I'n'A

      Утро разгорается всё ярче. Иван всерьёз забеспокоился, когда взглянул на часы, а Артура не было в школе. Может, он проспал, а может уже со всех ног бежит к зданию, понимая, что опоздал на полчаса.       А девчонки, которые устали ждать опаздывающего Артура, ходили со стороны в сторону, уже приступая к уборке. На самом деле, причиной опоздания являлась задержка автобуса, и Артур жалел, что изначально не пошёл пешком, так бы пришёл в школу вовремя, в назначенное время. Встретил его Иван так, будто ничего не произошло, сразу дал задания на оставшиеся четыре с половиной часа. — И не забудьте, что я всегда проверяю, насколько хорошо вы справились со своей работой, — сейчас Брагинский напоминал какого-то строгого учителя, правда учителя не ходят в комбинезонах уборщиков. — Это касается вас, дамы, — он посмотрел на двух девчонок, что уже приступили к выполнению заданий. Нет, это было сказано с юмором, никакого упрёка в его словах не было. — А я? — вдруг спросил Артур, взяв в руки швабру, а после поправил круглые очки на носу. Он и подумать не мог, что выглядит сейчас как-то по особенному мило, или же невинно. Это можно называть как угодно, излишняя кроткость сейчас как никогда шла ему. — Ах да, ты, — Иван отвёл его в сторону, чтобы поговорить, но только довёл до нужного места как раз у окна, и преградил парню путь, упираясь рукой о стену. Что же, с одной стороны это выглядело пугающе, когда обзор на другую часть холла тебе преграждает здоровый мужик на вид лет тридцати, но Артура это ничуть не смутило, он будто ждал, когда состоится разговор тет-а-тет.       Кёркленда взбудоражило, как Иван притронулся к его плечу, чтобы отойти подальше и поговорить наедине. Потом послышался голос, от которого бритт в последнее время будто таял: — Не смотря на то, что ты парень, должен признать, что со своими обязанностями ты справляешься лучше, чем те две подруги. Так что, наверное, не стану отнимать у тебя время, и протри батареи в кабинетах у учителей, — многозначительная пауза, — идёт? — Учителей? — Артур не мог оторвать взгляда от этих губ.       Он был готов сделать всё, что угодно, лишь бы опять услышать этот тембр голоса, чтобы вновь уловить каждый оттенок в этих словах. Не зря же он переспросил, пусть всё прекрасно слышал и понимал. Хотя нет, не всё понимал, какая-то часть его сознания затерялась в серо-лиловых глазах собеседника напротив. — Именно. Успеешь до двенадцати часов? — Брагинский акцентирует внимание на словах «двенадцати часов», словно бы в то время что-то произойдёт важное. — Да, конечно, — Кёркленд не успел понять, на каком моменте перестал слушать Ивана. Ему показалось, словно в голове образовался белый шум, пустота. А читать по губам, Артур, увы, не умел. — Я понял.       А на самом деле ничего не понял, только лишь почувствовал, как касается спиной к холодной стене позади. Зачаровался он этой улыбкой напротив, но для полной уверенности ещё раз кивнул. — Прекрасно, — вновь приятный к сердцу голос вернул Артура в реальность. — Только ты не смотри на меня так пристально, того глядишь замёрзнешь, — Ивану стоило только подмигнуть, и Артуру уже как после гипноза пришлось проморгаться. — Действительно, чего это я? — бритт нахмурился и полный сил и уверенности быстрым шагом направился к коридору, где располагаются кабинеты учителей.       Иван, глядя ученику вслед, даже отметил в нём рвение к труду, за что и уважал, правда характер у этого ученичка премерзкий, а так он вполне заслуживает пирожок с полки. Брагинский даже усмехнулся, когда Кёркленд забыл взять швабру и тряпку, и за ними же вернулся обратно. И всё бы ничего, да как только тишине стоило занять этот холл, Иван услыхал в большом зале звуки играющего рояля. Теперь тишина окончательно заняла собой весь этаж, и ученики и Иван стали слушать этот перебор клавиш. Сначала некто взял несколько отдельных нот, точно колеблясь, играть или не играть. Потом пошли глухие неуверенные аккорды, и вдруг из этого хаоса звуков полилась странная, дикая мелодия, в которой слышалась угроза. Мелодия ширилась, росла, перешла в серебристую трель и кончилась тем самым диссонансом, каким началась.       