Некровное родство

Пролетали дни, складываясь в недели, а Энакин по-прежнему не говорил с Асокой, избегая её под мыслимыми и немыслимыми предлогами. Они как и прежде сталкивались на занятия и совместных заданиях, сидели рядом на уроках и в столовой, но каждый раз Энакин всем видом показывал, как сильно его это смущает. Во время заданий он старался по большей части проводить время с учителем, на занятиях отсаживался на задний стол, чтоб быть подальше от Асоки, а в столовой передавал тарелки не через неё, а за её спиной. Асока очень страдала от этого и никак не могла понять, отчего Энакин так сердит на нее, неужели за то, что она пришла помочь? Девочка была уверена, что тогда, на Утапау сделала всё верно, как и предписывает Кодекс — не осталась в стороне, когда близкому нужна была помощь, правда учитель, когда она поделилась с ним своими соображениями, сказал ей, что помимо этого Кодекс ещё предписывает слушаться старших и помогать только тогда, когда об этом просят. Что Энакин раздосадован её непокорностью, имевшей такие серьёзные последствия и потому стал так к ней относиться. Асока понимала правдивость этих утверждений, но легче ей не становилось. Печаль не утихала и ничто не могло рассеять её. Баррис, которой Асока рассказала про всё в тот же вечер пришла в большое негодование, мало свойственное её уравновешенной натуре. — Вот он придурок! Ты ради него собой рисковала, а он тебя ещё и обвиняет, вот я ему сейчас! — погрозила она кулаком невидимому обидчику её подруги и не слушая протестов той, решительно двинулась в пустой учебный класс, где, как ей сказали и находился сейчас Энакин. Якобы сидел там и смотрел в стену, переживая сегодняшнее происшествия. «Не о том, гад, переживаешь» — подумала она со злостью и без предупреждения распахнула дверь. Он действительно был там, сидел за своим столом и пытался что-то записывать, но через минуту бросал это занятие. Баррис подскочила к нему и выдернув из под его рук изкомканный лист, заставила посмотреть на себя. Тот нехотя поднял голову, заставив Оффи поразиться безжизненному взгляду и полной апатии, воцарившейся на его лице. Это было непривычно, как впрочем и то, что отбросив всякие церемонии, она схватила его за плечо и глядя прямо в эти пустые глаза, чеканя каждое слово, гневно произнесла: — Ты что это возомнил о себе? Думаешь, раз ты теперь такой крутой, то тебе всё можно? — Ты о чем это говоришь, Оффи, я никак не возьму в толк — произнёс Энакин недоуменно, никак не желая понять, что хочет от него подруга Асоки. Стоп! Асоки. Уж не по её ли душу она пришла? Похоже, и правда... — Ты, что это думаешь, что в твоих личных просчетах виноват кто-то другой? И кто? Асока! Да она любит тебя всей душой, а ты, что сделал, просто наорал на неё, оскорбил в лучших чувствах, да как тебе только не стыдно. Иди немедленно и извинись! А иначе...— наступала на него Баррис, подходя всё ближе. — Запомни и больше не повторяй при мне этого имени. Имени этой мелкой дуры, сломавшей мне жизнь, поняла? — ответил он, разом теряя былое безразличие — И кстати, что будет, если иначе? Последняя фраза прозвучала до обидного насмешливо и эта насмешка привела Оффи прямо-таки в бешенство. — А иначе, ДА ВОТ, ЧТО ИНАЧЕ! — крикнула она, срываясь и в следующий миг размахнувшись, отвесила сидевшему сильный удар кулаком, от которой на бледной коже осталось багровое пятно. И прежде, чем он успел бы сказать что-то в ответ, а может быть и не только сказать, выбежала в коридор, не отказав себе в удовольствии хлопнуть дверью. Мысленно она считала, что Энакин глубоко не прав, считая Асоку виноватой, она же не знала, что так получится. Хотя, состояние Энакина было ей понятно, принять чью-то смерть от своей руки, пускай и непреднамеренно всегда нелегко, однако, на её объективный взгляд, такую падаль как Ситх, убить не грешно, грешно пытаться его спасти. Примерно такого же мнения были и остальные адепты Ордена и не уставали чествовать Скайуокера, считая того героем, избавителем мира от власти Ситхов, сказали даже, что именно сейчас он и исполнил своё пророчество, по которому он, как Избранный, должен был уничтожить адептов Тьмы и принести мир галактике. Однако, все эти почести Энакин принимал равнодушно, казалось, ему было всё равно на всеобщее ликование и он как бы даже вообще не понимал какое отношение к нему имеет он сам. С чем это его так настойчиво поздравляют? Да так, что хочется скрыться от этого, спрятаться и больше никогда не выходить, до тех пор, пока не вернётся способность воспринимать мир так, как это было прежде. Когда он снова станет тем прежним Энакином Скайуокером — хулиганом и задирой, таким, каким его все знали до этого. Это намного лучше, чем быть каким-то непонятным Избранным, предложи ему сейчас кто выкупить это звание, юноша согласился бы на первое же предложение за любую цену, только