Надежда над горизонтом

      Это легендарное время. Могущественные герои сражаются за право повелевать Вселенной. Человечество торжествующе шествует по Галактике. Император возглавляет Великий Крестовый Поход, и бесчисленные армии сражаются по воле его за будущее людской расы. Бесчисленные чужие цивилизации стерты в пыль, и миллионы миров восхваляют его триумф и славят его непобедимых воинов.       Величайшие из них — примархи, сверхлюди, что призваны возглавить Легионы космодесанта и вести от одной победы к другой. Созданные в результате блестящего генетического эксперимента Императора, примархи непобедимы и не ведают преград. Космический Десант состоит из самых сильных представителей человеческой расы Галактики, и каждый из них в бою способен одолеть сотню и даже больше обычных солдат. Но пока их генетические прародители потеряны, Легионы сражаются во имя Императора ради всего человечества, надеясь однажды воссоединиться со своими примархами, что разбросаны по Галактике. Безвестные миры воспитали их, всех до единого, и рыжие камни сгоревшего в ядерном огне Фаэдо стали домом для Второго примарха.       Пока армии Императора завоёвывают космические просторы, ей предстоит подчинить себе всю Пустошь и возглавить её обитателей…

* * *

      Несмертный Джо умер.       Новость разлетелась по Цитадели в считанные часы, и ещё быстрее — среди обитателей Подножия. Люди — кто-то шёпотом, а кто-то и в полный голос, — передавали друг другу неправильные, невозможные слова.       Несмертный оказался смертен.       Вырубленные в скале коридоры Башни Механиков тревожно притихли. Шестерня, получивший свое прозвище за лишний палец на правой руке, большую часть жизни заботился о механизмах и боевых тачках Цитадели и не мог не заметить: что-то не так. Цитадель никогда не умолкала — работали машины, качали воду насосы, гремели мастерские. Сейчас же мастерские замолчали, притихли голоса людей — вместо привычного гвалта коридоры и помещения заполнили опасливые перешёптывания. Почти неприступная крепость, вырубленная в трёх столбовых горах над каменистой пустыней, и поселение под их отвесными стенами замерли, точно перед ненастьем. Штиль стоял уже несколько дней с последней бури. Да, с того самого дня, когда всё началось.       Механик остановился, чтобы перевести дух, и прислонился к шершавой прохладной стене, кое-где покрытой каплями конденсата. В Пустоши люди не так уж часто доживали до почтенных седин, и по нынешним меркам Шестерня считался почти что стариком, хоть и сохранил крепость тела и зоркие глаза. Он хорошо помнил мир до Конца Времён — уже пришедший в упадок, угасающий, но ещё не испепелённый ядерной войной. Теперь вокруг Цитадели, сколько хватало глаз, расстилалась только ржаво-рыжая фонящая пустыня, кое-где сменявшаяся нагромождениями скал да занесенными песками руинами прежнего мира.       Всё, что оставалось в этой гиблой пустыне — смерть. Но люди сумели выжить. Сумели приспособиться, несмотря на отчаяние своего положения. И всё же долго бы они смогли выживать в одиночку?..       Людям свойственно сбиваться в стаи. Вместе держаться безопаснее, да только не всегда находится разумный и справедливый предводитель. Людям будущего Подножия не повезло — власть над поселениями вокруг Цитадели захватила самая обычная шайка самых обычных бандитов. Очередная стая, каких всегда хватало в Пустоши. Но они были хорошо организованы и сильны, а их главарь — Шестерня помнил время, когда того звали Джо Мур, — ещё отлично соображал. Джо был неглуп, небрезглив и жесток, да и оратором оказался хорошим. Не он построил Цитадель над подземным озером из чистейшей артезианской, но он сумел захватить её вместе со всеми насосами и вместе со своими подельниками воцарился в Пустоши.       Он поставил своих людей во главе важнейших поселений, и отныне оружие со Свинцовой Фермы да бензак из Газтауна служили Джо через Главного Оружейника Калашникова и Людоеда, хозяина Топливного Города. Джо не забыл тех, кто помог ему завоевать Цитадель, но не собирался позволять им слишком многое. Триумвират, подчинивший Пустошь, казался союзом равных, и всё же ни свинцовый карьер с оружейными мастерскими, ни нефтяные скважины с чудовищным заводом не могли сравниться по своей силе с насосами Цитадели. Топливо и патроны держали Пустошь в страхе, но по-настоящему подчинить могла лишь чистая вода.       В Цитадели её хватало с лихвой. Огромные механизмы исправно качали воду из-под земли, и даже Шестерня, полжизни следивший за их работой, не застал те времена, когда каменная крепость и её фантастические машины были юны. На плоских вершинах скал зеленели плантации и просто островки дикой растительности — там осталась незаражённая земля, в которой молчали древние счётчики и можно было вырастить безопасную пищу. Тот, кто правил Цитаделью, мог диктовать свои условия всей Пустоши.       