Спазм

— Вследствие повреждения родовых путей вы никогда не сможете иметь детей. Солнечные лучи ослепляли больничную койку, вынуждая то и дело жмуриться, а слова колдомедика врывались через уши, прогрызая перепонки. — Поражение мозга привело к ухудшению памяти и потере зрения. Она не поняла, почему с ней разговаривали так тихо… — Ещё вы утратили слух. Лучи всё жгли и жгли, а Гермиона слушала и слушала, с трудом понимая людей в светлых мантиях. Что… что происходит… — Мы не успели предотвратить воспаление покровных тканей, которое привело к внутричерепному давлению. Но… но это не магические термины. Что же… Внезапно лучи стали ярче, перед глазами пролетела мутная пелена, и Гермиона оказалась на стоматологическом кресле. — М-мама… Женщина в белой медицинской маске подняла вверх проржавевший скальпель, совсем не напоминавший инструмент дантиста. — Сожалею, мисс Грейнджер, у вас выпали все зубы, остались только гнилые клыки. Неожиданно мамина маска почернела, а посередине прорезались острые жвалы. — Помогите! — её снова ослепил луч, а чудовище вонзило скальпель в щеку, достигнув клыка через мягкую кожу. Теплая кровь хлынула в горло, Гермиона начала захлебываться и надрывно визжать. Орудие торчало из щеки, увеличившись в размере и расширив края раны. Кресло завертелось в холодном вихре, а она отлетела в сторону, угодив в лапы другого зверя… — Я оставил тебя всего лишь на минуту, — зверь щелкнул языком и зашептал человеческим голосом, но в ослепляющем свете Гермиона не сумела разглядеть лицо и закричала, когда он зажал своей пастью торчащий из её щеки скальпель и неразборчиво процедил, — детка порадовала папочку ещё одной дыркой! С пронзительным воплем она дернулась назад, а зверь вырвал скальпель, порвав кожу от скулы до губ. Лучи достигли предельного жара, и Гермиона загорелась вместе с монстром, отхаркивая кожные ошметки и перерезанную уздечку нижней губы… — Мисс Грейнджер! — На помощь! — Мисс Грейнджер, проснитесь! — Нет! — брыкаясь в жуткой агонии, она подскочила с больничной койки. Широкое окно не пускало солнце из-за магических чар. Рядом с ней хлопотал колдомедик, взмахивая палочкой и торопливо шепча под нос заклинания. Удушливо глотая воздух, Гермиона часто заморгала, избавляясь от слез, и интуитивно вырывалась из его рук, пока не схватила с прикроватного столика личную карту здоровья. «Состояние — в норме. Внутренние органы не повреждены. Прогноз — полное выздоровление, за исключением предрасположенности к нервным срывам» Непослушные пальцы выпустили карту, а из уст прозвучал грустный, но облегченный вздох. Она упала на спину, приняв от взволнованного колдомедика успокоительную настойку. — Снова кошмар? Прошу прощения, но мы уже превысили дозу зелья сна без сновидений. Гермиона утомленно покачала головой и отодвинулась от его руки к изголовью кровати, поскольку не могла нормально реагировать на мужские прикосновения. — В-всё нормально, — насупившись, она всмотрелась в свое искаженное отражение на полупрозрачном, зеленом стекле от колбы с успокоительным, — ничего особенного. Колдомедик поджал губы и плавным жестом взмахнул палочкой, отправив Патронус в виде чайки к главной целительнице. Это сон… Убежав от внешнего кошмара, она не могла справиться с внутренним… Гермиона залпом выпила зелье и хрипло закашлялась, прикрыв рукой рот. Пустой день за тленным днём, час за часом — ничего не менялось. С момента её поступления в больницу святого Мунго прошло две недели, в течение которых она пыталась забыть ужасы заключения, но гнусный палач не покидал просторы её внутреннего сознания и каждый раз приходил в новом отвратительном амплуа, постоянно запугивая своим возвращением и катастрофическими последствиями их нездорового контакта. Она несколько раз просила целителей сделать полное обследование организма, и результат всегда был хорошим, но затем… ночью возвращался зверь без лица и шептал, что у неё ампутированы ноги, повреждены лёгкие, отсутствовали глаза или ещё что-нибудь ужасное, вроде бесплодия и магической оспы. Гермиона не могла держать палочку без дрожи и не подпускала к себе никого, кроме главной целительницы и Гарри с Роном, хотя память первой встречи с друзьями по-прежнему вызывала чувство вины