touch the universe

Сынхун докуривает прямо в машине, когда диджей на радио прощается со слушателями. Напоследок он ставит песню одной из женских групп – Сынхун не знает ее, поэтому выбрасывает окурок из окна и выключает радио. Он смотрится в зеркало заднего вида, поправляя идеально лежащие волосы. Он видит впереди знакомое лицо. И улыбается. Сухен стоит у стоянки и вертит головой; ее маленькие густо подведенные глазки метаются из стороны в сторону, пока она не замечает приближающегося к ней Сынхуна. В оранжевом длинном платье, черном пиджаке и со слегка вьющимися волосами, она улыбается, когда Сынхун оказывается совсем рядом. — Отлично выглядишь, — подмечает он и чувствует непреодолимое желание поцеловать ее в щеку. Но нормально ли это будет? Вряд ли: их отношения еще не вышли на такой уровень, хотя Сынхун считает, что это просто проявление уважения и вежливости перед дамой. Но все равно вместо этого он слегка ерошит ее волосы. Что, впрочем, становится его ошибкой. — Не порть мне прическу! — Улыбка моментально сползает с ее лица, и Сухен с силой толкает Сынхуна в грудь, возмущенно смотрит, приглаживая волосы. Но он только усмехается в ответ, поправляя ворот своего черного пиджака. Под ним – темная водолазка с горлом, узкие черные джинсы обтягивают икры, и Сынхуну кажется, что на улице как-то прохладно – слишком контрастно с дневной погодой. Сухен в ее платье должно быть даже холоднее, поэтому он предлагает: — Пойдем внутрь, пока ты не замерзла. И он позволяет ей взять себя под руку, когда она ему говорит: — Я не сказала сразу, но хочу, чтобы ты знал: обычно у меня нет денег на такие рестораны. Ты действительно не мог выбрать что-нибудь... более подходящее моему кошельку? Сынхун усмехается: — По правилам этикета платит тот, кто приглашает, — он распахивает перед Сухен дверь. — Так что ни о чем сегодня не беспокойся. Это действительно очень хороший ресторан. Цены здесь выше среднего, но за такую еду, напитки, атмосферу и музыку Сынхун был бы готов заплатить даже больше. И, о, официанты. Удивительно вежливые и знающие свое дело. Сынхун очень надеется, что ни один из них не увлекается домогательствами. Почему ему захотелось привести Сухен именно сюда – он не знает. Ровно как и то, почему вообще привязался к ней так, ведь они никогда не сближались по-настоящему. Это всегда были приятельские отношения, поддерживаемые иногда короткими, иногда длинными разговорами при личной встрече, но никогда не запланированной заранее. И все же Сухен всегда такая милая, такая искренняя рядом с ним, что Сынхун был бы не против стать ей кем-то поближе, чем просто знакомый. Тем, кому она может доверять, к кому могла бы обратиться в любой момент, с любой просьбой. Для этого ведь необязательно находиться в одном городе, верно? Они по-прежнему смогут общаться, перейдя с личных встреч на телефонные звонки или сообщения. Поэтому Сынхун говорит ей об этом. — Я рада, что ты это сказал, — она смущенно улыбается и вертит бокал с белым вином в руке, опуская в него взгляд. — Не знаю, почему я это чувствую... Что-то вроде эмоциональной связи? Мне не хотелось бы потерять это. Ты мне очень нравишься, оппа, и я бы не хотела, чтобы наше общение оборвалось из-за моего переезда. — Я всегда буду здесь для тебя, — Сынхун подливает ей вина в опустевший бокал. — Ты хорошая девушка, Сухен. Таких людей слишком мало вокруг, чтобы ими можно было вот так просто разбрасываться. Сухен в ответ улыбается – почти смеется, сощурившись. И он сам улыбается ей в ответ, поднимая свой бокал и легко касаясь им ее бокала. Он знает, что это не романтический интерес совершенно, и от этого Сухен нравится ему еще больше. И в то же время он чувствует сожаление, потому что хотел бы провести с ней больше времени. Но это приходит в голову ему только теперь, когда она уезжает. В этом и есть человеческая глупость – воспринимать как само собой разумеющееся все, что происходит в жизни здесь и сейчас, как будто это никогда не может закончиться. Если бы люди больше ценили то, что имели, в их жизни было бы намного меньше драм. Как и ошибок. Да, ошибок. Сынхун чувствует болезненный укол в груди. От Сухен не удается скрыть внезапную смену настроения. Она спрашивает, обеспокоенно подаваясь вперед: — Ты в порядке? Спрашивает: — Что-то случилось? Ты побледнел. Сынхун сглатывает, чувствуя холодок, пробегающий по позвоночнику, и одновременно с этим жар в груди. — Ничего, — он говорит. — Здесь немного жарко, не думаешь? — Не думаю... — Она хмурится и отодвигается назад. Она едва заметно наклоняет голову вбок, задумываясь. Она говорит:— Может, тебе нужно на воздух? Сынхун ободряюще улыбается в ответ. — Возможно, это просто вино, — Сынхун поигрывает бровями, вызывая легкое хихиканье у Сухен. Она расслабляется, и он тоже чувствует себя гораздо лучше, чем пару мгновений назад. Но внезапно она кладет руки на стол и опускает взгляд, принимаясь сминать салфетку. — Оппа, — она говорит, — ты знаешь... Когда я только устроилась в это кафе, я была в Сеуле всего два месяца. Но за это время... За два месяца, не считая моего брата, ты был первым, кто сделал мне нечто приятное в этом городе. Это немного странно, наверное, но когда я бываю в разных городах впервые, мне кажется, они здороваются со мной. Разными способами, — Сухен застенчиво смеется. — Это может быть что угодно: что-то материальное или человеческая доброта. Но этот город... Мне казалось, Сеул не хотел меня видеть. Все шло наперекосяк с самого переезда. Люди, события... Я получала один негатив от всего, что видела. Хозяйка кофейни начала искать персонал за пару месяцев до ее открытия, я устроилась, можно сказать, удаленно, и, если честно, уже думала, что и здесь все пойдет крахом. Но потом появился ты, и все как будто стало налаживаться. Я до сих пор помню тот день, тебя, твоего глупого друга... — Моего глупого друга? — Ну, наверное? Вы часто бываете вместе, но он иногда так глупо себя ведет, что мои глаза сами лезут на лоб. Сынхун смеется, вспоминая, как иногда Мино ведет себя на людях. Да, пожалуй, это действительно бывает глупо. Сухен продолжает: — Поэтому прежде, чем уехать, мне важно попрощаться с тобой. Потому что ты был первым, кто меня поприветствовал. Это, наверное, правда глупо, но... — Сухен, — Сынхун берет ее за руку. — Ты чудесная. И это ни разу не глупо. Я уверен, что каждый город, в котором ты окажешься, будет рад тебя видеть. Сеул тоже был рад, просто он... осторожный. Здесь так много людей, верно? Он просто не успевает следить за всеми, поэтому тебе пришлось немного подождать. Но я рад, что именно я оказался его представителем, — Сынхун усмехается, подмигивая Сухен, и она смущенно улыбается своей самой очаровательной улыбкой. — Только я не хочу с тобой прощаться. Я уже сказал, что всегда буду здесь, и если ты вдруг окажешься в этом городе снова, я буду рад, если мы увидимся. — Это взаимно, — она широко улыбается. — Сейчас мы с братом уезжаем в Пусан, и если ты вдруг окажешься там... — Что? — Что? — Ты сказала «уезжаем в Пусан»? — Что-то не так? Сынхун показушно хмурится, недовольно качая головой. — Ты знаешь, что Пусан – мой родной город? Я не слишком часто там сейчас бываю, но все же иногда езжу. И на этих выходных как раз туда собираюсь. Поэтому если тебе вдруг понадобится помощь с вещами или что-нибудь еще, дай знать. Я бы познакомил тебя со своим другом. Он классный и сейчас сидит без девушки, между прочим, а какой завидный жених пропадает! Сухен звонко смеется, прикрывая рот ладонью. Сынхуну определенно нравится этот смех. — Если бы тебя сейчас слышал мой брат... — Но его же здесь нет, — Сынхун самодовольно усмехается и поигрывает бровями. — Так что имей в виду. Я всегда на связи. — Спасибо. Я не знала, что ты из Пусана. Вообще-то... я многого о тебе не знаю. Не хочешь что-нибудь рассказать, пока у нас есть время? Сынхун считает, что некоторыми вещами вполне может поделиться. Но, в конце концов, его одолевает беспокойство. Сухен смотрит на него заинтересованно, но как будто обеспокоенно. Так что Сынхун спрашивает, не выдерживая: — В чем дело? — Тебе сейчас нелегко, да? Сынхуна будто окатывает холодной водой. — Я очень хочу, чтобы у тебя все наладилось. Ему кажется, будто его пронзило насквозь острым ледяным копьем. Прямо через сердце. Так много людей вокруг него, которые искренне беспокоятся о нем. Которые переживают и всегда готовы помочь. Так много людей, которых Сынхун