Забывшись, Шестерня тихо выругался. Да, старина Джо Мур подчинил себе множество людей, стал для них божеством во плоти, могучим и несокрушимым. Несмертный — так его тогда называли. Власть Несмертного Джо была велика, и в той часть мира, до которой он дотянулся, наступило подобие порядка. Но подобие и порядок — не одно и то же. Старый хрыч уже гнил заживо от болезней и продолжал цепляться за свой трон — так, кажется, говорили в Прежнем мире. Под дыхательной маской, пуленепробиваемой кирасой и древними орденами — умирающее тело, в полном же облачении — жестокий бог Пустоши, что с безжалостным оскалом взирает на свой мир. Ему поклонялись, для него убивали и умирали мужчины и женщины, молодые и старые, больные и здоровые. Внизу, у подножия скал, сотни людей влачили жалкое существование, радовались сброшенной на песок воде и цеплялись за платформу подъёмника в надежде добраться до живой зелени Цитадели. А наверху, в мастерских, машинных залах и на плантациях Цитадели в голос славили Несмертного, ради которого жили и умирали — среди механизмов, в Доильне, на Дороге Ярости с залитым серебрянкой ртом. Никто не был по-настоящему свободен, но Шестерня чувствовал: мало кто был порабощен полностью. Сам механик знал и помнил: Джо Мур оставался смертным человеком, и потому нуждался в людях. В Органомеханике и его снадобьях, поддерживавших жизнь бога; в умелых руках, что чинили насосы и тачки, обрабатывали посадки и собирали урожай; в дикой ярости и молодой силе бойцов полураспада — фанатичных мальчишках, ставших его армией; в юных наложницах, которые должны родить ему здорового наследника.       Шестерня видел: жизнь сильнее любого тирана и его планов. Проблеск живого разума и надежды иногда мелькал в глазах бойцов полураспада, рабочих или Молочных Матерей из Доильни. Сказительница, приставленная к гарему Несмертного в Куполе — его кобылицам, его жёнам — едва ли забыла о пройденных за годы дорогах и о том, что такое жизнь, а не существование. Дети Несмертного рождались мутантами и умирали, а те, что встали рядом с отцом, мало походили на детей бога. Кровожадный мясник Скротус, гигант Риктус с телом мужчины и разумом ребёнка, уродливый недоразвитый карлик Корпус Калоссум — не люди, скорее порождения Пустоши, существующие по воле Несмертного. А в глубинах Цитадели, подальше от ушей фанатиков-варбоев и их военачальников-Императоров, Джо всё чаще звали не Несмертным, а Чумным. Все — и работяги, и бойцы, и обитатели Подножия — терпели болезней и радиацию, всё чаще умирали от пустяковых ран, и то же самое, как не раз слышал Шестерня, творилось и на Свинцовой Ферме, и в Газтауне. Шептались, что это Джо принёс людям болезни и беды — и тут же суеверно смолкали, опасаясь даже равнодушного камня стен.       В Цитадели давно уже тлели искры мятежа. Наверное, всё ещё долго тянулось бы своим чередом, как было не одну тысячу дней до того, но Несмертный, ослеплённый собственной силой и опьянённый кровью врагов, своими руками запустил длинную цепь совпадений, последствия которых обрушились на Пустошь, точно песчаная буря.       Фуриоса.       Шестерня хорошо помнил, как она появилась в Цитадели — так давно, что Джо тогда ещё не превратился в покрытую гнойниками и опухолями гнилушку. Торговля рабами никого в Пустоши не удивляла, но при банде Джо она достигла особого размаха, и в Цитадель нередко пригоняли двуногий скот для работы или новых новых гаремных кобылок на замену прошлым. Однажды среди живого товара на платформе подняли двоих: женщину, имени которой Шестерня не знал или, может, забыл, и её малолетнюю дочь — злющую однорукую девчонку. Мать вскоре умерла, не выдержав непосильной работы, а дочь Джо словно в насмешку отправил к Щенкам — будущим бойцам полураспада. Сложно было сказать, почему он так решил, но девочка выжила и выдержала жестокую дрессировку, превратившись в умелого, ловкого и безжалостного бойца. Почти такого же, как и остальные воины Цитадели. И однажды Джо заметил ее и возвысил до звания Императора — в её преданности он не сомневался, уверенный, что Фуриоса не забыла его, как он считал, милосердия.       Джо был прав — Фуриоса ничего не забыла.       Время шло, и однажды он приказал воительнице охранять его жён. Из казарм для варбоев и гаражей Фуриоса перебралась в Купол, где жил гарем тогда-ещё-Несмертного — здоровые молодые девушки, которых берегли от зноя пустыни и радиоактивной пыли, палящего солнца и жестокости Пустоши. У них было вдоволь чистой воды, их учила читать и помнить былое сказительница, а иногда из-за тяжёлой сейфовой двери раздавались даже еле слышная музыка и пронзительно прекрасное пение. Золотая клетка — для тех, кто принадлежал Несмертому и только ему.       