев, ахви посмотрела на меня, как на идиотку, и что-то сказала на незнакомом языке. — Какой ужас, — пробормотала она, выходя из шатра. Да уж, действительно! Я опустилась на землю, прислонившись к тканевой стене и устало прикрывая глаза. Утомившись за целые сутки бесконечных тревог, я неожиданно для себя уснула.

***

Проснулась я от громкой ругани и вскрика, а также — от того, что чьё-то тело рухнуло рядом со мной, а вместе с тем, сверху посыпались тканевые мешочки с какой-то растительностью. — Хэ! Хэ! — вопила ахви, подскакивая. — Успокойся, воин! Я тебе не враг! Я жрица! Ахви! Ахви! — Да хоть херахви! — прорычал Мол, вскакивая и тут же падая на колено. Он был все ещё слаб, но очевидно, сумел Силой откинуть ахви, приняв ее за врага. Ладно хоть не убил, а то как бы я оправдывалась перед остальными? — Мол! Стой! Я подбежала к нему, выставив руки и прикрывая собой ахви. Завидев меня, забрак переменился в лице и выдохнул. — Милая!.. Он крепко обнял меня, прижав к себе, и тихонько спросил: — Что это еще за жрица и почему, когда я очнулся, она делала мне массаж?! Я ничего не понимаю! — Мол, она тебя спасла! — горячо убеждала я его. — А сейчас — долечивает! Понимаю, методы у неё странные… но они работают. — А почему она голая?! — возмутился Мол. — Можно я обойдусь без долечивания? С моей помощью, он тяжело встал и присел на край стола, а затем, опустив глаза вниз, покраснел, что было видно даже при его цвете кожи, и быстренько застегнул штаны. — Не нравится мне ее метод лечения, — испуганно сказал он. — Можно я просто так полежу? — Нельзя! — возмутилась ахви. — Это все — этапы одного ритуала. Нельзя взять и все прервать. Жена, скажи ему! Похоже, она решила, что я имею какое-то влияние на Мола, так что я грустно кивнула и толкнула его на стол, куда он и лёг, тоскливо глядя на меня. — Потерпи, Мол. Ну, лечение так лечение. Ты отнесись к этому как… как… к камере с бактой. Эротической такой камере. Гневно потрясая рукой (и обнаженной грудью, на которую мы оба старались не смотреть), ахви подошла к Молу и нависла над ним. — Лежи тихо, воин! Я тебе помогаю! Мол жалобно посмотрел на меня, и в глазах его было столько отчаяния, что мне хотелось даже расхохотаться. Но я не стала. Вместо этого, снисходительно пожала плечами: — Ты… постарайся поспать. Или помедитируй. Пусть лечит! — и спохватилась. — Ты должен быть благодарен ахви, она спасла тебе жизнь. И почти изнасиловала, пока ты был без сознания. Вздохнув, Мол что-то проворчал и закрыл глаза, успокаивая дыхание и медленно погружаясь в медитацию. Его пофигистичное лицо во время медитации я узнаю из тысячи: спустя полминуты этот парень уже был вне досягаемости, а ахви явно не ожидала, что ублажать ей придётся исключительно полубессознательное тело. Скроив недовольную физиономию, она взяла с пола горшок с какой-то травой, истолченной в порошок, и вручила его мне. — На! — грубо рявкнула она. — Втирай, пока не используешь все. — Куда втирать? — невинно поинтересовалась я, обнимая горшок. Ахви презрительно посмотрела на меня и перевела взгляд на забрака. — Всюду, — Сладко пропела она. — К слову, с нижней частью я закончила. И с этими словами жрица с достоинством удалилась из шатра. Хмыкнув, я не расстроилась. С нижней частью… Ну что за коварная баба. Удобно сев поверх муженька, я поставила рядом горшок и начала деловито втирать ему в твёрдый живот этот самый порошок. Порошок был голубоватого цвета и таял от тепла тела, так что смотреть на то, как он впитывается в кожу, было ну очень интересно. — Вот так я бы лечился хоть целую вечность, — ехидно сказал Дарт Мол, с широкой улыбкой глядя на меня. Глаза его были усталые и больные, как после гриппа — но живые! Не скрывая удовольствия, я старательно продолжила своё занятие, зачерпнула ещё порошка и начала полировать им пресс. — Ну, ахви тебя тоже круто лечила. Устроила тут целую оргию с твоим участием. Мол кашлянул, смущенно отводя глаза, и выглядел крайне виновато. — Я не знал. — Конечно, не знал! Ты едва не умер! — подтвердила я. — У тебя было алиби, а не то помереть тебе от моей руки во цвете лет. Я снова зачерпнула порошок и обеими руками начала тщательно наглаживать бока, покрытые татуировками. Вверх и вниз, до рёбер — и ниже, опускаясь к косым мышцам, подчёркнутым чёрным рисунком. Ещё бы стрелочку вниз набили, честное слово… как приглашение к действию. Покраснев от своих не слишком невинных мыслей, я на всякий случай снова скользнула к рёбрам. Да, сознаюсь. Ахви понять легко. Я даже почти пожалела ее. Ей по роду службы и целоваться с ним пришлось, и вообще… оценить товар лицом, так сказать. Даже после простенького массажа с этим субъектом просто так расставаться не хочется. Я поерзала. Сидеть стало менее удобно. Жестковато как-то. — Вот ты специально? — уточнила я у Мола. — Нет, — честно сознался он. — Тогда возьми себя в руки! — строго сказала я. И про себя добавила: пока я этого не сделала. Он вздохнул и прикрыл глаза, явно пытаясь медитировать. Но получалось, судя по эффекту, неважно. Я зачерпнула ещё порошка и невозмутимо продолжила втирать его — двигаясь от груди к низу живота. Лицо у Мола было непроницаемым, но сидеть становилось все неудобнее. Я ворчливо села повыше, ему на талию, чтобы хотя бы не дразнить саму себя, и начала разминать татуированные плечи. — Ты невыносим, — поделилась я. — Только что чуть не откинулся, а все туда же! Правильно ахви сказала. Мол с интересом приоткрыл глаза. — Что? — Что тебе нужен целый гарем, чтобы удовлетворить все твои потребности! Судя по возмущённому лицу, Мол не разделял мнение ахви. — Вот ещё! — сказал он. — Мне нужна только ты! Радоваться этому или огорчаться, я не знала — пока не решила, к тому же, нас грубым образом прервали. Один из воинов заглянул в шатёр, ничуть не смутившись открывшейся картине. — Рьейла Ада, — с уважением сказал он, — зайдите в женскую половину: ахви сказала, что воину теперь надобно отдохнуть и поспать, а вам — переодеться после ритуала. Вздохнув, я ворчливо сказала «ладно» и слезла с муженька на землю, улыбнувшись ему. — Спи сладко, и пусть тебе не снятся никакие пауки. — Завещала я, потрепав его по щеке. — Какие там пауки. И какой там сон. — Устало сказал Мол. — Мне будешь сниться ты. Ой, как мило. В забрачьей порнушке, не иначе. Самое забавное — только я уйду, и он провалится в сон. Глаза уже вот-вот закроются от усталости. Я пошла следом за местным, оставив Мола, и не зная, что наши знакомства с япетским бытом только начинаются…