Спазм

Гермиона упрямо сверлила дыру в потолке. Напряженное тело лежало на кровати по подобию мертвеца. Когда-то в такой позе она с отвращением ждала смерти после раута с дружками палача. Жуткое истязание осталось в памяти, а последствия прорастали через её собственные поступки. Что она сделала? Что сегодня произошло? Гермиона прижала руки вдоль тела и прикрыла глаза. После унизительного осознания своих действий, она залезла в одежде под душ и долго раскачивалась в разные стороны, зажимая руками уши. В темноте над ней ухмылялись и задорно расспрашивали — понравилось ли ей ублажать себя под воздействием развратных мыслей об одном пареньке… Гермиона как никогда чувствовала преимущества отдельной спальни для старосты, но даже в личных стенах она не смогла спастись от душевных терзаний. Гермиона не помнила, как добралась до постели, забыла, как скинула мокрую одежду и спряталась под одеялом, надеясь уйти от раздирающих чувств. Слух распознал голос Джинни за дверью, но Гермиона лишь кратко ответила, что слишком устала… В итоге, пропустив обед и ужин, она ждала ночи, чтобы дать глазам отдохнуть, но сон не приходил, будто намеренно добавляя страданий и усиливая боль совести. Что с тобой стало? Жизнь сделала кульбит. На максимальное время она задержала дыхание и открыла глаза, вновь уставившись на серый потолок. В комнату проникал лунный свет, танцуя с бликами на стенах, а Гермиона следила за игрой теней и распознала фигуры, похожие на дементоров… Ха! Знаете ли вы, мистер Нотт, что ваш сын интересовался различиями между смеркутом и дементором? Лучше бы вы, вместо запугиваний бедного мальчика темными сущностями, объяснили бы ему, что нельзя упоминать вашу персону в разговоре с учителем! Ненавижу вас! Гермиона удивилась собственным мыслям — невзирая на проблеск злости к Теодору в момент их беседы, теперь она с трудом могла подумать о том, чтобы испытывать к нему гнев, поэтому обвинила во всём его отца Пожирателя и несправедливого преподавателя ЗОТИ. Во всём? Это в чём? Гермиона выпустила воздух из легких. Покачала головой, стараясь отогнать любые мысли, но… В том, что впервые испытала радости мастурбации? Поздравляю, Гермиона, теперь ты стала похожа на свою тетушку Лиззи, обвиняющую в своих бедах исключительно мужчин и их влияние на её поступки! Чем ближе к тётке подбиралась старость, тем больше у неё появлялось котов и нецензурных слов в адрес бывших партнеров… Она набрала в рот воздуха и шлепнула ладонями по щекам, издав хлопок. Гермиона повторила бесполезное занятие, пока не созналась себе, что искала повод уклониться от мыслей, ведь если пропустить их глубже в душу, то можно… либо покончить жизнь самоубийством, не справившись с горечью судьбы, либо съехать с катушек как палач… Резкий вздрог и последующий удушливый выдох заставили её опустить руки на кровать. Гермиона задумалась. Случившееся в ванной изменило её восприятие окружающего общества. Ранее она не размышляла о гендерных различиях, поскольку её совсем не волновали отношения. Когда вспыхнула искорка к Рону, то она просто плыла по течению их общения, прекрасно зная, что основной чертой такого контакта станет плавное, постепенное сближение, не пугающее интенсивностью и резкостью. Её устраивала медлительность, позволяющая смаковать каждую встречу с трепетом и стеснением. Потом… Она проморгалась, решившись на отважный поступок — обдумать своё нынешнее положение, не скрываясь от стыда и ненависти. Гермиона отчаянно хотела победить палача, доказав, что с каждым чувством можно бороться. Со своим он не смог! Совершив над ней насилие, он показал себя слабым трусом, не способным честно получить то, чего хотел, а вспышки его ревности доказывали страх перед потерей их нездоровых, извращенных отношений, в которые верил только он. Гермиона выдохнула — не было смысла прятаться. Итак… Потом появился он! Место дорогого и любящего Рона без разрешения занял наглый палач, резко накинув на неё жесткую, свирепую и сокрушительную страсть. Если забыть личности участников, то можно предположить, что она