Порочность и соблазны

/не бечено/ У каждого человека по жизни есть свой набор истинных ценностей и несокрушимых принципов, которые никогда не ставятся под сомнение вне зависимости от обстоятельств, и эти заданные себе моральные установки необязательно являются чем-то большим и явным, наоборот, обычно это всякие мелочи, связанные с определёнными людьми и ситуациями. Но наступают моменты, когда приходится наступать гордости на горло, перекрывая доступ к кислороду, и идти против самого себя просто потому, что так нужно и так правильно. В своей жизни я частенько отказывала друзьям во встрече или же в разговоре, не желала вникать в чужие проблемы, что казались мне второстепенными и несущественными, и не обращала внимания на то, что для других эти, на первый взгляд, вызывающие лишь одну головную боль пустяки действительно имели большое значение. Но я изменилась после поступления в университет, смогла стать более открытой и общительной, более уверенной в себе и своих силах, и даже стала самой делать первые шаги по направлению к сближению с другими людьми. И это было действительно хорошо, но вот только режим наивности и доверчивости стоило выключить сразу же, а не после того, как заветный холодный перочинный ножичек оказался у меня между лопаток. Нужно было быть более внимательной, более осмотрительной, а не доверять мифической интуиции, которая, как оказалось в моём случае, давно сломалась или же вообще никогда не работала, кто знает. Бён Бэкхён… Я смаковала это имя у себя на языке, как последняя влюблённая дура, вспоминала моменты рядом с ним: первую встречу, первое свидание, первый поцелуй — и всё больше понимала, что непосредственнее и простодушнее меня человека просто не встретить. Вот неужели я действительно думала, что мою такую непримечательную и обычную личность смог бы заметить в огромной столичной толпе вполне состоявшийся мужчина с приличным жизненным опытом за плечами? Если произнести это вслух, то сразу появляется желание удариться обо что-нибудь головой. Я не могла понравиться ему просто так, тут определённо была неувязочка, на которую я поначалу даже обратила внимание, но через пару встреч удачно пустила всё на самотёк. Ответ лежал перед глазами: тебя использовали — об этом буквально кричало каждое действие Бэкхёна, каждый взгляд и каждое слово, так почему же я решила не думать об этом? Возможно, из-за того, что я надела розовые очки, надеясь на правдивость парня, только вот разве он давал какие-то обещания? Наоборот, иногда он держался даже как-то обособленно, сохраняя дистанцию, мог игнорировать меня или срываться на злые слова, и я не была уверенна: намеренно это делалось или же нет. Может, Бён пытался как-то оттолкнуть меня, неосознанно отстраниться от собственных замыслов, только вот я приклеилась как банный лист, даже умудрилась в квартиру ему пробраться. Жалела ли я, что связалась с этим человеком? Не думаю, ведь благодаря его появлению в моей жизни что-то глубоко внутри бурно расцвело и вдохнуло недостающую энергию. Я оставалась прежней, просто больше не сдерживала себя в надуманных рамках и делала то, что считала нужным. В любом случае, живём лишь раз, значит, нужно успеть опробовать всё, что только возможно, на своём личном опыте. — Бинбин, если ты продолжишь отключаться от реального мира, я тебя побью, — Сонбин, к которой я завалилась в комнату общежития ни свет, ни заря, решила проводить меня до университета, без слов понимая моё состояние и не желая оставлять одну. Мы впервые за долгое время поговорили по душам, разделив на двоих все переживания, что не давали покоя, и потому утро прошло в слезливо-сопливом настроении, смешанным с саркастично-ироничными шутками, что никак не могли поднять заунывного расположения духа. Так теперь ещё и нужно было отсидеть скучные семинары, что нависли над головой, словно грозовые тучи, готовые в любой момент пролиться тяжёлым ливнем из неутешительных отметок прямо под конец семестра. — Я просто думала о том, что сессия уже на носу, а я даже учебники ни разу не открывала за эту неделю, — учёба была последней вещью, о которой хотелось думать, но, тем не менее, она оставалась главным приоритетом в моей жизни, точнее, раньше была главным приоритетом. Сейчас же моя уверенность в этом слегка пошатнулась из-за навязчиво мелькающего перед глазами Бэкхёна, образ которого я всё никак не могла прогнать из головы, да и не хотела особо. — Так что я просто сосредоточусь на лекциях и семинарах, ведь я всё-таки за этим и приехала в Сеул: чтобы получить отличное образование и воплотить мечты в жизнь. И среди моих желаний точно не было найти парня, тем более, наподобие Бён Бэкхёна, да и, в принципе, я толком не думала об отношениях: казалось, когда придёт время, я встречу того самого, и у нас всё будет отлично без всяких трудностей и глупых списков. Проще отпустить и забыть директора «Чёрного лебедя», ведь, как ни противно это слышать, влюбляются далеко не раз и не два, пусть каждый раз и больно, как в первый. Но как бы я не пыталась настроить свои мысли на подобный лад, всё равно возвращалась к тому, что последняя встреча с черноглазым парнем явно не поставила между нами точку, а значит, мы ещё увидимся.