не заслуживает. Он поджимает губы, не позволяя своим переживаниям вырваться наружу. Только не здесь, только не перед хрупкой Сухен. Для нее он всегда должен оставаться сильным – чтобы она знала, что у нее есть опора, где бы она ни находилась. — Спасибо, — он старается улыбнуться как можно менее вымученно. — Я ценю это. Правда. — Ты ведь не расскажешь мне, что тебя беспокоит, ведь так? И стоит Сынхуну открыть рот, как телефонный звонок отвлекает его. — Прости, — говорит он и смотрит на дисплей, — это мой глупый друг. Сухен понимающе улыбается в ответ, и Сынхун прижимает телефон к уху. — Хен? — Что-то случилось? — Хен, ты сейчас занят? Где ты? Сынхун смотрит на Сухен, подозрительно щурится. Голос друга звучит слишком беспокойно. — Относительно. Просто скажи мне, что случилось. — Хен, мне звонил Бобби только что. Он с твоим Тэхеном и... Я мало что понял из того, что он бормотал, но, похоже, что-то случилось. Он просил связаться с тобой, потому что у него нет твоего номера. Сынхун чувствует, как сердце буквально уходит в пятки. Морозом по коже на него накатывает беспокойство, и неосознанно он сильнее прижимает телефон к уху. — Что с ним? Ты можешь не бормотать, как твой Бобби, а нормально объяснить? — Я не знаю! — внезапно громко рявкает Мино. Так громко, что это, должно быть, услышала даже Сухен. — Я же сказал тебе, что мало понял. Они были вместе, потом с твоим пацаном что-то случилось, Бобби запаниковал. Я не знаю, зачем ему нужен именно ты, но он позвонил мне и попросил найти тебя. Он хочет, чтобы ты приехал, хен. Он не знает, как успокоить Тэхена. — Успокоить? — медленно повторяет Сынхун. Ну, это многое бы объяснило. Он трет переносицу пальцами и вздыхает сквозь плотно сжатые зубы. Ничего хорошего, но и ничего такого, с чем они бы еще не сталкивались. — Ладно, я... Я понял, Мино. Скинь мне его адрес, я скоро приеду. И передай, чтобы пока оставил Тэхена в покое. — Хен? — Что? — Ты можешь сперва заехать за мной? Сынхун хмурится: — Это еще зачем? — Потому что это Бобби. Ну, для Сынхуна это звучит вполне убедительно. Он снова вздыхает. — Я скину тебе адрес, приезжай сейчас на такси. И сбрасывает. Он смотрит на свой телефон в руке несколько секунд, потому что боится поднять глаза и посмотреть на Сухен. Он впервые привел ее в хорошее место, он впервые привел ее куда-то вообще, но теперь вечер испорчен – для неё в том числе. Он пытается придумать, что ей сказать, но она опережает его. — Оппа? — он смотрит на ее ласковую улыбку. — Если у тебя проблемы и тебе нужно уходить, то лучше поторопись, не задерживайся. Сынхун чувствует, как сжимается его сердце. И почему эта девушка перед ним такая хорошая? — Я не хотел, чтобы этот вечер так закончился. — Все в порядке, — Сухен тянется вперед и накрывает своей ладонью ладонь Сынхуна, все еще сжимающую телефон. — Мы успели поговорить – это главное. К тому же, от алкоголя меня начинает клонить в сон, — она виновато, но широко улыбается, ее маленькие глазки складываются в полумесяцы. Сынхун сжимает пальцы Сухен вместо своего телефона. Он подносит тыльную сторону ее ладони к своим губам и все же оставляет на ней легкий, почти невесомый поцелуй. Он смотрит ей в глаза своим орлиным взглядом, лишенным каких-либо насмешливых эмоций, и, не разрывая зрительного контакта, говорит: — Спасибо. Смущение окатывает Сухен с головой. Она резко краснеет, она прячет робкую улыбку, поджав губы, и опускает взгляд. Но она не отнимает от Сынхуна своей руки. А потом она внезапно смеется: — Как же тебе повезло, что здесь нет моего брата. — Мне повезло, что я провел этот вечер с тобой, — отвечает Сынхун и вдруг чувствует себя немного неловко. Он привык вести себя с девушками подобным образом, но уместно ли это здесь и сейчас? Он спохватывается и медленно отпускает ее руку. — Прости, если я смутил тебя. — Ничуть, — говорит она и вдруг хитро улыбается. Она чуть наклоняется и говорит немного тише: — Представляешь, сколько девушек мне будут завидовать, если узнают, что у меня есть такой оппа? — И оппа всегда к твоим услугам, — Сынхун отвечает ей в тон и подмигивает. Он расслабленно улыбается, когда они оба откидываются на своих местах. Говорит: — Я вызову тебе такси. Сухен, к счастью, даже не думает спорить. Мино появляется довольно скоро. Одетый в черные брюки и белую рубашку, он выглядит так, как будто собирается не к Бобби, а на свидание. Черт возьми, да он даже на свидания так не одевается. Сынхун даже свистит от удивления. — Сон Мино, это что за вид? — Сынхун скептично вскидывает бровь. — У меня была важная встреча. Сынхун усмехается. — Свидание? — Нет. А ты? — Мино кивает на яркую вывеску ресторана позади Сынхуна. Сынхун равнодушно пожимает плечами. — У меня была важная встреча. Дразнится. Мино прыскает и пихает Сынхуна в плечо. — Свидание? — повторяет он и поигрывает бровями. Сынхун смеется и, приобняв друга за плечи, ведет его к своей машине. — Просто попрощался с хорошим человеком. — Хорошее, однако, ты выбираешь место для прощаний. Только для долгих или для «до завтра» тоже работает? А то я бы не отказался там поужинать. — Ты ведь не надеешься, что я буду тебя кормить? — усмехается Сынхун и достает из кармана ключи от машины. Он бросает их Мино и указывает взглядом на водительское сиденье. — Садись. — Я за рулем? — Мино удивляется. — Ты за рулем. Я под градусом. Мино довольно улыбается. — Видишь, и от меня есть польза. — От тебя больше вреда, — Сынхун качает головой и садится в машину. Ким Дживон, как предпочитает величать его Сынхун, или Бобби, как его называют все остальные, живет в новостройке на пятнадцатом этаже. Его дом ничем не отличается от других в этом жилом комплексе, и Сынхун слабо представляет, как тут можно не заблудиться. Это напоминает ему лабиринт с очень высоким ограждением. — Чувствую себя бегущим в лабиринте, — Сынхун качает головой и хмурится. Ему неуютно здесь находиться. Мино усмехается, бросая окурок рядом с чужой машиной. Сынхун поднимает голову, пытаясь прикинуть, где живет Бобби. Он, конечно же, не знает – он никогда здесь не был. Но Мино словно читает его мысли, указывая пальцем куда-то влево. — Вон тот дом, — говорит он. — Окна выходят на другую сторону. Очень классный вид, сейчас сам увидишь. Ну, вид действительно классный. Если не считать Нам Тэхена, сидящего прямо на полу у окна, раскачивающегося из стороны в сторону. Сынхун не видит его лица – по крайней мере, не напрямую, но видит его отражение на стекле среди миллионов огней Сеула. — Окей, — произносит Сынхун. Он глубоко вздыхает. — Окей... — Окей? — неуверенно повторяет Дживон и чешет затылок. Он едва выглядывает из-за дверного проема, потому что ранее Сынхун сказал ему не показываться Тэхену. На всякий случай. Как и Мино, которому было велено оставаться на кухне. Судя по звукам, он пытается приготовить кофе или чай. — Я разберусь, ладно? — Сынхун ободряюще, но слабо улыбается Дживону. — Иди к Мино. Потом поговорим. — Окей... Когда Дживон исчезает, когда Сынхун начинает слышать их приглушенные с Мино голоса, Сынхун медленно подходит к Тэхену. Он не уверен, знает ли Тэхен о его присутствии, хоть он и смотрит прямо в окно, хоть он и может видеть в нем их отражения. Сынхун ступает очень тихо, осторожно. Присаживается с Тэхеном рядом, но на небольшом расстоянии. — Тэхен, — тихо говорит и протягивает руку, касаясь чужого холодного плеча. Тэхен вздрагивает и резко оборачивается. — Это я, котик. Ты замерз? В остекленевших глазах Тэхена что-то мелькает. Сперва страх, потом узнавание. Он не двигается, и Сынхун опускается на колени, придвигается ближе. — Тебе плохо? Иди ко мне, — он говорит, но Тэхен продолжает сидеть на одном месте и смотреть на Сынхуна, не двигаясь и даже не моргая. Его глаза красные, он дышит через приоткрытый рот – глубоко и часто, Сынхун может слышать его дыхание отчетливо. Это не очень хороший знак. — Тэхен, — говорит Сынхун и берет его лицо в ладони, — ты принимал сегодня свои таблетки? Тэхен отводит взгляд, сжимает челюсть. Он пытается отвернуться, но Сынхун не позволяет ему. Он начинает говорить строже. — Нет, нет, не отворачивайся. Смотри на меня, хорошо? Смотри на меня, Тэхен. Тэхен смотрит, и его зрачки расширяются. Его дыхание учащается. — Тэхен! — Сынхун трясет его. — Тэхен, ты меня слышишь? — Кивок. — Дыши. Глубоко дыши. Если откровенно, то Сынхуну хочется плакать. Видеть Тэхена вот таким – это тяжело. Видеть Тэхена вот таким как минимум