Любимец твоих дьяволов

POV Костя — Мой поезд приближается, — она обернулась ко мне с напряженной улыбкой и такими большими грустными глазами. — Кексик, я вернусь очень скоро, помни об этом, — обхватывая ворот моего пальто и прижимаясь ко мне, продолжила. — Это всё ненадолго. Я скоро вернусь, — тяжело выдыхает, а затем мои барабанные перепонки разрезает тихий всхлип. — Каникулы пролетят быстро. Я туда и обратно, обещаю. — Не реви, глупенькая, — отодвигаю от себя и беру её лицо в свои ладони. — Всего лишь месяц и ты снова будешь рядом со мной, — подушечками больших пальцев утираю с её щёк слёзы. — Я знаю, ты вернёшься ко мне, где бы не была, — говорю полушепотом и целую её ласково в лоб. Распахиваю глаза и сжимаю край одеяла в руке. Снова очередной сон, где она прощается со мной. Снова и снова просыпаюсь в холодном поту где-то под утро. Прислоняю руку ко лбу не в силах понять, почему один и тот же сон повторяется, как заезженная пластинка. Отбрасываю одеяло и плетусь на кухню. Кофе-кофе-кофе, которое хотелось бы ввести в себя вместо крови, как всегда спасает меня от тяжелых времен. Ставлю турку на огонь, засыпаю кофе и, пока жду, выпиваю таблетку. После переливаю всё содержимое в чашку. Босыми ногами ступаю по холодному кафелю, после — по чёрному паркету, нарочно обходя белый махровый ковёр. Выхожу на балкон, делаю глоток, отставляю чашку и закуриваю сигарету, выпуская из себя огромный клубок дыма. Ещё одна затяжка, а после тянусь рукой, чтобы открыть окно, ведь балкон застеклённый и весь дым окутывает меня с ног до головы. Свежий и колючий воздух в одну секунду пробирает до костей. Я вздрагиваю, а затем отпиваю глоток терпкого кофе, который возвращает меня в такие далёкие воспоминания. Я помню, как не верил ей, что меня смогли так полюбить. Не верил, что кому-то важно знать где я и что я. Сомневался, что нужны мои переживания, мысли, поступки. Помню, как было сложно привыкнуть, что она не такая. По-своему сумасшедшая, до безумия искренняя и понимающая. Я видел, как сверкали её глаза, когда они смотрели на меня. Влюблена. Она по-настоящему была влюблена в меня. Нет, не так, как все, кто хотел просто оказаться в поле моего внимания. Именно она не стремилась подсесть ко мне, заговорить первой или подсунуть салфетку с номером телефона в каком-нибудь кафе. Рядом с ней я не слышал, как говорят за спиной, обсуждая и перешептываясь. Не слышал шум улиц, голосов прохожих, торможение машин. Я упустил шанс? Лучшее время ускользает из моей жизни? Стою ли я сейчас на месте? Может мне стать лучше? А не исчезнет ли кто-то, если я поступлю именно так? Больше я не задавался этими вопросами. У меня была она. Лучшее доказательство того, что я был нужен. Необходим. Комкаю окурок в руке, затушивая его о свою руку. Больно? Ни капли. Когда ушла она, мне стало плевать на всё, что я потеряю или потерял. Все мои чувства испарились в миг. Допиваю кофе, закрываю окно и иду на кухню. Бросаю чашку в раковину, думая о том, что сегодня мне необходимо увидеть её. Бреду в душ, а через полчаса надеваю всё празднично-чёрное. Всё как всегда. Хлопаю дверью квартиры и так отчётливо перед глазами всплывает воспоминание. — Ну и пошёл ты к чёрту! Убирайся! — выпалила она во время нашей очередной ссоры. Я смотрю на её раскрасневшиеся щёки и сверкающие в полутьме глаза. Такую чертовски красивую и устрашающую одновременно. Мной овладевают эмоции, поэтому я молча хватаю пальто и, не оглядываясь назад, громко хлопаю за собой дверью. Прячусь в углу так, чтобы когда та открылась, она не увидела меня. Мысленно считаю про себя до пяти, как вдруг дверь резко распахивается, и Вика подбегает к лестнице, упираясь руками в перила, при этом крича: — Я тебе сколько раз говорила не хлопать дверью, засранец? Улыбаюсь и опираюсь головой о холодную бетонную стену всего лишь на миллисекунду. — Однажды я и вправду уйду к чёрту, — фыркаю я, выходя из-за двери. — Однажды я сброшу тебя с пятого этажа, чтобы ты не смог никуда деться от меня, — фыркает в ответ, скрещивая грозно руки на груди. — Холодно, иди сюда, глупышка, — плавно подхожу, целую её в лоб, чтобы почувствовать, как