и горечи, поскольку, открыв глаза и увидев их лица, она рванула с кровати и отползла в дальний угол, начав вырывать себе волосы и скулить, ведь не поверила в реальность, подумав, что сошла с ума, оставшись в темном подвале. Как только Рон подошел и дотронулся до её плеча, в палате прозвучал дикий, мучительный рёв, заставивший его отступить и шокировано уставиться на забившуюся в угол Гермиону. Гарри обреченно сел на кровать, зажав бока руками, а целители бросились к ней… Помогало время, но по словам колдомедика — слишком медленно. Только через несколько дней она смогла вступить в контакт с друзьями, но не давала разрешения на беседу с аврорами. Так и плыли дни, она не думала про уроки и обязанности старосты, потихоньку вникала в осторожные рассказы Гарри и заставляла себя крепко держаться за ладонь Рона, но утешение не приходило, а любые манёвры ребят сопровождались её тремором и панической атакой. Однажды Рон наклонился, чтобы поцеловать её в лоб, за что получил случайный удар макушкой по челюсти и увидел очередное падение своей девушки с кровати. Гермиона знала, что его девушкой ей больше никогда не быть, но упрямо заставляла себя терпеть его прикосновения. Мысли путались, прошлое не оставляло. Самым ужасным последствием насильственного заточения стало постоянное ожидание реакции палача на её действия. Даже приняв факт свободы и безопасности в стенах больницы, на каждое своё движение Гермиона ждала комментария за спиной и долго крутила головой, когда, разбив стакан, не услышала вкрадчивого шепота. Ночь приобрела статус ненавистного времени суток, ведь тьма олицетворялась появлением зверя, помещение погружалось в спертый запах сырой земли, а в ушах трещали поленья из печи. Мучаясь в котле неприятных мыслей, Гермиона пропустила появление в палате ещё одного колдомедика. Она повернулась на бок, закрыв глаза, и прислушалась к их диалогу. — Мы должны отправить её в отделение психических расстройств. — Отправим, если в скором времени она не справится самостоятельно. Гермиона крепче зажмурилась, тяжело вздохнула и задумалась о том, что поселиться в больнице — не такой уж плохой вариант. Белые стены как никогда радовали глаза, которые поглощали свет с наркотической жадностью, не желая прятаться под веками. — Сонные зелья потеряли эффективность. — Добавьте в них щепотку таумагатории, — целительница понизила голос, чтобы не беспокоить Гермиону, и, направившись к выходу, тихо продолжила, — варите при высокой температуре и используйте цветки локолопии для улучшения эффекта. Тихонько вздрогнув, Гермиона аккуратно перекатилась на спину, но заметила лишь исчезающие за дверью мантии целителей. Локолопия… это рок судьбы? Нет, скорее спасение. Ведь неспроста же ей повсюду попадались эти цветы, которые так сильно были похожи на ромашки и герберы. Она свернулась калачиком, с головой укрывшись одеялом. Школа чародейства и волшебства Хогвартс, четыре факультета, дорогие преподаватели, благородные гриффиндорцы, трудолюбивые пуффендуйцы, умные когтевранцы и… один в своем роде слизеринец. Простыня впитывала в себя её горестные слезы. Гермиона думала о том, сколько времени пробыла в подвале и горько ужаснулась, что за такой короткий срок умудрилась стать безвольной тряпкой, не способной вытереть собственные слезы, а вкупе с обострившимися фобиями ещё и чокнутой трусихой, не заслуживающей учиться на Гриффиндоре. Почему я не вспомнила про него раньше? Про Гриффиндор? Нет же, про Теодора! Потому что в подвале он был путеводителем к наилучшему миру за пределами владений палача, а теперь ты вернулась в реальность, поэтому даже не начинай портить свой израненный мозг лишними, ненужными домыслами. «Ты не достойна даже думать о нём» — Исчезни из моей головы! — всхлипнув, Гермиона уткнулась носом в подушку, а в голове бушевало эхо его слов. Но слабенький рычажок сдвинулся. Через час она ровно легла и вгляделась в высокий потолок, украшенный парящими нежно-голубыми облаками в форме сниджетов. Упоминание Теодора направило её к жизненным необходимостям, таким как учеба и диплом. Разве теперь это важно? Прежний кураж, упрямые цели и мечты давно исчезли, заменившись мрачной апатией, но Гермиона пообещала себе, что как только выпьет