***

В итоге, как бы я ни уговаривала себя пойти на пары и гордо отсидеть шесть часов за лекционными тетрадями, я направилась в пустую аудиторию на верхнем этаже нашего корпуса, где уже никто давно не проводил занятий. Толстый слой пыли лежал на сломанных столах и стульях, на книжных полках, которые собрали сотни фантиков от сладостей и десятки пластиковых бутылочек от напитков. Глядя на свет, что проникал сквозь окна яркими слоями, заливая всю аудиторию и прогревая застоявшийся сухой воздух, я чувствовала себя безмятежно и умиротворённо, позволяя буре в душе немного успокоиться. Подойдя к большим окнам с побитой краской, я отворила их настежь, позволяя свежему утреннему ветерку проникать внутрь помещения и прогонять едва ощутимый запах плесени. Парта, стоящая посреди кабинета, так и манила, и я позволила себе расслабленно устроиться на жёстком стуле и положить голову на твёрдую столешницу, растворяясь в музыке, что тихо доносилась из наушников. Рассматривая голубое небо, что радушно открылось передо мной, я откинула все мысли от себя подальше, давая голове отдохнуть от напряжённой работы. Телефон был включён в режиме полёта, потому никто не смог бы меня потревожить, даже если бы сильно захотел, и от этого становилось чуточку спокойнее, ведь ни на какие разговоры настроя не было. Стоило бы быть чуточку ответственнее, чуточку серьёзнее, чуточку правильнее, хотя куда ж ещё больше глубокомысленности, если и так всю жизнь то и делаю, что поступаю, как нужно, хотя, наверное, нужно было и дальше продолжать жить по кодексу чести, а не пытаться как-то измениться. И не то, чтобы я о чём-то сожалела, просто было довольно грустно от осознания собственной незначительности и непримечательности, и не так важно, что на мне надето, как я накрашена и какая у меня причёска, если я сама по себе несущественная и слабая. Процесс саморазрушения был запущен, и я не знала, как его остановить. Хотелось вернуться обратно в квартиру Бэкхёна и закатить скандал, но я ведь уже сбежала, поджимая хвост и заметая все следы, а стереть гордость в пыль до конца желания не было. Мысль о длительной прогулке до дома через половину города всё больше привлекала меня, потому я быстро встала с места, закидывая кожаный рюкзачок себе за спину и поправляя голубой сарафан, что я одолжила у Сонбин. Сеул уже был переполнен людьми, спешащими по своим делам, которым, казалось, никогда не было конца и края. Узкие вымощенные камнем аллеи, по которым я неспешно шагала, были шумными и пахнущими свежезаваренным кофе вперемешку с выхлопами автомобилей и автобусов. Яркая зелень радовала глаз, и раньше я бы со спокойной душой уселась на деревянной лавочке и стала вырисовывать остроконечные листочки деревьев и разноцветные цветочные сплетения, но сейчас хотелось лишь идти вперёд и не останавливаться, к тому же грусть стала отходить на задний план, а её место стало занимать абсолютное безразличие ко всему происходящему. Вот так я эволюционировала от психованной истерички до побитого жизнью флегматика, и отчего-то так захотелось затянуться сигаретным дымом, хотя я отроду не курила, да и не собиралась в будущем. Через минут тридцать, к моему удивлению, в голове произошла революция, и от полного отчуждения я перешла к отрицанию действительности и выгораживанию Бэкхёна от собственных подозрений. Предположения на манер «а вдруг показалось» сыпались неустанно на уставшее, сонное тело, а оттого податливый организм сладко впитывал ложные попытки оправдать парня перед всем миром, пусть доказательства и были просто несокрушимыми, словно шлакоблочная стена. Жаль только, что не сфотографировала их — помогло бы не сомневаться в том, что видели собственные глаза. Родная жилая многоэтажка замелькала впереди, метров тридцать — и я буду дома: сделаю зелёный чай, запихну в себя очередной килограмм клубничного зефира, которым я, казалось, закупилась на месяц обжорства, и включу забавную комедию, под которую сама не замечу, как настанет вечер, а затем — ночь. Угрюмо глядя себе под ноги, я подошла к подъезду, упорно думая о выборе кинокартины и не подпуская к себе никакие другие мысли. Когда оставалось лишь перейти узкую дорогу перед домом, я оторвалась от разглядывания тонких трещин на асфальте, что отблёскивали на солнце, и тут же заприметила знакомую мужскую фигуру в не по погоде тёплой