Девочка лет пяти* сидела в самом дальнем уголке класса и читала книгу. Некоторые предложения и абзацы читались сложно, но в целом книга была довольно интересная. На девочке был красно-чёрный комбинезончик и чёрные босоножки, а тёмные, коротенькие иссиня-чёрные волосы были заплетены в два высоких небольших хвостика; в волосах виднелась заколка в виде божьей коровки. Увлечённая своим занятием, девочка не сразу заметила, как к ней кто-то подошёл и посмотрел через плечо. — Что читаешь? Она вздрогнула, быстро закрыв книжку. Голубые глаза встретились со взглядом ярко-зелёных. Маринетт даже показалось, что они отдавали изумрудами или свежей весенней травой. Светловолосая девочка в юбочке лучезарно улыбнулась, протягивая руку. — Почему ты сидишь одна, а не играешь со всеми? Маринетт изогнула левую бровь, осматривая одноклассницу с ног до головы. — Мне нравится быть одной. Всё равно здесь нет того, кого я могу назвать другом, — Мари отворачивается, скрещивая ручки на груди и поглядывая на блондинку краем глаза. — Тогда я могу быть твоим другом, — Эмили улыбнулась, подвигая стульчик и садясь рядом с удивлённой от такой прыти Маринетт. Дюпен-Чен шокировано моргнула, на что Эмили хихикнула. — Ч-что ты имеешь в виду? — Никто не должен быть один. Если хочешь, мы будем дружить. Только не ругайся, а то феечек рассердишь. Маринетт ещё больше удивилась, неотрывно смотря на зеленоглазую блондинку. Это она сейчас серьёзно? — Феечки? — обладательница иссиня-чёрных волос склонила голову набок в ожидании ответа. — Да! Они повсюду! Но они не любят, когда ругаются. Ну так что? Друзья? — Эмили спрыгнула со стула, протянув руку Маринетт и не скрывая улыбки. Мари с сомнением посмотрела сначала на протянутую ладонь, потом в окно на играющую детвору, а после на искрящиеся дружелюбием зелёные глаза. Нерешительно беря новую подругу за руку, через несколько секунд Маринетт чуть не упала, когда её, звонко смеясь, резко потащили во двор.
С тех пор девочки стали не разлей вода, при этом являясь полными противоположностями друг другу. В отличие от тихой, сдержанной и умеющей контролировать свои эмоции Маринетт, Эмили была довольно вспыльчива, эмоциональна и активна. В основном она сначала действовала, а потом уже думала, из-за чего они с Мари во что только не вляпывались. На уроках девочки постоянно садились вместе, обмениваясь записками. Для обмена секретами они обе придумали свой собственный язык, который состоял из букв в зеркальном отражении. Тогда это ещё казалось гениальным. Эту парочку многие считали чудной. Каждую прогулку они умудрялись превращать в нечто запоминающееся, а большая часть разговоров оканчивалась смехом.— Так. Нам надо просто сходить в магазин, — темноволосая девушка лет четырнадцати шла со своей лучшей подругой по направлению к вышеупомянутому магазину. — Просто. Сходить. В этот. Долбаный. Магазин. Понимаешь, к чему я клоню? — отчеканила она, а на последней фразе покосилась на светловолосую девушку, идущую рядом. Погода была пасмурной. Что-то подсказывало, что скоро пойдёт дождь, но подруг это не особо волновало и они решили по дороге с коллежа зайти в магазин. На спине зеленоглазой блондинки был нежно-голубой рюкзак, а синеглазая брюнетка в правой руке держала прямоугольный розовый портфельчик. В ответ на слова подруги светловолосая лишь кивнула. Но в итоге даже простой поход в магазин не удалось провести спокойно. Ведь кто ж знал, что будет играть любимая песня? Всё начиналось так безобидно, а закончилось лёгкими движениями, отдалённо напоминающими танец, и разгонами на тележках. Благо, людей не так много было, и удалось не краснеть от стыда.