зелье с добавкой любимого цветка, то серьезно поговорит с целительницей, включив белый свет своему выздоровлению. Затем даст показания аврорам и узнает у Гарри, при каких обстоятельствах её нашла Минерва в лесу. А ещё она обязательно добьется возмездия, отправив палача целоваться с дементором. С такими мыслями она погружалась в сон и лишь на минуту открыла глаза, приняв от целителя зелье. Впервые она спала без кошмаров, ощущая во рту сладкий, цветочный привкус… *** Прищурилась правым глазом, закрыв левый. Моргнула, расслабила лицевые мышцы и повторила процедуру с другим глазом. Зрачки медленно сделали круг, остановившись на стене больничной палаты. Плюс два дня покоя… Гермиона помассировала виски и приподнялась. Чем дольше она находилась в учреждении, тем чаще к ней стали приходить мысли о мотивах палача. Почему он её отпустил? Неужели испугался смерти от ушибов головы? Что было ранее? Его мерзкие насмешки и издевательства. Узнав имя, он втоптал её в грязь, но… Она взяла со столика глубокую чашку, которую принес Рон. Изображенный на ней золотой львёнок прыгал через ограду, задорно виляя хвостом и отмеряя лапкой количество чая. Гермиона провела пальцем по волшебной картинке и сделала глоток. Но… почему её не покидало чувство, что язвительность палача не содержала в себе мстительного злорадства, а совсем наоборот, будто бы он был счастлив, узнав про такой необычный выбор мужского образа. Нет, нет… Она посмотрела на львёнка и стерла чайную капельку с ободка кружки. Нет! Гермиона покачала головой. В тот момент она плохо соображала из-за пыток, а теперь обманчивый разум стал путать её несуществующими фактами. Что наиболее важно, чем поведение ублюдка — возникшая в ней злость на весь мир и запертая далеко в душе прежняя Гермиона, ранее желавшая во что бы то ни стало добиться высот в науке и чарах. Теперь она боялась каждого шороха, а неродная палочка… которая по счету… часто запаздывала с заклинаниями. Гермиона долго искала причину, пока не пришла к выводу, что вина вовсе не в палочке, а в её желании колдовать. В течение часа, а затем в течение долгих дней она всерьез раздумывала, не вернуться ли к магглам, но вместе с этими мыслями пришла новая истерика, ведь ей некуда было возвращаться. Мама и папа заперты в тюрьме собственной памяти, и только это остановило Гермиону от побега в мир без магии. Судя по информации от палача, которую подтвердил Гарри, ирландский целитель должен был выйти на связь в ближайшее время. Тогда… Верно, тогда она вернет родителям память и навсегда покинет магический мир. Итак, она должна попасть в Хогвартс и дождаться зелья из Ирландии. Поставив кружку на столик, она пригладила волосы и легла на живот. Брови угрюмо сошлись на переносице от нового видения, где палач узнал про план побега и… боже, нет, она не допустит, чтобы кто-нибудь узнал… Закрыв глаза, Гермиона представила его реакцию и взмолилась Мерлину. Палач не должен узнать, что она собиралась распрощаться с магическим миром после получения долгожданного ирландского зелья. Паника, дрожь, спазм… Костяшки пальцев побелели от сжатия углов подушки, а губы забормотали в ткань. Успокойся! К тому моменту его могут поймать и закрыть в тюрьме. Да уж! Вероятно, как и раньше после изнасилования в стенах школы… Ты по-прежнему не знаешь кто он, поэтому вспомни каждую деталь и помоги аврору Чэлпсу с расследованием! Нет! Нет? Почему нет? Я больше не верю ему! Мы сами найдем палача, Гарри и Рон помогут мне! Как и раньше помогли… В пылу квиддича упустив твою тушку под трибунами… «Они не хотят тебя бросать, тем не менее делают это» Закрой рот, ради бога! Всё кончено, я больше не попаду в подвал! «Но я бы никогда тебя не бросил, будь я на месте Уизли и Поттера, то не позволил бы никому трахать тебя в кладовке Хогвартса и похищать с поля для квиддича» Ярость затопила все эмоции, бурно отпечатавшись на лице. Щеки зудели от прилива горячей волны, окрасившей их в красный, а шея покрылась гусиной кожей. Она вытянулась дугой и зарылась пальцами в волосы. Теперь я могу видеть. Почему он добрался до меня? Потому что я не была внимательной и упускала из виду мелочи, наподобие слежки за углом или мужской тени возле школьного коридора. Он следил за мной, а