раз в месяц – это очень тяжело. Ему хочется помочь. Хочется сделать что угодно, чтобы это было в последний раз. Сынхун готов сделать что угодно. Но это всегда повторяется. Его приступы, панические атаки. Его затяжные депрессии и бессонные ночи до и после. Если Тэхен когда-либо и знал, что значит нормальная жизнь, то сейчас он едва ли ее вспомнит. Самое страшное – то, что это всегда происходит внезапно. Не всегда нужна причина, чтобы Тэхен сорвался или чтобы у него случился приступ. Каждый день Тэхена – это прогулка по минному полю. И Сынхун давно привык ходить вместе с ним, держа Тэхена за руку. — Дыши, — повторяет Сынхун, когда Тэхен в его руках кривится, он словно хнычет, но каждый звук дается ему с явным трудом – как будто кто-то перекрыл ему доступ к кислороду. Сынхун стискивает зубы и начинает дышать вместе с Тэхеном. Вдох, выдох. Вдох и выдох. Сынхун дышит с Тэхеном до тех пор, пока не видит, что его взгляд наконец-то становится осознанным. — Мы сейчас поедем домой, — Сынхун проводит рукой по его волосам. Все еще обесцвеченным, с заметно отросшими корнями. — Ты будешь в безопасности. Я буду рядом. Тэхен продолжает дышать в одиночку. Глубоко, размеренно. Сынхун чувствует запах алкоголя. Он прижимает Тэхена к себе. — Ты замерз, — говорит он, растирая круги на чужой спине. — Такой холодный. И бледный. Его лицо сейчас почти сливается с его белой футболкой. Слишком тонкой, чтобы хоть немного согреть, но Сынхун замечает определенно сброшенное одеяло рядом. Похоже на то, как Тэхен не хотел принимать заботу Дживона. — Он ведь не обидел тебя? — говорит Сынхун, не выпуская Тэхена из объятий. Когда тот вздрагивает под его руками, Сынхун утешительно шепчет ему на ухо. — Тише, все хорошо. У меня с собой твои таблетки, я сейчас схожу за водой и вернусь к тебе, ладно? Сынхун ненавидит этот мир в тот момент, когда хватка на его спине становится крепче. — Пожалуйста, — он слегка отстраняется. — Ты позволишь мне позаботиться о тебе? Ты ведь знаешь, что я всегда рядом. Все еще молча, но Тэхен отпускает его. Сынхун заходит на кухню и сразу же чувствует себя не в своей тарелке. Мино и Дживон, ранее увлеченные оживленным разговором, вдруг замолкают и смотрят прямо на Сынхуна. Взгляд Мино абсолютно нечитаемый, но Дживон заметно обеспокоен, и он нервно облизывает губы, вплотную подходя к Сынхуну. — Как он? — спрашивает, рефлекторно хватая Сынхуна за локоть. Сынхун морщится, потому что хватка слишком сильная – что неудивительно, если обратить внимание на мускулы Дживона. Он больше самого Сынхуна раза в два, что, вообще-то, заставляет его удивиться. Он не замечал этого под той мешковатой одеждой, которую этот парень обычно носит, но это отчетливо видно сейчас, когда на нем одна серая майка и сиреневые шорты. Сынхун избавляет себя от чужого захвата и думает, что этому парню нужно быть осторожнее с качалкой, он усмехается своим мыслям. Он проходит мимо и садится за стол, рядом с Мино. Он говорит: — Дай мне, пожалуйста, стакан воды. А лучше два. — Для Тэхена? — Один для меня, — Сынхун неосознанно поводит плечами, чувствуя на себе внимательный взгляд лучшего друга. Он поворачивает голову и смотрит ему прямо в глаза. — Что? — Ничего, — Мино как будто равнодушно пожимает плечами и отворачивается. Дживон ставит перед ним стакан воды и идет за вторым. — Что это было, не расскажешь? Я не хотел бы, чтобы это повторилось, — голос Дживона звучит неуверенно и тихо, и, похоже, он действительно беспокоится. Самому же Сынхуну становится немного лучше от осознания того, что у Тэхена есть рядом такие люди, как Бобби и Чжинхван. Сынхун думает, что им можно доверять. *** Сынхун направляется к Тэхену, чтобы проведать его. В конце концов, они давно не виделись. По их меркам. И по какой-то причине он чувствует себя воодушевленным. Сынхун думает о том, что в жизни Тэхена наконец наступило временное затишье. Поэтому, открывая дверь, он никак не ожидает увидеть то, что все же видит. Всего семь вечера, будний день, а он уже проталкивается сквозь толпу пьяных тел, пытаясь отыскать единственное нужное. Кто-то хватает Сынхуна за плечо, прижимается к его спине, и он чувствует тошнотворный сладкий запах, прежде чем разворачивается. Пьяная совершенно незнакомая блондинка жмется к нему, будучи даже не в состоянии сфокусировать взгляд. — Что за... — хмурится Сынхун, пытаясь убрать от себя ее руки. Но хватка на его плечах становится лишь сильнее. — Привет, — она наклоняется к его лицу, но он отворачивается. — По-хорошему прошу: отпусти. Стальной взгляд и ледяной тон, однако, срабатывают: она выпячивает свои намалеванные губки, но руки убирает. Сынхуну очень хочется выругаться в ее адрес, но он замечает знакомое лицо в толпе. И заодно пытается понять, как здесь вообще поместилось столько человек. — Дже! — кричит он. Парень с каштановыми волосами и в очках оборачивается. Видит Сынхуна. Улыбается. Сынхун радуется, что хоть кто-то здесь сохраняет самообладание. — Что за херня здесь творится? — Он пробирается к Джехену, своему знакомому, и уводит его подальше от трясущейся толпы. — Вечеринка, — он пожимает плечами. — Мне прислали сообщение. Сынхун качает головой, упирая руки в бока. Озирается по сторонам. — Где Нам Тэхен? — У диджейского пульта был, вроде. Сынхун вздыхает и пытается вглядеться в противоположный угол. Наконец замечает знакомое лицо. — Спасибо, — он хлопает Джехена по плечу и уже собирается уходить, но оборачивается. — И лучше не пей эту гадость, — он кивает на стакан, который Джехен держит в руках. Просто потому что Сынхун знает, что за алкоголь хранится в доме Нам Тэхена. Сынхун идет прямиком к Тэхену и хватает его за локоть, когда оказывается рядом. От неожиданности Тэхен вздрагивает. — Что это, мать твою, такое? Тэхен резко сбрасывает с себя его руку. — Если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь уйти, — грубо отвечает Тэхен. — Где Донхен? — Сынхун старается игнорировать адресованный ему раздраженный взгляд. — Какая разница? — Тэхен... — Ты нам что, мать? — Эти слова словно режут без ножа. Сынхун сглатывает. — Повторяю: если что-то не нравится – уходи. Я не обязан перед тобой отчитываться. Сынхун молчит. Потому что, вообще-то, Тэхен прав. Он не обязан отчитываться, а Сынхун не обязан за ним присматривать. Это причиняет боль, но Сынхун действительно собирается молча уйти. Но он чувствует хватку на своей руке, а затем его утягивают в толпу. Сынхун все еще переваривает сказанные ему слова, поэтому смену локаций осознает только тогда, когда оказывается на практически пустой кухне. Правильно, места здесь мало, а хрупких предметов много. Пространство открытое, так что людям здесь делать нечего. — Эй, — Сынхун начинает соображать и видит перед собой Чжинхвана – кажется, его зовут именно так, и хмурится. — Привет. Сынхун рассеянно кивает в ответ. Что этому парню от него нужно? — Насчет Тэхена... — говорит он и трет пальцем кончик носа. Поджимает губы, как будто чувствует себя за что-то виноватым. — Его сейчас лучше не трогать. — Это ты мне говоришь? — Сынхун вскидывает брови. Он действительно собирается раздавать советы, как нужно вести себя с Тэхеном? — Не злись на меня, — раздраженно говорит Чжинхван, но примирительно вскидывает руки и машет головой. — Я знаю, о чем ты думаешь. Тэхен чувствовал себя... не очень хорошо, и ему нужно было отвлечься. Это была моя идея. Он за пультом уже третий час и никого к себе не подпускает. А я присматриваю за ним отсюда, так что тебе не о чем волноваться. Ты ведь из-за него здесь, да? Сынхун оглядывает Чжинхвана с головы до ног. Щурится. Что он только что сказал? — Как много ты знаешь? — медленно спрашивает Сынхун. — Достаточно, — Чжинхван пожимает плечами и смотрит Сынхуну в глаза. Как будто с вызовом. — Ты мне не доверяешь? — А должен? — Стоило бы. Послушай, — он вздыхает, — мы оба не хотим причинить вред Нам Тэхену и оба волнуемся за него. Разве это не повод? — Причина? — Сынхун смотрит на Чжинхвана с прищуром. И задумывается: так чувствовал себя его отец, когда его сестра привела своего жениха для знакомства с родителями? Он усмехается своим мыслям и думает, что похож, наверное, на идиота. — Он мой друг. — И? — Я дорожу своими друзьями, Сынхун-хен. Что-то во взгляде Чжинхвана кажется Сынхуну убедительным. Заставляет его принять эту причину. — Хорошо, — говорит он. — Присмотри за ним. Но на всякий случай возьми мой номер. Чжинхван в ответ улыбается.

