Чонгук-хён

— Да засовывай уже! — Я не могу! Почему так туго? — Потому что ты дебил! — А чё ты меня обзываешь? — Ты промазал! — У меня руки дрожат! — Куда суёшь?! — Я думал, что так и надо! Почему нельзя раскрыть шире? — Отойди, блин, я сама сделаю! Девушка отпихивает Чонгука и принимается собирать багаж, а именно в маленький кармашек чемодана со сломанным замком впихнуть все гигиенические принадлежности. Чонгук долго бурчал, что ему нафиг не нужны все эти примочки и что он красив от природы, но мама настояла взять, а Юци поддержала, потому что кожа всегда должна получать достойный уход. Не успел Чонгук прилететь домой и подать документы в университет Сеула, как ему тут же ответили, что с отличными результатами прошлых экзаменов и промежуточной аттестации в токийском университете его ждут с распростёртыми объятиями. И даже предоставляют комнату в общежитии. Чонгук не стал долго раздумывать, ведь родители наверняка, столько лет поднимая его на ноги, заслужили отдых на двоих, и решил, что жить дома не будет, кроме как на каникулах. А когда закончит учёбу, начнёт снимать квартиру, а там может быть и сможет заработать на свою собственную. Да и родители без поддержки не оставят. — Ты как ребёнок, — всплёскивает руками девушка и помогает закрыть переполненный чемодан, плюхаясь на него сверху пятой точкой. — Я только что прокрутил наш спор в голове снова, и знаешь, он звучит так странно… — начинает Чонгук, но Юци не даёт ему договорить, пихая в грудь и накрывая рот ладошкой. — Заткнись, извращенец, — шипит она. — Ты только об этом и думаешь. — А о чём я ещё должен думать в свои двадцать? Я здоровый парень со здоровыми потребностями… — И нездоровыми мыслями, ага? — Это ты должна переживать, — усмехается он, — именно ты видишь в каждом моём слове намёк. Юци надувает губы и отворачивается. Она сидит на чемодане, такая миленькая в худи на три размера больше неё самой, потому что эта худи чонгукова. И Чонгуку чертовски нравится смотреть на неё в его одежде. Даже раздевать не хочется. Она складывает руки на груди и отворачивается от него, но Чонгуку трудно удержаться от смеха. Он подбирается ближе и протягивает руку к макушке вьющихся волос, поглаживая, невольно сравнивая со щеночком. Она как ревнивый, маленький, обидчивый, но очень бойкий щеночек, что-то вроде пуделя. — Не злись. Ты же знаешь, что я шучу. — Я знаю, что ты не можешь удержаться от подколов. Но ты совсем несерьёзный. Чонгук думает, что вот они — их первые проблемы в паре. Чонгук хочет их избежать, но знает по опыту других, за которыми ему когда-то счастливилось наблюдать, что избежать всех проблем невозможно. Приходится идти на компромисс. — Ладно, хён, это ерунда, — снова поворачивается к нему она, видимо, остыв так же быстро, как и разозлилась. — Я пойду домой, я обещала маме помочь с ужином. Сегодня семья Шухуа придёт к нам. Позвони, как доберёшься и обустроишься там, окей? — Окей, — он поднимается вслед за ней, чтобы проводить. — Ты спросила родителей насчёт празднования Нового года? — Ещё нет, — она неспешно одевается, переглядываясь с ним. Он стоит, подпирая дверь в кухню. — Никогда, если честно, не встречала Новый год вне дома. — Всё когда-нибудь нужно попробовать, — улыбается он. — Уговори их. Я очень хочу провести время вместе. — Я тоже, — последний штрих — варежки — надеты на руки, и Чонгук идёт открывать дверь, чтобы выпроводить девушку. Она целует его в щеку и выпархивает, махая рукой. Когда закрывается дверь, Чонгуку вдруг становится грустно. И прежде чем поехать в кампус нового университета, он звонит одному из своих друзей.