я не заметила, и эта ошибка сломала мою жизнь. Кто же ты? Сколько тебе лет? О чем болтали дружки, когда наблюдали за твоим убогим спектаклем? «Мне противно со всеми кроме неё» Какая честь! От такого и сдохнуть не жалко, ей-богу! — Ненавижу! — ударив кулаком в подушку, она рухнула без сил. — Ненавижу! — Гермиона, что ты делаешь? Взвизгнув, как подстреленная утка, она приложила ладонь к сердцу и прикрыла веки. — Ты напугал меня. Гарри зажал зубами нижнюю губу и неуверенно шагнул к койке. Гермиона подавила вздох, заметив, как настороженно он смотрел на неё. Подходил, едва ли не путешествуя бочком по диагонали через противоположный угол комнаты… — Как ты себя чувствуешь? — его скупая улыбка от сердца вызвала с её стороны слабый кивок и дрогнувший вверх уголок губ. — Я боюсь засыпать, Гарри, каждая ночь превращается в пытку, но… — её мимолетный вздрог заметили оба, когда он присел на краешек кровати, — я не хочу оставаться здесь. Ей хотелось бы спросить, где Рон, но будто прочитав мысли, Гарри тихо сказал: — Рон разговаривает с целителем, — сделав паузу, он расслабил плечи и наклонил голову, понизив голос, — он хочет забрать тебя домой. — Домой? После кивка он поправил очки и серьезно посмотрел в её глаза. — В Нору. Наступило терпимое молчание. Гарри облокотился на спинку изножья, а Гермиона прижала колени к груди и задумалась. Тёплая семья Уизли заменила ей родителей, но она не хотела получать утешение от Молли. К тому же Флёр и Билл ждали рождения первенца. Гермиона страдала бы от чувства вины за свой мрачный вид и напряженность, которая могла ухудшить состояние Флёр. Не всё ли равно? Я… я не знаю, но Уизли не должны успокаивать жертву чужих игр. Я не смею прятаться в Норе, дожидаясь атаки палача. С чего ты взяла, что он придет к тебе? «Я люблю тебя, Гермиона! Никогда не забывай об этом» Чувствую! Он вцепился в меня крепкими клешнями и не отпустит, пока не разорвет на части, сдавив в тисках своей страсти. — Нет, я хочу вернуться в Хогвартс. Гарри вытянул бровь на лоб, а затем раздался приглушенный скрип двери. Гермиона завела за уши волосы и робко поздоровалась: — Привет. Рон притормозил у входа и, мельком бросив на неё взгляд, опустил голову и произнес: — Они сказали, что твоему здоровью ничего не угрожает, — в голосе пробежала теплая нотка, но затем он понизился до тихого тона, — мы можем забрать тебя завтра. Даже несмотря на готовность покинуть больницу, Гермиона испуганно обняла себя за колени, плотнее прижав их к груди. Здесь она была в безопасности, но внешний мир пугал до чертиков. — Эй, — протянул Гарри и снисходительно улыбнулся, — если ты боишься… — Нет! — она покачала головой, больше убеждая себя, чем Гарри, и перевела взор на Рона. — Мне нужно вернуться к учебе. Их реакция оказалась разной. Гермиона прикусила внутреннюю щеку, не зная, как понимать облегчение Гарри и напряженность Рона. — Хорошо, что тебя как раньше волнуют уроки! — Гарри улыбнулся шире и заскользил руками по своим коленкам, а Рон почесал затылок и угрюмо уставился в пол. — Там… в Хогвартсе он может снова… — Рон начал слишком тихо, а в конце качнул головой, не подобрав слов. Гермиона сжалась каждым позвонком. Эта тема — табу, которое поставила целительница. В первую встречу Гермионы с друзьями она накричала на ребят, толкая их к выходу, и велела не затрагивать вопросы произошедшего в подвале. По всей видимости, страдание портило её лицо жалобно сведенными бровями и опущенными вниз уголками губ, ведь сразу после фразы Рон подошел к ней и, присев на ближайший стул, спешно заговорил: — Тебе будет лучше в Норе. Я не позволю ему… Дальнейшие слова пропали под оглушительным эхом в её голове. Гермиона схватилась за виски, а Рон бросился к ней, но очертания палаты исчезли в тумане. Мускулы напряглись, дыхание резко участилось. Психика вновь дала сбой, когда она неосознанно зажмурилась и вновь оказалась во тьме. Она хотела найти спасение в семье Уизли, но… «Нет, нет, мой ангелочек! Я никому тебя не отдам…» Психопат мог причинить им вред. А что если пострадают Молли и Артур? Рон не простит её… Внезапно она судорожно забилась в припадке, ведь на ум пришла ранее неизведанная мысль — боже мой, ведь… ведь пока она находилась в