***

Сынхун полностью осушает свой стакан. Он оборачивается к дверному проходу, как будто Тэхен может стоять там, но нет, глупости – Сынхун еле усадил его на диван, и без посторонней помощи он сейчас вряд ли сможет даже просто пошевелиться. — Я могу задать тебе один вопрос, Дживон? — устало спрашивает Сынхун. Такие эпизоды причиняют ему много боли и в то же время сильно выматывают. — Конечно, — Дживон ставит рядом еще один стакан. Он садится сам на стул напротив Сынхуна. Мино сидит рядом тихо, даже дышит неслышно – как будто боится помешать им любым шорохом. — Меня здесь не было, но я знаю Тэхена не первый год. И все к этому шло. Скорее всего, очередной нервный срыв, который привел к панической атаке. Эти атаки – тоже не редкость, но у Тэхена они обычно не происходят просто так. То есть... он может что-то увидеть или услышать – что-то, что может спровоцировать ее. Я повторюсь: меня здесь не было. Но мне нужно знать. Между вами с Тэхеном что-нибудь было? — Что? Мы... Э-э... Сегодня или вообще? О, боже. Сынхун устало трет переносицу. — Я говорю про сегодня, Бобби. Ты ведь ни к чему его не принуждал? — Принуждал? Нет! — вспыхивает Дживон. — Я бы никогда... Это же Тэхен, ну, ты же знаешь, хен, — он стыдливо опускает глаза. — Я никогда бы не причинил ему вреда. — Меня, конечно, радует, что не перевелись еще рыцари в этом мире, — Сынхун закатывает глаза и качает головой, — и все почему-то достались именно Нам Тэхену. Но, может, ты что-то сказал или... я не знаю. Хоть что-нибудь. Ты помнишь, с чего все началось? — Ну, — Дживон задумчиво чешет затылок, — я не очень помню... Мы просто разговаривали. Кажется, я что-то спросил у него. Про Джиен-хена. Оу. Они возвращаются к машине втроем и в полной тишине, слышится только, как хрустит асфальт под ногами. Мино с тех пор, как они приехали в квартиру, насчет Тэхена так ничего и не сказал. За что, однако, Сынхун ему только благодарен. Он знает, что Мино Тэхена не любит, но даже в обычной ситуации ему не нравится слышать, как Мино о нем отзывается. Сейчас он бы не стал терпеть это тем более. Дорога от дома до машины довольно коротка, но кажется бесконечной. Сынхун идет впереди и держит Тэхена за руку. Мино идет чуть позади и курит. Сынхун мог бы подумать о многом, но думает только о Тэхене. Ну, почти. Потому что Квон Джиен. Квон, мать его, Джиен. Тэхен никогда не рассказывал о нем, даже когда они были у Джиена на вечеринке. Тэхен никогда не рассказывал о нем самому Сынхуну, но о нем почему-то знают все остальные. Все, кроме Сынхуна, который снова сорвался – он уже сбился со счета, в который раз – и приехал забирать Тэхена из очередной задницы, в которой он оказался. Все, кроме Сынхуна, который чувствует себя последним идиотом на свете. Какого черта он вообще здесь делает? Какого черта он вообще делает? Он злится. Он пинает попавшийся под ногу камень и сжимает чужую руку так сильно, что Тэхен вздрагивает. Но Сынхун слишком ослеплен собственным приступом гнева, чтобы заметить. Он ругается себе под нос, ускоряет шаг, дергает рукой, в которую вложена чужая ладонь, и приходит в себя только тогда, когда Мино окликает его. Они все останавливаются, но Сынхун не оборачивается. Он понимает все и так. Поэтому он просто говорит: — Здесь холодно. Нужно поскорее сесть в машину, — как будто это действительно важно. Тэхен молча следует за ним. А по дороге домой, в середине пути Тэхен впервые за вечер говорит: — Почему он меня не любит? Сынхун резко оборачивается назад, Мино тоже. Они все слишком тихие этим вечером – настолько, что такая тишина режет по слуху сильнее самых громких звуков. Но почему это первое, что слышит от него Сынхун за сегодня? — Кто? — спрашивает он, возвращая внимание на дорогу. — Джиен-хен. Сынхун с большим трудом перебарывает желание приложиться лбом о руль. Кажется, у него развивается аллергия на это имя. Мино рядом почти неслышно фыркает. — В конце концов, он тоже меня бросил, — не унимается Тэхен. Его голос в этот момент звучит так, словно он сейчас разрыдается. Сынхун напрягается. — Все меня рано или поздно бросают. Что я буду делать, когда останусь совершенно один? Я ведь... — его голос срывается, — действительно никому не нужен. Сынхун наблюдает за ним в зеркале заднего вида. Видит, как искажается лицо Тэхена в гримасе, как из глаз начинают течь слезы. Тэхен пытается подавить их, закусив губу, но получается с трудом. Сынхун бросает быстрый взгляд на Мино, который пытается слиться с обстановкой. Он понимает, что друг себя чувствует в этот момент так, будто его здесь быть не должно. И в то же время Сынхун просто рад, что не видит на его лице привычного отвращения, как бывает, когда речь заходит о Тэхене. — Почему я нуждаюсь в людях так сильно и не могу поступать с ними так, как они поступают со мной? — Тэхен... — начинает Сынхун, но Тэхен машет головой, тянется вперед и вытягивает руки. Толстовка, которую нашел в салоне для него Сынхун, натянута у него на самые пальцы, и он зажимает Сынхуну рот этими пальцами, обтянутыми грубой тканью манжет. — Тот мир, который я показал тебе, — судорожно шепчет Тэхен, облизывая губы, — тот мир, который он показал мне, – это единственное место, где я могу ни в ком не нуждаться. Где мне все равно, что думают обо мне люди. Где я могу быть самим собой, не боясь, что меня бросят. Я просто хочу быть кому-то по-настоящему нужным. Тэхен все еще безмолвно плачет, все еще держит руки у Сынхуна на щеках, на губах. Сынхун своей рукой пытается освободиться. Говорит: — Убери, пожалуйста, руки от моего лица. И Тэхен послушно отнимает их от его щек, от его губ. Он откидывается на черную кожаную обивку и прислоняется виском к стеклу; его взгляд устремлен куда-то сквозь приборную панель. — Тэхен, — снова начинает Сынхун. Но Мино не выдерживает раньше. — Ты просто маленький паршивец, парень, — он грубо усмехается. Тэхен резко распахивает глаза, как будто только что понял, что они с Сынхуном здесь не одни. — Ты сейчас сидишь в машине Сынхуна и едешь к нему домой. Он сорвался безо всяких вопросов и пререканий, как только Бобби позвонил. Потому что Сынхун волновался за тебя, потому что Бобби тоже волновался за тебя. Твою мать, да Бобби так боялся, что сам разревелся! И ты, блядь, смеешь говорить, что никому нет до тебя дела?! Кому действительно не повезло – так это тем, кто имеет такую же проблему, но у кого нет таких людей рядом. Ты должен быть им благодарен, а не обесценивать одной фразой все то, на что они ради тебя готовы. Они ведь заботятся о тебе. А что делаешь ты? Мино пристально смотрит на Тэхена и замолкает, отворачиваясь к окну. Тэхен молчит тоже, и Сынхун боится, что это могло быть для него слишком грубо. Он никогда не позволял себе в подобных ситуациях разговаривать с Тэхеном так, но сейчас он только удивляется – возможно, это подействовало. Потому что Тэхен жмурится; Тэхен жмурится очень сильно, крепко-крепко, и слезы из его глаз начинают литься нескончаемым потоком. Однако он ничего не говорит и теперь прижимает свои ладони к своему же лицу. Сынхун очень хочет обнять его прямо сейчас, но понимает, что придется подождать до дома. — Тэхен, — жалостливо зовет его Сынхун, но в ответ слышит только душераздирающий всхлип. — Тэхен, что бы я ни говорил тебе, я люблю тебя. По-настоящему. Мино прав. Я все время рядом с тобой, потому что ты нужен мне. Тэхен громко всхлипывает. Сынхун вспоминает, что у него в бардачке лежит пачка салфеток, и толкает Мино вбок, указывая взглядом. — И я не один такой. Есть еще Бобби, есть Донхен. Есть Чжинхван, который, я знаю, искренне беспокоится о тебе. И, эй, вообще-то, я немного ревную тебя к этому мелкому сатане, знаешь. Ты не должен забывать о нас, когда говоришь, что никому не нужен. Я обещал тебе, что не брошу тебя, и я сдержу свое обещание, Тэхен. Мино достает пачку салфеток и вопросительно смотрит. Сынхун кивает, и Мино молча кидает их на заднее сиденье, тут же отворачиваясь. Постепенно Тэхен успокаивается. Куча влажных салфеток валяется вокруг него, и Сынхун уверен, что заставит его самого прибирать за собой. Но это будет не сегодня, потому что в этот вечер Тэхен больше не способен даже говорить. Он, похоже, ушел в себя, и его даже не волнует, что он бьется головой о стекло, когда они едут по неровной дороге. Сынхуна это волнует лишь немного, в отличие от Мино, что оказывается довольно удивительным. — Он сейчас стекло головой пробьет, — как бы между прочим