Спазм

Уверенность в скорой смерти плавно поднималась по нарастающей и достигла пика, когда веко дернулось от судорожного спазма и прикрыло глаз. Зрачки потянулись вверх, а второе веко также потеряло чувствительность. Гермиона пыталась открыть глаза, но спустя несколько минут бросила бесполезные попытки. Она лежала на месте, где оставил её палач. Чтобы ощутить запах полыни, достаточно было лишь повернуть голову, упереться щекой в пропитанный зельями пол и задеть мелкие стёклышки. Зачем мне открывать глаза? «Ах да, ты же не можешь смотреть…» Ты чертовски прав — мне не нужно смотреть, как ты раз за разом, словно зверь, разрываешь мою жизнь на ничтожные шматки. Вслед за глазами онемела челюсть. Она с трудом повернулась на спину и глубоко вздохнула, не ощутив насыщения кислородом. Только чернозёмом. Палач услужливо запихивал ей в рот ржавый совочек с сырой землей, а затем слизывал остатки с подбородка на манер смердящего платка. Жуткая дезориентация — она лежала не шевелясь, но от сильного головокружения ощущала себя ядром центрифуги. Вместе с исчезновением чувствительности пришла мрачная тень свободы, подпитываемая твердым убеждением близкой смерти. Причина? Она ответила шепотом: — Сотрясение мозга. И вздрогнула, задавшись вопросом — кто заговорил с ней из могилы. — Кто ты? Ответила сразу же: — Я - это ты! И засмеялась, не издав ни звука. Поперхнувшись, потеряла сознание… *** Открыла один глаз и ужаснулась. — Где я? — снова заговорила в пустоту вместо того, чтобы беседовать подсознательно. — Гарри! А, ну да! Вспомнила. Кто-то посадил её… «Глазам не верю, грязнокровка и вправду сидит на цепи!» Гермиона не смогла повернуться на бок. Воспоминания то бледнели, то горели ярче солнца. Мозг… что-то не так! Под повязкой зрачки бегали туда-сюда, а веки всё никак не хотели двигаться, будто потеряли связь с нервными окончаниями. Внезапный удар всего произошедшего оглушил настолько сильно, что её затрясло. Я всё вспомнила… Она прислушалась к ощущениям — кратковременная потеря памяти, пульсирующая головная боль, ломота, привкус горечи, туманность сознания и нарушенная координация доказывали травму черепушки. Какая жалость, что амнезия так быстро ушла, я бы радостно попрощалась бы с палачом и его играми… Она опять хотела смеяться и только через некоторое время поняла, что лежала неподвижно. Ни один мускул на лице не дрогнул, а голова болела от давления жесткого пола. — Давай ещё раз… — напряглась и вдавила затылок в пол. Подарочки, оставленные палачом, играли с ней вместо него. Так вот почему больно… — Привет! — она сглотнула и серьезно заявила. — Меня зовут Гермиона Грейнджер, и я рада, что с тобой всё хорошо! Почему-то мозг не поздоровался в ответ, а она заинтересовалась причиной — это синяки возникли внутри, притормозив реакцию, или же просто в момент удара треснула черепная кость, а сейчас наконец-то наступило кровоизлияние… боже мой, боль ещё никогда не была такой сладкой… Гермиона нашла повод для радости. Медленно и неуклюже свела ноги, положила руки вплотную к бедрам, приготовившись умереть ровненько и тихо. Представила себя в гробу и подвинула пятку к пятке… А внутри она беззвучно плакала, потому что не хотела умирать так рано и бесцельно, но повод для счастья был таков — палач не узнает имя её тайного благодетеля. Гермиона цеплялась за это и смиренно расслабилась. Ей стало абсолютно всё равно, как палач отреагирует на её хладный труп. Раньше она бы задумалась про упоительное возмездие и его шокированную реакцию, а сейчас… Сейчас она по-прежнему не двигалась. Мысленно даже не попрощалась с Гарри и Роном. Зачем? Мне никто не нужен. Ни друзья, ни родители… Мне ничего не нужно. Ни месть палачу, ни вера на спасение. Если копнуть глубже — мне и свобода больше не