больнице, палач мог… Господи, он мог убить его! Он мог убить его! Он убьет его! Поэтому он насмехался над ней! Он убьет… — Нет! — от её дикого крика Гарри стремительно подскочил и бросился к двери, чтобы позвать колдомедиков, а Рон пытался удержать её на кровати, но Гермиона так отчаянно брыкалась, что вновь задела его по лицу, вынудив отстраниться. Глаза бегали по палате, но не видели стен, а представили холодный пол, литры крови и зверя, издевающегося над жертвой. «Ты использовала невинного парня в своих извращенных целях» Гермиона вонзила ногти в щеки и замычала сквозь зубы болезненные стоны. Зная, насколько важным для неё стал Теодор, палач мог убить его! — Я должна вернуться в Хогвартс! — она вцепилась в локти Рона и умоляюще завыла. — Я должна! Должна, должна… Дальше перед глазами летели белые халаты, причитания целителей, заклинания и усыпляющие зелья. Перед завершением припадка она сформировала ещё одну причину возвращения, помимо ожидания ирландской весточки. Она должна была защитить Тео от палача, поэтому не могла больше терять время. Тео… только бы палач не причинил тебе вреда! Под мощью лечебных заклинаний она упала на кровать без памяти и чувств… *** — Великолепное представление, мой мальчик! Его передернуло от этого обращения. Руквуд распинался в овациях, наматывая на вилку жареную куриную шкурку, а Тео понятия не имел, как себя вести — улыбаться и льстить в ответ или высокомерно принимать сомнительную похвалу как должное. Выглядел он ужасно. Не Руквуд. А Тео. Лечение малышки затянулось на месяц, он испугался, что она пропустит Рождество. От её дружков он ничего не узнал, поскольку те ходили печальными призраками, то и дело пропадая в больнице. Однажды под предлогом шпионажа Тео направился в Мунго, намотал пять кругов вокруг здания под дождем, да так и не придумал, как проникнуть внутрь незаметно, поэтому вернулся грязный и злой, а в гостиной попался под подозрительные малфоевско-забининские взоры. Чёрт потемнее сразу же ухмыльнулся, кинув Теодору газетенку с очередной статьей про фантастический героизм Грейнджер в тылу похитителей, а чёрт побледнее с подозрением на них косился ровно до момента, пока из женской спальни не выполз низкорослый суккуб. В общем, Тео окончательно утвердил догадку, что Драко снова натягивал Панси по ночам, и эта новость совсем некстати напомнила, что натянуть малышку он больше не сможет… в итоге — он выглядел ужасно, а тут ещё и Руквуд мозолил глаза… — Когда-то мы с твоим отцом… О Мерлин, это противно до тошноты… Тео узнал месторасположение захудалого жилища, где Руквуд встречался с достойными, по его мнению, Пожирателями. В число таковых входил и Трокс, но, походив по комнатам, Тео не заметил рыжего пушистика и поник, забыв про задание министра, заключающееся в поиске информации про точное строение дома. — Теперь в моих руках твоё будущее, сынок! Твою ж… его тошнило. *** — В субботу мы отправляемся на задание вместе с Панси, — Драко подхватил Тео после последнего урока, — Пожиратели нападут на сотрудника Гринготтса. — Хм… — Да что с тобой? — Малфой повысил голос, но спустя несколько секунд усмехнулся. — Понравилось трепаться с Августусом? Тео настолько погрузился в себя, что не вспомнил, кто такой Августус, и только когда смылся от Драко на уезжающей лестнице, понял, что это имя Руквуда. Один, два, три шажка до облюбованного портрета, который вечно съезжал вправо. Тео поправил уголок, на топчане никого не было. Он стер пыль с соседней картины. Сука, вернись! Картина упала, когда он небрежно стукнул по раме. Но сука не возвращалась, отлёживалась в Мунго, а заботливые эльфы Поттер и Уизли вытирали ей сопли. Проклятие! У него закружилась голова. Сколько можно?! Это невыносимо. Весь ноябрь он жил и не жил, словно плыл по течению, не думая о проблемах министра и Пожирателей. На автомате разговаривал, на инстинктах подмечал важные диалоги с Руквудом, без желания обо всём докладывал Брустверу. Я вообще ел что-нибудь помимо персиков? Щеки впали, очень смешно! Ко-ко, Тео! Невыносимо… он так сильно скучал. Так сильно, так сильно, что чуть не сломал себе шею, когда резко дернул головой на внезапный разговор двух проходящих мимо гриффиндорок. — Ты слышала про Грейнджер? — Об