говорит Мино. Его голос звучит резко и в то же время немного задумчиво. Как будто он о чем-то размышляет. — Не пробьет. Но внезапно Мино просит: — Останови машину, — и разворачивается к Сынхуну всем корпусом. — Что? — Машину останови, говорю. Ну же. Сынхун хмурится, но все же останавливается у обочины. И с удивлением наблюдает, как Мино перебирается на заднее сиденье, освободив себе место среди горы салфеток, и устраивает голову Тэхена на своем плече. — А теперь поехали, — говорит он, прокашлявшись. Сынхуна это начинает даже забавлять, потому что он видит, как мелькает смущение на лице друга. Но Тэхену, похоже, до этого дела совсем нет. Ну, сейчас, может, и к лучшему. Хотя Сынхун представляет, что ждет их завтра. — И только попробуй хоть что-нибудь сказать. Сынхун лишь усмехается и набирает скорость. Остаток дороги они едут в тишине. Мино поддерживает Тэхена до самой квартиры как кавалер свою даму после бала. Сынхун не знает, тронется ли лед в их отношениях после этого дня, но хочет на это надеяться. Отто, как всегда, встречает с порога. Сынхун обязательно еще прогуляется с ним перед сном, но немного позже – сейчас ему нужно разобраться с другим. — Тэхен останется в дальней комнате, — говорит Сынхун, обращаясь к Мино, — ты спишь со мной. Ну, или на диване в гостиной, что выбираешь? — Тебя, хен, — Мино игриво обнимает Сынхуна и почти что касается его уха своими губами. — Из всего многообразия вариантов я всегда буду выбирать тебя. Сынхун сдерживает свой смех, когда Мино намеревается чмокнуть его в щеку в подтверждение своим словам, и вырывается из объятий. Он бы, может, и поддержал эту дурацкую – как и их любая другая – затею, но чувствует себя слишком уставшим и вымученным. И его взгляд падает на Тэхена. Все еще заторможенный в своих реакциях и действиях, он все еще довольно медлителен, но Сынхун все равно замечает немой вопрос в его глазах. О, ну да. Тэхен сейчас вряд ли в состоянии понять, что Мино слишком долго быть серьезным просто не может. Но Сынхун все равно собирается оставить все объяснения при себе. По крайней мере, сейчас. И Мино с Тэхеном он тоже оставляет, когда идет с Отто на улицу. Воздух свежий. Слишком свежий и прохладный, чтобы чувствовать себя уютно. Сынхун съеживается в своем наспех накинутом свитере и жалеет, что ничего не надел на Отто. Которому, впрочем, и так неплохо – судя по тому, как радостно он носится по каменной дорожке у подъезда. А потом, как в каком-то сне, Сынхун снова видит Джину. Машина стоит вблизи от дома, возле уличного фонаря, и когда Джину становится прямо под ним, то выглядит словно Иисус, спустившийся с неба. Его слегка вьющиеся каштановые волосы, чертова красная куртка, ангельская улыбка и – о, нет, Сынхун просто не может перестать таращиться на него, потому что воистину – даже если не Иисус, с неба он спустился точно. Потому что Ким Джину – такой Ким Джину – просто не может быть земным созданием. И Сынхуна даже почти не волнует, что Джину улыбается кому-то еще, потому что, стоит машине отъехать, Джину видит Сынхуна и – о боги, это действительно улыбка ангела – он улыбается еще шире. — Привет, — Джину оказывается рядом быстрее, чем Сынхун может весь беспорядок в своей голове обработать, поэтому у него получается лишь улыбнуться в ответ. — Не ожидал тебя увидеть в такое время. Сынхун задается вопросом, который вообще сейчас час. Ведь действительно: с того момента, как они с Мино сорвались к Тэхену, он ни разу не посмотрел на часы. — Половина двенадцатого, — хен проверят время в телефоне. И улыбается. Так чертовски очаровательно. Сынхуну кажется, что он сходит с ума. Неужели тэхеновские болячки заразны? Иначе Сынхун не может объяснить то, что происходит с ним в этот момент. Все еще не покидает ощущение нереальности происходящего. Ощущение нереальности Ким Джину. В чувство, однако, приводит горячая ладонь на лбу. Сынхун поднимает глаза и видит красный рукав, видит обеспокоенный взгляд Джину. — Ты в порядке? — спрашивает он. — Тебе плохо? — Нет, мне очень даже хорошо, — брякает Сынхун и поджимает губы, мысленно пробивая себе лоб, когда понимает, что он только что сказал. Джину, похоже, не знает, как реагировать – смеяться или беспокоиться еще сильнее, поэтому Сынхун ободряюще ему улыбается и бросает взгляд на телефон в его руке с все еще непогасшим дисплеем. — Ты никогда не меняешь обои? — спрашивает он. У хена на заставке стандартная картинка, и Сынхун понимает, что замечает это не в первый раз. Джину из тех людей, которым все равно, что стоит на заставке? — О, это... — Джину коротко смеется. — Редко. Когда вижу стандартные обои, мне всегда кажется, что телефон совсем новый. — О, — понимающе гудит Сынхун. — В этом есть смысл. — Я люблю новые вещи, — Джину щурится и поднимает руку. Он чуть задирает рукав своей чертовой красной куртки. Сынхун не знает, любит он ее или ненавидит. Но определенно он к ней не безразличен, нет. Только не тогда, когда Джину выглядит в ней... вот так. Слишком даже для того, чтобы описать это словами. Особенно когда он показывает свой браслет. — Такие, как эти. Сынхун пытается не обращать внимание на свое бешено бьющееся сердце. — То есть он перестанет тебе нравиться, как только он потеряет свою новизну? — Сынхун позволяет себе поймать хена за руку. Сделать вид, что он просто рассматривает браслет. Джину качает головой, отворачивая глаза. Смотрит куда-то вдаль, и Сынхун повторяет за ним, пытаясь разглядеть то, что могло заинтересовать Джину. — Для меня он всегда будет чем-то... новым, — тихо отвечает он. Сынхуну приходится напрячь слух, чтобы расслышать. — Как напоминание. — О чем? — спрашивает Сынхун, и его тон заставляет Джину посмотреть ему прямо в глаза. Джину молчит, и Сынхун, все еще не отпуская его руки, говорит: — Хорошо. Говорит: — Хорошо... В таком случае, если он для тебя устареет, я просто куплю новый, верно? Джину смеется, стоит совсем рядом, так что Сынхун может чувствовать его тепло. Но еще теплее становится, когда Отто пробегает рядом так быстро, что почти сбивает Джину с ног, и Сынхун тянет его за руку, чтобы поймать. Он прижимает Джину к себе – без особой необходимости, но непохоже, чтобы Джину возражал. — У тебя не собака, а танк, — почему-то шепчет Джину. Без капли смеха в голосе, в выражении лица. Сынхун сглатывает. — Да уж, столько силы в таком маленьком создании, — он смотрит прямо на Джину в его руках. Сердце в груди пропускает пару ударов и норовит остановиться совсем. — Прямо как ты. — Ты напрашиваешься, Ли Сынхун, — говорит Джину. Сынхун не очень понимает, о чем он говорит, и, вообще-то – не понимает уже ничего. В такой близости от хена он боится даже дышать, не то, что думать. Это нормально для них – прикасаться друг к другу, быть рядом друг с другом. Но почему-то именно сейчас, под открытым небом, на котором не видно звезд, во внезапной тишине шумного города, чувствовать тепло Джину так близко кажется чем-то поистине волшебным. — На что? — он все же спрашивает. Но Джину снова молчит. Смотрит долго, внимательно. Как будто не обдумывает, а ждет. Как будто хочет проверить. Как будто его взгляд – вопрос; в нём читается: «Кто первый?» Кто первый сделает шаг в эту пропасть между ними или шаг назад, который увеличит расстояние еще больше? Сынхун не может поверить в это. Если это не игра его воображения, если Джину действительно смотрит на него именно так... Он кажется уверенным. Увереннее самого Сынхуна, и, похоже, именно его неуверенность не позволяет Джину шагнуть первым. — Все это время... — неверяще шепчет Сынхун. — Все это время ты... — он сглатывает, не в силах продолжить. Джину в ответ смотрит молча и терпеливо, словно все это время он просто ждал. Ли Сынхун – дурак. Тупица, чертов ублюдок и, к тому же, тормоз. Полный придурок. Джину терпел его... как долго? Сынхун боится даже подумать. И не хочет, потому что его мысли сосредотачиваются на расстоянии между ними, которое хочется сократить. Он потом подумает, правильно ли это. Если он должен пожалеть об этом, то сделает это позже. А сейчас... Сейчас только... Телефон. Джину вздрагивает, волшебство момента улетучивается. Классика. Иначе и быть не могло. Возможно, это просто предостережение от Вселенной, но в этот самый момент Сынхун сильно ненавидит ее и того, кто звонит. Кто бы это ни был. — Сон Мино, — грубо говорит он, поднося телефон к уху. — Ты там пропал? — Мино говорит тихо. — У тебя все хорошо? Твой пацан уснул. — О... — Сынхун