чёрной кофте с капюшоном, что скрывал вечный творческий хаос на голове парня. Раньше я бы развернулась и пошла в обратную сторону, но сейчас я с отстранённым видом гордо прошествовала прямо к Бэкхёну, что смотрел на меня своими упрямыми чёрными глазами, в которых плескалось непривычное мне беспокойство. Казалось, он мониторил каждое моё малозначимое движение и ожидал самого худшего, и мне вдруг стало стыдно за то, что сбежала, не сказав ничего напоследок, хотя синий блокнотик, который я устроила рядышком со спящим парнем перед уходом, должен был ему всё доступно объяснить без лишних слов. — Будешь кофе? — собственный голос прозвучал с каким-то надрывом, а на лице у директора тут же промелькнула тень удивления: он, похоже, ожидал истерики или чего-то подобного, только вот к классу «королев драмы» я никогда не относилась и привыкла воспринимать многие вещи намного спокойнее, предпочитая отдаваться эмоциям наедине с собой или же с подругой. Не дожидаясь реакции Бэкхёна, я открыла ключом входную дверь и стала подниматься по ступенькам на свой этаж, отчего-то побаиваясь оставаться с ним вместе в узком лифте, ведь кто знает, что ему в голову взбредёт. Родная квартира встретила меня любимым запахом ванили и кокоса, абсолютной тишиной и игривыми солнечными лучиками, а ещё конкретным таким бардаком из разбросанной повсюду одежды, что я всё не успевала сложить, и валяющихся повсюду обёрток от закусок и конфет, которые здесь оставила Сакура после того, как бросила меня на растерзание Бёну вчера вечером. Я, кстати, с подругой так и не поговорила, а ведь девушка наверняка волновалась, и я не сомневалась, что когда выключу режим «в самолёте» на телефоне меня будет ожидать сотня гневных сообщений. Медленно скинув с себя обувь, я пошагала на кухню, попутно собирая мелкий мусор и проклиная себя за безалаберность, свидетелем которой стал Бэкхён, что за всё время так и не издал ни единого звука, чем немало меня напрягал. Чайник уже стоял на плите, в кружках был засыпан растворимый кофе, впереди мельтешил серьёзный разговор, который ни один из нас не знал, как начать. Неприятное напряжение не давало расслабиться, явно пробиваясь под напускным безразличием, что я натянула на себя громоздкой маской, казавшейся уж слишком уязвимой даже мне самой. Кипяток обжог стенки стеклянных кружек, и я подхватила горько пахнущий кофе, проходя мимо остановившегося на пороге кухни Бёна, что даже сейчас выглядел самоуверенным, словно это я была в его доме и пыталась казаться хозяйкой, и только нервное подёргивание ногой выдавало его внутреннее натянутое, словно струна, состояние. Поставив горячие напитки на журнальный столик, заваленный учебниками, к которым я уже давно не притрагивалась, я удобно села на диване, неловко оттягивая вниз голубую ткань сарафана, что всё время скатывалась кверху. Рядом тут же приземлился мужчина, сохраняя со мной некую дистанцию, будто боясь вспугнуть, хотя я бы предпочла сейчас его надёжные объятия этой деланой осторожности, такой ненужной в данный момент ни мне, ни ему. — Дабин, — хрипловатый голос прозвучал словно сквозь водную пелену, и я тут же обернулась на обладателя завораживающего тона, борясь с желанием поправить его торчащие прядки, которые уже не скрывались под кофтой, что бесформенно валялась где-то на пуфике у входной двери, — я догадываюсь, что ты подумала, и наверняка твои догадки верны, но всё же позволь объясниться. Злости, на удивление, не было, лишь огромное желание заткнуть мужчину, дабы уберечь нас обоих от не самого приятного разговора, который, скорее всего, больше походил бы на монолог с редкими моими вмешательствами. Я знала достаточно о его прошлом и не хотела знать большего: у каждого был свой опыт за плечами, и именно это делало нас теми, кем мы были, а рассказывать о скелетах в шкафу — то же самое, что вскрывать тупым лезвием ножа изрубцованные раны, которые давно перестали кровоточить. Когда-нибудь позже я разузнаю обо всём, но только если Бэкхён сам захочет рассказать, а не потому, что это необходимо сделать прямо сейчас, и тогда я выслушаю его и приму всё так, словно всегда знала правду. Директор продолжал что-то говорить, а я совсем не слушала, засматриваясь на дорогие черты красивого лица, подмечая лёгкую тень усталости и потрескавшиеся форменные губы, думая лишь о том, что я медленно