этом все слышали в нашей гостиной. Они засмеялись, а та, что помладше, мечтательно произнесла: — Когда она вернется, я попрошу её помочь мне в чарах. Тео задержал дыхание, а вторая девчонка ответила: — Тогда поторопись с просьбой, ведь завтра у нас много уроков, а для Грейнджер это будет первый день после долгого отсутствия. Завтра? Завтра! О боже! Что? Я ужасно выгляжу и не готов к встрече… Ко-ко, Тео! *** У него появилось чувство, что Драко начал подозревать его в нездоровом уме. По-другому жест крутящегося пальца у белобрысого виска он не объяснил, а всё дело, как всегда, в Грейнджер. Именно поэтому Тео поднялся ранним утром и носился по спальне, как нервный параноик. Поскользнулся в ванной, свалив малфоевские шампуни, и едва не сломал умывальник. Гойл, хвала небесам, забил болт на посторонние шумы и мирно сопел во сне, но второй сосед был в гневе, а на Тео вдруг снизошла святая благодать доброты и умиления. Он просто подошел к Драко, который кричал на него из-за ужасного пробуждения, и мягко погладил его по голове, представив перед собой пушистого белого пуделя… Собственно, палец закрутился у виска именно после этого жеста, но зато Драко угомонился и отпрыгнул от Тео, как от чумы. Сегодня детка возвращалась из больницы, а Тео воспринял её появление, как пришествие богини с небес. Навернул по комнате несколько кругов, похватал все вещи и бросился в уборную на верхних этажах, где когда-то разбил зеркало, вспоминая свой путь от интереса к одержимой любви. Как давно это было? Сколько времени прошло с тех пор, как он впервые захотел её? Как давно он вдохнул губительный, но такой необходимый аромат… В отличие от чрезмерно возбужденного состояния после сна, сейчас он остыл и медленно приводил себя в порядок. Смотрел в зеркало, меняя выражение лица с игривого на сосредоточенное. «Я хочу только его и никого больше!» Язык заскользил по полости рта, пробуя её слова на вкус и смакуя буковки неспешной мягкостью. — Хочешь? — заговорщическая улыбка больше напоминала хищный оскал. Прикрыв веки, зачесал волосы по бокам. Туго затянул галстук и надел на безымянный палец перстень, который забрал из поместья. Оправил манжеты, распрямил плечи и размял шею, услышав хруст в позвонках. — Детка вернулась, на Тео наткнулась. Печаль ушла, ведь ты пришла. Сыграем с тобой под яркой звездой, страсть испытаем, боль обыграем, масть сошлась, и мне ты отдалась. Тео изо всех сил держал неприступную, холодную физиономию, но всё равно сболтнул: — Курочка нагнётся, петушок прижмётся. Без шансов маска сорвалась, и он облокотился на край раковины, содрогаясь в смехе до колик в животе. Ко-ко, Тео! Да, я всегда буду помнить, что интеллект обошел меня стороной, ведь можно было догадаться про её воображаемого птенца, но вместо этого произошла насильственная демонстрация, приведшая Грейнджер к депрессии. Какая ирония! Как глупо и несправедливо, но клинически интересно. Помимо эйфории от того, что он скоро увидит Грейнджер, Тео распознал в себе нарастающий страх перед её вниманием. Четко понимая разницу между своей тайной властью в подвале и примерным поведением на публике, он опять назвал себя трусом, потому что всегда реагировал на прямой контакт с малышкой довольно глупо и рассеянно. Вспомнить хотя бы случай в библиотеке, когда она подошла с вопросом, а он не услышал ничего, кроме взрыва сердечного ритма и потери координации. Зеркальное отражение изобразило скептическое выражение и изогнутые брови. Так-так, одно дело — мучить связанную, беззащитную девушку без зрения, и совершенно другое — быть на обозрении. Ты жалок! Поступаешь не по-мужски, да и вовсе ужасный человек! Медленно выдохнув через сведенные в трубочку губы, он закрыл глаза и поправил мантию. — Я этого не скрываю, только малышка видит меня другим. Тео запоздало оглядел помещение, чтобы не попасть под вопросительные взгляды таких же ранних пташек, но вокруг было тихо, и он вернулся к зеркалу. Нет смысла опровергать мнение Гермионы, ведь все перечисленные ею черты являлись таким же звеном его характера, как и темная сторона души, которая удерживала детку в подвале. Всё так… Безупречный вид. Перстень отвлекал непривычной тяжестью, хотя платиновый ободок был гладким и не таким