вздыхает. — Да, отлично. Я скоро буду. — Ну ладно, — Мино шмыгает носом и отключается. Сынхуну хочется разбить телефон о землю, но просто убирает его в карман. И боязно поднимает взгляд на Джину. Его глаза такие большие и красивые, искрятся в желтом свете. Но в них уже нет того тепла и чуда, что плескались там всего минуту назад. И Сынхун уже даже не уверен, к лучшему ли это или к худшему. Но одно он знает точно: только что у него был шанс. Который он упустил, но он был. — Так я... — говорит Джину, хмурясь, — что? Сынхун сглатывает. Прокашливается. Смотрит куда-то вдаль, только не Джину в глаза. — Хочешь зайти ко мне? — О... — тянет Джину. — Конечно. — Джину-хен? — Мино вскакивает со стула. — Вау, — Джину самодовольно усмехается, — твой друг помнит, как меня зовут? — Просто ты незабываем, — Сынхун произносит ровным тоном и подходит к плите. — Кто-нибудь хочет чай? Я не предлагаю кофе, но если кто-то хочет... — он оборачивается и раскидывает руки в стороны. — Я бы выпил чай, — Мино, сидя за кухонным столом, подпирает лицо кулаком. Он уже переоделся – в одну из любимых футболок Сынхуна и его клетчатые пижамные штаны. — Ах ты ж, — Сынхун совсем не ленится подойти к Мино и влепить ему подзатыльник. — За что, хен?! — Мино смотрит на него как преданный хозяином щенок. Сынхуну его даже почти жаль. — Я говорил тебе не брать эти штаны, — он цокает языком, качая головой. Мино возмущенно закатывает глаза: — Может, мне их снять? Мино порывается встать, чтобы развязать шнуровку, но Сынхун лепит ему еще один подзатыльник, и Мино усаживается на место, жалобно глядя на Джину. — Ты видел это, нет, ну видел?! — он взмахивает рукой. — Это насилие! Это насилие в чистом виде, хен! И ему жалко какие-то штаны для своего лучшего друга! — Прости, — Джину старательно сдерживает смех, — я ничем не могу тебе здесь помочь. — Я чувствую себя в каком-то логове предателей, — Мино возносит очи к потолку и корчит гримасу. Несмотря на то, что они стараются вести себя довольно тихо, Сынхун продолжает беспокоиться о Тэхене. Сейчас он, вероятнее всего, крепко спит – после своих таблеток и прописанного ему снотворного, но Сынхун все равно плотно закрывает кухонную дверь. — Мино, ты ж королева драмы, — Сынхун усмехается и включает чайник. — Тебе нужно было в театральный, а не художественный поступать. — Мино, ты рисуешь? — не дожидаясь продолжения этой шутливой перепалки, спрашивает Джину. Он подходит к Сынхуну, когда он достает заварку, и забирает ее прямо у него из рук. — Брысь отсюда, я все сделаю. Сынхун послушно отдает банку с чайными листьями Джину и примирительно вскидывает руки. — Как скажешь, хен, как скажешь, — Сынхун садится рядом с Мино. — Я художник, — Мино цепляет пальцами пакетик со снеками и запускает в рот два хрустящих шарика. — Блин, вкусно. — Ешь, — Сынхун треплет его по волосам и поворачивается к Джину. — Он у нас и швец, и жнец, и на дуде игрец, причем в прямом смысле. — То есть? — Джину разворачивается к ним всем корпусом и удивленно хлопает ресницами. — Я умею шить, — Мино закидывает еще один шарик себе в рот и принимается загибать пальцы, — рисовать, лепить из глины, сочинять стихи, писать песни. Хотел научиться играть на скрипке, но Сынхун-хен сказал, что у Паганини скрипка была чуть побольше, — усмехается. — Вау... — завороженно выдает Джину, но тут же хмурится: — В смысле – побольше? Сынхун машет рукой: — Его наебали и продали детскую скрипку вместо обычной. — А вернуть и забрать деньги? — Я заказывал с рук, — Мино глупо улыбается. — С продавцом теперь не связаться. — Вау... — снова выдыхает Джину, словно что-то обдумывает. — Ты классный. — Он просто выделывается, — Сынхун закатывает глаза. — Но да, он классный. Кстати, хен, — он наблюдает за Джину, когда он заливает заварку в стеклянном чайнике. Не отрываясь от своего занятия, он вопросительно хмыкает. — У меня к тебе просьба. Не присмотришь за Отто на выходных? Я собираюсь съездить домой. — Черт, — Джину ставит электрический чайник на место и оборачивается, глядя на Сынхуна растерянно. — В чем дело? Ты не можешь? Джину отрицательно машет головой. — Не в этом дело... То есть, да. Я сам уезжаю на этих выходных, так что хотел попросить тебя присмотреть за Рэем и Бэем... Сынхун понимающе гудит, Джину закусывает губу и задумчиво смотрит в стену. А потом, словно по команде, оба перемещают свои взгляды на Мино. — Э-э... Кто такие Рэй и Бэй? — Мои коты, — Джину растягивает губы. Мино перемещает свой взгляд с одного хена на другого и, наконец, театрально вздыхает: — Так и быть, хены, так и быть. Я присмотрю за вашими животными. Если, конечно, Джину-хен оставит мне ключи. — Как думаешь, — Джину чуть наклоняет голову вбок и хитро щурится, глядя на Сынхуна, — ему можно доверять? — Кому? Минхо? — Сынхун скептически заламывает бровь и фыркает. — Да ни за что на свете. — Вот так ты со своими друзьями, да? — Мино обиженно складывает руки на груди. — Я сейчас же позвоню Юну и скажу ему, чтобы не пускал тебя на порог. Потому что ты последний засранец и предатель, Юн заслуживает большего! Как и я, конечно, но мне из твоего логова уже никуда не деться, — он горестно вздыхает. — Да ты офигел, — со смешком отвечает Сынхун и легко ударяет Мино в грудь. Мино обращается к Джину: — Хун всегда любил нашего Юни больше, чем меня. Сынхун смеется, согласно кивая. Он прожевывает хрустящий шарик, который находит очень вкусным, и тянется за другим. — Видишь? — возмущенно восклицает Мино. — Он даже не отрицает! — Потому что это правда, — равнодушно отвечает Сынхун. По крайней мере, старается. Потому что дразнить Мино – это весело. Всегда было весело. — Сынюни – мой любимый ребенок. А ты вообще кто такой, иди отсюда, — он пытается спихнуть возмущенного Мино со стула. Джину, глядя на них, смеется. Но потом веселье в его взгляде сменяется непониманием: — Подожди, — говорит, — так ты Мино или Минхо? — Минхо, — отвечает он. — Но это долгая история. — Надеюсь, ты мне ее расскажешь, — Джину усмехается и отворачивается в поисках чашек. Если Мино и удивлен тем, как по-хозяйски Джину чувствует себя не на своей кухне, то не показывает этого. — Конечно. Когда Хуни не будет рядом, — Мино бросается в Сынхуна пристальным взглядом и почти ловит еще один подзатыльник. — Ай! Уйди. Демон! — уворачивается от еще одного удара. — Ты можешь заходить ко мне в любое время, — тянет Джину, разливая чай. Он поворачивается с милой невинной улыбкой на губах, но на Сынхуна она успокаивающе не действует совершенно. — Я не понял, — он хмурится. — Это что за флирт пошел и при живом мне? Совсем страх потеряли? Джину молча ставит чашки на стол, не переставая улыбаться; Мино притягивает Сынхуна к себе, похлопывая по плечу. — Не переживай, хен. Тебя мне не переплюнуть. Внезапно Джину замирает. — Что это было? — Что? — Какой-то звон, будто что-то упало. — Джину-хен, ты же не веришь в приведения? — Да нет же, — Джину отмахивается и смотрит на дверь, сощурившись. — Вы не слышали? — Я проверю, — Мино, сидя ближе всех к двери, поднимается и отправляется исследовать квартиру. Сынхун наблюдает, как включается в коридоре свет. Слышит, как открывается одна из дверей в комнаты. Потом свет выключается, и Мино возвращается. — Твой ребенок, похоже, любит во сне раскидываться своими конечностями, — он ставит на стол пустую чашку и садится на место. — Он смахнул ее с тумбочки, хорошо, что она была пустая и не разбилась. — Он все еще спит? —Ага, как убитый. — Какой ребенок? – вклинивается в разговор Джину. Сынхун пытается заставить шестеренки в своей голове работать. Он все еще помнит, какое впечатление оставила о себе их первая и последняя встреча. Помнит взгляд Джину. Как он отреагирует, если узнает? Сынхун не хочет чувствовать снова то, что почувствовал тогда. Но Мино, словно оценив ситуацию, берет все на себя. — Он называет его ребенком, но это уже довольно взрослый парень. Результат того, что Сынхун когда-то решил поиграть в благотворительность. Но, вообще-то, это просто исчадие Ада. — Не говори о нем так, — Сынхун крепко сжимает пальцы на поставленной перед ним чашке. Он не хочет этого слышать. Ни от Мино, ни от кого-либо. Он не может позволить людям так о Тэхене отзываться. Не в его присутствии, по крайней мере. — Перестань о нем так говорить. Он неплохой человек. — Но и не хороший, да? — Мино резко меняется в лице и усмехается краем губ. — Ты знаешь мое к нему отношение и почему оно такое. Он