испытала два вида внимания к ней противоположного пола, один из которых вовлек её в позицию подчинения женщины перед мужчиной. Палач оправдывал свои действия ущербной любовью, боялся и одновременно не стеснялся показывать свою слабость, но всегда придерживался мнения, что он вправе распоряжаться её жизнью. Характер, терпимый к недостаткам Гермионы, но категоричный в своих стремлениях заполучить её наделял палача чертами эгоцентризма и собственничества. Смог бы такой человек справиться с помешательством самостоятельно? Гермиона прикусила губу и прищурилась, ответив на вопрос через несколько минут. Нет! Палач явно не делился душевными невзгодами с первыми встречными и, скорее всего, предпочитал действовать в одиночку, погружаясь в зависимость личных чувств и привязанностей, а самым страшным его качеством Гермиона назвала вменяемый восторг от своих действий. Палач не являлся полоумным глупцом, не знающим, что хорошо, а что плохо. Он четко понимал свои действия и не отрицал своей мономании, даже хуже — наслаждался своим же расстройством, будто специально усугубляя и подпитывая его новыми извращениями. Боже! Нет, нет… она заметила тусклый проблеск сходства своей странной реакции на беседу с Теодором. Больше Гермиона не скрывалась от обреченного озарения. Не имея базы и опыта в отношениях с противоположным полом, она воспользовалась тем, что внушил ей палач, и стала мыслить, как он. Подобный вывод она сделала, когда, вспомнив зеленые глаза и приятный голос, снова ощутила тепло во всём теле и необходимость увидеть виновника такого пылкого отклика. Если бы не строгий запрет на повторение недавних непотребств в уборной, то ладонь вполне могла бы отправиться под одеяло. Что же, вот ещё одна проблема. Если первой являлась приобретенная недавно привычка вспоминать действия и слова палача, неосознанно повторяя и проецируя их на себе, то второй проблемой стало восставшее из спячки либидо. Гермиона мельком бросила взгляд на прикроватный столик, на котором лежал начищенный до блеска перстень. Камень поблескивал под лунным светом, а Гермиона вспоминала, как тщательно смывала с него следы своего унижения. Покраснела и завернулась в теплый кокон, спрятав голову под подушкой. Положив руку на сердце, она готова была поклясться, что раньше никогда не испытывала чувство, похожее на сильное возбуждение. В её кругах такие темы не поднимались, однажды после первой менструации мама затронула тему секса, но Гермиона скептически пожимала плечами, не пожелав слушать ненужную ерунду. С Гарри и Роном такие диалоги превратились бы в неудобный смех с видимой неловкостью, а с Джинни… Гермиона просто не интересовалась этим, воспринимая половой акт, как обязательство между мужем и женой. Кому-то нравилось, кому-то нет, ей было всё равно точно до момента, пока её глаза не округлились от нового, необыкновенного знания. Секс — не просто набор необходимых движений и личного желания вступить с мужчиной в близость. Интимный опыт с палачом, пусть даже насильственный и противоправный, доказал ей, что сфера влияния друг на друга двух людей распространялась не только на безудержный инстинкт достигнуть оргазма, но и на конкретные, психологические манипуляции. Палач умело воспользовался нужными словами, добавил к ним правильную интонацию и чуткие прикосновения. Где надо, действовал жестко, когда нужно, трогал с лаской. Каждая ступень нарастающего возбуждения возникала из-за его действий, но, помимо внимательности к её внешней реакции, он замечал насколько сильно на Гермиону влияла обстановка и отвлекал от негативных мыслей неподдельной нежностью. Она прижала подушку к голове и с безнадежностью издала возглас негодования. Без особого на то желания, умница Гермиона получила от палача цельные, тайные знания — правильно дотронуться, прижать, поцеловать, погладить, прильнуть, втянуть губами кожу, прогнуться спиной, подстроиться под ритм, расслабиться, своевременно вымолвить слова, напрячься, потереться, выгнуться… Ублюдок не только показал ей пределы новых, неизведанных ранее возможностей