Только подожди

Я возвращался домой после очередного сеанса психологической помощи уж совсем поздним вечером, но на этот раз чувствовал себя каким-то более опустошённым, выжатым, выпотрошенным. Несколько минут назад, сидя в кресле, сотрясая воздух кулаками с пеной в уголках рта, я внушал Доку, что осень — это не такое уж и прекрасное время года. Запах мокрой земли и преющих листьев просто сводит с ума, а это безнадёжно серое небо вгоняет тебя в тоску и уже готово вогнать в гроб. Короче говоря, осенью так и хочется лечь на скамью и умереть. Бесит! Я вообще-то жить только начал, у меня на будущее столько планов и замыслов! А тут эта чёртова депрессия вперемешку с душащими дождями, сырость, влажность — да такая! — что забываешь о том, что на свете есть и что-то хорошее. Это если вкратце о сегодняшнем моём монологе в кабинете. Воспоминания, конечно, вспыхивают огнями в голове, но сейчас, в своих мыслях, я распинаться перед собой не намерен. Да и к чему? Себе-то я помочь уж точно не смогу. Как только я завернул за угол дома, что-то на огромной скорости врезалось в мой живот, а затем с грохотом упало на асфальт. — Смотри, куда прёшь! — вспыхнул я, не глянув под ноги. Пришлось перешагнуть через эту тушу и только потом пойти дальше. — Простите, — тоненьким голосом это нечто всхлипнуло мне вслед, — я случайно… Остановившись, я обернулся. Обладателем сего голоска оказалась девочка лет шести-семи. Лицо чумазое, глаза выпученные, запуганные. Да ещё и дышала прерывисто. Будто гонится за ней кто. Она, видимо, смутилась оттого, что я её так нахально разглядывал, и прошептала ещё раз, для надёжности: — Честно-честно, случайно… — И заплакала. Вот чудо в перьях. Я подумал, что сейчас прибежит её разъярённая мамаша (или папаша, — не суть) и начнёт выносить мне мозги по поводу издевательства над цветочком жизни, и поэтому принялся утешать стандартными фразами «всё хорошо», «не плачь», «да я вовсе не сержусь» и что-то вроде этого, хотя на самом деле я был просто очень зол на мир, на жизнь, на судьбу за то, что они сговорились и подкинули мне это ревущее чадо. Мало-помалу она успокаивалась, — мечты сбываются! А потом снова с пущей силой принялась лить слёзы, — и не сбываются. Всё, достало! — Слушай, чего ты ноешь? — стараясь держать себя в руках, спросил я. — И вообще, ты одна гуляешь тут что ли? Где твои родители? — Я-я одна… — она уцепилась в мою руку и уткнулась в куртку. О Всевышний, сейчас ещё измажет тут всё своими слезами и не только ими. Хотя эти её действия меня несколько озадачили, смутили и обескуражили. — Ну хватит, хватит. Сейчас ты успокоишься и расскажешь, что с тобой произошло, — ведь не могла она тут рыдать только потому, что врезалась в меня? Заодно и Доком побуду чуть-чуть. Всхлипы становились всё тише, и слабым голосом девочка промямлила: — Я не могу сказать. Что-о?! И это ради этого я тут провёл несколько драгоценных минут своей жизни?! — Я убежала от них. И не хочу возвращаться! Никогда! — От кого ты убежала? От родителей что ли? Манная каша достала? Или в компьютер не разрешают поиграть? — Но тут я осознал, что сболтнул лишнего. — Так от кого ты убежала? — От них… От работников. Они злые. Они никого не любят, они любят только телевизор и деньги! Отлично, прогресс. Так она, значит, детдомовская. Сбежала. Да ещё и возвращаться не собирается. Знаем мы эту детскую взбалмошность, как ночь настанет, так сама возвратится как миленькая… — И далеко ли ты убежать успела? — спросил я. — Д-далеко… Я не знаю, где я… Но я всё равно не вернусь туда. Умная, однако. Смыться настолько далеко, чтоб путь обратно не найти. — Слушай, девочка, тебя разве не учили, что с незнакомыми дяденьками разговаривать нельзя? — Таким образом я надеялся, что она от меня отстанет. Малышка вздрогнула и отлепилась от моей куртки. Кажется, сработало. — Но вы ведь никому не расскажете? — прошептала она. — Да не в этом дело. Вдруг я могу оказаться плохим? Убийцей, например? — Но я же вижу, что вы добрый, — в её глазах мелькнуло недоверие со смесью удивления. Наверное. — Ну… — По правде сказать, сам я не мог назвать себя добрым. И милосердным. И чувствительным. Да и вообще хорошим человеком, раз уж на то пошло. И всё-таки, что мне было с ней делать? Естественно, привести (точнее, приволочь) обратно в детский дом прямо сейчас. Однако проблемы было две: во-первых, я не знал, где эта самая тюрьма для малолетних находится, во-вторых, эта мелкая даже под страхом смерти не захочет туда идти. Я даже тихонько застонал, потому что понял, что придётся, как-никак, вести её домой. Как же меня бесят дети! Эти вечно ноющие, плачущие, орущие создания, похожие на бомбу с таймером. Ничего не понимающие и думающие, что им дозволено вообще всё в этом мире, а когда им мягко говоришь, что вот нельзя сейчас конфету, так они начинают закатывать истерики и кататься по полу в конвульсиях, вымогатели чёртовы. И успокоить их — задача вообще не из лёгких, особенно тех, кто постарше. А приводить ребёнка в дом — это вообще самоубийство. Изощрённый суицид. Ненавижу детей! Удивляюсь, как потом из этих тварей вырастают адекватные люди. Нет, не познать никогда мне этой тайны. И все эти мысли промелькнули в голове за несколько секунд. Ещё немного времени ушло на то, чтобы совладать с гневом и отчаянием, понять, принять и… нет, прощать я пока никого и ничего не собирался. — Дядя, можно мне пожить у вас недельку? — Спросила девочка невинно. — Нет. Ты можешь переночевать у меня, но завтра же я отведу тебя в детский дом. Ясно? — Угу… Ну хоть один день без этих злых детей… и работников… и серых стен… и страшных туалетов…