P.S.S. I Love You...

      Цокот-цокот-перестук каблучков.       Милли, выйдя почти в самый центр танцпола, начала плавно передвигаться в такт музыки, прикрыв ярко накрашенные глаза и красиво выгибая спинку. Покусывая губы, на которых помада нюдового оттенка. Выпячивая и красиво водя по сторонам накачанными ягодицами.       Плевать на приличие. Плевать.       Как же ей всё это надоело…       Вечные съёмки, сумасшедшие фанаты, ужасно выматывающий график, постоянные известные — или не очень, — поклонники-тире-очередные-типичные-претенденты-парни-для-популярности, лезущие только под юбку, а не в душу, фальшивые улыбки, частые интервью, сотрудничество с различными брендами, в конце концов сама её карьера и неподвижная, непробиваемая стена между ней и Финном.       Она правда пыталась наладить их разрушившиеся отношения.       Несмотря на перспективу быть отвергнутой. Несмотря на то, что они же «просто друзья»       Надоедливые гудки-трели-сирены в её голове поставили клеймо на попытках и в долгосрочной памяти.       Ни одной общей встречи и мероприятия за последние два года, после окончания съёмок Stranger Things. Ни одного короткого сообщения или смайлика в уже умершей переписке, которую она про себя называла «My unattainable Finny». Ни одного случайного пересечения на широких и больших улицах Лос-Анджелеса, на коих она повстречалась до этого дня со всем кастом, кроме Вулфарда. Ни одного столкновения в любимом ночном клубе последнего, куда девушка ходила на каждую тусовку, не пропуская ни одну, в надежде встретиться в течение стольких лет, казавшихся вечностью, хотя он и не был приверженцем вечеринок, как, впрочем, и их встреч. Ни одной «просто прогулки просто друзей за чашечкой просто чая, как просто друзья и-или просто коллеги». Ни одного шанса и намёка на отношения, общение, потому что «Браун, всё давно кончено вместе с сериалом». Ни одного знака внимания. Ни одного порицательного комментария в сторону её откровенных фотографий в Instagram, где она в купальниках-нижнем белье-бикини демонстрировала своё идеальное-во-всех-смыслах-слова телосложение, в платье-кофточке-блузке с неприлично большим декольте или чересчур-обтягивающей её прелестное-стройное-красивое тело одежде.       Ноль внимания, пут презрения.       «Милли, ты же уже взрослая девочка, успокойся», — твердил её мозг все два года. «Чего ты хочешь, определись: его или его внимания?»       Несомненно, оба варианта. Надолго-навсегда-навеки-вечные, потому что зачем по-другому-то?       Бокс больше не спасал: избитые в кровь, обработанные и замазанные заживляющей мазью костяшки тому доказательство. Съёмки не доставляли прежнего удовольствия, покуда рядом не было его, и лишь тогда сердце плясало-ударяло-убивалось-бесилось. Интервью были скучны до невозможности-тошноты-судороги-онемения. Возможно, алкоголь немного помогал.       Вернувшись к барной стойке, девушка сказала-протянула-пролепетала «повтори» бармену заплетающимся языком, указав на недавно полный стаканчик.       Глоток. Второй. Третий. Четвёртый. Бокал опустошен. «Безалкогольный напиток» зажёг сначала в глотке, отдавая на лёгкие, затем в желудке, вынуждая Милли скривиться от горького привкуса, но не настолько горького, как её судьба и нежелание с ней видеться и даже говорить Финна.       Пора бы остановиться и не глушить в таком количестве алкоголь, ведь родители и сестра с братом точно не обрадуются, а Aйве — младшенькой и самой любимой для Милли — опять запретят выйти из комнаты «пока сестра в таком состоянии». Пора бы остановиться и перелюбить Финна, мать его, Вулфарда, если такое возможно, и не мучаться, однако, сердце повторяло абсолютно обратные мозгу слова, противореча.       «Как ты это собралась сделать, а главное зачем?»       Верно. Не за чем. Причём, как бы ни хотелось избавиться от столь перманентной не-до-любви и усталости от чёртовой-не-взаимности.       