Скольких точно несчастных убил старый бандит после того, как те произвели на свет уродцев или просто надоели ему, Шестерня не знал. Юные девы поднимались в Цитадель, но никогда не уходили из неё. У каждой было лишь три попытки, а провал или мятеж карались смертью. Так продолжалось много сотен дней до того, как Фуриоса впервые вступила под Купол, и казалось, что так будет всегда. Шестерня не знал, что случилось за бронированной дверью Купола, за что Фуриосу вернули в ряды бойцов полураспада и за руль конвойной фуры-водовоза, была ли всему виной очередная прихоть Несмертного или что-то ещё, но четыре дня назад произошло немыслимое: в ночь перед отправкой очередного конвоя Фуриоса спрятала девушек в боевой фуре, а по пути в Газтаун свернула с дороги, рванув на восток через территорию Стервятников.       Этого Джо стерпеть не мог. В погоню за «Боевым Рогом» Несмертный бросил почти все силы, лично их возглавив. К нему присоединились отряды из Газтауна и со Свинцовой Фермы под командованием Людоеда и Главного Оружейника — прощать своим подельникам старые долги Джо не собирался. О том, что произошло в песках на Дороге Ярости, стремительно множились слухи. Кажется, к Фуриосе присоединился какой-то бродяга из пленников Цитадели, кто-то говорил, что она сбежала к остаткам своего племени и возглавила его. Болтали, что Фуриоса в одиночку уничтожила Армаду Несмертного, перебила половину его Императоров и взорвала «Боевой рог»… В Цитадели было не до Армады. Джо так спешил изловить предательницу и настолько уверовал в своё могущество, что почти не оставил боеспособного гарнизона. Случилось то, что назревало долгие тысячи дней: недовольство, до того тихо тлевшее, вспыхнуло как костёр, в который плеснули бензака. Волнение стремительно охватило всю Цитадель, складывались группы, объединённые общей целью, и у них находились лидеры. Шестерня стал одним из этих случайных предводителей, и он не собирался снова присягать Джо. Во второй раз этот чумной ублюдок не влез бы по отвесным скалам, будь у механиков хоть один патрон!       Ещё не бунт, но уже его предвкушение — незаметное в первый час, оно вовсю полыхало через пару дней. Единственный оставшийся в Цитадели сын Джо, Корпус Калоссум, пытался его подавить — понимал, что Щенки не защитят его от почуявших силу людей. Беспомощный обрубок человека целиком полагался на других и мог лишь надеяться, что мятеж не успеет разгореться до возвращения его отца, и потому напоминал всем о силе и могуществе Несмертного, добывшего для Цитадели бензак и свинец, воду и пищу, а потом пустившего всех нынешних обитателей на платформы подъемника. В чем-то он был прав, но Шестерня никогда не забывал о цене, которую все они заплатили за милость Джо. Не забывал, но видел сомнение в некоторых глазах, и потому медлил. Ожидание могло их погубить: в Цитадель приползли потрепанные бойцы из газтаунского конвоя, что так и не доехал до Топливного города. Корпус Калоссум с радостью впустил их, а привратники получили лучшие пайки. Шестерня знал Эйса, старого соратника Фуриосы, которого та бросила в пустыне во время побега, но едва ли смог бы ему довериться. Не сейчас. Не в тот момент, когда вселенная готовилось перевернуться с ног на голову, а Корпус Калоссум дни и ночи следил за пустыней в подзорную трубу,       А потом вернулись беглецы.       Они явились в Цитадель на закате, и привычный мир рухнул. Свершилось невозможное. Несмертный Джо заглох, и его труп с вырванной нижней челюстью растерзала толпа у Подножия. Все видели мёртвого бога и его убийцу, все видели, как Фуриоса и её спутницы вернулись на «Гигалошади», личной тачке Джо. Не все, кто выступил против бывшего вождя и его подельников, поднялись в Цитадель — Шестерня слышал, что бродяга, помогавший Фуриосе, ушёл, растворившись в толпе у Подножия, а другой отчаянный боец, варбой Накс, погиб на Дороге Ярости. Сама же воительница с трудом держалась на ногах после схватки, стоя на платформе рядом с «Гигалошадью».       Сегодня Шестерня уже видел её — удивительно бодрую и здоровую на вид. Но сейчас у старого механика не было времени размышлять о таинственном исцелении новой правительницы — да, именно так, теперь она должна была возглавить Цитадель. Надвигалась буря, и с утра выяснилось, что кто-то придушил Корпуса — не то чтобы Шестерне было жаль злобного карлика, но никто пока не спешил признаваться или хвалиться. Не его дело искать убийц, и раз уж Джо не довелось подняться в Цитадель, Шестерня, Аодх и другие должны заботиться о механизмах. Не для себя или Чумного Дохляка, но для всех, кто ждёт от Цитадели защиты и помощи. Хоть что-то должно оставаться неизменным и правильным в мире, раз уж Цитадель превратилась в разворошенное гнездо ползунов, а там, снаружи, всё так же многие жаждали добраться до чистой воды, пищи и тени…       — Что-то будет, — пробормотал Шестерня себе под нос, ни к кому не обращаясь. — Пусть меня песчаные дьяволы сожрут, если тут все и закончится. Ничего не закончилось. Ничего…