Спазм

Для передоза не хватало только карих глаз. Он никогда не смотрел на них вблизи, но был уверен, что сейчас выразительные омутки застыли в одной точке, не веря в происходящее. Он сам не верил — надавил упругим кончиком языка на ранку и провел по ней, не приняв в расчет, что делал только хуже, раскрывая края царапины. Подавив всхлип, Гермиона отдернула руку с такой силой, что не удержала равновесие. Откинулась к стене и прижала колени к груди, закрыв их руками. Какой вид! Теодор пытливо посмотрел на её ноги. Капля крови с ладони потекла по голени, впитавшись в черный чулок. Сколько у него было времени? Теодор прикрыл веки и подумал. Её искали. Наверняка скоро прибудут к лачуге Хагрида. Он оглянулся. Был ли смысл волноваться, если плевать на исход событий? Им с малышкой не помешали бы даже восставшие Лорды и Дамблдоры. Хотя что-то подсказывало Теодору — два чудака скорее насладились бы спектаклем, прикусывая мармелад и змеиные потроха, нежели упрекнули бы его в скучной фантазии. Тео учтиво подлил бы им рома, а сам подтащил бы Гермиону к тёмному углу, дабы не смущать бедняжку лишними детородными органами. Кстати, о своём твёрдом… Он снял школьный свитер и ослабил галстук, откинув одежду в дальний угол комнаты. Голова кружилась из-за множества причин — здесь было слишком жарко, по лбу текло, Грейнджер такая вся из себя беззащитная, адреналин от скорого прихода её друзей взрывал нервы на мелкие частицы, не оставляя разумных мыслей. Тео облизнул губы — соленые. То ли её кровь, то ли пот над верхней губой. Детка, я… Он позвал её мысленно, окончательно потеряв связь с реальностью, когда услышал тихий, но вполне решительный голосок: — П-послушай, ты не можешь так поступать с людьми, — Гермиона плотнее придавила колени к груди и чуть подняла голову, чтобы её услышали и посмотрели на лицо, — меня будут искать! Тео изогнул бровь и улыбнулся. Это, собственно, что? Угроза, призыв к содействию или мольба?! Спасибо, милая, я в курсе, и очень хочу, чтобы весь Хогвартс примчался к тебе на выручку и затормозил у входа с глазами по пятаку от увиденной сцены… Будь честен с ней! Хотя бы за это тебя не поцелует дементор. Я буду не против лобзания с дементором только при условии, что перед этим меня засосёт Грейнджер. Это вряд ли… Хорошо, не она меня, а я её! Уже лучше… Малышка тем временем отчаянно замотала головой и продолжила: — Если хочешь убить меня, то сделай это, но не… К большому разочарованию для Тео, она замолчала. Очень жаль. Было бы интересно послушать из пухлых губ интерпретацию того, что он сотворил с ней в школе. Гермиона хотела сказать, но не подобрала подходящих фраз, поэтому еле слышно вымолвила лишь два слова: — Не трогай. Господи, да он не тронет, просто затискает до полусмерти. Тео прекрасно понимал, что таких людей, как он, нужно просить иначе — либо кувалдой по башке, либо глубоким минетом. Грейнджер ни черта не услышала его слов, правдиво произнесенных в кладовке, поэтому он решил напомнить. — Единственная причина, по которой ты сейчас здесь, а не в теплой гриффиндорской постельке, заключается в том… — намеренно сделав паузу, он придвинулся ближе и захватил прядь каштановых волос, потянул их назад и слегка запрокинул её голову, — что у меня на тебя стоит. Интонация вышла прерывистой и грубоватой, как он и хотел. Раз уж легких слов, вроде «я тебя хочу», она не понимала, то можно объяснить по-другому. Или показать. Тео не собирался долго возиться с её неверием. Грейнджер, спасибо Мерлину, не Гринграсс и не Паркинсон с мозгами на сантиметр. Она поймет. Станет отрицать, но подсознательно поверит, что выхода нет. Или