нужна… Вроде бы зрачки достигли предельного верха, она смогла прикрыть веки. Слушала сердце, размеренно дышала и время от времени терлась затылком по полу, чтобы ускорить гибель от черепно-мозговой травмы. Пару часов назад она испугалась унизительной, публичной смерти от разрыва половых органов, а теперь пожалела, что не спровоцировала на это палача лишним словцом про объекта своей неожиданной страсти. Тео, подари мне ромашку… — Это была локолопия! — процедила еле слышно. — Нет. Ответила и в мыслях добавила — для меня тот цветок навсегда останется белоснежной ромашкой с солнечной сердцевиной, такой же яркой и чистой, как и образ Теодора. Единственная слеза скатилась по щеке. Слух больше не улавливал вдохов, а обоняние не различало разницы между полынью и черноземом. Умирай без сожалений, ведь больше не больно! Но… Умирай, умирай! Он всё равно не выпустит тебя из подвала. Но я не могу умереть по заказу. Тогда дави сильнее и… быстрее, а то он скоро вернется! Она надавила. Запрокинула голову, приподнявшись на лопатках, и вдавила голову в пол. Сосуд резанул по черепку, боль достигла мозга. Так лучше, вот и умирай. Сознание хирело. Напоследок Гермиона горько улыбнулась и успела выдохнуть: — Я хочу и не хочу жить. И умерла. Так и подумала перед тем, как заснуть… *** Это ворота преисподней? Котел Морганы? Нет, это всего лишь дверной засов. Проклятие! Нет! Нет! Она не шевелилась, понадеявшись, что палач поверит в её кончину, но ничтожные лёгкие работали на износ, доказывая самый страшный обман судьбы. Я жива… палач вернулся. Судя по шагам, один. Два ступающих от двери ботинка, два шага и стоп. Понравилось деяние своих рук, ублюдок? Ты в восторге или мне лечь по-другому? Гермиона не двигалась, а палач возобновил шаги только через несколько минут. Под ботинками захрустело стекло, он обошел её по кругу, а Гермиона впервые чувствовала в себе такую безмятежную пустоту. Сначала появилась идея сложить ладошки на животе, чтобы добиться наилучшего вида покойницы, но потом мысль скрылась под грудой безразличия. Она не ждала от него слов и, к сожалению, прекрасно понимала, что он пришел за правдивым ответом. Наверное… именно поэтому он кружил вокруг неё — ждал имени… Тео не осознавал своих же движений. В первую секунду его появления в подвале он ошеломленно посмотрел на Грейнджер и впился зубами в нижнюю губу, не зная, что делать. Ходил вокруг её тела, которое едва ли можно принять за живое. Разве ты раньше не замечал? Не хотел замечать. Малышка исхудала. В данный момент лежала на спине, ключицы, коленки и ребра торчали, а выемки очерчивались посиневшей кожей, на шее выделялись желтые синяки, исполосованное лицо было в крови, на животе алел рубец от ножа. Изможденная, ранимая — она показалась ему ещё меньше. Такая же ранимая и слабая, как и её птенчик! Заткнись! Он остановился и скривил лицо. Вернувшись в хижину, смог вдохнуть глубже. Макгонагалл шныряла по окрестностям, а Тео так и не придумал, каким образом доставить Грейнджер в больницу. Он проинспектировал её с ног до головы и задержал взгляд на кровавых следах, по-видимому, появившихся из ран, которые он нанес ей в приступе аффекта. Его пальцы снова загорелись ощущением её дрогнувших связок. Теодор зажмурился и хотел бы сплюнуть те роковые минуты, когда он чуть не убил малышку. — Вставай! — произнес и сам себя одернул от количества злости в интонации, ведь она была направлена не на Грейнджер. Однако она даже не вздрогнула, словно не услышала. Тео достал палочку. — Экскуро, — стекло собралось в кучку, а жидкость исчезла, он сделал ещё один взмах и прошептал заклинание, прочищающее дыхательные пути, — Анапнео! Грейнджер протяжно вздохнула, когда из носа брызнула кровь. Тео достал платок и, смочив его Агуаменти, направил