бы снять с себя этот мерзкий, ненужный ему ярлык и сделаться снова обычным парнем. И он постарался сделать это, при том очень активно. Послушания и прилежания снова как не бывало, Энакин начал опять носиться в перерывах по храму и устраивать Магистрам весёлую жизнь, хотя веселой она была лишь для него и небольшой группы приспешников, не самых лучших учеников Храма, что громкой толпой вбегали в коридор и то швыряли возле кабинетов Магистров кожу от банана, то писали что-то на дверях, то совершали ещё что-то такое, что было достойно скорее юнлингов, чем старших падаванов. Мастер Кеноби разумеется понимал, что его ученик переживает сейчас тяжёлый кризис и старался относиться терпимо к его грубости и нежеланию заниматься. Другие же считали это проявлением дурного характера и говорили, что поспешили с намерением позволить Скайуокеру увидеть семью. Не меньше их переживала и Асока. У неё просто сердце рвалось при виде того, что творилось с Энакином. Она всей душой тянулась к нему, но в ответ получала лишь грубое хамство или холодный, полный презрения взгляд. Баррис переживала вместе с ней и всеми силами пыталась отвлечь, но это помогало мало, девочка перестала улыбаться, ходить куда-то помимо занятий и почти запустила учебу. А на тренировках её теперь могла уложить на лопатки даже неуклюжая Ли. — Что с тобой происходит, Тано? Я решительно не узнаю тебя! — строго произнесла миссис Айси, когда вместо самостоятельной работы, Асока сдала ей пустой лист. Энакин сегодня опять отличился—стащил у Магистра Йоды плащ и спрятал в своём столе, со смехом глядя как тот бегает по храму в одном нижнем костюме и ищет его. Тогрута боялась, что его обнаружат у Скайуокера и тогда быть беде и не в силах думать ни о чем другом, она так и просидела весь урок, не слушая отчаянных подсказок Баррис. — ОНА ВЛЮБИЛАСЬ, МИССИС АЙСИ, ВОТ И ОТУПЕЛА — выкрикнула Лиза с середины ряда, за что тут же схлопотала замечание. — Ваниль-Карамель распалась, потому она переживает — воткнула своё наблюдение ядовитая Лесс, вспомнив прозвище, данное ею же этой парочке за цвет, которым они обладали и тоже не осталась без красной пометки в журнале. А между тем плащ Магистру благополучно вернул Феррус Олин, тайком стащив его из стола Скайуокера и получил за это благодарность Главы Совета. Всё окончилось хорошо, кроме того, что Асока так и не написала злосчастную работу и осталась переписывать после занятия, когда все остальные пошли на обед. А между тем этот случай был не единственным и теперь почти все товарищи стали всерьёз беспокоиться и за Асоку. А Энакин как и прежде не сделал ни одного шага к примирению. Да и вряд ли собирался вообще делать его. — Фуууух, как же он достал меня! — выдохнула Баррис, заходя в комнату, где уже находилась подруга, которая отказавшись от ужина, сидела на кровати и бездумно листала какую-то книгу. — Кто достал? — спросила она чисто из вежливости, даже не подняв глаз от книги, в которой, впрочем, так и не смогла прочесть ни одного слова. — Да Феррус. Совсем прохода не даёт. Караулит везде, шуточки отпускает, сегогня, вот спросил, например: Оффи, какой у тебя рост? Я ему и ответила—сто шестьдесят один, а он как заржёт и скажет—отличная палка отбросы мешать! Надоел! — пустилась она в объяснения, с шумом опускаясь на кровать. — Баррис, да всё очень просто — сказала Асока, захлопывая книгу, всё равно ведь читать не получалось — Он в тебя влюблён, потому и задирает. — Тано, не пори ерунды, какая такая любовь, если он меня ненавидит, пакостит мне как может, платок, вон, мой стащил и крутил над головой, как знамя, а после вернул, но в таком виде, что его только выкинуть осталось — посетовала подруга, всплескивая руками — измял весь, затяжек на нем наделал да ещё и исписал весь корректирующий жидкостью. Сказать, какими словами? Впрочем, самое приличное там было—Баррис плюс Кодекс равно Мастер Йода. И даже нарисовали его, маленького, в колясочке, с милыми пушистыми ушками. Баррис просто задохнулась от возмущения, а Асока неожиданно успокоилась, ситуация была ей понятна: — Знаешь, в моей школе, ну где я училась до Ордена, был один мальчишка, Билли, он с первого класса изводил меня, дошло до того, что я, не выдержав, облила его грязной водой из ведра, меня даже к директору вызвали. А на следующий день он, представь только, подошёл ко мне, когда я одна была, и серьёзно так заявил: а я ведь любил тебя, дура! — На Коррибане я видала такую любовь — отмахнулась от неё Оффи, хотя было видно, что слова тогруты задели её — Лучше уж с Винду встречаться буду, он хотя бы прямо всегда всё говорит. — Ну да, как и Энакин — неожиданно добавила Асока и обе замолчали, предчувствуя опасную тему. Опасную не только для них, ведь завтрашним днём эта самая прямота и действие наскоком едва не сыграют злую шутку с одним из двоих. Вот только с каким?