давай, или… вообще-то «или» вовсе не было. Теодор лишил её права «или». Гермиона наклонила голову, вытянув волосы из его руки. Ужас ситуации странным образом призвал на помощь скорость мыслей. Она сделала вывод — он псих! Если псих, то поведение должно быть непостоянным, а разум нестабильным… ладно, она постарается достучаться и убедить его. Гермиона всегда верила в лучшее, поэтому на минутку внушила себе, что палач мог бы быть больным, сбежавшим из Мунго, несчастным подопытным для Пожирателей или ещё каким-нибудь безумцем, ставшим безумцем не по своей воле. Ненависти не убавилось, она желала ему сгореть в аду, но со светлыми мыслями появилась надежда на спасение. — Я не подхожу для этого, вокруг много… более… более привлекательных. Тео проследил, как складки юбки соскользнули к поясу, оголив бедра. Кожа поблескивала под лучами от пламени. Слова малышки едва дошли до ушей. Теодор рассмеялся ей в лицо. — Грейнджер, да на твою миловидную мордашку только слепой не дрочил. Влажная кожа… Ей тоже было жарко, и в этом соответствии он нашел великолепие. Захотел попробовать на вкус, дотронулся до бедра и на этот раз был готов к смешному побегу Грейнджер. Она выставила вперед руки, спрятав за ними колени, но, вместо того, чтобы схватить запястья, Тео сдавил её щиколотки и потянул на себя. — Нет! — с пронзительным криком она упала на спину, ударившись лопатками о пол, забила ногами и с шумом выдохнула, когда он подтянул её к себе за подколенные сухожилия. Искорка экстаза не заставила себя ждать в момент соприкосновения паха с промежностью. Грубая ткань брюк потерлась по нежному хлопку простого белого белья. Тео выпрямился на коленях, крепко сжал её бедра, подтянув ближе к себе и придерживая ноги на весу. Оказавшись приподнятой ниже талии, Гермиона с трудом нашла точку опоры, поскольку веревки на руках не позволяли привстать на локтях. Она задергала ногами, но так и не смогла освободить их из капкана его рук. Напрягла икроножные мышцы, сдавив его торс, не позволяя касаться чувствительных мест. Сказать по правде, слабые попытки сопротивления понравились ему больше, чем их раннее отсутствие в Хогвартсе. Было преимущество, доводящее до исступления — он видел, она нет. Свет влиял на ситуацию в качестве дополнительной порции природного афродизиака. Её тело перед ним, слёзы для него, крики из-за него, любая форма её поведения тем или иным образом связана со страхом перед интимной близостью. С ним. Теодора не волновало, как пройдёт процесс, ведь он в любом случае кончит. Главное, чтобы запомнила она! Сжимай сильнее, малышка… бока заныли от давления её ног. Какое сладостное и томительное давление. В теле нарастал пожар, кровь предательски покинула все вены, перелившись в половые органы. Адреналин плавно выплёвывал початки аффекта, при котором главной целью стала необходимость быстрого трения. Быстрого? С Грейнджер проблематично, опять порвешь… Но я хочу! Успеешь ещё! Дай ей шанс успокоиться! Какая же она сука! За что такая узкая?! Мне наказание! Это карма, вообще-то! Чтобы хоть как-то сдержать тормоза, он зажмурился и слушал её вопли. Раз, два, три, разок потри… разочек-то… ну как в детстве из-за малышкиной юбчонки. Для того чтобы потереть, надо бы двинуться, а она вцепилась, как клещ в кожу. Тео с трудом довёл шёпот до насмешливых нот: — Кстати, — надавил ногтями на её бедра и по-хозяйски помял кожу, зажав упругие складочки, — в отличие от тебя, я не слепой, поэтому оставайся такой же милашкой и расставь ножки шире. Гермиона не послушалась. Наоборот постаралась свести, но внезапно он отпустил… чтобы в следующий миг бесцеремонно упасть сверху. Тело к телу