палочку на Гермиону: — Ренервейт, — на этом его целительные знания закончились. Все жесты подчинялись технической отработке. Тео старался вообще ни о чем не думать, поскольку все мысли сплотились в одной лишь жажде мщения. Он хотел избавиться от грейнджеровского паренька. Рациональная часть рассудка спрашивала — за что он собрался мстить, а глупая сторона кричала про сам факт того, что какой-то недоросль попал под её внимание. Да так попал, что удостоился чести побывать под разгоряченной Грейнджер… Теодор опустился рядом и небрежно вытер кровь с её лица. Пытался подражать аккуратности, но ничего не вышло. Грейнджер не отвечала, ожидание раздражало, Тео повторил более жестко: — Вставай, детка! Я жду платы за целостность твоих труб. Трубы глубже, придурок! Гермиона качалась на волнах, проклиная неудачную степень сотрясения — она и умереть не могла, да и встать не получалось, потому что отсутствовала связь между мозгом и конечностями. Она сконцентрировалась на магических потоках, заранее ожидая потери волшебства, но способности остались при ней. Кончики пальцев омывались теплой магической лаской. Хоть что-то осталось… палач сломал палочку, но не превратил её в унылого обскура. Гермиона чуть сдвинула ногу, пошевелила пальцами, думала только о магии и пришла к выводу, что осталась жива только из-за волшебного вмешательства. Маги всегда обладали преимуществом перед магглами, редко болели и жили дольше… к счастью или к несчастью — Гермиона не определилась, поскольку так и не сделала выбор между желаниями жить или умереть. На Тео обрушилась стальная плита гнетущего беспокойства. Упрямая детка не торопилась отвечать, а он не хотел напоминать про свободу, которую обещал. Теодор логично предположил, что Гермиона отчаялась добиться от него честности. Он сам от себя не ожидал, но, приняв во внимание её шаткое здоровье, решил сдержать слово, но только при условии произнесенного имени… — Детка! — нервы сдали, когда она снова расслабила тело и улеглась в позу мертвеца, Тео схватил её за плечи и приподнял над полом. — Тварь, — больше от неожиданности, чем от желания оскорбить палача, она зашипела сквозь стиснутые от боли зубы. Голова безвольно повисла, а шейные позвонки хрустнули. Гермиона не сопротивлялась, но и реветь в его руках не хотела, оттягивала момент признания и всеми силами напрягала разум, но спасение не приходило. Она не смогла придумать, каким образом отвлечь палача от допроса. Тео держал её за предплечья в сидячем положении. Когда она вяло подняла голову, пробормотал вблизи её губ: — Кто он? — и заметил, как дрогнули скулы, а дыхание участилось, вынудив малышку черпать воздух через рот. — Т-только не трогай его. Она поморщилась от напряжения его рук и судорожно проглотила появившуюся мокроту. — Не волнуйся! Ему повезет больше, чем твоему коту. С трудом поняв его слова, она задрожала и вымолвила: — Где Живоглот? Тео поставил бы любую сумму на убеждение о том, что его голова никогда не соображала настолько быстро, как сейчас. Он по случайности упустил пушистика и не видел смысла в долгих объяснениях. Взял на себя ответственность за фрика Трокса и произнес: — Я забрал его в качестве трофея. Временами он мучился от любопытства, существовал ли у Грейнджер предел ненависти, но сейчас этот интерес погас под пламенем нового вопроса — сможет ли она побороть отчаяние, поскольку в данную секунду, в отличие от прежних вспышек злости, малышка продемонстрировала жалобную, скорбящую мину. Лицо побледнело, брови изогнулись в выражении горя и страдания, а нос засопел. Она старалась сдержать слезы и цеплялась за любую возможность, а потом… Тео открыл рот от удивления из-за её жеста. Грейнджер просто осела в его руках, отрешенно расслабив позвоночник. Когда она