Спазм

Почему так слабо стучало сердце? Ах да, она вспомнила! Ещё не пришла в себя и не вернула сознание, а уже вспомнила. На мгновение Гермиона подумала, что сердце совсем не билось, но затем… Стук. Она звонко сделала вдох, будто вынырнув из водного плена. Стук. Ускорение. Дёрнулась всем телом, выгнувшись до хруста позвонков. Стук. Сильнее… Почему так сильно загудело сердце? Потому что тело и душа погрязли в жутком, тошнотворном страхе. Туманные воспоминания плавали в паническом омуте из смятения и ужаса. Вот она спускалась на поле, вот она услышала шорох позади, вот пугающий шёпот… Что он сказал? Она не вспомнила. Гермиона задышала так учащенно и шумно, что смогла заглушить стук беспокойного сердца. Кости затрещали в момент стремительного подъема, но жесткое стягивание рук повлекло за собой покалывающую боль от плеч до кончиков пальцев. Двойственное состояние наградило ноги ознобом, а лоб нестерпимым жаром. Непереносимая дезориентация усилилась до чувства невротического расстройства из-за… о нет! Снова! Нет! Из-за темноты. Кромешная, бездонная, страшная тьма стала фобией на равных правах с монстром. Думай! Невозможно! Соберись! Нельзя, не могу, слишком страшно! Гермиона замотала головой, насильно выдергивая себя из паники. Не получилось! Фибры жестоко разрушались, трахея мучительно содрогнулась, воспалённое горло испустило прерывистый всхлип, в котором любой бы услышал пронзительный вой безысходности. В моменты панической атаки невозможно сконцентрироваться на тактильности. Чувствительность то и дело пропадала под гнётом медленного осознания своего положения, поэтому вместо тела страдал разум, вспоминавший каждую секунду недавнего кошмара, пришедшего из мрака в кладовку Хогвартса. Он нашел её! Опять! Мерлин, помоги! Он вернулся! Даже под угрозой эшафота Гермиона не смогла бы ответить, сколько прошло времени, прежде чем она с усилием сомкнула уста, чтобы дышать носом. Засопев, она плотно свела губы и низко опустила голову, надавив подбородком на ключицы. Вспомни слова Макгонагалл! Они беседовали после… всего, и старушка утешала её, как могла. Сила в здравомыслии! Какое, к драклам, здравомыслие?! Мне больно и холодно, вокруг темнота! Холодно? Уверена? Вроде бы жарко… Она усилила давление на ключицы, пока не услышала глухой треск челюсти, и в этот момент… в эту секунду на неё разом напали различного рода ощущения — колени ныли из-за твердого, неровного пола, запястья потеряли чувствительность из-за тугих бечёвок, кожа под носом горела от злополучной ингаляции… Он снова использовал тряпку с каким-то зельем. Гермиона смутно запомнила. Перед глазами летели путаные кадры — он напал на неё возле лестницы, она отбивалась, поранила ладонь, невольно размазав кровь на надломленных перилах. Дальше… пустота. Что сейчас? Она облизала губы, судорожно вдохнув через нос. Воздуха хватило, чтобы задержать дыхание и прислушаться. Пусто. Гермиона напрягла руки. Запястья крепко связаны перед собой. Она сомкнула пальцы в замок. Дальше… она сидела на коленях, сгорбившись и тяжело дыша. Внезапно нервные окончания нашли инородный предмет. Господи, в глазах! Где? В зрачках? Роговицах? Только не это! Глубже? Ей вырезали сетчатку? Вырвали глазные придатки, не оставив корней? Это вонь сукровицы или обман восприятия? Гермиона не знала, чего ожидать. Боялась худшего. Принюхалась, мысленно молясь, чтобы не учуять смрад собственных ран. Её затрясло и только через несколько минут отпустило, оставив бонусом лишь дрожь, поскольку… хвала Мерлину, беда не в глазах! Вокруг головы на ней была затянута плотная ткань. Глазная повязка весьма подозрительной плотности. Гермиона не различила мелких щелей под глазами, нормальное зрение превратилось в абсолютную слепоту без единой полоски света. Прижав колени друг к другу, Гермиона, насколько смогла, выгнулась и потерлась лицом о плечо, пытаясь смахнуть повязку. Секунды шли, у неё заныл нос от безнадежного трения. Понятно! Повязка не просто клочок, а клочок волшебный. Гермиона, аки пророк, сразу