вышибло из горла глухой стон. Он придавил её к полу, а затем… — Пожалуйста, не надо! Только не это! — она надрывно захныкала, почувствовав возню у гениталий. — Я сделаю всё, только не делай этого! С повязкой на глазах стало ещё страшнее. Она помнила… мучительный тандем из чувства унижения и острой боли в глубине… Половые губы, преддверие влагалища не были настолько чувствительными к проникновению, в отличие от ощущения глубже. Гермиона задрожала и всеми силами боролась со страхом повторения, однако… Тео мысленно поставил себе отлично за прекрасную выдержку. Он достаточно пережил, чтобы продемонстрировать неплохие навыки самоудовлетворения. Щёлкнул ремнем, откинув пряжку ей на бедро. Она вздрогнула. Хорошо! Холодная железка отвлекла малышку от… чего-то, что она воспринимала как кошмар. Зря, Грейнджер, секс — это самое лучшее, что было у меня в жизни. За исключением твоего существования, конечно же! Она открыла рот, по-видимому, чтобы опять просить «не трогать». Тео положил ладонь ей на горло, останавливая любые слова. — Расскажи мне про себя то, что я не знаю! Она перестала барахтаться. Только неритмично дышала полной грудью, захлебываясь слезами. Тео смотрел на её глаза, в воображении нарисовав их на повязке. Лёг всем весом, ощутив вибрацию её грудной клетки, и оперся на колени для свободного пространства в области паха. — Ч-что? — Гермиона испытывала жуткий дискомфорт от давления своих же рук, которые оказались зажаты между телами у живота. Поёрзав и устроившись удобнее, Тео погладил член через ткань нижнего белья. На ум пришел вопрос — на неё или не на неё?! Быстро решился и достал, спустив трусы. — Нет! — она снова задергалась, когда почувствовала теплое, настойчивое скольжение члена по лобку. Сходили с ума оба, но по разным причинам, она дрожала от страха, он от предвкушения. Тео зажал свободной рукой волосы на её макушке и уткнулся лицом в шею. Когда он заговорил, то кожа Гермионы покрылась мурашками из-за щекочущего ощущения от его дыхания. — Расскажи свой секрет, детка! Что угодно! — перед его глазами не возникло ни одной фантазии, поскольку в ней не было необходимости, но тело трепетно откликалось на идею, что малышка расскажет нечто постыдное. Он бы спрятал в карман ещё одну тайну Грейнджер, а потом представлял бы её вновь и вновь… когда настанет пора прощаться. Тео начал неторопливо и плавно — чуть сдавил основание члена и погладил его большим пальцем, качнул бедрами, скользнув по её белью. Двинулся ещё раз. Головкой по выемке между половыми губами. — У меня нет секретов! — отрывисто выкрикнула прямо ему в ухо, заставив поморщиться. Гермиона слабо представляла себе, чем закончится сегодняшний вечер… или ночь. Вопрос о времени стоял последним в очереди из толпы кричащих мыслей. Чувства обострились до предела — из-за плотной повязки в уголках глаз скопился пот, вынуждая жмуриться от пощипывания, темечко страдало от стягивания волос крепкой ладонью, свободно дышать невозможно из-за давления чужого тела, руки накрыло тремором, а ниже — в темноте она воспринимала требовательное копошение, как мерзкую пытку. Он толкался, а она каждый раз вздрагивала, страшась болезненной пенетрации. Белье неприятно намокло от его смазки и липло к продольным складкам. Он с напором провел по резинке и швам трусиков, потеревшись крайней плотью по кромке. Чувство омерзения Гермионы усилилось, когда по шее сползла капля слюны, а в комнате появился слабый кисло-сладкий запах. Чувство наслаждения Теодора усилилось, когда он почувствовал давление тесного пространства, жар её тела, головокружение и аромат возбуждения. Тео прикусил мочку уха, слегка