без сил соприкоснулась с ним грудью, Теодору пришлось резко приподнять её обратно и встряхнуть как куклу. Может ли быть больнее? Безбрежная пустота терзала душу, а в мыслях она поглаживала Глотика за ушком. Бедный кот попался в паучьи сети, так же как и она. Дальше что? Она обреченно вздохнула, а палач схватил её за горло. Прежние ссадины встретились с его пальцами, как с родными… дальше что? Он крепко держал её и, дождавшись внимания, вернулся к главной теме: — Он с Гриффиндора? Момент настал. Она прикусила уголок губ и невнятно шепнула: — Нет. Тео чертыхнулся. Морды учеников летели в воображении, а злоба на весь мужской род нарастала до стадии разрушительной детонации. Так не должно быть! Он знал это, но не мог успокоиться и кипел. Под глазами бил нервный тик, сердце гудело не кровью, а едкой кислотой. Лоб чесался от взлохмаченных волос, а к влажному горлу липла школьная рубашка, утянутая галстуком по примеру удавки. Наклонившись к её лицу, он в последний раз потребовал ответ, вложив в короткие слова холодное презрение: — Скажи его имя! Что же, сейчас она видела Нотта перед собой. Представила, вспомнила и спросила себя, почему никогда не всматривалась в его лицо. Лишь однажды задержалась взглядом — когда он стоял перед ней на коленях, поднимая с пола учебники… даже тогда она не разглядела цвет глаз, потому что думала о проблемах Гарри и Рона, не интересуясь другими людьми. Напрасно… быть может, такой умный и достойный человек, как он, нашел бы способ спасти её из пасти зверя. Теодор справится, она несколько раз повторила про себя эту фразу, как молитву, он справится, палач не сможет ему навредить. Гермиона задержала дыхание, когда он вцепился в её локти и усилил хватку, подгоняя к ответу. Не моргая Тео смотрел на её лицо и подметил, с каким трудом она собиралась с духом. Задышал чаще, чем она, и ровнее сел на коленях, чтобы не упасть. Закрыл глаза, ожидая имя будущей жертвы. Грейнджер всхлипнула и тихо произнесла: — Теодор Нотт. Она снова издала всхлип, палач не сдвинулся с места. Его руки не исчезли, но и не усилили цепкость. Она испугалась приступа новой агрессии и задрожала, а палач… А Тео медленно, чересчур медленно, слишком медленно, потихоньку открывал глаза, пока веки не уперлись в брови, также неторопливо опускавшиеся вниз со лба. Он нахмурился так сильно, что почувствовал боль в переносице. Тук. Один удар. Тук-тук. Два венозных кровотока. Тук-тук-тук. Трижды по артериям из сердца. Ко-ко, Тео! Его лицо потеряло способность демонстрировать любые эмоции, тело отделилось от головы, ставшей тяжелее чугуна. Тук-тук, сердечный галоп, скрип костей, хруст мениска на правой коленке, поток крови в мозг. Один, два, три, свой клюв заткни… Сучоночек-цыплёночек! Перестань кудахтать и переспроси свою слепую курочку ещё раз! Но… А сердце всё стучало, крылышки росли и гребешок краснел, покрываясь прочной кожурой. — Кто?! — безумные глаза забегали по телу ангелочка, то и дело возвращаясь к губам, ноттовское тельце окаменело, зажав в тисках её предплечья. Тео собирался также осесть в руках Грейнджер, но внезапно… Гермиона не решилась опять успокаивать себя жалкими надеждами и подалась к нему, положив ладони на грудь. Зашептала умоляющей интонацией, будто в бреду: — Пожалуйста, оставь его в покое. Он… — задев губами нос палача, слегка отстранилась, — он не знает… В последних словах совершенно случайно пробежала сожалеющая нотка, которую услышали оба. Гермиона отпрянула, когда палач сжал ладони на её локтях. Тео сделал это по рефлексии. Сознание кричало её голосом. Он вспомнил и понял, почему она… Нет, нет, нет, не может быть! Её милая улыбочка и слова перед сном: «Это потому что Теодор Нотт слишком скромный…» Он оттолкнул её, не сумев справиться со взрывом