Маринетт до сих пор помнила тот день, когда её подруга по уши влюбилась. И не просто абы в кого, а в Габриэля Агреста. Нашла конечно, в кого влюбиться, но Мари её не осуждала. Всякое бывает, а особенно во времена переходного возраста. Тем более следить за отношениями этой парочки было куда большим удовольствием, чем смотреть на уже слегка поднадоевшие реалити шоу по телевизору. Это была красивая пара — оба белокурые, оба из обеспеченных семей, у обоих выдержанные, аристократические манеры и какой-то свой, лишь им двоим понятный но всех вокруг очаровывающий, шарм. Но иногда забеги Эмили на внеплановые недо-встречи с любимым человеком заходили слишком далеко.Маринетт сидела за столиком, активно что-то мастеря с помощью швейной машинки. А если точнее — подарок на шестнадцатилетие своей лучшей подруги. В классе Маринетт была самой младшей из всех, что иногда бесило, а особенно раздражало то, когда специально напоминали, что твоей подруге уже шестнадцать, а тебе только-только недавно пятнадцать исполнилось. Но Дюпен-Чен об этом почти не думала и спешила воплотить в жизнь свою идею — зелёно-голубая тёплая кофточка для посиделок как дома, так и на улице. Но от дела девушку отвлёк телефонный звонок. На дисплее сразу отобразилось имя лучшей подруги и их совместная фотография. Не успела Маринетт и ответить, как из динамика послышался голос Эмили. — Алло, Мари, срочно выручай. Тебе скоро должна позвонить моя мама. Можешь, пожалуйста, сказать, что я у тебя и мы делаем уроки? Просто импровизируй и ничего более. Спасибо, люблю, целую, всё потом расскажу, — протараторила Эмили, и не дав подруге и слова вставить, быстро положила трубку. Не успела девушка и понять толком, как ей начала звонить мама Эмили, чей номер Дюпен-Чен сохранила ещё с первого ночлега у подруги. Глубоко вздохнув, Маринетт в нерешительности подняла трубку, на ходу сочиняя, что можно сказать в своё и подруги оправдание. — Здравствуйте, мадам Морро. Что-то случилось? — максимально невинно полюбопытствовала брюнетка. Н-да, актриса она ещё та... — О, здравствуй, Маринетт. А Эмили у тебя? — послышался приятный женский голос. Маринетт скрестила пальцы свободной руки в немой мольбе. — Да, мадам. Она у меня. Мы делали домашнее задание. — Можешь дать ей трубку, пожалуйста? Сглотнув подступивший к горлу комок, Маринетт начала лихорадочно соображать, что бы такого сказать, чтобы ни она, ни подруга не оказались в очередной передряге и вышли сухими из воды. В итоге она ляпнула первое, что пришло на ум. — П-понимаете, мадам Морро, она сейчас в ванной. П-просто мы... мы ели пирожные с черносливом, и ей... короче она сейчас не может. Извините. Какое-то время никто не отвечал и воцарилась тишина, из-за чего ситуация стала ещё более нагнетённой, чем до этого. Стиснув зубы и сжав губы в тонкую линию, чтобы сдерживать себя, Дюпен-Чен ждала ответа. — М... Хорошо. Только скажи ей, чтобы не задерживалась долго. До свидания. — До свидания, мадам, — брюнетка быстро сбросила вызов, выдыхая с облегчением весь скопившийся воздух. Поглядывая то на телефон в руках, то на пока ещё не законченный подарок, Маринетт укоризненно покачала головой, прикрывая голубые глаза. Такие прогулки рано или поздно всплывут и уже будет не до смеха.