предвидела, что движениями её не снять. Поразмыслив, она в отчаянии прогнулась горбом вверх, поскольку на ум не приходило ни одно заклинание, которое помогло бы снять повязку. Кстати, где же теперь новая палочка? Какая обидная ирония! Гермиона сглотнула горький комок, мимолетно подумав, откуда во рту слезы. Новую палочку опять забрал враг. Сломал? Испортил? Всё разом… Оцепенела каменным изваянием, как горгулья парижского собора. Дыши ровнее! Верь в лучшее! Здесь никого нет! Протухшее, поди уже месяц, самовнушение не помогло. Гермиона согнулась, как несчастный горбун из того же собора, и поджала губы в особом выражении жертвы-страдальца. Слабо махнула головой, отводя назад распущенную гриву, и прислушалась. По-прежнему пусто, но… Треклятая интуиция, необъяснимое чутьё и неведомый трепет мучительно стонали — она не одна. *** Неотрывно и пристально он следил за ней задолго до пробуждения. Как принес, так и наблюдал, моргая через раз. Смотрел, изучал, любовался и ждал. Спящая красавица долго приходила в себя. Как только шелохнулась, Тео перестал постукивать пальцами по коленке и затих в углу с противоположной стороны от Грейнджер. Ей не подходило это место. Ему безусловно, а вот ей… Поморщившись от её хрустящих косточек, Тео перевел взгляд на помещение — плод фантазии полоумного маньяка-мизантропа. Сам Теодор согласился лишь с «полоумным», а «маньяка» позитивно охарактеризовал, как человека, одержимого манией думать про ангелочка. Мизантропом вовсе себя не считал. Подумать про отсутствующую разницу между значениями он не решился, ссылаясь на то, что в волшебном мире, в отличие от маггловского, вообще не существовало таких понятий. Вернулся к Грейнджер. Детка пыталась справиться с охватившим ужасом, не задумываясь, был ли здесь кто-нибудь ещё. Тео расплылся в снисходительной улыбке, прекрасно зная, что в ближайшее время она успокоится. Не в её характере слишком долго страдать от бездействия. Теодор бесшумно вздохнул и запрокинул голову, наблюдая за малышкиными попытками освободить руки. Он сидел на полу, опираясь спиной на стену и согнув колени перед собой. Грейнджер тоже почивала на полу по причине отсутствия какой-либо мебели. Теодор долго думал, какое выбрать поведение, и пришел к выводу, что единственный фактор, удерживающий детку от здравомыслия, это страх. Пока она боялась, Тео обладал преимуществом, поэтому выпускать её из оков страха он не собирался. Обстановка, созданная Теодором, как раз подходила для давления на психику… Бородатый здоровяк вовремя свалил из Хогвартса. Тео почти написал трактат в поддержку слухов про свадьбу двух полувеликанов. Чудесный Руби оставил удобную хибару, про которую все забыли. Теодор не сомневался, что Гермиону сразу станут искать. В первую очередь проверят близлежащую территорию, поэтому ему пришлось усовершенствовать лачугу Хагрида до ещё одного этажа, а точнее до минус одного этажа. Подвальчик по размерам — точная копия жилого помещения, только без мебели. Тео проштудировал десяток книг по отталкивающим и маскировочным чарам, прежде чем привести сюда Грейнджер. Авроры обязательно посетят хижину, но едва ли обнаружат магически защищенную, незаметную дверку в полу. Поттер точно знал, что у Хагрида нет никакого подвала, поэтому вряд ли догадается про незаконную нижнюю пристройку. К тому же в Запретном лесу как бы случайно и обязательно будет найдена какая-нибудь вещичка Грейнджер, вроде мантии или галстука, которая станет ложным следом в сторону, обратную реальному местоположению ангелочка. Тео постарался на славу, когда устанавливал возле стены небольшую волшебную печку без дымохода, служащую не только для обогрева, но и для света. Оранжевые, желтые отблески от пламени плавали по квадратной комнате, сделанной из темного дерева. Стены, пол и потолок состояли в одной комбинации из ровных досок, но с размером он намудрил, поэтому при полном росте стукался макушкой о потолок. Утешал факт, что Гермионе вовсе не нужно было расхаживать по подвалу. Получалось, что