Любимец твоих дьяволов

POV Костя Вдох. Капли тяжело скатывались по хребту, пока руки упирались в холодный кафель. Опустив голову вниз, я стоял так уже минут десять, пребывая в смятении. Было сложно думать, хотелось непонятно чего и, непонятно, зачем. Что это за ощущение и как с ним бороться, я не знал. Не знаю даже откуда оно появилось — словно с меня выкачали всю радость и осталась лишь гнетущая пустота. Запрокидываю голову вверх, осматривая как хлещет вода со смесителя: лёгкая прохлада коснулась моего тела, когда я сделал шаг назад, меня захлестнуло водой и хотелось захлебнуться самому. Так сложно. И чувствуешь, как внутри тебя рушится что-то невидимое, но такое ощутимое, будто что-то крошится и падает вниз, а дна всё нет и нет. Хотелось забыться, снова и снова теряться среди сотни сновидений. Мне стало больно дышать. Каждый вдох или выдох отзывался в моём солнечном сплетении болью. Меня лихорадило, от чего я не мог держать в руках даже стаканчик кофе. Эту ночь мы снова провели вместе, но как и всегда, утром, я проснулся один, брошенный. За что ты так со мной? Почему мои чувства для тебя игрушка? Она не оставляет мне право выбора каждый раз. Я ощущаю себя куклой, упавшей в её и своих глазах. Ты этого хотела? Этого добивалась? Ни мысли, ни слова, ни буквы не могли собраться воедино. Хотя я, прекрасно осознаю, что в прошлый и этот разы, инициатива была за ней. Выбираюсь из душа и решаю, что сегодня, я просто обязан расставить все точки: либо да, либо нет, и чёртового третьего варианта нет. Никаких «или» и исключений. С этими мыслями я оказался около её подъезда уже через час. Я держал стаканчик кофе в руке и смотрел из окна машины, ждал её, как всегда, в очередной, сука, раз. И было так больно, что дышать и вовсе не хотелось. Не было ни слёз, ни горькоты, просто какое-то тупое чувство усталости. А после, спустя пару минут, я услышал такой знакомый смех, на который инстинктивно повернул свою голову. Идиот. Она шла в припрыжку, держа в руках что-то, чем кормила Артёма. Он хмурился, но не переставал улыбаться, когда открывая рот, чтобы что-то сказать, в него тут же попадал сладкий сырок. Громко хихикая, отбегала вперёд, а после возвращалась к нему, повторяя это раз за разом, потому что он нёс огромные пакеты и не мог ответить. Я смотрел на неё. Будто от судорги руки, плотно сжимаю кулак, забывая о стаканчике. Горячий кофе стремительно стекал вниз, обжигая мою кожу, но даже это было для меня неважным, ведь она так мило улыбалась придерживая для него дверь подъезда. Сжимая до скрипа руль машины другой рукой, я резко даю по газам, выворачивая руль вправо, даже не оглядываясь. Если она таким способом пытается показать, что хочет быть с ним, то пусть будет.

***

Если точно описать моё настроение, то оно было поникшим. Я волочил ноги, поднимаясь на третий этаж. Очередная репетиция, на которой мне предстоит выдержать все её «нет» и любые другие возражения. Это всё снова станет мне поперёк горла, но я продолжаю и даже не пытаюсь перестать убивать себя этим — я продолжаю убивать себя её руками. Открываю дверь в танцевальный зал и прохожу к лавочке, чтобы сменить обувь. Её смех заполняет всё вокруг пробираясь к моим ушам, подсознанию, сердцу. Луч от солнца ослепляет мои глаза, но даже и это я не замечаю. — Ну что ж, если все в сборе, то пожалуй, давайте начнём, — хлопая в ладоши говорит преподаватель, смеряя взглядом всех присутствующих. — Вы тоже пришли танцевать? — слегка растерянный голос, заставляет меня поднять голову и я вижу Артёма. — Я… — растерянно начинает тот. — О, нет-нет, он просто ждёт меня, — встревая отвечает Вика. — В следующий раз, попрошу ожидать за дверью, — немного раздражённо говорит преподаватель, отворачиваясь от них. — Это отвлекает остальных от тренировки. — Извините, — мягко отвечает Артём, — тогда я не буду мешать и подожду за дверью, — и приближается к Вике — что-то нашёптывая ей на ухо. В который раз, непроизвольно сжимается кулак, с меня вырывается рваный выдох. Из-за того кофе, я незначительно обжёг руку и именно сейчас она зазудила. Артём плавно закрывает за собой дверь, а Вика нехотя делает шаг навстречу мне, склонив голову вниз. Внутри продолжало ныть. — Давайте прогоним начало, — голос преподавателя