Пособие отношений с Ким Ханбином

      — В смысле, ты улетаешь в Америку? — не понимает Ханбин, нахмурившись. — Мы только начали то, чем так хотели и жаждали заниматься, а ты улетаешь?       — Ты же знаешь, что там вся моя семья, — вздыхает Чживон, ероша непослушные волосы.       — Да и это будет хорошей практикой для продвижения в рэпе, нет? — приподнимает он бровь, грустно смотря на друга.       Ханбин молча смотрит на Бобби, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы его задержать тут. Хотя, с другой стороны, с чего бы ему ограничивать своего друга в чём-либо? Он взрослый человек, в праве выбирать то, что хочет. Да и тем более в Америке вся его семья, с которой Чживону пришлось расстаться, ради чёртовой учёбы в Корее, хотя и этого Ханбин не сильно понимает.       — Я планирую перевезти их в Корею, но это будет трудно… — устало потёр лицо Чживон, выжидая от друга поддержку.       — Ты же знаешь, что юридические услуги моей семьи всегда в твоём распоряжении, — улыбнулся Ханбин, похлопав друга по плечу.       Да, конечно, ему грустно, от того что приходится расставаться с лучшим другом, а уж тем более, с боевым товарищем и другом детства, но что же поделать. У каждого своя жизнь и дела.       — Куда ты летишь? Финансовой помощи не нужно?       — Что ты так замудрённо говоришь, просто говори бабосы. Если мне надо было, я бы попросил. Но нет, я продал свою машину.       — В смысле, ты продал свою малышку? — возмутился Ханбин, удивлённо смотря на друга, который холил и лелеял собственно заработанную трудом машину.       — Так надо, Бин, так надо, — вздохнул Бобби, опустив низко голову, из-за чего плечи тут же упали, но через мгновение он резко поднимает голову и широко улыбается. — Да и зачем тебе какой-то Ким Чживон, ведь я слышал, что у тебя появилась тёлочка, — подмигнул парень.       Этим вопросом, а точнее, утверждением, Бобби выбил всё равновесие из-под ног Ханбина, благо, он сидел. Парень тут же тушуется, пытаясь найти опорную точку для своего взгляда, чтобы не предавать себя самого.       — Мой Бини мне изменяет? — протянул Чживон, прищурившись и надув губы, он обиженно задирает голову. — Ой, ладно, братан, мне пора! — взбудоражено прикрикнул парень, хлопнув ладонью по столу, вставая, пожимая руку другу и исчезая из поля зрения.       На этом они и расстались. Больше Ханбин не виделся с Бобби, потому что, как оказалось, он в этот же день и улетел. Никому и ничего не сообщив, он покинул страну, свою команду, друзей и университет. Да и из Америки Бобби лишь изредка связывался с друзьями. А чем объяснить тот факт, что Ханбин так и не сообщил лучшему другу, что у него есть девушка, да и, вроде как, всё серьёзно? Наверное, тем, что он просто хотел сказать это лично, да и ссылался на то, что Чживону уж точно не до него, наверное…

***

      — Юна, садись в машину! — говорит Ханбин, подъезжая к девушке, но она не слушает, лишь продолжая шагать дальше, изредка вытирая слёзы.       Он паркует как попало машину, выходит из машины и нагоняет девушку, разворачивая её и крепко прижимая к себе. А тут её как прорвало, из горла вырвался крик, а кулаки сами по себе начали барабанить по груди и спине Кима, но он покорно принимал эти удары, всё сильнее сжимая её в своих объятиях, зная, что истерика прекратится.       — Ты избалованный ребёнок, который не ценит людей вокруг себя. Ведь друзья и близкие — это дар свыше, почему ты так легкомысленно готов отказаться от Чживона? Почему ты так легко отказываешься от меня? — захлёбываясь слезами, проговаривает Юна, заикаясь. — У тебя есть всё, что ты захочешь, любое твоё желание исполняется. Так почему же ты этого не ценишь?!       — Это из-за мамы? — тихо спрашивает Ханбин, поглаживая голову Юны.       — Да даже это… У меня никогда не было друзей, кроме родственников. Но стоило тебе появиться в моей жизни, как ты стал моим самым близким и дорогим другом, после ты стал чем-то большим. Ты заменяешь мне, но всё равно это не то… А ты не ценишь то, что у тебя есть сейчас. Задумайся об этом. У тебя есть мама, чью заботу ты сливаешь, пытаешься ускользнуть и говоришь, что она тебе мешает. А это же мама. Будь она у меня… — шепчет последнюю фразу девушка, опуская и пряча голову где-то на груди у Кима. — Скажи хоть раз ей, что любишь, скажи простое спасибо. Скажи своим друзьям. И Чживону тоже, ведь ближе него у тебя никого нет.       — У меня есть ты, — шепчет Ханбин, утыкаясь носом в голову Юны, прикрывая глаза.       — Не сравнивай отношения и дружбу.       Глубокая тишина повисла между молодыми людьми, каждый задумался о сказанном или о том, что ещё хотелось бы сказать.       — И я всего лишь пыталась поговорить с Чживоном, и мы всего лишь играли в баскетбол, потому что мои братья ушли раньше, а я попросила его остаться, чтобы поговорить.       — Я всегда и во всём доверял Бобби, у нас даже не возникало такого вопроса, как прекращение дружбы из-за девушки. Мы сразу договорились, что как только кому-то понравилась девушка, а ей понравился кто-либо из нас, при условии, что нравится она обоим, второй отступает и уступает.       — Насильно мил не будешь, — вставляет значимую фразу Ку.       — Да и вообще, девушки — это табу. Никто не любит, когда кто-то влезает на твою территорию. Мы бы скорее с девушкой расстались, чем прекратили общаться с друг другом. Но после того, как он даже и словечком не перемолвился со мной, с кем-либо из группы, когда был в Америке, после того, как наплевал на нашу дружбу, поцеловав тебя, когда знал, что ты моя девушка. Моё доверие к Ким Чживону изменилось. Его нет. Если у Бобби есть цель, то он к ней идёт. Но никто же не знает, что у него в голове. Да, признаюсь, хоть у нас и было такое, что мы спали с одними и теми девушками, это не значит, что они были нашими вторыми половинками и всё в этом сопливом духе.       — То есть, мы с тобой сопливые? — чуть скривилась и тут же посмеялась девушка.       — Ну, ты-то точно сейчас сопливая, — посмеялся Ханбин, поцеловав её в макушку.       — Просто поговорите… — шепчет Юна.       — Я не могу теперь ему доверять. Я не могу смотреть на то, как он крутится рядом с тобой, мне больно от самой мысли, что он может тебя опять поцеловать, а то и хуже, зная Чживона… В голове постоянно картинка того, как он тебя зажимает в углу и целует в губы.       — Почему ты на этом зацикливаешься? Что было, то было, этого уже не изменить и не вернуть. Главное же, что я с тобой здесь и сейчас, и никуда не денусь, любила и буду любить, — шепчет Юна, привставая на носочки и легонька соприкасаясь губами с Кимом.       — Я подумаю над твоими словами, надо немного отвлечься, — БиАй поворачивает голову в сторону дороги, закусывая губу.       — Я завтра уезжаю домой, — утыкается Ку лбом в грудь парня.       — Зачем?       — Что за глупый вопрос?       — Я хочу поехать с тобой, — серьёзно говорит Ханбин, всматриваясь в девичье лицо, которое тут же меняется и становится нахмуренно-серьёзным.       — Зачем?       — Что за глупый вопрос? — передразнил парень Юну, усмехаясь и заправляя выбившиеся мелкие пряди тёмных волос за её маленькое ушко. — Я хочу познакомиться с твоим папой.       — Я хотела на кладбище сходить, а тут ты навязываешься… — бурчит Юна, вытирая щёки.       — Навестить маму? — тихо и осторожно спрашивает Ханбин, хотя он и вовсе не нуждается в ответе, ведь и так всё знает, но всё равно успокаивающе поглаживает щёчку своей девушки.       