Маринетт даже не удивилась тому, что вскоре подруга начала предпринимать попытки свести её с кем-нибудь. То, что у Дюпен-Чен никогда не было серьёзных отношений и даже влюблённости — решительно не нравилось Эмили. Она даже начала устраивать ей внеплановые свидания с разными парнями, и каждая кандидатура оказывалась провальной. А потом в жизни Дюпен-Чен младшей появился Натаниэль. И всё пошло в тартарары. Маринетт помнила этот день, будто это было вчера. Как к ней приходит Эмили, вся в слезах, в метель, как они, обнявшись, вместе плачут... ...ведь для Эмили Морро не было ничего страшнее предательства со стороны близкого человека. Всё началось с наступления ноября. Тогда, когда отношения Маринетт Дюпен-Чен и Натаниэля Куртцберга только начали налаживаться, а искры симпатии давать о себе знать, чёрная полоса обрушилась уже на пару Эмили и Габриэля. Они стали чаще ссориться, появились недомолвки и сомнения, участилась ревность. Маринетт пыталась всеми силами хоть как-то помочь лучшей подруге, но большая часть попыток с треском проваливалась, а какие-то только усугубляли и без того шаткое положение. И из-за этого под конец месяца Маринетт была сама не своя, чаще нервничая и сваливая свои проблемы ещё и на плечи Натаниэля. К декабрю вроде всё стало постепенно налаживаться, но так казалось лишь на первый взгляд, ведь чёрная полоса только начиналась. Дни перед Рождеством проходили как в тумане. Эмили ничего не рассказывала подруге о своих отношениях с Габриэлем, говоря лишь, что всё просто прекрасно. Но в то, что всё действительно чудесно, Мари верилось с трудом. А на кануне сочельника, двадцать четвёртое декабря, Эмили постучалась в квартиру семьи Дюпен-Чен вся красная то ли от холода, то ли от слёз. Благо Тома и Сабин дома не было, так как они ушли отвезти рождественский заказ в отель «Гранд Париж», и не видели шока на лице дочери, когда та узнала, что скоро станет... тётей?.. Крёстной?.. Рождество семьи Дюпен-Чен и Морро отпраздновали вместе, также позвав Натаниэля. Но тот не пришёл. И не пришёл даже после конца зимних каникул в лицей. Маринетт звонила ему, но Куртцберг не брал трубку. Сообщения также оставались без ответа. Когда Нат заявился в лицей ближе к февралю, многие были несказанно удивлены. Некоторые, пока художник отсутствовал, думали, что он в больнице или ещё что похуже. Рыжеволосый лишь отмахнулся и сказал, что лежал дома с высокой температурой все праздники и извинился перед Маринетт, что так и не пришёл на Рождество. А потом всё стало ещё хуже, чем было до этого, и Маринетт окончательно разочаровалась во всей этой любви, о коей то и дело лепечут везде где не глянь. У них с Натаниэлем в марте развязалась особо крупная ссора, которая привела к расставанию. Маринетт, как и Эмили, не могла простить предательства со стороны дорогого и полюбившегося ей человека. А особенно, когда это предательство состоялось прямо через сутки после первой совместно проведённой ночи. Было невероятно больно тогда осознавать, что теперь со своими проблемами остаёшься один на один, и никто, кроме понимающих родителей и лучшей подруги, не поможет. А проблем навалилось много. И все их нужно расхлёбывать. Только теперь уже в одиночку. Эмили часто повторяла, что круг жизни непреклонен. Если смерть уж решает забрать чью-то душу, то она это сделает в любом случае. Просто дай время. Да, это может быть страшно. Может казаться жестоко. Но зато какие дары отдаёт жизненный круг взамен. «Прям вылитая копия её.» С грустной улыбкой на лице смотря на очередной дар судьбы, внимательно её осматривающий своими большими, изумрудно-зелёными глазами, Маринетт было трудно сдерживать слёзы. То ли счастья, то ли горя, она не понимала. Развернувшись и поглядев в последний раз украдкой через плечо на младенца, она тихо произносит: «Скоро увидимся» и покидает палаты больницы, даже не попрощавшись с подругой. Вряд ли ей выпадет такой шанс, ведь на церемонии Дюпен-Чен присутствовать не собиралась. Эмили Морро стала неким канатом, который помог Маринетт выбраться из ямы, которую она сама же себе и вырыла. Но всем канатам свойственно рваться...