подходила к той черте, когда желание прервать путаную тираду мужчины начинало сводить с ума. — Бэкхён, — кажется, я не вовремя вмешалась в его пламенную речь в самом её разгаре, но было всё равно: мне нужно было узнать ответ лишь на один вопрос, — ты бы смог полюбить меня? — Да, — уверенные слова быстро сорвались с губ, и их уже было не вернуть, а на моём лице поселилась удовлетворённая улыбка, которую я не смогла сдержать, да и не хотела. — Но то, что ты видела, тот список, это была крайне глупая идея, и я сам не знаю, зачем снова начал… Бесполезный трёп служил раздражающим фоновым шумом, сосредотачиваться на котором я не имела ни единого намерения: то, что хотела, я уже услышала, а большего и не требовалось. Пусть он, возможно, и не заметил бы меня без этого странного списка, который я мысленно пообещала себе сжечь, как только доберусь до блокнота, но сейчас-то парень рядом, всего в полуметре, так близко — лишь руку протяни, и при этом ещё и невероятно много говорил всякой чепухи вперемешку со смешными восклицаниями и таким серьёзным выражением лица, словно на кону стояла судьба вселенной, как минимум. Подавшись порыву, я потянулась вперёд, хватаясь руками за воротник мужской чёрной футболки и притягивая Бэкхёна ближе к себе, накрывая чужие губы своими, чувствуя, как по телу проходит приятная волна и расползается по каждому нервному окончанию. Аккуратный поцелуй дарил нежность и тепло, от которых трепетало сердце, а от прикосновения рук парня хотелось прижаться к нему и обвить руками и ногами, лишь бы никогда не отпускать. К чёрту всё: правила, мораль, этику, обещания, тайны, да, когда-нибудь реальность раздавит нас, но сейчас мы были друг у друга, и на данный момент этого было более, чем достаточно. Все допускают ошибки, и это большая удача, что оплошность Бёна привела к тому, что сейчас я свободно могла дарить ему всю нерастраченную любовь, что хранилась долгое время глубоко в сердце. — Это значит, что ты меня простила? — в глазах парня стоял вопрос, и он точно знал на него ответ, ведь легко читал меня, но всё равно предпочёл услышать однозначные слова. — А разве я злилась? Поплакала немножко в подушку лучшей подруги, подружилась на пару часов с затяжной депрессией, но, в целом, я пыталась не делать выводов, лишь ждала и надеялась, что ты придёшь сам, — я чувствовала, как румянец заливал щёки, и хотела прикрыться чем-нибудь от проницательного взгляда, который цеплял все чувствительные точки души. — А что, если бы я не пришёл? — неуверенность полностью покинула Бэкхёна, и, с одной стороны, я была рада тому, что не придётся больше слышать непривычные извинения из уст мужчины, но, с другой стороны, в его голос снова вернулись ирония и жёсткая решимость пройтись по головам, если понадобиться, которые одновременно доставляли тягучее удовольствие и желание ударить чем-нибудь тяжёлым. — Я пыталась убедить себя, что просто продолжила бы жить дальше, но что-то мне подсказывает, что рано или поздно напилась бы вместе с Сакурой в одном из её любимых клубов и пришла к тебе домой, и вот тогда ты бы увидел меня в неконтролируемо-истеричном состоянии, — в ответ на мои слова Бэкхён заразительно рассмеялся, и я невольно засмотрелась, понимая, что в омуте напротив ещё слишком много неизвестных мне чертей, но я готова познакомиться лично с каждым из них и пожать руку в знак будущего успешного сотрудничества. — Я бы пришёл, и ты знаешь это, — тихие слова были произнесены словно не для меня, но они эхом отбились в сердце, заставляя всё внутри сжаться от неведанного счастья. Да, я знала это, иначе бы не ушла из его квартиры так просто, иначе бы закатила скандал, перебудив половину дорогущего жилого комплекса, иначе бы не стала даже слушать его, срываясь на громкие крики. Пока я утопала в радостных раздумьях, Бэкхён притянул меня к себе снова, чуть приподнимая и усаживая к себе на колени, словно куклу, только вот поза оказалась весьма неоднозначной, но явно была мне по вкусу. Прижавшись к его горячему телу, я зарылась пальчиками в спутанных мягких чёрных волосах и прикоснулась на мгновение губами к шее мужчины, тут же обнимая его, словно он был для меня единственным спасением в череде жизненных событий. — Спасибо, что ты здесь, — слова слились с тишиной, рассеиваясь в солнечных лучах, а ведь хотелось сказать намного больше, только