невменяемой эйфории. Резко встал и схватил себя за голову, до крови вонзившись ногтями в мягкую кожу. Грейнджер упала на спину, заныв от грубого приземления, а Тео сгорбился и сдавил в тиски голову. Зажмурился и слышал её голос… «Я представлю…» Один, два, три… Перестань! Тео больше не считал, а сжал челюсти. Он молчал, а кожа горела под памятью её прикосновений. Молчал и молчал. «Он всегда молчал…» Всегда… она сказала именно так, значит, имела в виду прошлые курсы школы. Один, два… Нет, птенчики не считали свои зернышки, а жрали, что давала хозяйка! Хозяйка с болью пыталась сесть, а он уставился на неё, но не видел, а слушал ласковый тон… «Он несказанно красив!» Не сдержался и процедил приказной интонацией: — Назови его имя ещё раз! Великие маги! Моя курочка сбила дыхание, задрожав так, словно готовилась лечь под топор. Произнеси ещё разок, малышка, давай, я не верю тебе! — Теодор Н-нотт. «Он бы трогал меня нежно и робко» Да. Да, да, да, и робко, ну да, да. Тео опустил руки и низко наклонил голову. Рот открылся, даже слюна вытекла, а он и не заметил, потому что сходил с ума. Летел так неспешно и плавно то ли по воде, то ли по воздуху. Вылупился на Грейнджер и прикрыл ладонью рот, чтобы не завопить от шока, изумления, неверия, противоречия, экстаза и возбудимости на грани подозрительного делирия, характеризующегося галлюцинациями и иллюзиями. Это бред его подсознания. Тео надул губы, не заметив появления слабой, женской ладони на своей лодыжке, и сделал вывод: на самом деле вчера он убил Грейнджер, свихнулся от горя и теперь жил в центре своего лживого восприятия, где ангелочек называл его по имени… Один… что дальше? Два, цифр не осталось. Тео прыснул в кулак, ощутив на ладони либо пот, либо слезы, а может, и кровь. Он не знал и не хотел знать, почему потерял способность размышлять. Просто напомнил себе про… «Он застенчив и восхитителен!» Её пальцы ухватились за щиколотку. Гермиона безнадежно боролась с последствиями признания и приложила висок к боковой части его колена. Этот жест обратил на себя внимание Тео. Он замер с кривым намордником вместо лица и посмотрел вниз. Уши чудом услышали бормотание ангелочка: — Он ничего не знает. Моргнул. Потерял все свои мысли и моргнул второй раз. Прищурился и… «Потому что он мне нравится!» О боже! Переступил с ноги на ногу, а Грейнджер обвила его колено двумя руками и бубнила, чтобы он не причинял вреда Теодору Нотту. «Прости, Тео!» Вытаращился, чуть не потеряв глазницы из орбит. Она… бедная и храбрая малышка защищала меня от гнева ревнивого фанатика. Защищала меня от меня, мучаясь от чувства вины. Тео покачал головой, издав долгий звук «ц», а Гермиона напрягла плечи, приняв это за насмешку. Но, что наиболее важно для Тео… «Я хочу только его и никого больше!» Я… у меня нет слов! Детка, она… я не могу поверить в факт такого совпадения! Она замечала тебя! Не может быть! Она думала о тебе! Я не знал! Она хотела тебя! Помнишь? Хотела без стеснений и смущений. Не боялась, а настойчиво сосала твой язык и текла, как сучка, насаживаясь на член, болтая слова восхищения и представляя твой рот в плену своих губ. Если бы ты её не оттолкнул, то кончил бы, как Тео из малышкиной горячей фантазии. Помнишь поцелуи? Помню! Помнишь жар её страсти? Да! Хочешь ещё? Тео нашел проблему! Он очень хотел, но добился невозможности такого поворота. Было бы глупо вновь предлагать малышке перепихон с воображаемым дружком. К тому же сейчас ей срочно необходим колдомедик. Тук-тук. Она опять заговорила, потеревшись о его колено, в поиске снисхождения к бедному и застенчивому малышу Тео. Кап-кап, слезинки потекли. Скрипы вернулись из затишья — зубами друг о друга. С небывалой скоростью крутились соображения. Запутавшись, сети прочнее затягивались