и сам заговорил об этом. — Это не повод, Мино, — он смотрит другу в глаза, но думает, что в его собственных кипит ярость. — Да чего вы... — Джину кладет руки поверх их ладоней. — Мальчики, вы чего? — Я все еще считаю, что... — говорит Мино и резко осекается. Он сжимает руку в кулак – Сынхун замечает это. Мино отводит взгляд. — Джину-хен знает, — Сынхун устало вздыхает и отворачивается от Мино, прислоняется к стене затылком и закрывает глаза. Что ж, можно раскрыть все карты – перед людьми, которые ему так дороги. От которых уже просто нечего скрывать. — Он все знает. И Тэхена он тоже знает. — Что значит «все»? — Он спалил меня как-то, — Сынхун пожимает плечами и открывает глаза. Его взгляд вдруг падает на новое кольцо Джину, и Сынхун не может перестать на него смотреть. — И часто... выручал меня с тех пор. Я перед ним в большом долгу. А Тэхена ты видел, хен, не очень давно, — он смотрит Джину в глаза. — Вы столкнулись в подъезде, когда он возвращался с Отто с прогулки. — О... — в глазах Джину мелькает понимание, но Сынхун ловит и легкий оттенок неприязни. — В женской одежде? — Что? Еще и женская одежда? — Пожалуйста, перестаньте, — Сынхун вскипает и неосознанно повышает голос. — Вы можете относиться к нему, как хотите, вы можете не любить его и даже презирать. Но пожалуйста, пожалуйста... Он очень дорог мне, и если вы не можете проявить уважение к нему, то проявите хотя бы ко мне. Мне совсем не хочется слышать, как вы о нем говорите, совершенно его не зная. Да и ты, — он смотрит на Мино и хмурит брови, — сам видел, что с ним. И вполне сносно пообщался с ним. — Ему было плохо, — хмыкает Мино и почему-то отводит глаза, — но это не оправдание всему остальному. Он не нравится мне не из-за того, что у него проблемы, а из-за того, что у тебя проблемы. Но прежде, чем Сынхун может ответить ему, взгляд Джину смягчается. Он берет ладонь Сынхуна в свою и сжимает, поглаживая пальцами другой руки. — Прости, — говорит он ласковым шепотом; Сынхун старается на него не смотреть. — Прости. Мы просто... Ты прав, мы просто не знаем его. Но если ты о нем так заботишься, значит, в нем действительно есть что-то, чем он заслужил это. Мы все совершаем ошибки, и никто другой не в ответе за наши собственные. Если мы оступаемся, делаем неверный шаг, то делаем это по собственной воле, а не по чьей-либо. Сынхун чувствует, как внутри него что-то обрывается. Все воспоминания, переживания, связанные с Тэхеном, вдруг накладываются на то, что происходит в их жизнях сейчас. Джину прав - это был их выбор. Все, что Сынхун сейчас имеет - это его выбор. Он мог взять Тэхена за протянутую руку и вытащить его. Но вместо этого он позволил Тэхену утащить себя. Сынхун чувствует, что он не выдерживает. Пелена слез застилает ему глаза, и он опускает голову, стискивает зубы. Джину порывается что-то сказать, но Мино не позволяет ему: — Очень вкусный чай, Джину-хен, — Сынхун не видит, но уверен, что во взгляде друга читается немая просьба не трогать. Сынхун благодарен ему, потому что за столько лет Мино действительно научился понимать, когда Сынхуна лучше оставить в покое. — Самый лучший, — говорит он. Сынхун слышит, как вздыхает Джину, и чувствует, что хватка на его пальцах становится сильнее. Сынхун знает, что Тэхен лежит в соседней комнате и спит, но все равно пытается прислушаться к звукам. Беспокойство не отпустило его до сих пор. В лучшем случае завтра Тэхену станет лучше, в худшем – это состояние продлится у него около недели, и в этом случае Сынхун ни за что не выпустит его из своей квартиры и будет держать под своим наблюдением. Но даже если его отпустит... Почему бы не взять Тэхена с собой в Пусан? Сынхуну эта идея не кажется такой уж плохой. Он рассказывал Тэхену о Сынюне, он рассказывал Сынюну о Тэхене (не все, конечно, и в общих чертах, но все же), и почему-то Сынхуну кажется, что они найдут общий язык. По большей части потому, что Сынюн такой человек – его невозможно не полюбить, и сам он относится к людям без предвзятостей и с исключительной доброжелательностью. Вообще-то, думает Сынхун, таких, как Сынюн, больше нет. И знакомство с ним может действительно хорошо повлиять на Тэхена. Особенно в совокупности с морем и вдали от всех их ненормальных тусовок. Тихий голос Мино прерывает поток его мыслей: — Хен? — М? — в тон ему отзывается Сынхун. — Ты спишь? — Твое сопение рядом с моим ухом не дает мне уснуть. Сынхун слышит, как смеется Мино – почти неслышно, вообще-то, – и чувствует, как прогибается матрац под его весом, когда он немного отодвигается. Сынхун говорит ему: — Вообще-то я пошутил, — и ухмыляется. Мино цокает языком, кряхтит; в следующую секунду Сынхун чувствует, как Мино закидывает на него свою руку. И, чтоб его, ногу. — Мино, блядь, — Сынхун пытается вытащить из-под руки Мино свою руку, — мы действительно не могли обойтись без этого? — Ты только что сказал, что тебе это не мешает. — Я сказал про твое сопение, идиот, — Сынхун вздыхает, но больше ничего не говорит. Он чувствует тепло, но Мино своими движениями наполовину скинул с них одеяло, поэтому жарко быть не должно. Он собирается провалиться в сон, но голос совсем рядом с ухом снова выбивает его из своих мыслей. — Почему ты с ним так возишься? — спрашивает. Сынхун сразу понимает, что речь о Тэхене. — Потому что мы похожи, — Сынхун машинально пытается пожать плечами, но из-за Мино это оказывается затруднительно. Он тихо вздыхает. — Вы совсем непохожи. — Мы похожи, — с нажимом повторяет Сынхун. — Просто у меня мозгов побольше и тормоза исправны. Мино тихо хмыкает. Молчит какое-то время, но все же выдает: — Прости. — За что? — Сынхун поворачивает голову в его сторону; в лунном свете ему удается разглядеть чужой силуэт. — За то, что я сказал. Я думаю, что реально перегнул палку. Я понимаю, что вижу только верхушку айсберга и почти ничего о нем не знаю, но это не мешает мне беситься из-за него. Мне не нравится то, что я вижу. Сынхун вздыхает. Раздумывает, стоит ли говорить Мино, и все же решает, что стоит. — Я никогда не рассказывал тебе этого. Не говорил, как мы познакомились, ты не знаешь его истории. Но я могу рассказать тебе, если ты хочешь. — Хочу, — без раздумий отвечает Мино. — Я думаю, что ты давно должен был рассказать мне. Сынхун в ответ только усмехается. Тэхен ничего не рассказывал о своем настоящем отце кроме того, что из-за него они оказались за чертой бедности. Жили в не самых лучших условиях, пока его мать не встретила своего нынешнего мужа. Все банально: она видела в нем хорошего и надежного человека, которым он пытался казаться, и позволила ему войти в их семью. — Тэхен говорил, что он действительно ее любит, — тихо говорит Сынхун. — Но любить женщину – не значит любить ее детей. Поначалу это были удары ремнем или пощечины за проступки, но со временем синяки стали появляться по всему телу Тэхена. Донхен был еще маленьким и тихим, поэтому его отчим не трогал, но Тэхен никогда не был тем, кто станет кого-то слушаться только из-за страха получить удар. Или несколько ударов. Особенно когда отчим понял: Тэхен не расскажет своей матери. Она бы поверила Тэхену, она бы обязательно заступилась за него. Но в таком случае они бы снова потеряли все, что обрели. В конце концов, Тэхен терпел. У него были друзья, и он проводил с ними все больше времени. Это было время, когда Тэхен впервые влюбился; когда он понял, что ему нравятся мальчики, и ему повезло, что его первая любовь оказалась взаимной. По крайней мере, он так думал. Но понял, что он ошибался, когда вся школа узнала об этом. Когда над ним издевались, били, выбрасывали его вещи из окон и иногда – в мусорный бак недалеко от школы. — Это был первый раз, когда я встретил его, — говорит Сынхун. Мино же не говорит ни слова. Его «первая любовь» объявил, что ему просто стало жалко Тэхена. Что между ними ничего не было. Что на самом деле Тэхен просто заставил его. Миллион версий, после которых он был одним из тех, кто оставлял на коже Тэхена синяки от ударов ногами. А потом об этом узнал его отчим, и синяков на теле стало еще больше. — Я видел их, Мино, — Сынхун жмурится, как будто видит их перед глазами прямо сейчас; как будто каждая из этих отметин испещряет его тело до сих пор. Сынхун знает, что несмотря на то, что ни один из тех ударов не оставил шрамов на теле Тэхена, его сердце и душа до сих пор в сплошных синяках. — Когда? — осторожно спрашивает Мино. — Это была наша вторая встреча.