она облегчённо выдыхает мне в грудь, а затем мягко подхватываю её одну и вторую ногу. Она оставляет почти невесомый поцелуй на моей щеке и утыкается носом мне в шею. Я несу её в квартиру, чтобы остаться с ней и закрыть за собой мягко дверь. Сжимаю левой рукой перила и открываю глаза, делая шаг за шагом вниз. В этом вся она. В ссорах до потери рассудка и оглушающего крика. До драки слишком громких слов. До метаний предметов и посуды в стену. До разорванных рубашек, футболок и стуков кулаками в грудь. А после выбегать босиком на лестничную площадку, чтобы захлебываясь слезами звать обратно. Чтобы укутывать в себя, как в зимний свитер, переплетая пальцы, ноги, да и вообще целиком тела. Чтобы душить в своих объятиях и умолять никогда не оставлять её одну. Очутившись в машине, называю адрес больницы и думаю о том, что отпустить всё просто невозможно. Как мне быть без её нелепых причёсок по утрам? Без утреннего кофе и поцелуев, от которых сводит лёгкие в нехватке кислорода? Как быть без неё? Врываюсь в больницу, быстрым шагом преодолевая все препятствия на пути. Поворот, ещё один, влево, второй этаж, вправо, дальше по коридору и вот она, та самая дверь. В задышке подбегаю к двери, заношу руку для стука, как вдруг слышу знакомый голос. — Константин? — Да, — оборачиваюсь, пытаясь сдержать злость от того, что меня прервали. — Здравствуйте, доктор. — Здравствуйте, — отвечает он, протягивая руку. — Что-то нужно? — всё ещё сдерживаясь, пожимаю руку в ответ. — Мне — ничего, но Вики уже нет. Вы опоздали. Её забрали минут 15 назад с чемоданами. Я таращусь на него не в силах понять, что только что услышал. И когда до меня доходит, что её здесь нет, на меня словно обрушивается небо. Я делаю неуверенный шаг, пытаясь придти в себя, затем ещё один, обходя доктора, а после срываюсь на бег. — Куда же вы? Постойте! Но я уже не слышу голос доктора. Очередная дверь открывается, и я вырываюсь на улицу. Где ты, Вика? Понимаю, что могу не успеть, но сажусь в машину и не в силах говорить, просто кричу: — Вокзал, срочно! Водитель тут же срывается с места. Но поток машин настолько большой, что спустя 5 минут мы застреваем в пробке. Я бью кулаком в подушку сидения впереди меня. Время ускользает, а я всё потратил на какие-то бредни. Открываю дверь машины, вскакиваю и бегу. Бегу и чувствую, как из лёгких ускользает весь воздух. Мышцы горят, отдавая болью не только в ноги. Поворот за поворотом, пока в голове всплывают фрагменты моих прощаний с ней на каникулы домой, ведь в больнице она говорила именно с мамой. Поезд. Вспомни поезд, придурок! На переходе загорается красный, но у меня нет времени тормозить. Бегу, не обращая внимания, как кричат люди, и сигналят машины. Воздух. Мне так мало воздуха, но я продолжаю бежать и молиться, чтобы успеть. Не уезжай, Вика. Мысленно кричу, проклиная всю свою сущность. Почему ветер не сдерёт с меня кожу? Почему не унесёт с собой всю боль, которая меня захлёстывает с головой? Толпа людей у вокзала замедляет мой бег. Я расталкиваю людей со стороны в сторону, не обращая внимания на ругань и проклены. Пытаюсь ускориться, протискиваясь сквозь поток, осознавая, что я сейчас потеряю её. Перепрыгиваю всё и всех, не считая, сколько уже пробежал. В боку неприятно колит. Да так, что вдох отзывается остро-режущей болью в области живота и сердца. Но я бегу. Сжимая челюсть, выставляя руки вперёд, проталкивая своё тело в гущу серой массы из людей. Она всегда была сильной, уверенной, нравственной. Шла наперекор ожиданиям, доказывая всем, что она ещё чего-то стоит в этой жизни. Бросалась в любые ситуации с головой без раздумий, оказываясь самой храброй из всех, кого я знал. А после всего лишь один миг, и она боится находится в темноте одна. Визжит неистовым голосом, когда мимо пробегает какое-то насекомое и может тысячу раз ударить по месту, где до этого момента спокойно сидел себе маленький паучок. Очередной поворот, переход и, наконец-то, я вижу огромные буквы, показывающие мне, что это вокзал. Хохотала, как сумасшедшая над нелепыми ситуациями. Передразнивала случайных прохожих, чтобы рассмешить их и показать, что