широким, как у Драко, лишь посередине выделялся квадратный неограненный эвклаз. Он не ценил роскоши, но взял его для поднятия духовного настроя и игры пальцев. Если что и чесать, то пальцы по металлу… ну и Грейнджер по груди, однако теперь это представлялось невозможным. Под давлением ишемии он добрел до выхода и долго держался за ручку, будто за дверью его ждал василиск. Дыши! Счёты не помогли, он дышал через раз, когда спускался в Большой зал. *** Она чувствовала обиду Рона, которую он пытался скрыть, но поведение, взгляды, интонации кричали про отчужденность и грусть. Трио вернулось в Хогвартс ночью, Минерва изменила стилю, накинувшись на неё с объятиями и слезами, Гарри держался напряженно и беспокойно, а Рон печально смотрел на Гермиону, когда думал, что она не видела. Вопреки желанию вернуться, она не ощутила гостеприимства замка, но уже позже в спальне под одеялом догадалась, что Хогвартс встретил её как положено, просто проблема была в самой Гермионе. Даже слезы Макгонагалл не вызвали отклика в душе. Камни падали на сердце, а Гермиона смиренно лежала под ними, забыв, как надо улыбаться. За время похода в гриффиндорскую башню она трижды останавливалась, обнимая себя за плечи, и теряла из виду директора. Гарри аккуратно держал её за руку, а Рон топтался рядом, пытаясь успокоить словами. Гермиона назвала себя жалкой! Но пыталась это скрыть! Надо ли? Все знали официальную версию событий — её похитили Пожиратели смерти, но чудесным образом ей удалось сбежать. Конкретика была известна только близким. Целительница рассказала про её состояние Гарри и Рону, по-видимому, сделав акцент на психической неустойчивости из-за сексуального насилия. Отсюда их образцовое молчание и осадок недосказанности. Гермиона на минуточку представила себя на их месте и захотела бы провалиться сквозь землю, ведь понятия не имела, как вести себя в таких обстоятельствах. Гарри боялся лишний раз говорить утешающие слова, которые напомнили бы о случившемся, а Рон прятал эмоции, чтобы не вспылить, тем самым ухудшив её состояние. Она понимала обоих, но не находила оптимального поведения, да и не хотела находить, потому что устала угождать другим. «Если хочешь избежать принуждения, то постарайся угодить мне» Когда же ты уйдешь, ублюдок?! С этими мыслями она добрела до одноместной спальни и только под утро перед завтраком рискнула поговорить с Роном. — Ты нормально спала? — отойдя в дальний угол гостиной, первым начал сонный Рон. — Я не спала, — кратко ответила и прикусила губу, между ними появилась неловкая пауза, — давай поговорим о… — она подняла глаза и встретилась с его тяжелым взглядом, — о нас. Гермиона не ожидала от себя такого отторжения от этих слов, но слабо нахмурилась и продолжила: — Мне нужно время, чтобы прийти в себя, поэтому, пожалуйста, не избегай меня, — понизив голос на последних словах, она сделала незаметный выдох облегчения, поскольку черты его лица смягчились, — и прости за то, что не смогла позаботиться о себе. — Гермиона, — покраснев, он мягко обнял её, но ощутив как сильно напряглись хрупкие плечи, слегка отстранился, — мы забудем обо всём, — она не обняла в ответ, а сжала в кулаки ткань мантии от приступа паники, — я помогу тебе! Мне не нужна помощь! Она в ужасе отшатнулась от этой мысли, но не отодвинулась от Рона, а наклонила голову, опершись лбом на его ключицу, и вымолвила дрогнувшим голосом: — Дай мне время и просто будь рядом, как раньше. Оба поняли смысл, ведь слова «как раньше» отправили их ко времени обычной, но крепкой дружбы. Рон медленно сглотнул и еле заметно кивнул, а Гермиона сдерживала слезы от того, что хотела отскочить куда подальше из объятий. Не от Рона, а от факта телесной близости. Не хотелось дышать. Дыши. Не могу и не хочу! Подождав Гарри, они одними из первых пришли в Большой зал и встретились с пристальными, любопытными взглядами учеников. Случайно её глаза остановились на Невилле и Дине, помахавшими ей с дальнего конца стола. «Посмотри, малышка, как тепло тебя встречают мужчины!» Запнулась. И упала бы, если бы на неё не налетели Джинни и Луна. — Гермиона, не могу поверить! — Ты расскажешь нам обо всём? Она прикрыла глаза и отрицательно покачала головой. Дыши! Не могу! Не могу