ненадолго выводит меня из транса. Я отхожу почти впритык к стене и отворачиваюсь: передо мной зеркало. Опустив голову вниз, но подняв взгляд вверх, в отражении вижу гордо расправленные плечи Вики и опущенные руки по швам. Пальцы методично перебирали ткань тренировочной длинной юбки. Зазвучали первые ноты. Выждав паузу, движение начала первая пара, после вторая, третья, а за ней и мы. Не касаясь друг друга останавливаемся, замирая лишь на секунду. Я делаю шаг в сторону и вперёд, пока она делает тоже самое, только в противоположную сторону. Спина к спине. Снова эти же шаги, только уже в другую сторону и быстрее. Мы встречаемся взглядом и меня будто прошибает током насквозь, хотя я уверен, что на лице не дрогнул ни один мускул. Я подаю ей руку, и она принимает её, потому что не может иначе. Поочерёдно, пары начинают образовывать круг. Я делаю лёгкий шаг на неё, вовлекая нас в нужный темп вальса. С парящей лёгкостью описываем шагами первый круг, а после, на втором куплете, резко увожу её во внутрь круга с ещё несколькими парами, проделывая тот же круг, а после, на затяжной ноте, врываюсь с ней в центр: я закружил её в быстром темпе, а она успевает переместить руку на мою шею и позволяет приподнять себя. Делая рывок, её ноги отрываются от пола, пока я наслаждаюсь моментом, когда могу держаться за эту тонкую талию и кружиться вместе с ней, но, к сожалению, совершенно не долго: плавно опускаю её вниз, и мы двигаемся дальше. Сделав очередной круг, мы снова движемся в центр, где я её отпускаю, чтобы она отошла на пару шагов от меня мы смогли совершить поддержку. Она делает два быстрых шага, и я был готов словить её, но она останавливается слишком резко, всего лишь в шаге от меня. Мир замирает. И снова люди вокруг меня продолжают двигаться, пока я смотрю на неё и вижу в её глазах страх, отчаяние. Грудная клетка сжимается. Делаю рывок к ней, но она отступает назад, шаг за шагом, а после разворачивается и убегает, хлопая дверью. Музыка стихает. Я слышу перешёптывания позади себя и розочарованный выдох преподавателя. Вымученный стон вырывается из моей груди. Запускаю руку в волосы, сжимая их у корней — хотелось вырвать и разорвать себя в клочья, пока из губ срывается совершено другое: — Репетируйте пока без нас, я постараюсь вернуть её. Не оборачиваясь покидаю зал. Я и понятия не имел, куда она побежала, поэтому и решил прислушаться, но ни единого звука, ни одного чёртвого намёка на то, где она может быть. Я выдохнул, и попытался собрать мысли воедино. Легко взъерошив волосы, я двинулся в сторону лестницы и уже опираясь руками об перила, осознал, что она могла пойти только в одно место. Приближаясь к тому самому лестничному пролёту на крышу, я улавливал тихие всхлипы, поэтому старался идти как можно тише. Конечно же, это то место: там, где нет посторонних и никто не увидит тебя. Но, чем ближе я подходил, тем отчётливей ощущал присутствие ещё одного человека. Прижавшись к стене, медленно, но уверенно продвигаюсь к углу, после чего ныряю незаметно за шкаф. — Ну же, тише, — шёпотом говорил знакомый мне голос. Артём. Глупо было не догадаться, что это именно он её сейчас утешает. — Я. Я не м-мог… Не могу так б-больше, — всхлипывая и заикаясь отвечала Вика. — Ты же била себя в грудь, доказывая, что сможешь. Что же теперь не так? Услышав движение, я вжался в стену, закрыв себе рот рукой. Кажется, я не должен был этого слышать. — Н-не могу, понимаешь? — повысив тон, начала говорить она. — Больше так не могу! Не могу смотреть на него, не могу касаться его, не могу, чёрт подери, танцевать с ним! — Ви… — его тихое движение, от чего я сжал кулак — объятия. — Ты же помнишь, ради чего это всё началось? Помнишь, как позвонила мне во время путешествия и умоляла помочь? Помнишь, как плакала на моём плече, убеждая, толи меня, толи себя, что разлюбила его? Помнишь, как я говорил тебе, что кажется скорее метеорит разобьётся об Землю, нежели вы разлюбите друг друга? Помнишь, как говорила, что больше не можешь ломать ни себя, ни его? И после я дал согласие на эту проклятую афёру. Я поклялся, что помогу вам обоим понять, как вы важны друг для друга. Как ты видишь, я в считаные секунды превратился для него во врага и он всё ещё думает, что я просто отнял у него