вокруг ангелочка, а Теодор спросил себя — почему с первого курса стал маниакально зависимым? И нашел простой ответ — он страдал от недостатка её внимания, но не пытался его добиться, приняв за правду аргумент, что Гермиона никогда на него не посмотрит. Если допустить вероятность их будущего контакта, если бы он подошел к ней, то… Ко-ко, Тео, это будет слишком подозрительно, не так ли? Ты болван с ободранным гребнем! Щёлк. Зубы клацнули. Замедлив приступ парафрении, Тео вернул себе прежний оскал и, наклонив голову к плечу, слабо оттолкнул от себя Грейнджер. От внезапности маневра она приглушенно вскрикнула. Оперевшись на руки, подняла голову и испуганно открывала и закрывала уста, словно пойманная рыбка. Тео также широко открыл рот и облизнул верхнюю губу. — Почему именно он? Она активно замотала головой и выдохнула дрогнувшим голосом: — Не знаю. — Почему? — интонация смогла бы разрубить полено. Гермиона сделала попытку отползти, но сдвинуться не выходило. Руки с трудом держали тело. На миг мелькнула идея о худшей степени сотрясения мозга, но она по-прежнему оставалась в сознании. Ответа не было, потому что не было размышлений по этому поводу. Нотт пришел случайно, а она поймала, вцепилась в него руками и ногами, захватив себе доброго рыцаря. — Я не знаю! — Ты лжешь! Почему именно он? Выкрикнула, сорвав связки, и не сразу поняла, что вновь воспользовалась памятью о словах палача: — Он бросился к моим ногам! Оба уставились друг на друга с неповторимыми лицами. Тео кусал губы, а Гермиона сморщила нос и поправила себя, уточнив деталь: — Он помог мне собрать книги. Пауза сохранилась до момента столкновения двух тел. Гермиона издала мученический возглас, когда палач опустился перед ней и крепко сдавил её локти. Она ожидала вспышки гнева и, по всей видимости, дождалась… О нет, Мерлин, помоги Теодору! Но такого Гермиона не ожидала… Внезапно палач разразился таким громким и заливистым смехом, что на секундочку она подумала, что потеряет слух. На её лице ощущалось тепло от его прерывистого, надрывного дыхания, но смех нельзя было назвать чистым и веселым, скорее — сардонически диким и безумным. «Поиграй со мной, детка!» Я поиграю с тобой! Сегодня наступил день икс, объяснивший все мои намерения по отношению к тебе. Мне даже любви мало! Заразить тебя куда приятнее, нежели страдать от раскаяния за то, что я сделал с тобой. Это болезнь, Гермиона, и мы поиграем в неё вместе! Он видел себя со стороны и не желал меняться. Долго смеялся, а затем… Гермиона запрокинула голову, когда он слегка встряхнул её и через смех язвительно сказал: — Малышка, я люблю тебя всем сердцем, но никогда бы не подумал, что ты хочешь отсосать у того, кто считает тебя недостойной грязью! Предательская дрожь опутала кожу, вызвав мурашки. Гермиона отвернулась от палача, не желая слушать его мнение про Теодора. Несмотря на змеиный факультет и компанию, он никогда не оскорблял её, вел себя весьма обходительно и вежливо. Такое поведение доказывало хорошее воспитание и уважение к людям из других слоев общества. Не богатство являлось его отличием, а манеры и характер! Поэтому палач мог сколько угодно трепать языком, Гермиона не желала ему верить. — Я не… — начала, собираясь опровергнуть его пошлые слова, но палач не дал продолжить. — Он никогда на тебя не посмотрит! Нахмурившись, она наклонила голову и отвела назад плечо. Я и не хотела, чтобы он смотрел… то есть он никогда не смотрел. Я привыкла. У Тео заболели щеки от широкой улыбки. Немыслимых сил потребовалось для успокоения рук, иначе бы Грейнджер заметила, как сильно дрожали его пальцы. Направив взгляд на искусанные губы, он погладил её по рукам и положил ладони на плечи, запорхав большими пальцами по ключицам. Она подалась назад, когда он