Милли осушила второй-третий-четвёртый-пятый бокальчик, устало покачиваясь на ногах и постоянно оправляя кожаную юбку платья, липнувшую подкладкой к разгорячённому и вспотевшему от алкоголя телу, и упала на высокий стул, припадочно икая. Точнее, ей кто-то помог упасть на мягкую оббивку стула.       — Что в этом убогом месте забыла такая девушка? — обожгло ухо Милли чьё-то горячее дыхание. Новый собеседник был явно подвыпившим, но гораздо трезвее, чем сама барышня. Признаться, бармен ей был больше по душе.       Сверкнув карими глазками, Браун повернула голову в сторону владельца голоса, которым оказался белокурый красавчик с светло-зелёными глазами, бросив колкость в его адрес:       — Тебя… — Икота. — … забыла спросить. — весьма убедительно прошипела сквозь считай сжатые зубы та.       Расплывшись в дурацкой ухмылке, молодой человек нагнулся и придвинулся ближе к Милли, скользнув локтем по стойке.       — Скучаем? — начал он. Милли закатила глаза, надув щеки и быстро выпустив накопившийся там кислород. — Может, поедем ко мне, повеселимся? Что скажешь, малышка?       Его рука медленно опустилась на её ножку, проехав к острой, голой коленке. Браун чуть не стошнило. Она хотела отбить его руку, однако алкоголь не позволял нормально управлять конечностями.       Бармен, до этого вытиравший какой-то стакан, недовольно посмотрел на распустившего руки парня.       — Эй, парень, ты не приставай к ней, если проблем не хочешь.       Упомянутый бегло глянул на паренька, наградив его суровым взглядом, мол молчи, ты тут вообще никто, и вернулся к девушке.       — Ну, не ломайся, детка. Хочешь ещё коктель? Хорошо проведём время. Я уверен…       Та грубо перебила его:       — Отвали, а? Меня сейчас стошнит от тебя, правда. — Попробовала встать, но тяжёлая рука повалила обратно.       — Да ладно тебе. — Пауза. — Поехали.       Он только хотел схватить девушку за руку, как неожиданно она оказалась в чужих объятьях.       Широкие тёплые ладони и длинные музыкальные пальцы, что запутались в её коротких распущенных волосах, из-за резкого жеста со стороны владельца, возбудили у девушки в животе всплеск взлетевших бабочек.       Приятный, приторно-пьянящий аромат морского бриза окутал Милли тонкой плевой, и она, уткнувшись лицом в грудь незнакомцу, улыбнулась, вновь икнув.       — Ты что не слышал? Девушка попросила отвалить.       Хрипловатый, низкий голос. Эта манера произношения. Почему девушке показалось, что она знала неизвестного?       Раздражённо цокнув языком, блондин уставился на пришедшего.       — А то что? — бесстрашно поинтересовался он.       — А то зубы тебе повыбиваю, — пригрозил тот, переходя на повышенные тона.       — Ты кто такой, фраер?       — Я — твой ночной кошмар. А эта девушка со мной, и с тобой никуда не поедет. Я понятно объяснил? Так что теперь — свали, пока цел. — Молодой человек принялся привычно гладить Браун по волосам. Ей нравилось. Бабочки повторились.       — Ладно-ладно. Я понял. Если это твоя девочка, тогда всё понятно.       — Иди уже! — нетерпеливо прикрикнул тот, прижимая к своей груди девушку.       — Ты как?       Та, отпрянув от своего спасителя, вперила в него заинтересованный взгляд и тут же обомлела, хлопая густо накрашенными ресницами, мелко сотрясаясь от икоты.       — Ух ты, мне правда не следовало столько пить. Паранойя, привет, — невесело хохотнула она, глупо улыбаясь.       Вздохнув, парень поправил кучерявые, тёмные, словно сегодняшние улицы Лос-Анджелеса волосы, и с долей недовольства в ответ посмотрел на Милли.       — Неужели ты правда думаешь, что я ненастоящий, Миллс?       Она вздрогнула от того, как по-особому, в его стиле, прозвучало её имя.       — Всё возможно, когда выпьешь. Особенно столько, сколько я. А исходя из того, что мы не виделись… — Девушка икнула. — … не виделись два года, то точно паранойя. Так что, убирайся из моей… — Заминка. Икота. — … убирайся из моей головы, Финни-мираж.       Вторично вздохнув, Финн подался вперёд, сталкиваясь взглядом с глазами-по-ложке-от-удивления Браун.       — То есть ты утверждаешь, что я ненастоящий? — сексуально прошептал тот, заправив выбившуюся прядь её волос за ушко, и внезапно прильнул к её губам, коротко целуя.       Икнув, девушка прикрыла рот ладошкой, а второй отодвинула от себя лицо друга.       — Ущипните меня, я что не сплю? Это не паранойя? Ай, Финн! — Она потёрла ущипнутую ляжку.       — Всё?       — Но как? Ты же… ну… избегал меня..? — Её язык сильно заплетался, а от самой Милли разило алкоголем. — А тут пришёл, спас, ещё и… поцеловал? — Та по-дурацкому улыбнулась и, нагнувшись вперёд, упала в вовремя раскрытые объятия Вулфарда. — А побудь со мной ещё немножко. Ну пожа-а-алуйста. Я не хочу, чтобы ты уходил. Такое ощущение, что ты меня постоянно избегал всё это время после съёмок. Слушай, Финни, а поцелуй меня, хотя бы разочек, пожалуйста. — Девушка оттолкнулась от его груди, разрывая оковы его рук, и потянулась к его лицу.       Воздействие алкоголя на её организм оказалось самым что ни на есть пагубным: он развязал ей язык, пробудил смелость, конкретно стукнув в и по голове.       Дробно выдохнув, Финн аккуратно взял личико Браун в свои ладони, останавливая.       — Ну для начала, тебе нужно протрезветь и прийти в свой ум, — с сарказмом заметил он, подхватывая пьяную в хлам и совсем не сопротивляющуюся девушку под руки и снимая со стула.       — С тобой — на край света, Финни, — выдала свою лепту Милли нечленораздельной речью.       — Где у вас здесь чёрный выход? — обратился тот непосредственно к бармену.       Паренёк, оторвавшись от смешивания чего-то-там в шейкере, с предостережением посмотрел на актёра.       — Я проведу Вас, только давайте очень быстро, иначе я вылечу отсюда, — протараторил он, оглядевшись по сторонам, поставив прибор и выйдя из-за своего рабочего места. — За мной, — кивнул в сторону боковой двери за столом. Подхватив уже дремавшую стоя девушку на руки — благо, она была действительно лёгкой — Финн направился следом за молодым работником заведения.       Дверь тихо скрипнула, и бармен, отодвинув шторку, пропустил кряхтящего и ничего не видящего впереди себя Вулфарда.       — Спасибо, парень. Возьми мою визитку в кармане. Если что — обращайся.       Парень, с табличкой на груди «Джон», несмело полез в передний карман того, извлекая оттуда небольшую картонную карточку, после чего Финн усадил Милли на бетонные ступеньки, придерживая.       — Подожди, Джон. — Вулфард достал из заднего кармана бумажник и протянул тому крупную купюру. — Возьми.       Джон, поджав губы, подошёл ближе, дабы разглядеть купюру, и помахал противоречиво головой.       — Я не могу, это слишком много.       Картинно закатив глаза, Финн засунул деньги тому в передний карман рабочей формы.       — Бери. И иди, чтобы начальство не засекло. Спасибо тебе.       Юноша, попутно пожал восходящей звезде руку, заулыбавшись во весь рот.       — Это Вам спасибо. Кому скажу, не поверят!       Столкнувшись с недоброжелательным взглядом карих глаза, он поднял руки в примирительном жесте.       — Конечно, я никому! — И убежал обратно, за барную стойку.       Потрепав волосы, Финн присел возле уснувшей и вскинувшей вверх голову девушки, с трепетом посмотрев на её усталое и отекшее лицо с размазанным макияжем, и провёл пальцами по её голове.       — Дурочка ты моя. Что ты со мной делаешь? Зачем так напиваешься? — Он мимолётно прикоснулся губами к её алой щеке, улыбнувшись, когда Браун повернулась в другую сторону, к нему, буквально упав ему на ноги от потери равновесия.       — Потерпи, ещё немного, и мы будем дома. Ещё совсем чуть-чуть, Миллс.