организма, но и научил её понимать собственное тело, которое, как оказалось, вполне способно отвечать на действия мужчины со страстью и потерей контроля. Испытав подобное чувство жадного, всепоглощающего удовольствия, заключающегося в сладком финале и тотальном освобождении, Гермиона не смогла возненавидеть секс, потому что теперь воспринимала его как удивительный феномен. Возможно, если бы палач не следил за её наслаждением, а удовлетворял бы лишь себя и причинял ей только боль, то Гермиона относилась бы к интимным контактам, как к мерзкому вторжению в своё личное пространство. Теперь же отвратительным она считала любое принуждение, а не взаимную любовную связь. После пережитого насилия она поставила табу на будущие связи, решив, что ни один здравомыслящий человек не станет рассматривать её в качестве подходящей партии в силу чрезмерной нервозности и напряженности. На минутку она пожалела, что познала деликатную сторону палача, поскольку в случае своего отторжения от секса она бы перестала мучиться от фантазий насчет Тео, а так… всё запуталось. Мысли приходили — одна хуже другой, а самой чудовищной стала та, которая надеялась, что, вступив с Теодором в близость, она сможет освободиться от влечения к нему. Но Гермиона прекрасно понимала разницу между своими чувствами и домыслами палача. Его любовь уничтожила в ней сильную личность, поэтому она никогда не посмела бы навредить Теодору, ведь проще наблюдать издалека, не вмешиваясь в его дела. Как-никак, а, по её мнению, такой умный и тихий Теодор Нотт не интересовался отношениями с сокурсницами, предпочитая пребывать в компании книг или собственных мыслей, к тому же он входил в состав тех, кто ставил приоритет на точных науках и числах, а Гермиона всегда считала, что учёные-нумерологи отличались от других точностью и логической строгостью, которые влияли на поведение в обществе. Неумышленно Гермиона постаралась представить его в окружении дам, но внезапно он сам повернулся к ней и кивнул, поглаживая светлого щенка, посапывающего на его коленях. Сначала она улыбнулась, удивившись такому повороту своего сознания. Почему-то его образу подходила забота о домашних любимцах. Затем она плотно свела губы и откинула подушку, оглядев пустую комнату. В уголках глаз скопились слезы… Глотик попал в лапы ублюдка. Котик обязательно запрыгнул бы сейчас к ней на кровать и начал бы ластиться под ладошку. Лютая ненависть к палачу прожигала душонку изнутри. Был ли шанс увидеть Живоглота живым? Что он с ним сделал? Гермиона села на кровать, свесив ноги вниз. Откладывать больше нельзя. Дементоры заждались палача, а она хотела бы присутствовать на казни. Это он во всем виноват. Не Тео, не мистер Нотт и не профессор Рой. Даже она не виновата, а грех на ужасном палаче! Спасительные мысли вызвали облегчение, поскольку она решила отвлекаться от Теодора планом по разоблачению своего мучителя. *** Она его избегала. Тео пришел к неутешительному выводу, когда малышка сделала резкий поворот и направилась к аудитории более длинным путем, по всей видимости, ожидая, что он не поймет такую жалкую попытку сбежать. Нахмурившись, Теодор замедлился и, сложив руки на груди, направился к кабинету. Всю последнюю неделю Грейнджер ни на шаг не отходила от своих оболтусов, а вновь начавшиеся допросы авроров доказывали, что она часто общалась с Чэлпсом. С одной стороны, Тео порадовался её желанию найти палача, с другой же, их общение вновь дало сбой. Использовать для беседы предлог по возврату конспектов он не собирался, но и бездействовать стало нестерпимо. Министр магии, благородный и милостивый министр всея Британии, снизошел до похвалы и посоветовал шпионышам-змеёнышам отдохнуть на рождественских каникулах, но Тео воспринял эту новость с особой неприязнью, поскольку терял надежду на спасение грейнджеровского кота. Узнав от Бруствера про запрет на выезд слизеринцев, Макгонагалл не разрешила ему пользоваться камином, а отлучаться в Хогсмид для аппарации не позволяла учебная нагрузка и экзамены, но в один из мрачных зимних дней