Ведь у Юны есть своеобразная традиция: когда она приезжает домой, на следующий день сходить на кладбище, где похоронена её мать, которая умерла при её родах. Она и сама не знает, зачем это делает, но только там Юна может поговорить с мамой, будто она жива, будто она её подружка. Рассказать всё, что наболело, всё, что тревожит её сердечко, словно они сидят вместе за столом на кухне за чашкой какао. А ведь любовь к этому напитку у девушки от матери. Она и сама не заметила, как после слов отца начала пить какао и наслаждаться этими вкусом и моментами. Хотя с самого раннего детства Юна с отцом это делали ежедневно. Вечером, сидя с ним на диване, они просто пили какао и молчали. Это нужно было им обоим. Душевное спокойствие и равновесие. Но в сердце Ку таился один вопрос, который её гложил на протяжении всей жизни: винит ли отец её в смерти матери. Он буквально не чаял души в жене, безумно любил, холил и лелеял. Эта Юна знает не понаслышке от родственников, по рассказам отца и по тому, как он с трепетом поглаживает фотографии, которые развешаны по всему дому. А после смерти жены, он посвятил себя воспитанию дочери.       — Познакомь меня с твоим отцом, буду просить твои руку и сердце, — серьёзно прочеканил Ханбин, смотря прямо в тёмные девичьи глаза.       — Ой, хватит шутить. Хочешь знакомства, так будет тебе знакомство. Но имей в виду…       — У него сложный характер, ага, знаю, — улыбается парень, поцеловав Юну в маленький лоб. — Заодно сходим вместе на кладбище.       — Я не хочу с тобой идти, мне будет не по себе рядом с тобой…       — Ах, вот так? Не бойся, я уже не раз видел, как ты плачешь, — ухмыляется Ханбин, целуя Юну в один глаз, а потом во второй.       — Я не плачу там, не в этом дело…       — Всё понял, оставлю тебя наедине. Побуду дома с твоим отцом, бр, аж, мурашки по телу пробежались, — рассмеялся парень, прижимая к себе хрупкое и промозглое тело своей девушки, собираясь усадить в машину.       Крепко держась за руки, Ханбин и Юна преодолели путь от Сеула, до острова Чеджу, где был её дома, где жила семья Чжинхвана, но не Чжунхэ. Каждые каникулы он приезжал к Чжинхвану и Юне, проводя с ними всё своё время. Наверное, поэтому Юна так близка со старшим, ведь почти всё время они были вместе. А вот младшего в детстве зачастую им навязывали, из-за чего старшие становились автоматически няньками. Но всё равно она определённо любит своих братьев одинаково. Ну, разве что, на маленькую крупинку Чжинхвана больше, просто потому что он добрее, милее, да и вообще, Нани такой Нани. Лучше его никого нет. А Чжунэ просто вредный переросток, и этим всё сказано.       — Папа, я дома! — кричит Юна, вдыхая полной грудью, обожаемый запах родного дома.       — Добро пожаловать домой, — проговаривает усталым голосом мужчина, потирая руки кухонным полотенцем, замирая в маленьком коридорчике, ведущем к кухне.       — Папа, знакомься, это Ким Ханбин… — мнётся девушка, тут же краснея.       — Приятно познакомиться, мистер Ку, я парень вашей дочери, — глубоко кланяется Ханбин, краснея. — Прошу прощения за вторжение!       И было ясно, что Ханбин жутко переживает, хоть и пытается этого не показывать. Он долго не решается поднять головы и выровняться, чтобы заглянуть в точно такие же глаза, как и у Юны. Но всё же нерешительно медленно выравнивается, осторожно поглядывая на свою девушку, которая явно смеялась над ним, но в тоже время сама не знала, как отец отреагирует на нежданного гостя.       — Проходите, что вы застыли на пороге, я как раз приготовил ужин, — как-то спокойно, но с нотками холода отзывается отец девушки, разворачиваясь, будто ничего не произошло, исчезая на кухне.       — Ну и чего ты смеёшься? — возмущённо шепчет Ханбин, угрожающе смотря сверху вниз на свою девушку.       — Ты такой забавный, — прохихикала Юна.       — Я долго буду ждать?! — послышался грозный голос отца девушки с кухни.       — Быстрее снимай верхнюю одежду, мой руки и за стол. Вещи потом разберём. Иди знакомиться с папой, — пихает Бина девушка, вручая в руки подарок, который он сам выбирал, а Юна лишь одобрила.       