Любимец твоих дьяволов

POV Костя С закрытыми глазами, лёжа на кушетке, я чувствовал себя больным. Но ведь я и есть больной, верно? — Когда вы почувствовали первое помутнение разума? Можете сейчас восстановить всю цепочку событий? Голос доктора заставляет меня вздрогнуть. — Конечно, я всё помню. — Привет, я Костя, — сказал я с улыбкой на лице и подсел к чудной девчонке за парту. — Может познакомимся поближе? — Привет… я… я особо не умею знакомиться, извини, — заливаясь румянцем и опуская голову вниз, мямлила она, а затем попыталась отодвинуться от меня. — Я научу, — съерничал я, схватив её за такое маленькое и тонкое запястье. Большие глаза смотрели в мою сторону совершенно растеряно, на что я лишь растянул ехидную улыбку. — Не бойся, я не обижу, глупая. Хлопая ресницами, она поглядывала то на меня, то на мою руку. Странное ощущение появилось внутри меня. Сердце билось будто в истерике, стуча по рёбрам, пока шоколадно-золотистые глаза заглядывали в меня. Она изучала. Не снаружи, как это делает большинство других, а залезая вовнутрь, переворачивая всё наизнанку. — Вика, — ответила шёпотом она и, увидев мою приподнятую бровь, поняла, что я думал о чём-то другом. — Меня зовут Вика, — и когда тихонько расхохоталась, отдёрнув руку, я осознал, что она с лёгкостью разгадала меня. Я знал, как тебя зовут, глупая. Ведь я наблюдал за тобой не один день. Я знал, что ты любишь персиковый смузи по утрам, крепкий кофе в обед, уединяясь на лестничном пролёте, чтобы понаблюдать в окно, как бегут серой чередой люди. Я знал, что ты слушаешь лишь избранную музыку, а не всё что попало и уж тем более не рэп. Я знал, что ты любишь закаты. Ведь каждый раз ты задерживалась подольше в институте, чтобы не спеша пройтись домой, наблюдая, как солнце будто прячется за многоэтажками, играя с городом в прятки. Знал, что ты любишь скрывать себя и своё тело за мешковатыми свитерами, укутываясь сверху ещё и в шарф. Сколько у тебя их? После пятнадцатого я просто перестал считать. Она — человек-осень. Такая хмурая и вроде как холодная, но на самом деле — такая тёплая и светлая, если посмотреть под правильной призмой. Я видел. Просто видел, что ты нехотя отличалась от остальных. — А дальше? Что стало дальше? — голос доктора прозвучал очень монотонно. Дальше? Дальше я встречал её возле института со стаканом смузи. Она хлопала в ладоши, радуясь этому как ребёнок, и в благодарность целовала мою щёку, чтобы затем смущенно улыбаться и опускать глаза вниз. Мы шли на пары, становясь везде в пару, даже на игру за фортепьяно. Отражая друг друга абсолютно во всём. В каждом чёртовом движении. Мы пили крепкий эспрессо и смотрели в окно. Иногда говорили, но чаще молчали. Чаще всего всё самое важное понимали именно в тишине. Я никогда представить себе не мог, что однажды молчание станет важнее слов. Взрыв. Я прыгнул в воронку бури без спасательного круга. Меня затягивало, кружило, манило. Но я прижимал её внезапно к себе и выдыхал спокойно только тогда, когда холодные пальцы сжимали свитер за моей спине. Она понимала. Заглядывала в меня без слов и видела весь тот хаос, который царил внутри меня. Видела всё плохое, но прижималась ещё крепче, не давая мне сойти с ума. Не давая съехать окончательно. — То есть вы хотите сказать, что она сразу поняла, что с вами что-то не так? — Да, — выдохнул я. — Как именно она это поняла? — Думаю, после одного случая. Наконец-то прозвучал такой долгожданный звонок с пары, и я, взяв её за руку вышел из аудитории, направляясь в буфет. Она, как всегда, не спеша шла за мной, что-то тихонько напевая про себя. Мы уже подошли к буфету, как вдруг на меня неожиданно из-за угла вылетает