Теодор тайком выскользнул с территории замка, чтобы отправиться в таверну Пожирателей, но, к несчастью, кроме Готтлиба и Круинса там больше никого не было. Тео так и не узнал, где обитал Трокс, а, спросив про кота, получил брезгливо-насмешливую ухмылку Круинса и вопрос, почему грязнокровка Грейнджер оказалась на свободе. Теодору пришлось в срочном порядке придумывать историю, что сейчас она находилась под Империусом и рассказывала ему информацию про сотрудничество Поттера с Министерством. Раздражение мешало правильно оценивать обстановку и в пылу споров с Пожирателями Тео запивал скорбь по коту двойными пинтами пива. Проторчав всю ночь с такими же подпитыми недорослями, Тео с трудом добрался до Хогсмида, да так и не дошел до школы, рухнув без сознания в ближайшей подворотне. *** — Какое несчастье! — наигранному волнению Блейза позавидовал бы любой актер. — Как староста, вы должны следить за порядком на факультете! — так, а это рассерженная Макгонагалл. — Я очень недовольна, мистер Забини! — Мой друг скоро придет в себя. О Блейз, как мило с твоей стороны! Тео повернулся на другой бок, не открывая глаза. Запах ингредиентов и в особенности полыни подсказали наличие его тушки на уютной кровати больничного крыла. Отличное пробуждение! Мало того, что он в целости попал в школу во время жуткого похмелья, так ещё стал свидетелем выговора слизеринскому старосте. Бедняга Забини, такова судьба отличников! Вот, например, Грейнджер тоже всегда отчитывалась за действия бестолковых гриффиндорцев. — Я отнимаю с вашего факультета тридцать баллов, декан назначит ему наказание, а вы проследите за исполнением! — Да, профессор. Тихо переставляя каблучки, Минерва покинула больничку, Блейз двигал желваками, возвышаясь над койкой больного, а Тео… — Раз, два, три, за другом присмотри, — протянул последнее слово на манер песни и… — твою мать! — вскрикнул от хлесткого удара подушкой по башке. *** Выговором дело не закончилось. На следующий день за неделю до отъезда учеников на рождественские каникулы работящая Макгонагалл пригласила к себе Нотта-старшего. Тео помрачнел, а Блейз с насмешкой поведал ему про присутствие ещё одного Нотта в стенах школы. — Почему ты так расстроился? — поинтересовался Малфой за обедом. — Моих родителей раньше неоднократно вызывали в школу. Тео вяло наматывал спагетти на вилку, не в силах смотреть на ухмыляющихся Драко и Блейза. Взгляд переметнулся на гриффиндорский стол. Трио отсутствовало. К мрачному настроению добавилась злая меланхолия. Он до сих пор не знал, останется ли Грейнджер в школе на Рождество или попадет в стан бесчисленных Уизли. Последнее время она ходила бестелесной тенью, ни разу не улыбнувшись и не показывая волнения за экзамены, словно ей было всё равно или её терзало что-то иное. Тео долго думал, могла ли быть связана апатия ангелочка с мыслями о нём, но так и не нашел ответ, натыкаясь на мешавших наблюдениям Поттера и Уизли. В библиотеке они занимались вместе, на переменах ходили толпой, а на трапезах всегда ждали друг друга. На квиддиче Гермиона не появлялась, отсиживаясь в гриффиндорской гостиной. Тео терял её из виду и мучился от недостатка внимания. Теперь угнетала вина перед отцом за лишние хлопоты. Даже несмотря на то, что Тео априори не смог бы опозорить себя в его глазах, совесть приносила дискомфорт. Он утомленно вздохнул и покинул Большой зал, направившись к кабинету директора. Навстречу ему попалась староста Пуффендуя, держащая подписанный Минервой отчет. Малышка тоже должна была навещать директора… Тео остановился возле горгульи и осмотрелся. Коридор пустовал. Он отряхнул мантию, поправил ворот рубашки и постучал по крылу горгульи. *** — Вы должны понимать, что такое поведение портит репутацию школы! — Макгонагалл говорила менторским тоном, восседая за директорским столом. Тео с опущенной головой стоял возле двери, скрестив перед собой руки в замок. На лице то и дело проскальзывала улыбка от расслабленного состояния отца, мирно разрешающего Минерве сказать всё, что она думала о сложившейся ситуации. Тео