приблизился и тихо прошептал ей в губы: — Твой робкий мальчик побрезгует играть в испорченную игрушку, — последнее слово он промолвил в середине её слабого рывка. Гермиона ударила его локтями в живот и отстранилась, а затем поборола желание завыть, когда палач толкнул её назад на спину и навис сверху, прижав запястья к полу. — Ты использовала невинного парня в своих извращенных целях. — Замолчи! — Как далеко тебя унесла фантазия, детка? Ты завелась, представляя, как сосешь ему, или тебя возбудила доминирующая позиция? — Хватит! Тео собрал воедино все эпитеты, которыми наградила его Грейнджер, и едва не поперхнулся от осознания, что она воспринимала его, как неопытного, скромного интеллектуала, а учитывая её реакцию про «первый раз», то он к тому же числился в девственниках. Она чрезмерно волновалась о его смерти, значит, думала про слабость магических способностей. Привыкнув к наивности Грейнджер, он предположил, что мальчонка Нотт в её глазах был ангелом во плоти с гладкими, бритыми яйцами, а то и вовсе без яиц, и с нимбом вокруг члена. Отвернувшись, Гермиона устало вздохнула, а палач смеялся и язвил, втаптывая под землю не только её, но и священный росток ромашки, который взошел из мелких семян за время подвального заточения. Тео прикрыл глаза и прижал язык к нёбу. Почему он ею болел — потому что раньше запретный персик выскальзывал из зубов, поддразнивая и возбуждая. Он успешно распознал аналогии — малышка в его глазах тоже носила нимб и ходила бритой недотрогой. Это заводило с пол-оборота, ведь она стала идеалом и путеводной звездой. Как интересно, мой каштанчик получил необычную игровую масть, которую сложно победить, но легко направить… — Вернись из грёз, Гермиона! Кроме меня, никто не удовлетворит такую развратную малышку, как ты, — Тео наклонился к её лицу, провел носом по скуле и осторожно протянул слова, понизив шепот, — или… — прижался к ней телом, опустившись на локти, — или ты хочешь сделать с ним то же самое, что я сделал с тобой?! — Нет! — она отреагировала громким, звонким криком, а Тео принял этот отклик за положительный результат терапии, которая вытягивала Грейнджер из апатичного равнодушия к прежней горящей ненависти. Давай же, ангелочек! Ты никогда не сдашься, я знаю! Гермиона даже не представляла, что попадет под шквал его губительных насмешек. Вероятно, палач понимал разницу между характерами Рона и Теодора. Душа заливалась слезами, ведь в случае с Роном он боялся её привязанности, а с Тео… каждый человек понимал, что их никогда не будет связывать нечто большее, чем прохладная вежливость. Лучше бы палач злился, а не издевался над сердцем и воображением. Странным образом у неё возникла мысль, что он подталкивал её к чему-то, но она не могла понять к чему. Разум сам по себе ответил на провокацию и, к её ужасу, представил перед собой сцену, которую упомянул палач. Не просто упомянул, а запихнул в сетчатку глаза. Так работали манипуляции? Но зачем ему это? Чтобы лишний раз сломать твою психику! Не думай про Тео! Но… голос нашептывал, будто защелкивая оковы проклятия: — Это подарок судьбы, верно, Грейнджер?! — не привлекая внимания к жестам, он отпустил её запястья и обхватил голову, повернув лицом к себе, она плотно свела губы, когда ощутила на них скользящий язык. — Это наш маленький секрет, о котором никто не узнает. — Нет, я не думала о нём… так. Я не хотела… Тео улыбнулся, когда она изобразила угрюмое личико и начала оправдываться, запинаясь на каждом слове. — Хочешь приласкать его? — он поцеловал уголок губ и чуть двинул бедрами, чтобы напомнить про прошлый интимный опыт с её фантазией. — Нет, — зажмурившись, она приоткрыла рот для глубокого вздоха. — Теодор заскулит под тобой, малышка, ведь ты стала такой опытной и