бейся не бейся, а место в любом случае великолепное. Собственно, Грейнджер задышала ровнее и тише, значит дошла до более-менее адекватного состояния. Тео осознанно признал, что находиться так долго возле неё и при этом не дотронуться слишком сложно, даже с учетом устоявшихся за семь лет привычек плестись незаметным хвостом. Несвоевременно возникло безумное желание сразу же прижать её к полу и с болью вставить до упора без права выбора, но раннее обещание самому себе удерживало похоть на тонкой привязи. Тео нахмурился и стер с виска раздражающую каплю пота. Здесь было жарко — печка или внутренняя агония? Тео не уверен, что ответил бы правильно, ведь перед ним билась любимая пташка, такая родная и драгоценная. В школьной форме по фигуре, с порванными коленками, кровоточащей ладонью и черной повязкой на глазах. Он перестал дышать вместе с Грейнджер, потому что шестое чувство подсказало — она знала, что не одна. Итак, по телу разлилось сладостное тепло — он всегда произносил эти слова втайне от целого мира, а сейчас свободно прошептал: — Доброе утро, детка! *** Шёпот уколол настолько сильно, что Гермиона прикусила себе язык, но, в отличие от прежней паники, не дёрнулась, а окаменела, будто слившись со стеной. Ноги затекли, ступни горели, а пальцы свело покалыванием. «Мисс Грейнджер, вы сильная и храбрая, истинная гриффиндорка!» Так успокаивала её Макгонагалл, временно исполнив двойную роль покойной бабушки и живой матушки. Тогда Гермиона кивала, слабо надеясь на исцеление, но верила в силу времени и… неудачно угодила в лапы зверя во второй раз. Сильная и храбрая? Отнюдь, она глупая неудачница, но вот, что спасло — Гермиона сохранила привычку искать ответы на любые вопросы, это умение чуток помогло принять печальную действительность. Она не распознала, с какой стороны палач обратился к ней, поэтому медленно наклонила голову и напряглась, но ни шороха, ни шепота больше не услышала. Господи! Скажи ему хоть что-то, он молчит, значит ждет от тебя ответа или… чего-то наверняка ждет. Не провоцируй на насилие ненужным молчанием, это лишь разозлит его… Гермиона осторожно выпрямила плечи, ровно усевшись на колени, но не посмела поднять голову и спряталась за волосами, щекочущими влажные щеки. Её гнусавым голосом можно было бы пугать детвору, ссылаясь на причину скорой смерти от продолжительного курения. — Где я? — спросила с дрогнувшей первой буквой и протянутым окончанием. Слух работал на максимальных частотах, уловив звонкий щёлк его пальцев. — Логичный вопрос, милая, попробуй угадать! — произносимые звуки без участия голосовых связок устрашали сильнее самого громкого крика, сейчас Гермиона отдала бы всё, лишь бы услышать его настоящий голос и узнать нападавшего. Чего он хотел добиться этой игрой? Она не понимала мотивов, но решила сыграть по правилам, потянув лишние минуты. Её уже точно искал весь аврорат с Минервой в придачу. Гарри и Рон никогда не оставят её в беде. Скоро придут и найдут, а палача поймают и кинут в тюрьму. Гермиона судорожно сглотнула. Он не приближался к ней, и это, спасибо Мерлину, держало логику на плаву, помогая рассуждать. — Здесь тепло, — произнесла, чуть ли не поперхнувшись от такой глупости, но палач не высмеял её. Лишь снова щёлкнул пальцами и сказал: — Балл Гриффиндору, — после короткой паузы еле слышно добавил, — продолжай. Гермиона сморщила нос. Очень сложно понять настроение по его интонации. Фактически, её могли посадить куда угодно, но что-то подсказывало — недалеко от школы. Возможно, это крайние постройки Хогсмида или глубь Запретного леса, где чокнутый изверг соорудил гнездышко. Последствий от аппарации или каминного перемещения не наблюдалось, поэтому Гермиона продолжила тянуть время и собирать факты. — Здесь тихо и сухо. На этот раз её бестактно поправили: — Сухо у тебя между ног, Грейнджер, а в этом месте просто безупречная чистота, подразумевающая отсутствие сырости и дурных запахов. — Здесь пахнет чернозёмом! — Значит, с первым утверждением ты согласна? Гермиона