оттянув её, расслабил колени и увеличил трение рукой, касаясь мокрого белья только головкой члена. Он поверил Гермионе. Она всегда носила священный нимб добродетели. Что же, тогда… он прижался губами к виску и невнятно прошептал: — Ответь на вопросы, которые я задавал тебе раньше, — говорить слишком трудно, каждый мускул напряженно отзывался на активную мастурбацию, а осознанное понимание, перед кем он это делал, действовало в качестве точки отсчета, — тогда я быстро кончу тебе на живот. — Какие вопросы? — в отчаянии она сорвала глотку. Вдруг, будто хлыстом, на неё обрушились воспоминания. Палачу даже не нужно было уточнять. «Ты когда-нибудь трогала себя?» Боже, он безумный садист, чьи голосовые связки потерялись в дрожащем шёпоте! «Ты видела раньше член?» Лучше бы ты убил меня! «Сколько ты хочешь, Грейнджер?» Развратная сволочь без морали и жалости! Ненавижу тебя! Теперь тот вечер и первая встреча светились настолько ярко, что можно было ослепнуть даже под темной повязкой. Он спрашивал… она не отвечала. Не могла, поскольку любые слова заглушались неконтролируемой болью и спазмом ниже пояса. Тео толкнулся в ладонь, мазнув головкой по половым губам, и надавил сильнее на клитор. Прижался и провел пальцами по всей длине, то и дело задевая уздечку ногтем. Себя он знал не хуже, чем детку. Ослабил хватку на её волосах и опустился лбом до пола, придавив плечом содрогающееся в криках горло Гермионы. — Ты видела раньше… Зажмурился и задвигался быстрее, когда она перебила его и выдохнула через напрягшиеся связки: — Нет, не видела! — Хотела бы? — Тео не был уверен в ясности своего бормотания, язык начинал неметь и терять возможность к речи. — Нет! — она запрокинула голову, чтобы освободить страдающую гортань, но затем шокировано застыла, когда он поддел шов трусиков и скользнул членом по оголенной коже, чуть задев головкой клитор. — Не вставляй! Тео раскрыл глаза, почувствовав стремительное напряжение в паху. Её последние слова прозвучали довольно глупо, но на него они подействовали, как искушающее соблазнение. Мерлин, как же он хотел ощутить тугие и влажные тисочки её сокращающихся мышц! Один раз — толкнуться, попасть под всасывающую воронку и кончить от миллионного наплыва раскаленных иголочек. Держись! Ты обещал! Я не могу больше! Не делай ей больно! Она же просила! Да какая разница?! Сейчас или потом?! Она всё равно будет вести себя, как зажатая целка! Была бы сучка умнее, то спросила бы, не поцеловать ли меня для ускорения процесса и спасения своей бесполезной дырки! О своей девчонке так говорить — себя не ценить, между прочим! Умнее не найдешь, да и искать не станешь! Он поцеловал её сам. Да так, что Гермиона растерялась от внезапной атаки на свои губы. Палач обвил ладонью её горло, надавил большим пальцем под подбородком, запрокинув голову, и зажал губами её верхнюю. Это даже поцелуем нельзя было назвать. Будто захлопнув капкан, он втянул её губу в себя и застыл, не отпуская. Гермиона напрягла колени и забила пятками по полу, когда почувствовала давление на проход во влагалище. Нет! Нет! Он сделает это! Нет, нет, нет… Его рука задвигалась от основания члена к головке и на обратном пути оттянула крайнюю плоть, чтобы войти, но… «Поцелуй меня!» Прошлый отголосок его надтреснутого голоса эхом раздался далеко в сознании. У Гермионы больше не осталось надежды на связь палача с Пожирателями. Она поверила его словам про причину своего заточения и захотела любым способом спасти себя от изнасилования, поэтому использовала необдуманный шанс, чтобы отвлечь его. Легкий толчок. Немного… Тео зажмурился, намереваясь вставить до конца, как