похотливой. — Заткнись! — Ты научишь его стонать, не так ли? Как я научил тебя… — Я не буду! — Хочешь, я заставлю его облизывать твои ноги? — её грудь панически приподнялась в удушливом вдохе. — И прижму его лицо к твоей влажной киске?! Гермиона дернулась всем телом и вцепилась в его голову, отталкивая от себя и надрывно крича: — Не смей приближаться к нему! — ногти вонзились в щеки, но не стерли оскал с лица палача, а наоборот вызвали новые противные смешки. — Мы испортим твоего мальчика вдвоем, детка! Ты будешь трахать его, а я тебя! — Нет! — на этот раз она издала долгий, мучительный рев и свернулась калачиком, заткнув ладонями уши. — Нет! Ты не смеешь! Не можешь! Нет, нет! — она бормотала проклятия в его адрес и разговаривала сама с собой, а Тео присел рядом и, сощурившись, осмотрел вздутые гематомы на её макушке. Ко-ко, Тео! Да хватит уже! Я и так всё понял! Он достал палочку. Грейнджер поджала колени к груди и качалась, шепча околесицу. Вот и последний штрих… Тео наклонился к её уху и сменил насмешливый тон на серьезный, словно раньше он шутил, а теперь решил глаголить истину: — Теодор Нотт родился в богатствах, которые тебе и не снились, был воспитан в лучших английских традициях, обладал утонченным вкусом и уважением к дамам чистокровного круга, — она шумно всхлипнула, слушая его слова, — ты не достойна даже думать о нём. Я поделюсь с тобой запретным персиком, милая! Недоступное — всегда искушает влюбленных глупцов, а безответное — сводит с ума. Я услужливо подложил тебе необходимую базу для сексуальных фантазий и с удовольствием посмотрю на результат своих усилий, когда ты вернешься в Хогвартс. Будто ему в награду, Гермиона очень тихо прошептала: — Достойна. Тео приложил к её макушке палочку, а она вздрогнула и открыла рот в немом возгласе. — Я люблю тебя, Гермиона! Никогда не забывай об этом, — чуть надавив, Тео прошептал усыпляющее заклинание. — Дисконнектус! Как только она потеряла сознание, он свалился рядом, распластав крылья… руки и ноги в форме звезды. Сердечко билось. Он закрыл глаза, хотел бы зарыдать, но вместо этого продемонстрировал рассеянную полуулыбку. Я… Жалеешь? Мучаешься от чувства вины? Считаешь себя идиотом? Нет, я счастлив… это иллюзия? Тео не собирался отвечать, поскольку смиренно согласился прожить в такой иллюзии целую вечность. Спустя час он вновь катался по полу, одновременно пуская слюни и задыхаясь от смеха, а затем проигрывал последний диалог с Грейнджер и запел в голос маггловскую песню… Пел так громко и искаженно, что испугался пробуждения малышки. Ко-ко, Тео! Пополз к ней и, сместив её на бок, обнял сзади, прижавшись и вдохнув запах волос. — Я здесь, детка, твой Тео всегда будет рядом! *** На опушке Запретного леса во мгле и тумане он аккуратно положил её на мягкий валежник, предварительно трансфигурировав из полотенца белую мантию. В километре горели огни Хогвартса, а недалеко от них плутали волшебники, проверяя окрестности. Тео в последний раз посмотрел на Гермиону, прижался губами к виску и сипло вздохнул. Печальная боль от короткой разлуки отражалась в глазах, а душа светилась ярче луны, поскольку Тео осознал значимость сегодняшней ночи. — Профессор, посмотрите здесь! — отдаленный голос Макгонагалл не заставил его поторопиться, а наоборот притормозил побег. Он наколдовал вокруг неё согревающие чары и поцеловал в губы. — До скорого, малышка! Из палочки вылетел яркий луч, застывший над Грейнджер. Вокруг стали громче голоса, а он… Он скрылся в тени таинственной ночи. *** — Гермиона! — Ей нужен покой! — Пустите! — Это больница святого Мунго! — Гермиона! Веки затрепетали. Что? Как ярко… — Гермиона! Открой глаза! Шум… Я слышу их, я шепчу: — Рон, — её ломкий голос заставил всех замереть, — Гарри… Она очнулась от кошмара…