мир вокруг прекрасен. Распевала песни с набитым ртом, переходя пешеходные переходы, не роняя из рук булочку с вишней. Активно жестикулировала руками, задевая всё и всех. Разбивала сотни раз ваз с цветами, собирая осколки и сначала смеясь, а потом рыдая, потому что это любимая. И она всегда становилась слабее меня, если чувствовала, что мне нужно стать немного сильнее. Прижималась сильнее к моим плечам и шептала, что я самый особенный. Что без меня у неё ничего не получилось бы. И я верил ей. Не чувствуя ног, я пробегаю все кассы, крича людям, чтобы расступились. Вылетаю из здания и вижу такой знакомый поезд, вспоминая, что её любимый вагон с номером 10. Бегу из последних сил, пытаясь не споткнуться и вдохнуть хоть немного. Лёгкие горели внутри. Сердце стучало где-то не в груди, а в голове. Добегаю и резко торможу. Шоколадно-золотистые глаза смотрят мимо меня, отчего делаю глубокий вдох и на трясущихся ногах подхожу ближе. Внезапно опускает глаза вниз и застывает. Я смотрю на неё и не верю, что нас разделяет куча металла и стекла. Смотрю, не понимая, что делать. — Я не могу тебя отпустить, — шепчу я, прикрывая глаза от бессилия и от того, что их начало щипать. В голове громко что-то стучало. — Я тоже. Но и с тобой я тоже не могу быть. Моё тело сковывает жгучая боль. Я сжимаю кулак и оборачиваюсь на такой до жути родной голос. Она стоит передо мной, сжимая пальцами шарф, прикрывая своё лицо. Делаю тяжелый шаг в её сторону, но она не отступает. Подхожу к ней вплотную, вдыхая в себя аромат ванили и мёда. — Не уезжай. Я умоляю тебя, просто не уезжай. Не исчезай из моей жизни. Не дай мне потерять себя. Сделай выбор в мою сторону, — выдыхаю ей в волосы, сжимая её плечи. — Я всегда делала выбор в твою сторону. Всегда. Была за тебя даже тогда, когда отворачивались самые близкие. И что с этим стало? Просто помолчи. Хорошо? — отступая на один шаг, говорит она. Я молча киваю, не выдавая свою дрожь и пламя, которое горело внутри меня. Вика бережно вставляет мне в ухо один наушник, подходя ко мне вплотную. И когда её холодные пальцы касаются моей кожи, я вздрагиваю снова закрывая глаза. Неужели я довёл нас до этого? Что с нами стало? Как дальше быть? В динамиках звучит «ﺝ — а помнишь вечер, а помнишь вечера». Так много правды в этом всём. Всё так нелепо, но мы смогли чужими стать. Минуты счастья сгорели, превратились в пыль. И я понимаю, что больше не в состоянии держаться. Просто хватаю её и прижимаю к себе настолько, чтобы попытаться стать единым целым. С треском во мне ломается всё, что я строил внутри себя. Все барьеры, которые выстраивал годами, защищаясь и обороняясь. Она всхлипывает, и я прижимаю её к себе ещё сильнее. Под моими руками хрустят кости, но пальцы так нарочно врезаются ей в пальто. Её руки скользят под моё распахнутое пальто, сжимая и натягивая свитер. И я просто выхватываю их, забрасывая себе на шею её руки. Она послушно подчиняется, понимая, что я задумал. Мы медленно начинаем двигаться в танце, посреди вокзала. Танцуем на осколках наших разбитых сердец, как будто так и надо. Мы не замечаем всех посторонних людей вокруг. Все звуки исчезают или, быть может, просто теряются. Есть только она и я. Двое ненормальных, которые не могут быть друг с другом, но хотят больше всего на свете принадлежать друг другу. Я знаю, она просит отпустить её. Понять смысл этих слов из песни и отпустить. Но это выше моих сил. Выше всего меня. Хочется орать и умолять её не оставлять. Не уезжать. Разве ты не видишь, как я ломаюсь? Она как будто слышит мои мысли и поднимает голову вверх при очередном слиянии наших тел в танце. Эти глаза снова заглядывают в меня. Понимают, представляют, сожалеют. А затем шаг назад. Ещё один шаг заставляет выпасть наушник из уха. Я дёргаюсь, чтобы остановить её, но она останавливает меня знаком стоп. С вытянутой рукой, она делает ещё один шаг, разворачивается и скрывается от меня в вагоне. Меня останавливает проводница, которая задвигает за собой ступеньки. Дверь с грохотом закрывается, и в маленьком круглом окошке я вижу её бледное лицо. И слёзы на этом лице. Поезд трогается. Я п о т е р я л е ё.