вдруг… Щекотка, слабая, влажная щекотка под его нижней губой сбила с толку, и он остановился. На мгновение подумал, что по подбородку течет слюна или пот, но затем он резко открыл глаза и качнул головой, разрывая контакт с её губами. Ну и кончил, так же как в прошлый раз — в момент, когда между ними осталось минимальное пространство и она дрожащими устами мазнула по тому же участку под его нижней губой. Неумело, трепетно, со страхом и отвращением, но получилось так ласково и почти нежно… Его никогда не целовали так скромно. Без желания — да, бывало, когда очередная дамочка вытворяла различные штучки, которые в итоге приводили её со слезами на волшебный стол к колдомедику. Но так… Мгновенное набухание твердой плоти, жар, обволакивающий тело, подрагивание плеч, выступивший пот на лбу и спине, конвульсивные подергивания… Такое сильное зудящее томление разлилось по телу от вкуса её губ, которые он даже на языке не почувствовал. — Детка, — напрягся каждым позвонком, прижавшись к её губам, и зажал в кулак выскользнувший член. Гермиона сморщила лицо, плотно сомкнув уста, а он промычал ей в рот что-то невнятное и задрожал всем телом, вдавив её в пол. Дыхание сбилось, превратившись в различимый стон, и… она с испугом раскрыла глаза, впервые услышав его звонкий возглас. Не шёпот, а именно голос. Этот стон вызвал тошноту, она поджала губы. Ему было всё равно. Он не заметил своей реакции. Руки задрожали в приступе спастики, как и все конечности. Сквозь пальцы на бельё Гермионы потекла полупрозрачная сперма. Сначала капли, а потом он вовсе отпустил себя и расслабился, размазав сгустки семени по животу. Она лежала под ним не шевелясь. Внутри бушевали душераздирающие эмоции. Гермиона представила, как поворачивается в сторону и сплевывает вкус чужой кожи вместе с собственным языком и желудком. Выражение предельной неприязни застыло на лице, когда он вытащил из-под неё ладонь и дотронулся до запястий, выдернув их из тисков двух тел. Она была уверена, что пальцы посинели от пережатия вен тугими веревками. Палач не стал развязывать руки, а завел их вверх, положив на пол над её головой. Ещё месяц назад Гермиона не подумала бы, что способна на такой злой тон, но сейчас страх таинственным образом испарился, сменившись настоящей, дикой ненавистью: — Что теперь, ублюдок? Пальцы, поглаживающие её локти, исчезли. Гермиона ожидала чего угодно — даже побоев или продолжения жуткого банкета, но только не саркастического смешка и последующего довольного шёпота: — Это зависит от того, что ещё ты сможешь предложить. Высохшие слёзы снова навернулись на глаза, намочив проклятую повязку. Где же Минерва? Почему никто не приходит? Рон, помоги мне, Гарри, пожалуйста! Она промолчала, не подобрав слов, а палач приподнялся на локтях и погладил её по голове одной рукой, а другой провел по щеке, стерев большим пальцем бегущую слезинку. — Мне всё равно, как ты будешь себя вести. Я знаю все твои мысли и мотивы поведения, — он прикоснулся к середине нижней губы и оттянул её, погладив внутреннюю часть. — Если хочешь избежать принуждения, то постарайся угодить мне, но если откажешься, я не стану препятствовать. Это не выбор и не условие. Это констатация факта. Тео улыбнулся и продолжил обводить контур её рта, подрагивающего в новом приближении истерики. — Что… значит, — она поперхнулась и прочистила дыхательные пути, — угодить? Он опустил глаза на её горло. Вслед за взглядом направилась рука. Тео с давлением прижал ладонь к шее и медленно спустился ниже, пробравшись под галстук и края рубашки. О! Сколько слов можно сказать! Он натянул ткань рубашки, оторвав верхнюю пуговицу, и