поняла свою ошибку слишком поздно, когда случайно огрызнулась: — До твоего появления я на это не жаловалась! Какого черта сейчас произошло? Гермиона заткнулась и боязливо прикусила нижнюю губу. Негромкий скрип половицы со стороны палача, как раскатистый гром, шибанул все нервные импульсы. Она с ужасом осознала последствия произнесенных слов. Как ты вообще могла такое ляпнуть? Слова за гранью здравомыслия, навязанного старушкой-директрисой. Минерва разочаруется в тебе! Гермиона клятвенно убедила бы каждого — она не имела в виду то, что в итоге получилось. Она вовсе никогда не задумывалась о подобном. Ещё один скрип. Второй. Нет! Только не это! Сделай что-нибудь, идиотка! В горле пересохло. Он подходил, а она с грохотом соскользнула с колен и упала набок, прижавшись спиной к стене. — Н-не приближайся! — какое неуместное сочетание, она тоже перешла на шёпот, только, вместо понятной речи, уста произнесли слабый лепет, вынудив быстро придумать отвлекающую попытку спастись. — Я не знаю, где мы находимся! Прошу, не подходи! Прежняя фобия восстала из пепла, как скверна из воспоминаний. Теперь монстр стоял не позади, а напротив, усилив предчувствие неизбежной, насильственной близости. Она прижала связанные руки к груди, хотела бы прижать колени, но вовремя вспомнила про неудачный выбор юбки вместо брюк. — Детка, — его вкрадчивый шёпот показался чересчур приглушенным, — тебе нужно узнать правила нашего общения. Губы задрожали, когда ниже юбки до оголенного участка кожи дотронулась теплая ладонь. Нет, не ладонь. Кончик пальца. Он так же дотрагивался до её поясницы в тот злосчастный момент в каморке… Гермиона рефлекторно двинулась подальше от касания, а в следующий момент вскрикнула от резкого рывка. Он дернул её за руки, усадив в прежнее положение на колени. Только осязание помогло понять — он сел напротив в такую же позу, стиснув в ладонях её щеки. Она замотала головой, но всё равно столкнулась с его лбом своим. Я не выдержу! Кто-нибудь, умоляю, помогите! Он разозлился! Он сделает мне больно! Мозг подкидывал мысли, одна глупее другой — это Пожиратель, желающий отомстить, это безумный фанатик, помешавшийся из-за хвалебных статей после окончания войны. Ей и в голову не могла прийти святая простота, вроде… — Со мной ты можешь не следить за язычком, детка, — к большому удивлению Гермионы, он не злился, а сказал с нотой иронии, — я знаю тебя лучше, чем ты сама, — глубоко вдохнул, будто втягивая её аромат, — ты не сможешь удивить меня… *** Тео боролся с распутным трансом изо всех сил. Её близость сводила с ума. Он обещал себе, что справится с настойчивым влечением, но ладони нестерпимо зудели. Он так сильно её хотел, и причина была вовсе не в психологической ломке, он мог бы её побороть. Проблема была в чистом инстинкте. Голый, порочный, животный, нет — дикий инстинкт, украшенный внушительным дополнением в виде любви и духовной привязанности, преобладал над осмысленностью. Интересно, я хоть когда-нибудь избавлюсь от наваждения? Даже через натянутую повязку он заметил, как её брови сошлись на переносице. Господи Всевышний, она всегда была чересчур наивной. Почему так сложно понять, что единственным поводом её заточения являлась его привязанность, ну и слепая одержимость, дошедшая до стадии биполярного расстройства. По всем критериям — моей малышке не повезло! Почти жаль! Мне было бы жаль, если бы не было так блаженно приятно. Ему хотелось утешить её и одновременно завлечь в оковы собственной обреченности. В душе слишком шумно, а снаружи всё покрыто гусиной кожей. Иногда Теодору казалось, что мелкие пупырышки вырастали до размеров гниющих опухолей и взрывались, утягивая тело в тлетворную, жидкую массу, из которой его, как жалкого манекена, вытаскивала Грейнджер, временами поигрывая ниточками и ударяя его макушку о железные балки. — Кто ты? — услышал её сквозь парад барабанных перепонок. Голос принцессы подрагивал заметной подозрительностью, что не могло не порадовать его внутреннее эго. Ох, если бы ты только