подозревал, с какой неприязнью она относилась к Пожирателю, который сражался на стороне Тёмного Лорда со времен её молодости, поэтому ему показался странным вызов родителя в школу. Поправив стопку бумаг на столе, она закончила монолог более спокойным, но непреклонным голосом: — Мистер Нотт, я надеюсь, вы примете соответствующие меры. Положив ладони на подлокотники, отец повернул голову в сторону портретов, на которых отсутствовали изображения. — Меры? — в полувопросительной интонации мелькнула усмешка. Тео ниже опустил голову, вдавив подбородок в ключицу. Губы изогнулись в такой же насмешке, как и обращение старшего. — Вы не поняли причину моего появления, директор Макгонагалл, — наклонившись чуть вперед, Нотт понизил голос, добавив недовольство и упрек, — я пришел узнать, какие меры принимаете вы, — сделав ударение на последнем слове, он небрежно указал на пространство кабинета, — чтобы вернуть школе былое величие. Макгонагалл быстро сглотнула и выгнула бровь, намереваясь сделать замечание такому неуважительному тону, но внезапно Нотт-старший расплылся в снисходительной улыбке и произнес: — Исчезновение призраков, эльфийский бунт, магическое истощение портретов, сырость и смрад в главном холле, — издав протяжное негодование в качестве тихого, долгого «ц», отец добавил, — насилие над учениками и похищение… — Довольно! — Минерва поднялась с места и гордо вздернула подбородок. — Я не позволю вам злорадствовать и радоваться успехам Того-Кого-Нельзя-Называть! — В связи с таким огромным списком проблем я советую вам не обращать внимания на интриги моего сына, — отец поднялся следом, плавным движением застегнув на груди темно-зеленую бархатную мантию. Тео прикусил щеку, а Минерва приоткрыла рот от удивления и с недоумением спросила: — Интриги? Старший изобразил ухмылку и прочистил горло, лениво махнув ладонью за спину на Тео, и исправил слово: — Поведение. Затем он отошел от стола и развернулся к Теодору. — С твоей стороны такое поведение неприемлемо. — Да, отец. Нотт перевел взгляд на Макгонагалл и приподнял брови, аки спрашивая, удовлетворил ли её ответ. Она с хмурым выражением посмотрела на Тео и слегка смягчилась от его понурого вида и раскаяния. Качнувшись с пят на мыски, Нотт-старший повелительно кивнул и направился к двери, кратко указав Теодору сделать то же самое, но неожиданно возле двери их настиг голос Минервы: — Вы упомянули про похищение, — Тео замер у входа, а отец положил ладонь ему на затылок, подгоняя продолжить путь, — вам что-нибудь известно про нападавших на мисс Грейнджер? Старший ответил сразу же: — Нет. Они спустились вниз и, как только горгулья вернулась в исходное положение, Тео зашипел от эффектного подзатыльника и вскрикнул: — Прости! — помассировав голову, он поднял глаза на отца. — Ты не можешь так безрассудно вести себя с Пожирателями, Тео, — отец положил ладонь на его плечо, — они могли тебя убить. Теодор глубоко вздохнул и встретил обеспокоенный взгляд старшего. Мрак последних недель способствовал срыву, и Тео жалобно свел брови, уткнувшись лбом в отцовскую мантию. Нотт нахмурился, приготовившись к очередным претензиям сына на жизнь. Участливо похлопав Теодора по плечу, отец чуть наклонил голову и с заботой спокойно спросил: — Что случилось? Тео издал подобие обреченного всхлипа и… хотел бы прокричать, что потерял самого лучшего, верного и прекрасного кота, который годами грелся в постели Грейнджер, но… Тихо усмехнувшись так, чтобы отец всё понял и с облегчением вздохнул бы от мелкой тревоги сына, он повысил голос, сделав ответ предельно горьким: — Я потерял твоё кольцо, отец! Прости, ради Мерлина, я так сильно виноват, не наказывай меня! Секунда… старший расслабился и с иронией закатил глаза, Тео гаденько улыбнулся ему в мантию, секунда… — Боже… Нотты вздрогнули и резко повернулись на шорох с другого конца коридора. Тео вытаращился на подлинный ужас в глазах Грейнджер, которая выронила из рук учебный отчет и с необъяснимой жалостью и состраданием зажала ладонью рот. Тео отстранился от отца, сделав шаг