***

      Финн, сквозь сон ощутил приятный аромат свежеприготовленной еды, поворочался на диване, разлепив глаза. Причина его пробуждения явно была на кухне, потому, надев домашнюю футболку и шорты, он встал с мягкой оббивки дивана и положил свой маршрут на кухню. Заглянув во внутрь через порог, тот судорожно вздрогнул, вспоминая события вчерашнего вечера, при виде Милли у плиты, на которой была надета его любимая чёрная рубашка, прикрывающая её абсолютно нагое-прекрасное-смуглое-стройное тело до соблазнительных-в-своей-остроте коленок. С её мокрых, скорее всего, от душа, волос капала вода.       Гулко сглотнув, Вулфард неуверенно переступил порог, подойдя к широкому обеденному столу и мягко, беззвучно присев за него.       Девушка мурлыкала себе под нос какой-то знакомый мотив популярной песни, иногда пританцовывая на месте и попивая что-то из чашки, стоящей на столе у плиты. Взяв поочерёдно тарелки, расположившиеся близ плиты, она выложила туда необычайно ароматный омлет с овощами, беконом и сыром — Вулфард был в этом более чем просто уверен, потому что это было его любимое блюдо, о котором знала лишь его семья и Милли.       Парень опустил руки локтями на стол, задумчиво подперев щеки, и просто наблюдал за копошившейся-суетившийся-хозяйственной Браун, именно которая ему так сильно нравилась. Когда же она повернулась, дабы поставить блюдо на стол, и только тогда заметила Финна, сидящим за столом, то, от неожиданности тихо вскрикнув, выронила обе тарелки, что звонко плюхнулись на кафельный тёмный пол с обогревом, расколовшись на крупные куски.       — О, Господи. Финн, прости, пожалуйста. — Милли присела, начав собирать разлетевшиеся осколки и остатки еды в одну кучку.       Финн, подбежав к девушке, сел на колени и, вытащив мусорное ведро, стал поспешно закидывать туда мусор, от чего, в конечном итоге, неосторожно схватив кусок тарелки, порезал руку.       — Чёрт… — прошипел он, отдёрнув руку, как от жгучего огня. Адреналин выместился в кровь.       Милли громко ахнула, срываясь с места.       — Где у тебя аптечка? Надо обработать рану, чтобы не занести инфекцию, — торопливо заговорила она, однако парень её быстро успокоил, схватив за запястье.       — Это всего-навсего царапина, Миллс. Я в порядке, — заверил он её, так же поднявшись на ноги и зажав кровоточащую ладонь.       — Но… — попыталась возразить девушка, на что Финн, молча обойдя её, подошёл к раковине и, открыв холодную воду, обмыл рану; кровь быстро смылась и, закрасив воду в тускло-красный, полилась в водосточный канал.       — Прости меня... — Услышал тот извиняющийся тон своей коллеги. Бывшей коллеги. — Ты из-за меня ещё и порезался. — Юноша обернулся к ней через плечо и, замерев, закусил губу: Милли, понуро опустив головку, уже потирала раскрасневшиеся глаза и нос, готовая расплакаться в любой момент.       Вздохнув, Вулфард закрыл кран и, быстро, широкими шагами, преодолев расстояние между ними, приобнял закрывшую лицо девушку здоровой рукой.       — Всё хорошо, Милли. Я в порядке, слышишь? — Та мелко кивнула. — Не плачь, пожалуйста. — Он, улыбнувшись, оставил лёгкий поцелуй на её макушке.       — Я хотела… хотела сделать тебе сюрприз… — Всхлип. — ... в знак благодарности, а всё… всё только испортила, — всхлипывала та, вытирая катившиеся по щекам слёзы.       — Я уверен, — начал он, — что омлет был очень вкусный. Обязательно, как-нибудь, я приеду к тебе в гости, и ты меня им накормишь, договорились?       Тихо хихикнув, Милли вытерла мокрые дорожки на лице, медленно выпутавшись из крепких объятий своего возлюбленного. В её влажных от слёз глаз читалось необычайное тепло и необъятная любовь, а губы растянулись в неловкой улыбке.       Финн так и стоял, заглядывая в эти карие глаза-космос-Вселенную и совсем не мог разобраться со своими чувствами, что фактически кричали-шептали-умоляли-просили-настаивали поцеловать столь соблазнительные губы «не просто Милли», стоявшей напротив.       — Что же ты делаешь со мной, Миллс?       Девушка вздрогнула от его слов, словно её наградили хорошим ударом кнута.       — Что происходит между нами? — продолжил Вулфард, не разрывая зрительного контакта и не предоставляя возможности ответить девушке.       — С нами? — изумилась та спустя какое-то время. — Я не знаю. Однако я умираю без тебя. Зачем ты меня мучишь, Финни? — задалась вопросом она, придерживаясь расстояния между их лицами.       