вот спокойствие, что накрыло нас двоих, было словно огромное одеяло, из-под которого не хотелось вылезать. Бэкхён аккуратно гладил мою спину, проходя пальчиками по каждому выпирающему позвоночку, а его дыхание шевелило мои волосы, щекоча кожу, и было так до боли уютно и тепло, словно лишь этого и не хватало мне предыдущие двадцать лет жизни. Впереди ещё много испытаний, и ни он, ни я не знаем, к чему они приведут. Останемся ли мы вместе или же разойдёмся, как в море корабли — покажет будущее, а пока мы можем с упоением отдаваться страстным поцелуям и порывистым объятиям. Возможно, мы ещё долгое время будем мучить друг друга своим присутствием, доводя до нервного срыва, но наслаждаясь каждым мгновением, а, может быть, разбежимся в разные стороны уже через пару недель, оставляя внутри глубокие раны, что заживут через некоторое время, обращаясь небольшими шрамами, о которых мы будем вспоминать лишь тогда, когда алкоголь будет развязывать язык. Жизнь — длинная и непредсказуемая, со своими внезапными поворотами в никуда, и мы будем меняться, подстраиваясь под её бурное течение, будем плакать по ночам, зарываясь в бесконечных беспокойствах, и смеяться громко, слушая неуклюжую шутку друга. Мы научимся лучше понимать окружающий мир, сделаем свои выводы и построим собственное мнение обо всём, что будет иметь к нам отношение, мы пройдём краткий экскурс о лжи и её последствиях и утонем в собственных чувствах не раз и не два — это и есть жизнь, такая сложная, но такая притягательная. Возможно, в конце пути мы не узнаем самих себя в зеркале души, но разве это плохо? Впереди нас ждут захватывающие приключения, и это стоит того, чтобы продолжать размеренно дышать из минуты в минуту, забываясь во времени и скорости вселенной.       Парочка заключительных слов от автора)       Вах, даже не знаю, с чего начать, хотя сейчас в сердце такая лёгкость от того, что я дописала ЭТО, и теперь я могу громко и уверенно сказать, что «Порочность и соблазны» — самое отвратительное, что только могло выйти из-под моей руки, но из уважения к людям, которые ждали продолжение этого бреда, я дописала фанфик. Вот знаете, многие авторы, с которым я общаюсь, жутко бояться слить концовку, а же поступила круче их всех вместе взятых — слила начало, просто спустила в длинную канализационную трубу отличную идею, которая по- прежнему беспокоит мою бренную душу и молит о том, чтобы я переписала этот ужас, только уже в нормальном варианте с оригинальной задумкой, возможно, с другими героями и абсолютно другими ситуациями.       Сейчас мне чуточку спокойнее, возможно, кто-то заметил, что описание в шапочке изменилось, название же после долгих размышлений на манер извечного шекспировского вопроса «менять или не менять» я решила оставить прежним — так привычнее, да и жаль труд тех, кто сделал мне замечательные обложки.       Я буду расценивать эту работу, как часть учебного процесса: как-никак я пока ещё совсем новичок в этом деле. На ум приходит цитата Марии Свешниковой «Если у вас восьмой блин комом, к черту блины, лепите комочки». Да уж, «Порочность и соблазны» — один большой комочек, но делать нечего, что есть, то есть.       Сейчас на часах половина второго ночи, а на календаре — 29 марта — и только что я поставила точку в конце этой истории, только вот радость смешалась с разочарованием, и оттого немного горько. Осталась лишь кропотливая редактура — и последняя глава выйдет в свет.       Спасибо всем, кто поддерживал меня — это действительно имеет огромное значение, и пусть сейчас очень поздно и мне тяжело нормально выразить свои клубком спутавшиеся мысли, но я просто хочу сказать, что я безгранично люблю всех, кто уделил хотя бы пару минут этой работе, пусть она и глупая запредельно, но всё же в неё была вложена масса усилий, и не только моих, а так же моей обожаемой беты, которая постоянно давала мне пинки под зад, даже когда у самой были проблемы в жизни.       На момент выкладки главы будет 30 марта — 150 дня с момента публикации пролога и с момента начала моих хождений по мукам.       Ну что ж, думаю, пора заканчивать мой невыносимый полуночный трёп и идти спать, ведь завтра, точнее, сегодня, ещё на работу.       И да, помните, главное в жизни — любовь, потому любите и делайте мир вокруг себя чуточку счастливее, ведь эффект бумеранга никто не отменял)