общаться и терпеть их вопросы. Мысленно поблагодарив Рона за то, что он оттащил её от сестры, Гермиона села за стол, собрав вокруг себя компанию гриффиндорцев, но никто из них не получил ответов. *** — Ты же ничего не съела! — шепнула Джинни, когда Гермиона отодвинула от себя тарелку. Окружающие взгляды создали жуткий дискомфорт, и она честно призналась: — Они смотрят на меня! Сидевшие напротив Гарри и Рон посмотрели вокруг, заставив толпу отвернуться. Джинни погладила её по спине и громко произнесла: — Ты слишком скромная, чтобы рассказывать про свой героический побег! С соседнего стола прозвучали комментарии пуффендуйцев, вроде: «как она выжила», «ведь это же подруга Гарри», «Грейнджер всегда везет». Когтевранцы обсуждали мотивы преступников, а слизеринцы шипели себе в тарелки то ли козни, то ли гипотезы о её побеге… Мерлин! Все смотрят! Все смотрят, все обсуждают… боже мой, разговоры скоблят по коже хуже скальпеля из кошмара. Больше всего она боялась внимания палача, но как прежде не знала, жил ли он в Хогвартсе или держал её на другом континенте. Гермиона содрогнулась и медленно повернула голову, посмотрев через плечо на слизеринский стол. Малфой болтал о чём-то с Забини, Гринграссы сидели с Булстроуд, а Паркинсон… почему-то резко отвернулась от Гермионы, закрыв улыбку рукой, словно её поймали за подглядыванием. Где же… Дыши! Не хочу! Без надобности! Взгляды раздражали. В зале началась суматоха от покидающих завтрак учеников. Все спешили на уроки. Она плавно приподнялась и махнула рукой ребятам в отрицательном жесте, чтобы они не вставали следом. — Я подожду вас у выхода! — Но… — В толпе я буду в безопасности. Она закинула сумку на плечо и, согнув спину, побрела по проходу между гриффиндорским и слизеринским столами. Вокруг усилился шум и шорохи от сборов. Вдох. Время замедлилось, когда она подняла глаза. Ученики проходили мимо, превратившись в серые дымки. Сердце глотало замедленные секунды, в противоположность времени ускоряясь быстрым темпом. Не дыши! Гермиона застыла и наклонила голову вниз. Необъяснимый трепет сковал тело, когда исчез весь зал, а навстречу… Стук. Шаг к ней навстречу. Стук. Из сотни она распознала ровную поступь, оглушающую слух и раскаляющую сердце до мощи динамита. Стук. Его шаг, ближе. Не дыши! На секунду подняла глаза. Мир остановился. Лощеный, внешний лоск… «Теодор Нотт родился в богатствах, которые тебе и не снились» Неспешная походка, прямая осанка, облик без броских примет, за исключением врожденного умения вызывать у окружающих непостижимый трепет и интерес. «Был воспитан в лучших английских традициях» На его лице ни надменности, ни самодовольства, лишь строгая учтивость. Господи… стук, ритм, его шаги или моё сердце? «Обладал утонченным вкусом и уважением к дамам чистокровного круга» Одно мгновение, чтобы заметить вежливый кивок и приятную улыбку в сторону сестер Гринграсс. Мерлин, я… я… Не дыши! Пять метров, четыре, три… «Он никогда на тебя не посмотрит!» Два, один… Не дыши! Но я хочу! Не дыши! Но… Едва ощутимый ветерок от проходящей мимо фигуры… Она вдохнула так глубоко и ровно, что в экстазе прикрыла глаза. Его мантия задела оголенный участок кожи над её чулком, а легкое дуновение мужского аромата заполнило дыхательные пути, когда Теодор прошел мимо, даже не посмотрев на неё. Секунда, одна, две… — Тео! — шутливый голос Забини. — Наконец почтил нас своим присутствием. Мгновение… что? Что происходит? «Как далеко тебя унесла фантазия, детка?» Она покраснела до кончиков ушей, позвонки задрожали от щекотки тысячи нежных пёрышек, ноги свело спазмом, а бедра напряглись от невидимой ласки… Она помнила это чувство и приоткрыла рот от сжигающего плоть возбуждения. «Ты хочешь сделать с ним то же самое, что я сделал с тобой?!» Школьная сумка упала, она рванула к выходу, не ответив на возглас Джинни. Все смотрели, все смотрели… а он не смотрел… Она неслась по коридорам, не замечая ничего вокруг, пока не достигла дверей, ведущих на улицу. Нужен воздух! Она была уверена в необходимости, но оказавшись на улице, не смогла вдохнуть, навсегда оставив в лёгких чужой аромат… Она так и не узнала, какую броскую, самодовольную улыбку демонстрировал в Большом зале объект её вожделения.