какая-то девчонка со стаканом чая и врезается в меня. Всё содержимое выливается мне на грудь, окрашивая мой белый свитер огромными коричневыми пятнами. — Извини, я не хот… — Заткнись, блять, — рявкнул я, перебивая её речь извинений. — Ты мне сейчас заплатишь за этот свитер, сука, — и я двинулся на неё, чтобы размазать на её лице всю косметику, но чья-то рука остановила меня. — Что? — оглянулся я через плечо. — Пойдём, я застираю, пока всё не высохло. — мягко сказала Вика. — Но я не закончил, — шипя сквозь зубы, ответил я, оборачиваясь снова к этой девчонке, которая прижалась к стене и дрожала. — Я и сам тогда не понимал, что со мной не так. Собственно, я даже и не задумывался над этими приступами. Ведь у каждого иногда бывают нервы, верно? И она… Ох, она всегда была моим успокоением. При каждом малейшем всплеске она держала меня за руку, обещая, что мне станет лучше. — И вы верили ей? — Да. Как никому и никогда. — А что было дальше? Время. Утекало, бежало, исчезало. Менялось всё, кроме одного. Она сидела на нашем любимом подоконнике напротив, облокотившись спиной об стену. По-деловому забросив свои ноги на мои, закрывая себя нотами с ног до головы. Каждый день мы боролись с её страхом. Такая смелая снаружи, но такая трусиха внутри. Она боялась петь. И пока она там что-то мямлила себе под нос, я сидел с блокнотом в руках и набрасывал слова своей будущей песни о ней. Скрываясь среди заброшенной мебели и слоя пыли, мы становились единым целым. Продолжая говорить всем, что мы друзья. Хотя, кому я пытаюсь солгать? Это мы повторяли даже самим себе. Скрывая, что были чем-то большим. Объятия. Всё, что она могла позволить себе. Просто сцепить свои руки за моей спиной, утыкаясь щекой мне в грудь. А я был рад и этому. А потом… А потом нам обоим случайно сорвало крышу, когда касания стали обоим необходимыми. Глупо было прятаться. Я поцеловал её, когда в очередной раз вручал ей стаканчик с эспрессо, запоминая, какие были на вкус эти губы. Тогда за окном шёл дождь и было прохладно, поэтому в очередной раз я подсел к ней, чтобы завернуть её в свой кардиган. Она прижалась ко мне, опираясь на моё плечо. Держа обеими руками стаканчик, сделала глоток, и, когда я в очередной раз подкольнул её за то, что сёрбает, она резко подняла ко мне голову и наши губы оказались невыносимо близко, ведь я, склонившись, хохотал над ней. Просто поцелуй. А затем ещё-ещё-ещё. Это было невозможно остановить. И с каждым разом я видел, как нам всё тяжелее становилось это скрывать. — Погодите, но что же было не так в этом всём? — Проект. Все менял проект. Всё, что я вам рассказал, было с огромными интервалами во времени. Я участвовал в проекте, где по контракту мне было запрещено иметь хоть какие-то отношения. Я обязан был оставаться холостяком для привлечения большей аудитории. — Что ж, теперь мне понятно, почему она не позволяла себе ничего лишнего. Но я жду продолжения, потому что пока не вижу той самой причины, по которой ваша агрессия стала неконтролируемой. — Она ушла. Я видел, как она менялась, но не мог понять почему. Когда она вдруг стала превращаться в похожего на меня монстра. В глазах больше нет наивности. Теперь в них злость, отчаянье. Как это произошло, я и сам не понял. Просто сначала, выходя из моего подъезда, начала бежать и с каждым разом быстрее, а я всё спихивал на боязнь темноты. Потом, когда на ней начали появляться мелкие гематомы, я верил её историям о криворукости. Затем, когда она начала прихрамывать, и все мои прикосновения отзывались болью, я стал устраивать разборки, но она лишь молча разворачивалась и громко хлопала дверью. Но всему приходит конец. Однажды моё терпение лопнуло, и