Никто из присутствующих не понял юмора, все четверо в холле переглядывались между собой, пока Иван не осмелился первый спросить: — Вы ведь тоже это слышали?       Артур и две девчонки вместе кивнули, а потом у самого Артура от изумления от происходящей здесь чертовщины упала из рук швабра.       Как бы там ни было, нужно сходить и посмотреть, что за шутник решил устроить здесь одиночный концерт с таким малым количеством слушателей. Но вот Иван ступает на порог большого зала и оглядывается. Здесь нет никаких намёков на то, что здесь кто-то был. А поднявшись на сцену, Брагинский удивился запылённому роялю. Но Иван точно помнит, что сегодня утром он протёр рояль, так почему же блестящая поверхность инструмента снова в пыли? Что-то или кто-то здесь явно хозяйничает.       Ушли секунды лишь на то, чтобы оглянуться по сторонам, чтобы убедиться, что никого рядом нет, и чёрт дёрнул Ивана бросить взгляд снова на пыльный рояль.       «Я знаю, кто в этом замешан.»       Слова сами собой словно пальцем выводились на рояле, и это не могло быть обманом зрения, Иван видел лично, как нечто пишет ему второе послание. От таких вещей холодок идёт по коже, и ведь до случая с тенью в коридоре Брагинский не верил ни в каких фантомов.       Кто-то невыносимо громко чеканит шаг за спиной Ивана, все ближе и ближе. Яснее и яснее. Словно некто ступает по полу, стуча каблуками ботинок. Чтобы было понятней, это были вовсе не женские шажки.       Ошибка Ивана была в том, что он слишком долго смотрел на эту надпись, пока в голове не прозвучал шум относительно того, что можно услышать в телевизоре, но то, что чувствовал Иван в данный момент, не сравнится с режущим слухом выше упомянутого шума. Не ощущая ни времени, ни пространства, в этом тихом помещении, Иван закрывает ладонями уши, но легче от этого не становится.       В это же время, в холле обеспокоенные ученики начали перешёптываться между собой. Разговор начала старшая девушка: — Что-то его долго нет, это странно. — Угу, — согласилась другая, надув жвачку в небольшой шарик, тут же его лопнув.       Что насчёт Артура, так он выглядел тоже немало встревоженным, можно сказать, его волновало, что что-то там приключилось с Иваном. Волновало, да ещё и как. — Я сейчас, я быстро, — бритт вручил крайней девчонке свою швабру и быстрым шагом последовал в большой зал, откуда доносилась странная мелодия. А вбежав на порог, поторопился взойти на сцену, и его взору открылась картина: — Иван сидит на полу, приложив ладони к ушам.       Кёркленд тоже ощутил холодок, что пробежался по его собственным плечам и дальше вниз по спине. Жутко и страшно одновременно, но бритт набрался смелости, он подошёл и тронул Ивана за плечо, проговорив: — Вы… ты в порядке?       Брагинский вздрогнув, убрал ладони от ушей, опустил напряженные, широкие плечи, и после посмотрел на не менее напряженного Артура. Парень не знал что и думать, с каких пор у уборщиков стало развлечением сидеть на полу у роялей? — Да, всё хорошо, — Иван ответил так, будто огрызнулся, хотя на самом деле, не хотел быть таким грубым. Без помощи он поднялся, и с тяжёлой головой, словно после похмелья, решил вернуться в холл. Он снова напомнил ученикам перечень заданий и отправился на первый этаж. Сегодня ему однозначно было плохо, но через силу через боль придётся приниматься за работу. Что примечательно, уже через час Иван чувствовал себя вполне хорошо, шум в голове пропал, и тогда, он поднялся на третий этаж, чтобы там убраться на центральной лестнице. Как оказывается, без нервотрёпки не обошлось. Стоило ему вымыть один пролёт, так вниз или вверх обязательно идёт Альфред. Он, кстати, тоже здесь работает, так сказать, на летние каникулы ему выдали пару банок краски и всё к этому прилагающее.       