знала?! Если бы поняла… если бы хоть раз заметила кого-нибудь, кроме своих бесценных оболтусов с Гриффиндора. Если бы посмотрела на меня… Насмешка в том, что сейчас она тоже не сможет посмотреть. Никогда не сможет… Отчасти Тео решил сказать правду, поэтому придвинулся ближе, чуть ли не сев на её колени верхом, и крепче зажал лицо в тисках. — Я уже говорил тебе, кто я. Ещё чуть-чуть, и черепушка Гермионы разбила бы деревянную доску — настолько сильно она вжалась затылком в преграду, лишь бы разорвать контакт с его горячим лбом. Она запомнила его, как палача, но решила узнать конкретику. Уткнулась слабыми руками в его грудь, с трудом распознав шерстяную ткань, и выдохнула: — Кто ты на самом деле? — случайно задела его губы своими и отвела назад нижнюю челюсть, невнятно промямлив, — Пожиратель? Теодор хотел бы саркастически закатить глаза, но, поскольку принцесса этого не заметила бы, он просто тихонько хмыкнул и прошептал, чтобы узнать размеры её розовых очков: — Конечно, я Пожиратель, который до смерти верен Тёмному Лорду, — она задержала дыхание, а он облизнул внутреннюю щеку и слышно сглотнул, — поэтому решил наказать грязнокровку за гибель любезного хозяина. Он слегка отстранился, чтобы посмотреть на её пылающее личико. Уголки рта поползли вверх, когда он признал раздумывающее выражение на лице Гермионы. Даже глаз не надо, всё говорили её губы и нахмуренный лоб. О! Это и вправду невероятно! Из какой эпохи пожаловал этот ангелочек?! Тео сдерживал смех, боясь спугнуть момент проскользнувшего облегчения на её лице. Грейнджер выглядела, как счастливая мелкая сошка, которая обрадовалась, что её не приняли в опилки. У Тео даже эрекция спала, настолько малышка была невинна и доверчива… Он отпустил её лицо и сел на корточки, ожидая любого ответа. Гермиона догадывалась, что безумец болтал ахинею, но использовала любую возможность, чтобы оттянуть момент наихудшего контакта. Почему-то она была уверена, что он способен на более изощренные поступки. Действительно, почему?! Она не знала, чего ожидать и какую выбрать тактику. — Его победил Гарри, а я всего лишь… Он не выдержал и прыснул в кулак, а она застыла с открытым ртом, не закончив фразу. Что он… — Детка, предлагаю вернуться к более важному вопросу, — на последнем слове шёпот стал ещё тише, Тео положил ладонь на её колено, заставив Гермиону с силой напрячь бедра, — и обсудить сухость между твоих ног. Всё произошло за долю секунды. Она со всей силы оттолкнулась от стены, чтобы разорвать тесный контакт. Его последние слова сорвали сдерживающую нить, окунув Гермиону в бездну паники. Тео пошатнулся, уперевшись ладонью в пол, но затем ловко поймал её за волосы, вернув на место. — Помогите! — подвал заполнился пронзительным криком, содержащим зов подмоги и болезненный вопль от раненой ладони. Она начала отбиваться и снова закричала. — Тихо, тихо, — на мгновение её сбила с толку эта спокойная интонация, но последующий жест привел в трепетный ужас. Тео досадно поджал губы, когда по её пальцам потекла кровь. Проклятые перила на трибуне совсем некстати порезали её нежную кожу на внутренней стороне руки. Будто под гипнозом, он схватил её запястья и, слегка ослабив веревки, раскрыл ладонь ранкой вверх. Ну и прижался. Прижался крепко. Губами. Почти в засос, слизав кровь. Не будь Гермиона в диком изумлении, то додумалась бы надавить ногтями ему на щеки, выдавить глаза или сделать что-нибудь полезное, но… Она не привыкла общаться с одержимыми. Не понимала их логику. Не осознавала собственную силу перед лицом фанатичного поклонника. Для спасения ей придется учиться, ведь в планах Теодора не было своевременного освобождения. Совсем нет. Он принял решение, о котором Гермиона даже не задумывалась. Какое решение? Да простейшее, по его мнению. Именно об этом он подумал, когда всосал её кожу, прикусив зубами края ранки. Она шокировано задрожала, паникуя во тьме и кошмаре, а он подумал, что держать её в подвале до конца года вполне приемлемо и для него, и для Грейнджер…