я застал её врасплох с расспросами, ведь губа была разбита не ударом об косяк двери. — Что про­ис­хо­дит, твою мать, объ­яс­ни сейчас же! По­чему ты пе­рес­та­ла быть прежней? Что с то­бой? По­чему ты пос­то­ян­но в сса­динах и ра­нах? Что не так? — кри­чал я, взры­ва­ясь и закипая внутри. — При­сядь, — гром­ко ответила она. — Нет! Объ­яс­ни мне всё сей­час же! — я всё так же настаивал на своём. — Лад­но, твоя взя­ла, — ответила, опустив гла­за вниз. — Кос­тя, нам нуж­но рас­стать­ся. — Что? — переспросил я, удивляясь её равнодушию. — Что слы­шал, — её гла­за снова смотрят на меня, и я не видел в них больше ничего тёплого. — Но мы ведь лю­бим друг дру­га, — я подошёл к ней и взял её ли­цо в свои ла­дони, заг­ля­дывая в гла­за, чтобы найти в них хоть какой-то от­ве­т. — Боль­ше не люб­лю, — отвечает она, гру­бо сбра­сывая мои ру­ки и, не вы­жидая от­ве­та, разворачивается и убе­гает. Оставляя за собой шлейф моего разбитого сердца. — Значит, это оно? — Да. Это был тот самый момент, от которого мне сорвало крышу в один момент. — И что же было потом? — Я исчез на месяц. Закрылся в себе, распивая сутками алкоголь. Меня вытащил из этого дерьма мой друг Артем. Я вернулся в институт, но появлялся там редко, чтобы подцепить какую-то очередную девчонку для вечера. — И это удавалось сделать каждый раз? — Я становился популярней, от этого девчонки были готовы на многое, — хмыкнул я, вспоминая их пустые признания в любви. — Хотите сказать, что это вам помогло? — Я думал, что поможет. Но становилось только хуже, ведь мне хотелось каждую из них придушить. И когда спустя полгода появилась она, я на следующий день пришёл в институт и сбросил её, якобы случайно, с лестницы. Да, я осознано толкнул её рукой в спину. — И что вам это дало? — Всхлипы. Её всхлипы подарили моим ушам какое-то наслаждение. Секундное освобождение от сумасшествия. — То есть вы продолжили это делать? — Да. И с каждым разом жажда слышать её крики увеличивалась. Я мог избить её где угодно. Она как-будто сама искала меня для этого. Я слушал, наслаждался и причинял ей ещё большую боль. Как-то в один момент мне стало этого мало и я наступил ей на ребро. Позже узнал, что сломал его. — Она не заявила на вас? — Нет. Она была умнее, выставив мне условие не трогать её. И я честно старался обходить стороной, пока в определённый момент мне снова не сорвало крышу. Я преследовал её. Находил среди сотни людей и смотрел. Смотрел, как на жертву. Жажда снова закипала во мне после её слов. — Каких слов? — В очередной раз, когда я прижал её, она призналась, что это всё было из-за контракта. И понимаете, это меня не успокоило, а наоборот — разозлило. Я же называл её чёртовой шлюхой, зная, что выбрал не ту. Что доверил своё сердце совершенно не той. А она спасла мою шкуру, пожертвовав собой и нами. — Получается, она таким образом спасла вашу карьеру? — Да, — тяжело выдохнул я и приподнялся, потирая себя виски. — Думаю, на сегодня достаточно. Вы и так многое сказали. Держите рецепт. Принимайте эти таблетки лишь поутру. — И всё? — удивился я, забирая листок из рук доктора. — А что вы хотите? Поймите, это только начало. Маленький шаг к правильному пути. — Но что мне делать? — спросил я, поднимаясь. — На данный момент ничего. Советую лишь оставить девочку на сегодня в покое. Не бегите к ней. Дайте ей остыть. — Но… — Никаких «но». Идите домой и займитесь чем-нибудь полезным. До завтра, — с твёрдостью в голосе, доктор подал мне руку на прощание. — Хорошо, Александр Сергеевич, я понял, — отвечаю, пожимая ему руку в ответ, а после покидаю кабинет. Я постараюсь удержаться от визита сегодня. Но завтра, во вторник, я снова приду к ней.