тебя, даже не подозревая о том, что таким образом, помог ему осознать всю важность его любви к тебе. Хватит уже играть чувствами, словно это дартс, где мишенью стало сердце. Сердце пропустило громкий удар, давая трещину на ребре. Я думал это всё, что могло меня убить, но к сожалению, как оказалось, он сказал то, от чего хотелось оглохнуть. — И, знаешь, если так дальше будет продолжаться, то я и вправду влюблюсь в тебя. Воцарилась тишина. Я не чувствовал ничего. Стоял я, или падал сейчас вниз — я нихрена не чувствую сейчас; вообще. И можно спорить сколько угодно, что боль — это худшее ощущение из всех возможных, но это далеко не так. Потому что сейчас внутри меня тишина. А что может быть хуже этого? Хуже разъедающей тишины внутри себя самого. И сейчас, когда ощущение, словно стою на краю обрыва, я в сотый раз признаю, что она мой мир; целый мир. — Я любил тебя без обмана, — делаю шаг вперёд, покидая убежище, — тогда почему же ты постоянно ищешь способ обмануть меня? Встречаюсь с ней взглядом и что-то кричит, где-то в районе сердца, рёбр, солнечного сплетения, барахтаясь и пробираясь к глотке, чтобы вырваться наружу, пока я прислоняю снова ладонь ко рту. — Мэл… — с горечью выдыхает Артём. — Как долго ты здесь? — Разве это имеет значение? — перевожу свой взгляд на него и руку, которой он приобнимает её, сидящую на подоконнике. — Почему? — эхо моего крика разносится по коридору. — Почему, блять, снова? — рванув к ней, отбрасываю руку Артёма и хватаю её за плечи. — Зачем, объясни? — кричал я, встряхивая её как можно сильнее и грубее, желая услышать от неё хотя-бы что-то. — Мэл, прекрати, — попытки Артёма были тщетны. Мою железную хватку вряд ли что-то остановит. — Она плачет, прекрати! Но я словно в тумане. Туман из чувств, который засасывал меня с головой. И мой поток эмоций ничего больше не остановит. — Ты хоть знаешь, — начал я, вжимаясь пальцами в её кожу, — какое огромное количество боли приносит то, когда человек, которого ты любишь больше жизни, та блять, больше самого себя, уходит из твоей жизни? Просто уходит, не оставляя шанса на возвращение! Но, куда больнее, когда этот человек уходит к кому-то другому, и этот кто-то другой, твой же друг? Хотя, откуда тебе знать, верно? — Мэл, прошу, — настойчиво рука Артёма сжала моё плечо, — отпусти её. Я сжимаю её плоть ещё сильнее, вглядываясь в эти грёбаные заплаканные глаза, а после толкаю плечи назад. Всхлип, разрезающий всё внутри меня скальпелем, вызывает тошноту. Хотелось, чтобы все эти чувства вышли из меня, а после, чтоб я задохнулся от собственных спазмов. — Знаешь, что ты сотворила? Понимаешь ли ты то, что я проклинал собственного друга из-за тебя? Осознаёшь ли ты, что разрушила этим всё, чем я дорожил многие года? Из-за тебя отпускал то, что было так важно и нужно мне. Вот так ты отплатила мне? Это я заслужил, когда сотни раз извинялся перед тобой? Это я заслужил, когда каждый раз являлся перед тобой размазнёй? Это я заслужил, когда пошёл на лечение добровольно, даже тогда, когда ты бросила меня здесь одного? Думаешь, после этого, я упаду к твоим ногам и скажу, что это всё останется в прошлом? — делаю плевок в её сторону. — Гори в аду вместе с этой законченной любовью. Удар каблуков. Глухое молчание и лишь неровное дыхание выдавало её сполна. Я видел, какой заплаканной она была, но всё, чего мне хотелось, это лишь отвернуться и именно так я и поступил. Быть может, это и станет точкой моего невозврата. Я мог бы остановить её, утешить, сказать хоть что-то, что могло бы вернуть всё на круги своя, но не сделал, не остановил, когда услышал стук удаляющихся каблуков. Беги, дура; снова и снова. Но мы оба прекрасно знаем, что на этом ничего не закончилось. — Зря ты так, — сказал Артём, подходя ближе. — Мы хотели как лучше. — Ладно она, но ты то зачем ввязался в это? — почти выплюнул я, оборачиваясь к нему. — Хотел, чтобы ты разобрался в себе и своих чувствах, — устало пожимая плечами ответил он. — Я считал, что ты предал меня, придурок, — осевшим голосом прошептал я. — Я никогда не предавал тебя, — Артём сделал шаг, а после, положив свою руку мне на плечо, добавил, — друг. Это был чёрный день в моём календаре — тот день, когда я снова обрёл друга, но упустил последнюю нить любви.