назад, и проследил зрачками, как ладонь малышки перешла со рта на сердце, а карие глаза заслезились… Ну, он потерял дар речи, мыслишки доходили до мозга чересчур медленно, а затем… достигнув разума, триумфально оскалились! Ещё один подарок судьбы. Точно же, ведь Грейнджер так сильно жалела малыша Тео. Расстояние коридора не позволило бы ей заметить издевку на его лице в момент произнесения фразы, да и реакцию отца она не смогла бы понять. Кстати, об отце… Пока Грейнджер цеплялась за сердце, почему-то вложив во взгляд отчаянную вину и горе, Нотт-старший медленно повернулся к ней лицом, наклонил голову к плечу и скрестил ладони за спиной. — Мисс Грейнджер, я полагаю?! — вопрос сквозил утверждением. Гермиона дрогнула всеми позвонками, почувствовав тщательное сканирование своего тела с головы до ног. Не сумев отойти от разъедающего душу осознания, что она виновата в наказании Теодора за потерю кольца, Гермиона лишь отвела назад плечо и часто заморгала, опустив взгляд в пол. Тео активно жевал щеку, пока не ощутил металлический привкус во рту. Ситуация казалась забавной, а реакция малышки поднимала из пепла прежнее настроение, которым он питал каждую частицу тела. Мельком поймав взгляд отца, он чуть прищурил глаза и дрогнул правым веком а-ля «смотри, какая она милашка», однако отец сразу же вернулся к Гермионе, ничего не ответив. Она собирала смелость по кускам. На слабость повлиял не только месяц заточения, но и страх перед сильным, жестоким волшебником. По факту, Теодор Нотт-старший был врагом Ордена и слугой Волдеморта, к тому же ненавидел магглов и хотел убить Гарри Поттера. Какого дракла он вступил во владения Хогвартса? Гермиона знала, что Тео попал в больничное крыло, но причиной тому не нападение палача, а потеря сознания из-за повышенного волнения за результаты экзаменов… по крайней мере, так сказал Забини на собрании старост… — Как ваше самочувствие? Гермиона вздрогнула и неуверенно подняла взгляд, посмотрев на мистера Нотта исподлобья. Язык не поворачивался, в горле пересохло, а отец Теодора сделал шаг вперед, заставив её сжаться каждым мускулом. Тео остался стоять на месте, скромно скользя мыском ботинка по напольным плитам. Великий Мерлин, он настолько боялся отца, что не мог справиться с нервами? Гермиона страдала от несправедливости и сочувствия. Тук-тук, её неожиданный, сердечный скачок сработал, как мощный рычаг на появление отваги. Ненависть к старшему Нотту хлестнула по лицу. Сколько раз она сражалась с Пожирателями? Проклятые твари даже детей мучили в оковах тирании! — Я прекрасно себя чувствую, мистер Нотт, а вы? — в голосе звучали настороженность и неприязнь. К её удивлению, он широко улыбнулся. Фальшиво и для его статуса весьма неуместно. Сделал ещё несколько шагов, держа руки за спиной, и наклонил голову в другую сторону: — Я? — остановившись в метре, он вновь скользнул взглядом по её фигуре, заставив Гермиону сжать кулаки. — Я рад, что вы вернулись в Хогвартс целиком, мисс Грейнджер, а не по частям. Содрогнувшись, она почувствовала, как ужас растекся по лицу, а ноги приросли к полу. Он был выше её, но не намного выше Тео, однако острый взгляд, внушительный, представительный облик и неподвластная разуму аура вселяли страх. Гермиона опасливо задержала дыхание, ожидая мучительной смерти, боли или других кошмаров, но… Случилось следующее — мистер Нотт чуть склонился к ней и, прищурившись, внимательно рассмотрел её лицо. Вернув взгляд к испуганным глазам, он будто бы обременительно вздохнул, а она приготовилась к Аваде из его уст, как вдруг: — Вас не тошнит по утрам? Чего? Хлопнула ресницами. Чего? За его спиной раздалось странное хмыканье, которое Гермиона приняла за удивление, однако, на самом деле, Тео едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Гермиона вовсе округлила глаза, когда мистер Нотт выпрямился и, скривив губы в недовольстве, вновь тяжело вздохнул. Она сама не заметила, как ляпнула: — Нет. — Вы уверены? — он демонстративно просиял и приподнял лицо вместе с бровями, посмотрев на неё из-под полуопущенных