Ивана раздражала эта улыбочка на смазливом лице, как ему казалось, чужака. Потому решил жестоко подшутить, и переждать, пока Альфред снова задумает спускаться по ступеням вниз. Брагинский щедро намылил воду в своём ведре и плеснул содержимое на ступени лестницы так, будто вылил помои на французскую улочку, будто он сейчас не в школе, а в семнадцатом веке, в полнейшей антисанитарии.       И надо же, по Альфреду можно сверять часы, так как через две минуты он распахивает двери и собирается гордой походкой сходить со ступеней, но не тут-то было. Только ступает на намыленную ступень, поскальзывается и падает по ступеням вниз, на лестничную площадку, где его, что ни странно, дожидался Иван. Джонс полетел как Винда. Падая, он словил свои тогдашние вьетнамские флешбеки о прошлом. — Что это, чёрт возьми, было? — не без возмущения спросил Альфред, еле как вставая с кафельного пола, потирая ушибленный копчик. — Ой, ты что, упал? Осторожней надо быть, а то так можно запросто убиться, — это могло прозвучать с искренней заботой, но только не в этот момент, не для Джонса, и не с уст Брагинского. — Вообще, под ноги смотреть нужно, — Иван всё ещё делает вид, словно он тут не причём, и дальше себе моет ступени ниже. — Ах, вот так, да? — Альфред наконец распрямился и не без слащавой улыбки продолжил: — Иван, мне кажется, ты меня просто ненавидишь и всячески стараешься как-то выпнуть из этой школы.       Надо же, как метко попал. Даже мойка лестницы на время приостановилась. — Так ведь? — Да ну нет, что ты? — Иван поднялся на площадку, поравнявшись с хореографом. — Просто ты не ценишь мой труд. Это бьёт по собственному самолюбию. — А мне кажется, дело вовсе не в этом, — голубые, почти синие глаза презрительно сузились, словно Альфред хотел показать, насколько ему невыносимо быть рядом с Иваном. Но, на самом деле это далеко не так. — Но знаешь, — он вдруг поменял свой взгляд на беззаботный, уже смотря на Ивана как на своего друга, — давай-ка поспорим? — Задумал развлекаловку устроить? Что ж, валяй, я весь во внимании, — Брагинский отставил швабру в сторону, и прислонившись к стене, скрестил руки на груди, продолжая слушать условия пари. — Я рад, что ты решил уделить мне пару своих драгоценных минут. Ох, как я это ценю, — Альфред подошёл ближе, нарочито покусывая нижнюю губу, горя желанием прочесть во взгляде оппонента желанный ответ. — А к делу можно перейти? — Какой нетерпеливый, ну ладно, давай поспорим, что до Нового года ты влюбишься в меня, а? — Что? — Иван не терпел такие замашки в свою сторону, и вот уже нащупывая рядом швабру, хотел бы взять её и огреть хореографа. — Полегче, парень. Ведь ты даже не дослушал! — только улыбка, и ни капли какого-то страха. — Если ты всё же влюбляешься в меня, то я получаю соответственно поцелуй, и таким образом ты проигрываешь. Ну, а если чуда не произойдёт, и я не получаю от тебя поцелуя, то… я покидаю школу навсегда. Вот так.       А что, это ведь шанс выдворить ненавистного хореографа из школы навсегда, и тогда бы он не мозолил глаза Ивану. Об этом стоит задуматься. — Что, ссышь? — раздался нетерпеливый вопрос. — Что?! — вспылил Брагинский. — Да я самый смелый во всей школе, чтоб ты знал! Я принимаю пари! — Охотно хочу в это верить. Ладно уж, — Альфред прошёл мимо, и спускаясь по пока не помытым ступеням, говорил далее, — буду с нетерпением ждать нашего поцелуя! — Пошёл ты знаешь куда? — Конечно знаю, и пошёл бы, но только исключительно на твой, Иван!       Только спустя минуты Брагинский понял, что зря согласился на этот бредовый спор, хотя ведь есть соблазн проспорить пари очень быстро, а проигрывать он не любил.