***

Уже поздний вечер, и Сынхун может думать только о том, что дома его ждет его малышка Ихи. В одной руке у него пакет с собачьим кормом и кое-чем для себя, другой он придерживает палочку от мороженого, которое сводит зубы своим холодом – но, в конце концов, люди всегда были в некоторой степени мазохистами. До дома остается совсем немного, но Сынхун слышит буквально в паре метров от себя какую-то возню. Внутренний голос не сомневается, что к нему это никакого отношения не имеет. Что нужно просто пройти мимо и не обращать внимания. Но так уж вышло, что ему пришлось срезать между домами. Так уж вышло, что он заметил тех двоих. Они Сынхуна не видят. Сынхун же видит широкую спину какого-то парня. Но этот парень не двигается, и Сынхуну удается заметить, что он прижимает кого-то к стене. Это насилие? Или ребятки просто развлекаются? Сынхун невольно разворачивается к ним полностью и ловит себя на том, что вглядывается в темноту, чтобы разглядеть хоть что-то. — Хватит трепаться, — доносится до его слуха мужской голос. — Просто приступай к делу. Следом короткий смешок разрезает ночную тишину. — Какой нетерпеливый, а? О, ясно. Все-таки развлекаются. ...В подворотне, напоминает себе Сынхун. Но – все верно, это не его дело. Он должен просто развернуться и уйти, пока его не заметили. Просто должен... Не смотреть на них. Потому что когда парень с широкой спиной наклоняет свою голову и прячет лицо в изгибе чужой шеи, Сынхун видит лицо другого. И он готов поклясться, что пусть на долю секунды, но их взгляды встретились. Подросток... ...который узнал Сынхуна точно так же, как Сынхун узнал его. Он готов в этом поклясться. Сынхун видел его однажды. Помогал искать ему выброшенные в мусорный бак школьные принадлежности. Выброшенные его же одноклассниками. Воспоминания о той встрече заставляют его сердце сжаться и не позволяют просто уйти и оставить их, когда парень с широкой спиной проводит вдоль тела подростка и сжимает его промежность. Господи, как же Сынхун это ненавидит... Этого мистера Широкая Спина Сынхуну приходится оттаскивать от ребенка за шкирку. Ну, может, ребенок – это слишком, но именно таким Сынхун видит его. Подросток, ладно. Взъерошенные волосы, кончики которых почти касаются подбородка. И взгляд, в котором читается жажда убийства. В котором Сынхун обязательно будет жертвой. Этот подросток, вообще-то, мог бы смотреть и более доброжелательно. Хотя бы потому, что ради него Сынхуну пришлось пожертвовать почти целым мороженым, а теперь оно валяется где-то на дне мусорного бака. Но в этот самый момент Сынхуну плевать настолько, что он, не раздумывая, придает парню с широкой спиной ускорение пинком ноги. — Какого черта, ты... — он разворачивается, глядя на Сынхуна со злобой во взгляде. Свет фонаря придает ему угрожающий блеск. — Ты его знаешь? — обращается к подростку. — Нет. — Да, — отвечает Сынхун почти одновременно с ним, посылая этому ребенку уничтожающий взгляд. Не надеясь, правда, что это подействует, но внезапно тот резко захлопывает рот и отводит взгляд. — Что тебе нужно? — Проваливай, — Сынхун пожимает плечами. — Что? — Проваливай отсюда! Почему я должен это повторять? Ты знаешь, что он несовершеннолетний? — он указывает на притихшего подростка пальцем. — А это статья. Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову полицию. — Сумасшедший какой-то, — парень сплевывает на землю и разворачивается, чтобы как можно скорее покинуть это место. — Сумасшедшие оба! — кричит он, убегая. Сынхун присаживается на корточки и глубоко вздыхает. Зачем он это сделал – черт его знает. Может быть, просто не смог бы смотреть себе в глаза, если бы оставил все как есть. Как будто был уверен в том, что этот ребенок не должен этого делать. Не должен здесь находиться. Он должен быть дома, но Сынхун вспоминает, что дома у него больше нет. — Какого... — Сынхун чувствует чужие руки на своих плечах. Ласковое, нежное прикосновение – в противовес взгляду, которым этот парень только что смотрел на него. Сынхун поворачивает голову, глядя на подростка ошалело, и, черт подери, ему обязательно так выглядеть? Голова наклонена на бок, легкая улыбка играет на губах, и эти руки, ласкающие плечи Сынхуна. — Какого черта? — Сынхун рывком поднимается на ноги, оставляя пакет на земле, и хватает парня за ворот футболки, торчащей из-под его черного пиджака. Форменного, блядь, пиджака ученика старшей школы. — Хочешь занять его место? — его, кажется, абсолютно не волнуют ни слова Сынхуна, ни пальцы, сжимающие ткань его одежды. Даже взгляд, в котором явно читается намерение прибить прямо на месте, его не волнует. Он поднимает руку, сжимая указательным и средним пальцами квадратик фольги. Глаза Сынхуна расширяются, кровь приливает к лицу – и вовсе не от смущения. Сынхун действует скорее инстинктивно –ударяет по щеке с размаху. В состоянии полнейшего шока подросток прижимает руку к щеке, отшатываясь, и Сынхун понимает, что только что сделал. Имел ли он право? Нет. Жалеет ли он? Нет. Потому что Сынхун уже знает, что собирается сделать. Сынхун напоминает себе, что он сумасшедший. Идиот. Внутренний голос пытается вразумить его. Но Сынхун поднимает с земли пакет с собачьим кормом и кое-чем для себя и смотрит на парня без тени сомнения. — Пошли. — Что? Он все еще ошарашен, все еще прижимает ладонь к щеке. Похоже, удивлен настолько, что даже не может ничего ответить. (Когда они виделись в первый раз, он послал Сынхуна раз десять) — За мной иди, — Сынхун делает несколько шагов в сторону своего дома и оглядывается на подростка, не сдвинувшегося с места, через плечо. — Куда? — Просто. Иди. За мной. — Я никуда не пойду с тобой. Что ты собираешься со мной делать? — Послушай, — Сынхун разворачивается к нему всем телом, устало вздыхая. Злости в нем как и не было – по крайней мере, не к этому парню. Взгляд его смягчается – Сынхун так думает, потому что он тоже выглядит более расслабленным. — Послушай. Я устал, и у меня совершенно нет желания проводить свое время, которого и так мало, в этом месте. Либо ты идешь со мной – а ты идешь со мной, – либо счастливо оставаться, я ухожу. — Ненормальный, — фыркает он и, подхватив свою школьную сумку, все же идет следом. — Только напомни мне, как тебя зовут. Второй раз Сынхун чувствует прилив злости, когда они сидят на кухне. Этот подросток – Тэхен – выглядит так, как будто ему вообще плевать. На то, где он находится, на то, что с ним будет. Будто ему плевать на самого себя. Сынхун чувствует прилив злости, когда Тэхен говорит: — Что ты собираешься со мной делать? — Что? — Ты привел меня сюда, потому что боялся отморозить в подворотне свои яйца? — Что ты мелешь? Он усмехается. Сынхуну очень хочется ударить его снова. — Разве ты не собираешься трахнуть меня? Сынхун не знает, что сказать на это. Злость овладевает им настолько, что он теряет способность мыслить. Причем он даже не уверен, на кого именно злится– просто прилив ярости и... безысходности. Жалости. Этот парень действительно... — Ты действительно думал, что я хочу заняться с тобой сексом? — А разве нет? — Нет! — Выпаливает Сынхун. — Ты нормальный вообще или нет? Все мозги проебал в своих подворотнях, что ли?! — Не понимаю, почему ты так реагируешь, — он совершенно безразлично пожимает плечами. — Думаешь, мне не встречались такие? — Блядь... — Сынхун садится на стул и закрывает лицо руками. Он вздыхает и смотрит на Тэхена сквозь растопыренные пальцы. — Блядь. Пожалуйста, замолчи. Я не для этого привел тебя. — А для чего тогда? — На улице мороз, — Сынхун пытается совладать с собой. Он принимается объяснять на пальцах – в буквальном смысле. — А тебе, если ты, конечно, не обманул меня в прошлый раз, некуда идти. — Серьезно? — его брови ползут вверх. — Где подвох? — Представь себе, в мире все еще остались неравнодушные люди. Пошли. И не волнуйся: подростки, а тем более мальчики, меня не привлекают, так что твоя задница в безопасности. Впервые за вечер Сынхун видит на этом лице намек на улыбку, которую Тэхен прячет в кулаке. Как мило, Сынхун усмехается про себя. Похоже, он может разрушить эту крепость. Он дает Тэхену свои футболку и пижамные штаны и оставляет его в соседней комнате. Хочет занести ему пару полотенец и, не раздумывая, открывает дверь. Тэхен стоит спиной – по пояс обнаженный, и полотенца выпадают у Сынхуна из рук. — Что это? — он вздыхает. Тэхен вздрагивает. Красный, фиолетовый, светло-желтый. Тэхен поворачивается, и Сынхун может увидеть еще больше цветных пятен на фоне бледной кожи и худощавого тела, от которых мороз пробегает по позвоночнику. Он в ужасе сглатывает. — О, это? — Тэхен ухмыляется, и эта ухмылка не доходит до его ледяных глаз. — Это моя жизнь. Хочешь, я расскажу тебе, какими люди могут быть жестокими? Сынхун чувствует, что теряет способность говорить. — За что? — шепчет он. — За то, что я не такой, — губы Тэхена начинают дрожать. Он прикусывает их. — За то, что мне понравился парень. И кстати, — он приспускает штаны, являя огромный свежий синяк на правом бедре, — это его рук... точнее, ног дело. Этой ночью Сынхун не спит. Этой ночью он слушает приглушенные всхлипы за стеной, борясь со своими собственными слезами. *** Сынхун открывает глаза. Не из-за будильника – сейчас ночь, наверное, середина ночи, потому что комната все еще окутана темнотой. И... о, он чувствует тяжесть на своем теле. — Мино?.. — бормочет он, пытаясь привыкнуть к темноте и слабо понимая, что происходит. Сынхун понимает, что это не Мино. Понимает, что Мино вообще здесь нет. Но зато есть мягкие прикосновения к его животу, груди; вес с его бедер смещается, и он слышит слабый вздох возле самого уха. Сынхун закрывает глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Это довольно приятно. Чужие пальцы скользят вдоль шеи, подбородка, касаются его губ. Сынхун чувствует солоноватый привкус. Он слышит мягкий шепот: — Хен... И резко распахивает глаза. Он подскакивает, с удивительной легкостью поднимая вместе с собой еще одного человека. Даже в темноте Сынхун может увидеть его обнаженное тело. Сынхун говорит слишком громко для ночной тишины: — Тэхен?