глубоко задышал, пробуя её беспокойные вздохи на вкус. Итак, детка, ты могла бы исполнить роль послушной кошечки с максимальным прогибом и обнаженным телом. Я бы заставил нагнуться раком и наблюдал бы, как ты трахаешь себя горлышком бутылки… или бутылкой, уж как повезет. Вынудил бы отсасывать по шесть раз на дню и наслаждаться иррумацией, так же как и куннилингусом. Возможно, ты бы согласилась на фингеринг, заинтересовавшись, что скрывается за таким необычным названием. Что насчет гипоксии и бандажа? Судя по рукам, ты вполне привыкла к связыванию… ах да! Мы так и не покурили вместе! Ты в курсе, как медленно дым проникает в лёгкие, если в него добавить каплю гидрастинного зелья? Или попробуешь бальзамчики покрепче? Для тебя я достану даже маггловскую дрянь, вроде белого порошка особого производства. Специально для тебя… Кстати, я помню, что ты ангелочек, поэтому знаю предел твоего терпения, а значит обойдемся алкоголем… дорогим ликером для дамы, например! Самым лучшим из ноттовских запасов. Ты любишь сладкое, помню! Я тоже любил когда-то, пока не попал в плен вечного обезвоживания, потеряв вкусовые рецепторы. А ещё Теодор знал, что Грейнджер никогда не согласится ублажать его по собственной воле, поэтому решил сыграть с ней в более интересную игру, ведь получить всё, о чём додумалась его помешанная голова, не так уж и сложно, в отличие от желания проникнуть в её духовный мир. Он привык всегда делать выводы о Гермионе из её поведения и случайно услышанных разговоров. Понимал каждый жест по-своему, научившись отличать обычный хмурый вид от напряженного, счастье от притворной радости, грусть от недоумения и искренность от лицемерия. Последним, спасибо воспитанию, Грейнджер не злоупотребляла, но порой могла состроить невинные глазки перед преподавателями, а потом нагло диктовать друзьям ответы на контрольных. Забавно, Грейнджер, как сильно ты захочешь на свободу, если посторонний станет копаться в твоей голове. Возможно, когда мы начнем, ты сама подложишь себя под горлышко бутылки… или бутылку, я так и не решил! Скорее всего, мы с тобой пойдем более оригинальным путём и испробуем малыша-снитча, которого я специально прикупил именно для тебя. Из-за своих мыслей Тео пропустил момент, когда она спрятала лицо в изгибе локтя и заплакала. Не так, как раньше навзрыд, а тихонько, еле слышно от безнадежности. Теодор предположил, что она готовилась услышать как раз страсти-жутики про бутылки, поэтому поспешил её удивить. Приподнялся, сев на колени, и отдернул её юбку, прикрыв бедра и заметные узоры белесых пятен на белье. В миг очередного девичьего всхлипа он сказал: — Никогда не лги мне! Гермиона в последнюю очередь ожидала подобных слов. Что это значит? Зачем? Угодить — не лгать? Нахмурившись, она опустила руки на пол и открыла рот, чтобы спросить, на кой черт ему нужна была правда, но внезапно… — Где же она? — Гермиона! Родные голоса пронзили сердце сильнее копья. Глухие и зовущие, они раздавались будто бы сверху. Куда её притащил этот изверг? — Гарри! — она закричала. Тео свел брови в снисхождении. Поймал Гермиону за плечи, когда она проворно оттолкнулась от пола. Она надеялась, а он умилился… — Нет, нет, мой ангелочек! — снова услышав это прозвище, Гермиона не сдержала нового приступа тошноты и ощутила горечь во рту. — Я никому тебя не отдам… Наверху затопали пары ног, а внизу затопало его сердце, ведь последняя фраза была брошена случайно. Он собирался вернуть Грейнджер. Конечно, собирался! После того как запустит себя в её душу настолько глубоко, что невозможно будет отлепиться. Она запомнит и навсегда оставит его там, глубоко в сердце…