Ханбин медленно входит в помещение, переминаясь с ноги на ногу и искоса поглядывая за свою спину, ведь там была Юна, которая, видимо, собиралась его бросить на огненном одре. Но, если Ким представлял, что дом Ку будет в полном хаосе, ибо в нём живёт только отец Юны, что будет голодно и холодно, то он сильно ошибался. Дом был весьма уютным и обустроенным, чистым, прибранным. А главное — на столе красовались исконно традиционные блюда, которые мистер Ку приготовил сам, что уж очень удивило парня. Видимо, отец действительно безумно любит свою дочь, раз устроил такой пир.       — Давно я не готовил в таких масштабах, — отозвался мужчина, несмотря на Ханбина, поставил последнее блюдо на стол. — Как чувствовал, что будут гости.       — Ещё раз извините за вторжение, — тихо отзывается Ханбин.       — Когда-то и я был на твоём месте. Ты сам захотел приехать или же Юна заставила, а она это может? — присел мужчина за стол, резко подняв голову, всматриваясь пронзительным взглядом.       — На самом деле, она даже не хотела меня знакомить с Вами, я сам настоял на встрече. Уже однажды я приезжал на остров, когда были большие праздники, но Вас не застал, — проговаривает брюнет, не решаясь сесть за стол до того момента, как отец Юны вальяжно махнул рукой, словно позволяя.       — Если ты думал, что я не знал о том, что у моей девочки есть парень, то ты ошибался. Родственники все уши прожужжали, какой ты хороший, а Юна просто…       — Просто подтвердила то, что у меня есть парень и не более, — отозвалась девушка, которая уже успела переодеться в домашнюю одежду.       Она усаживается за стол, подминая под себя одну ногу, с неким счастьем смотря на всю еду. Как же она любила бывать дома, потому что тут она точно была счастлива, чувствуя себя настоящей и живой. А большой город отнимал множество сил, менял её, превращая в некое подобие на зомби. Легонько поклонившись и слабо улыбнувшись отцу, она приступает к еде, словно уже месяц не брала и крошки в рот. А старший Ку смотрит на неё с неким умилением. Но вот на Кима он всё равно смотрит холодно и недоверительно. Всё же, за этой сильной и холодной оболочкой скрывается нежный и любящий человек. Конечно, как и любой отец он готов оберегать своё дитя от внешнего мира, а когда дочь забирают, конечно, он как зверь будет нападать, принюхиваться и всё ещё не доверять. Весь ужин прошёл в тишине и напряжении, которые повисло между отцом Юны и Ханбином. А сама девушка лишь довольно уминала еду, будто бы не замечая того, что происходит между обоими мужчинами. Два самых главных мужчины её жизни. Отец и парень. Противостояние. Хотя отец явно не считал Ханбина мужчиной. Пока что не считал.       — Спасибо за вкусный ужин! Можно я пойду отдохну? — спросила Юна, переглянувшись с Ханбином, который умоляюще на неё смотрел, чтобы она его не бросала с её отцом.       — Да, конечно, а мы с Ханбином немного поболтаем, — ухмыльнулся мужчина. И, кажется, брюнет знает на кого похожа Юна.       За окном уже давно успело стемнеть, а помещение залилось сумеречной темнотой, которая создавала ещё более напряжённую атмосферу. Мужчина перестукивал пальцами по деревянной поверхности старого, но очень качественного и массивного стола. И его отстранённый взгляд упирался в одну точку, словно он размышлял о том, что же всё-таки сказать, видимо, будущему зятю, раз паренёк сам приехал сюда, да и не струсил перед порогом. Он немного тряхнул рукой, проводя по уже изрядно поседевшей голове, переводя холодные карие глаза на Ханбина.       — Пойдём в гостиную, и захвати свой коньяк, — бросил мужчина, поднимаясь из-за стола, направляясь в другую часть дома.       Просторная и уютная гостиная также была в сумерках, но лишь лёгкий огонёк почти потухшего старого камина еле освещал тёплым оранжевым пламенем комнату. Старший Ку, подошёл к камину, медленно опускаясь, осторожно взял небольшое полено, подбросив к почти обугленным и развалившимся. Поворочав их, раззадоривая огонёк, чтобы он вновь вспыхнул горячим пламенем, согревая пространство, мужчина приковал свой взгляд к огню. Он медленно встаёт, придерживаясь и упираясь в своё бедро, отшагивает назад, легко приземляясь в мягкое кресло.       — Присаживайся, я не кусаюсь. Между прочим, это кресло всегда было для Юны. Её любимое кресло, а до этого в нём всегда сидела её мать, — грустно улыбается мужчина.       — Можно я задам Вам не совсем уместный вопрос? Но он гложит Юну…       Мужчина открыл бутылку с тёмной жидкостью, разливая по уже приготовленным стаканам, потому что знал, что беседа будет долгой и, возможно, душевной. Он лишь молча кивнул на вопрос парня, готовясь отвечать на какую-то чушь, которую могла придумать его дочь. Он перехватил стакан пятернёй, отворачиваясь к огню, наблюдая, как потрескивают поленья, лаская слух и взгляд.       — Юна думает, что Вы, возможно, её вините в том, что Ваша жена умерла, — спокойно и достаточно тихо сказал парень, пристально смотря на мужчину.       — Она сама тебе это сказала? — замер отец девушки, когда только собирался глотнуть обжигающую жидкость.       Но брюнет вовсе не решается что-либо сказать или двинуться, лишь смотрит на отца своей девушки, боясь предположить, что всё действительно может быть так. Почему-то Ханбину не казалось, что её отец может её в чём-либо обвинять, кажется, он любит свою дочь и отдаёт всю жизнь, хоть и не показывает чувств. Но откуда Киму знать, если он даже не жил здесь, не знает этого мужчину, не знает, какие отношения в их семье.       — На самом деле… — тихо проговорил мужчина, поражая Ханбина этими словами в самое нутро, пугая и настораживая. — Когда моя жена забеременела, я всё равно думал, что её буду любить больше, чем ребёнка. Мы были юны и неопытны. Волнительно, что в нашей молодой семье появится ребёнок. Но меня больше волновало то, что жене сразу же сказали, что это будет проблемная беременность, а при родах могут быть осложнения. Вот это меня волновало до самого конца. А для того, чтобы прокормить семью, мне пришлось усердно работать, да и ещё я параллельно строил ферму, точнее, приводил в порядок то, что было передано моей семьёй мне. У Леи, это мать Юны, не было никого, кроме меня, она была круглой сиротой. И я действительно в ней души не чаял. Когда же она рожала, я рвался в родильный зал, чтобы держать её за руку, чтобы она знала, что я с ней, но меня не пускали. И только потом я узнал, что её до этого поставили перед выбором: ребёнок или её жизнь. Я тоже должен был подписать какие-то бумажки, ну, а она же у меня смышлёная и хитрая, подсунула мне документы, когда я был занят и уставший, подписал не глядя, вот и получилось, что обрёк свою жену на смерть. Скорее, я виню себя, а не Юну, ведь ребёнок ни в чём не виноват.       — Скорее всего? — нахмурился Ханбин, держа в своей руке стакан, в котором уровень жидкости не изменился с того момента, как отец разлил.       — Да, когда мне сообщили о том, что моя драгоценная Лея умерла, я винил всех и вся. Врачей, себя и дитя. Даже отказывался смотреть на дочь, я даже не слышал того, что мне сказали, что это девочка. Но на следующий день я всё осознал и сам пошёл туда, где находились все младенцы. И знаешь что, я узнал её из десятка таких же младенцев. Она была моей маленькой крошкой, которая вобрала самое лучшее от меня и моей жены. Она была абсолютно похожа на Лею. Я плакал, всю ночь плакал и корил себя за такие страшные мысли, молил Бога простить, молил Лею простить. И назвал дочку так, как хотела жена, а ведь я даже не слушал её болтовню о этих именах для малышей. Мне было всё равно, кто у нас будет. Я просто слушал и улыбался, а слова, будто мимо меня. И, поверишь, для меня Юна самое важное в жизни. Только ради неё и для неё живу, работаю и тружусь. А она для меня, дурочка, поступила на архитектуру. Хотя у неё действительно природный дар. Ещё с детства говорила, что сделает мне чертёж самой крутой и продвинутой фермы, и мы её построим.       — А тут появляюсь я… — шепчет Ханбин, отпивая коньяк и отворачиваясь к камину.       — Она у меня девчонка смышлёная, а к парням привыкшая, но никого и никогда к себе не подпускала, хотя я очень боялся, что из-за этого будут проблемы. Но она лишь тягалась со своими братьями, да и только. Но я всё равно понимал, что когда-нибудь настанет тот момент, когда Юна приведёт в дом парня, что когда-нибудь она уйдёт из моей жизни. Ведь дети всегда уходят из родительского дома. И мне надо отпустить её, но я боюсь.       — Я Вас понимаю, мистер Ку, будь я на вашем месте, то устроил бы такому, как я жесточайший допрос, — усмехнулся Ханбин.       — Так и стоило сделать, но я сразу увидел в твоих глазах тепло по отношению к дочке, любовь, хоть ты и боялся меня. Я уже нарыл на тебя информацию, так что, не переживай, мне даже не надо тебя допрашивать, и так знаю всю твою подноготную. Будущий юрист, значит. Просто юрист или адвокат?       — Вообще, я музыкант, а на юриста учусь, как дань уважения родителям, в частности, для отца.       — Богатенький сыночек, значит? — скривился мужчина.       — Может быть, я и избалованный, но я знаю, что такое жизнь и какие препятствия случаются. Я не пай мальчик, уж тем более, не золотой. Но Юну никогда не дам в обиду, никогда не сделаю ей больно.       — Ты смотри, она девушка ранимая, хоть и не показывает. А ещё, сострадательная, если тебе больно, то и ей, так что, твоя клятва не действует, — рассмеялся мистер Ку, цокнув языком. — Эх, Ханбин, серьёзные у тебя намерения, раз уж сам приехал сюда?       — Более чем, мистер Ку, — серьёзно отозвался Ханбин.       — Более чем, это как? И зови меня Хонгом, просто Хонг. Если ты правильно ответишь, то, возможно, разрешу называть себя и папой, — рассмеялся мужчина, прищурившись.       — Собираюсь просить Вашего благословения. Как говориться, прошу руки и сердца Вашей дочери, — серьёзно говорит Ким, вовсе меняясь в лице, пристально смотря на отца своей девушки. Мужчина хмыкнул, приподняв густые брови, словно подтвердил собственные предположения и улыбнулся, протягивая руку Ханбину. А парень нерешительно пожимает сильную ладонь отца, но сердце, кажется, готово делать кульбиты в его грудной клетке.       — Правильный ответ. Можешь меня теперь называть папой и на «ты», что уж там, раз скоро станешь моим зятем, а значит родственником. С внуками не затягивайте! — громко посмеялся Хонг. — А свадьбу, как будете делать?       — До этого ещё далеко… Хонг, — замялся парень, произнося имя мистера Ку. — Я же не знаю, что мне ответит твоя дочь, — рассмеялся смущённо Ханбин.       Ночь покрыла остров своей чёрной пеленой, запуская щупальца в окна жителей. Свет во всём доме погас, погружая его в сладкую дрёму на всю ночь. Когда Ханбин пришёл в комнату Юны, то девушка уже во всю видела, наверное, сотый сон. Она сладко скрутилась на своей мягкой постели, которая сразу же погружала её в детство и воспоминания о беззаботных днях, когда она могла задобрить отца. И он ложился вместе с ней, рассказывая сказки, засыпая от скучности истории, а маленькая девочка лишь хихикала, пристраиваясь под сильным боком и засыпая. Только вот сейчас она уже большая, и так сделать не может. Но в её жизни появился ещё один мужчина, который может согреть под своим боком. Ханбин осторожно забирается под одеяло, боясь потревожить чуткий сон девушки. Но Юна лишь разворачивается, залезая под бок, укладывая руку поперёк его туловища. А Ханбину лишь на руку, что девушка уже сладко спит. Покрутив в руке маленькую коробочку, он тихо открывает тугую крышечку, смотря на переливающийся в тусклом свете луны аккуратный камушек на серебряном колечке. Дрожащими пальцами, он достаёт кольцо, осторожно и трепетно взяв маленькую ладонь своей девушки, надевает его на безымянный палец, любуясь и поверх целуя. Но Юна начинает шевелиться, вздыхая. Она открывает сонные глаза, чуть приподнимаясь, погладила щёку парня и поцеловала его, а после устроилась на его груди, вновь закрыв усталые глаза. А Ханбин лишь облегчённо выдохнул, погладив возлюбленную по растрёпанным волосам.       — Спасибо, — шепчет парень, нежно улыбаясь, отстранённо смотря в окно.