век, словно подгоняя Гермиону получше подумать. — П-почему вы спрашиваете об этом? Несколько секунд мистер Нотт смотрел в её глаза, не меняясь в лице, а потом опустил веки и сменил улыбку на легкий изгиб губ. — Ходят слухи, что вы гостили у личностей… сомнительного благородства, — он намеренно сделал паузу и вновь поднял на неё прямой взгляд, а Гермиона побледнела ещё сильнее и неосознанно посмотрела за его плечо, не желая, чтобы Тео услышал об этом. Мистер Нотт прищурился, заметив её взгляд, и наклонился ближе, заставив Гермиону вернуть ему внимание. — Моим долгом, как чистокровного волшебника, является предупреждение о том, чтобы вы не портили наследственность потомков, если имели связь с их представителями. Холодный тон вынудил её сделать шаг назад. За его спиной раздался шорох. Тео поравнялся с отцом, но не посмотрел на Гермиону. Действительно, что она ждала? Ему всё равно… почему-то отсутствие хоть какой-либо реакции от Теодора принесло ей больше боли, чем загримированное оскорбление его папаши. Гермиона сглотнула горький комок во рту и вложила во взгляд презрение, а в голос ненависть: — А моим долгом, как законопослушной волшебницы, является предупреждение о том, чтобы вы не смели вредить своим же наследникам, мистер Нотт! На этих словах Нотты посмотрели на неё с необыкновенными взглядами. Тео — с умилением и восхищением, а Теодор постарше — с любопытством. — Вредить? — старший спросил по слогам и улыбнулся. Гермиона вдруг шагнула вперед и, победив страх от близкого расстояния, смело посмотрела ему в глаза и ровно произнесла: — Вы не сможете постоянно прятаться от правосудия, мистер Нотт, я сделаю всё возможное, чтобы Министерство узнало о ваших преступлениях, — руки вспотели, но она заставила себя сохранить интонацию, — если верите в благородство чистой крови, то ведите себя подобающим образом и… — голос дрогнул, когда Гермиона уловила послабление в его выражении, — и не… — на этой фразе она готова была провалиться сквозь землю, потому что не подобрала официальной трактовки слов, сказала, как было, — и не наказывайте своего сына! И покраснела, и задрожала, и гордо развернулась на каблуках, чтобы сбежать и навсегда спрятаться от стыда в гриффиндорской спальне. Господи! Мерлин! Как глупо! Глупо! Глупо! Какой же глупой идиоткой она назвала себя в тот момент. Её детским угрозам едва ли поверил бы безжалостный отец-тиран! Он наверняка посмеется, а Тео будет считать её дурой! Когда кудрявая макушка скрылась за поворотом, Тео сложил руки на груди и повернулся к отцу, распушив перья, как гордый индюк. — Разве она не прелесть? Папа щелкнул языком и приподнял уголок губ, оторвавшись от созерцания стены, мимо которой недавно пролетел вихрь в роли мисс Грейнджер. Повернувшись к Тео, тоже сложил руки на груди и скептически наблюдал за беглыми, счастливыми глазенками сыночка. Тео прикусил губы, ждал ответ, задержав дыхание, и… — Прелесть. И зажал кулачок, услышав ответ и едва не подпрыгнув от радости, правда быстро пришел в себя, когда отец прочистил горло и распрямил плечи, надев на лицо бесстрастное выражение. Тео знал границы достойного поведения в присутствии старшего, поэтому более спокойно произнес: — Последние слова про чистокровный долг были лишними. Ты оскорбил её. Он направился за отцом по коридору, желая дойти до анти-аппарационного барьера. — Мои слова никогда не были лишними, Теодор, просто ты к ним не прислушиваешься. — Я всегда тебя слушаю. — Тогда оставь грязнокровку в покое! Тео не ответил, отец хмуро оглядел замок и перед аппарацией потрепал его по макушке. — Где ты будешь праздновать Рождество? Теодор улыбнулся, собираясь ответить честно: — Там, где она. После короткой паузы Нотт-старший покачал головой и с усмешкой махнул рукой в сторону Хогвартса. — Если попрошу тебя вернуться домой, мисс Грейнджер отправит меня в Азкабан! И заулыбались. Один сдержанно, строго со следами иронии и сарказма, а второй… Второй получил прощальный подзатыльник, когда не выдержал и согнулся пополам, смеясь от храброго порыва своей малышки.