Дабы не сорваться и не поцеловать такие родные-мягкие-вкусные губы, всё так же отдающие имбирными пряниками, молоком и мятой. Дабы не утонуть в глазах-океанах, расплескивающих свои невообразимые карие береги. Дабы не-раствориться-не-растаять-не-расплавиться, подобно молочному шоколаду, в его родных руках, которых так не хватало одинокими ночами. Дабы не забыться в столь крепких и глубоких объятиях.       — Два года, Милли. Два года от тебя ничего не было слышно.       — Как и от тебя. А я ведь ждала. Каждый день ждала, что ты что-то напишешь, позвонишь, пригласишь прогуляться и поговорить, и при этом сама не знала, что мне делать и как поступить. Часами тупо всматривалась в строку набора сообщения, а затем выходила, так ничего и не написав. Не написав, как люблю. Как хочу к тебе. Сутками наблюдала, как с каждым днём последний от тебя пропущенный становился всё дальше и дальше от реальности. Почему Финн? Почему именно сейчас, когда я уже свыклась с мыслью быть без тебя, жить без тебя, ты объявился? Зачем? Чтобы сказать в очередной раз, что мы просто чёртовы друзья?! — тихо кричала Милли, пока её покрасневшие глаза от недавних слёз, вновь ними наполнялись. — За что? Что я тебе сделала? Зачем ты сейчас это делаешь? Зачем обнимаешь, целуешь, успокаиваешь, помогаешь?.. Зачем?       Глаза Финна стали наполняться предательской влагой.       — Потому что не знал. Потому что считал, для себя решив, что для нас так будет лучше. Потому что боялся. Мне казалось, что ты лишь убеждалась в том, что я никогда не смогу забыть тебя, потому что знала. Потому что знала, что в конце концов, Милли Бобби-Браун, я ужасно сильно люблю тебя. Я своей жизни без тебя не представляю, — пускал слёзы Вулфард.       Неожиданно прижав девушку к своей груди, за которой заполошно стучало сердце, он крепко зажмурил глаза; слёзы быстро-быстро капали на пол и на чёрную рубашку, окутавшую тело Милли, а с её волос капали холодные капельки воды.       — Я люблю тебя, Финни, — глухо послышался её ответ. — Прости меня. — Она отпрянула от груди молодого человека, смотря на него виноватым взглядом, с застывшими в глазах ручейками-озёрами-океанами слёз.       — Господи, Милли, и ты меня прости. Я так тебя люблю... — Он начал судорожно усеивать её лицо быстрыми влажными поцелуями: лобик, прикрытые раздражённые от плача влажные веки, порозовевшие щечки, подбородок, ровный носик с небольшой горбинкой. — Больше никогда тебя не оставлю. Не позволю всяким подонкам прикасаться к тебе. Не позволю кому-то целовать тебя. Не позволю кому-то обнимать тебя, — стал причитать Финн.       Сипло рассмеявшись, Милли улыбнулась.       — Только палку не перегибай. У меня же друзья есть.       — Ты только моя.       — Хей! — Девушка в шутку лёгонько оттолкнула Вулфарда от себя. — Я, между прочим, ещё даже ответа не дала. И ты мне ничего такого не говорил.       — Ну, если я забрал тебя, пьяную в стельку из клуба, и всё ещё не разлюбил, то какие могут быть ко мне претензии? — посмеиваясь, пошутил Финн.       Браун, недовольная таким раскладом событий, дала парню смачной подзатыльник, рассмеявшись.       — Ладно-ладно. Я больше не буду так шутить, но и пить я тебе больше не позволю, — предупредил тот.       Закатив глаза, Милли чмокнула парня в крючковатый веснушчатый нос, ведь, по правде говоря, только туда с трудом и доставала на носочках.       — Где у тебя стоит аптечка? Давай я тебе обработаю руку.       — Браун, — улыбнулся он. — ты неисправима.       — Это ты неисправим, Финни. — Молчание. — Так что, ты позволишь мне обработать твою рану? — не унималась девушка, широко улыбаясь.       Приблизившись к лицу девушки ещё на пару дюймов, Финн страстно прошептал:       — Только если ты согласишься стать моей девушкой.       Брови Милли в недоумении взмыли вверх, и она, распахнув глаза, на секунду посерьёзнела. Вновь улыбнувшись, девушка положила руки тому на плечи и попыталась подловить его:       — А что если я скажу «да»?       — Тогда тебе придётся реанимировать моё сердце, которое безоговорочно разорвётся от счастья и благодарности, — тот час ответил Вулфард, настойчиво поцеловав теперь-уже-официально свою девушку. — Какой же ты у меня дурачок, Вулфард. — Зато твой, Миллс. Зато — твой.