Осенний вальс

До своей квартиры Даниил Алексеевич добрался уже ближе к утру. Его все не отпускало неприятное чувство внутри, потому проветрить голову было необходимо. Утренний Санкт-Петербург не был особо примечателен. Такие же пустые улочки, где-то в подворотнях слышны пьяные разговоры, да и ранняя весна не сильно была щедра на закаты, потому небо лишь под конец прогулки начало светать. Больше всего хотелось закрыться ото всех, завалиться на кровать прямо так в одежде и как можно меньше думать. Но именно последнее удавалась хуже всего. Не то чтобы неожиданное раскрытие личности Усачева так сильно повлияло на Поперечного, просто, кажется, все навалилось одновременно. И какие-никакие проблемы с деньгами, постоянное одиночество и одно лишь развлечение в виде выпивки. Казалось, у некоторых проблемы и посерьезнее были, но как часто мы закапываем сами себя в своих мыслях и плевать хотели на других. Кому есть дело до вдов, сирот, калек и должников, если есть собственное Я, и оно куда важнее. И это даже не эгоистичное мнение о своем превосходстве над другими. Банальное: если ты не относишься к себе лучше, чем к другим, так почему они должны? Тяжело было собрать все свои мысли воедино, перестать паниковать, не закричать от злости и разочарования. Даниил никогда не любил политику, но всегда опасался проблем с правительством. Его нельзя было назвать трусом, но относительно плачевное состояние, которое петербуржец пытался скрывать за маской одиночества, заставляло сторониться острых высказываний. Проблема столь резкого внутреннего кризиса еще заключалась в том, что Руслан всего за один вечер и последующую ночь стал одним из тех знакомых, которых через пару встреч уже можно было называть другом. У Поперечного всегда были проблемы с тем, кого называть просто приятелем, а кому можно было и душу раскрыть, рассказать о себе все самое тайное, похабное и отвратительное, не боясь быть осмеянным и чувствовать себя обманутым. Иногда от безысходности своего положения, как бы ему не хотелось, но Даниил Алексеевич брал некоторые проекты по профессии, но только у частных лиц. На то были свои особо веские причины. И вот один из таких лежал на письменном столе и навевал еще большее отчаяние. Но сейчас это было одним из спасательных кругов хотя бы потому, что забивало голову. Поперечный был убежден – если становится невыносимо, нужно загружать голову даже нелюбимым делом. "Уж лучше перегореть, чем сойти с ума" И вот мужчина уже сидит за своим потертым столом, рассматривает чертежи, больше похожие на схемы потайных ходов подземелий из маминых сказок, набрасывает в голове новые задумки и пытается как можно дольше пробыть в отключенном от внешнего мира состоянии. Пока Даниил Алексеевич старательно пытается не отбросить коньки и не прослыть душевнобольным, за окном значительно оживает. Людей становится все больше и больше. Они прячутся от обычного питерского моросящего дождя под темными зонтами, скрываются в совсем скоро поспевших экипажах. Некоторые особы идут против всех устоев и остаются на улице, наслаждаются приятной весенней влагой после трёх месяцев тяжёлого снега. Все эти люди похожи на детей, которые каждый по-своему играют в жизнь. Только здесь все настоящее и почти нет права сказать: "Я так не играю". Здесь, в реальности взрослого мира, все слишком серьезное, чтобы быть правдой. Когда голова уже начинает по ощущениям опухать и ломиться, Поперечный откладывает письменные принадлежности, вытягивает ноги вперёд и выпрямляет спину. Единственный плюс такой работы в своевременной оплате. Не столь удивительно, но ко всему прочему думать стало намного легче. Тяжкий груз всего прошлого дня и вчера остался где-то в том же прошлом. Хотелось провести этот день без навязчивых мыслей, без наступавшего на пятки апатичного состояния. Все же иногда необходимо быть совершеннейшим оптимистом, дабы помнить о главных правилах жизни, которые помогают не существовать, а именно жить. Мужчина, скрипя по полу стулом, встаёт с него и, наспех умывшись, ни разу не взглянув в сторону кровати, направляется прямиком к заказчику. Уже оттуда можно будет снова проявлять свое лучшее качество — расточительство, снимая стресс алкоголем. О сне за него позаботится кто-то другой. Сейчас есть дела поважнее, а потом уже будет не до одной из физических потребностей.

***

— Сердчайше Вас благодарю за чертежи. Мы начнем хотя бы с них, так что не спешите с остальным. Кстати всегда рад видеть Вас, Даниил Алексеевич, в нашем доме. Как раз оцените и архитектурное решение, может, сыграете что-нибудь на фортеп... — Спасибо Вам, Павел Сергеевич. Но боюсь мне придется отказаться. — Чем дольше Даня находился в кабинете, тем больше ему становилось не по себе. Потому хотелось как можно скорее разобраться со всем и уже пустить по венам расслабляющий напиток, который в очередной раз подсунут в баре. — Что ж, если надумаете, то мы всегда будем Вас ждать. — Спасибо ещё раз. И до свидания. — До свидания. Посильнее закутавшись в свое излюбленное пальто, Поперечный буквально выскочил из здания. И черт бы его побрал плестись через Невский проспект мимо ещё не растаявших катков. Люди, как хлопья снега в бурю, облипали Даниила со всех сторон. Каждый был занят своим: некоторые мужчины увлеченно что-то рассказывали своим дамам; некоторые еще вчерашние пьяницы толкались близко у стен с людьми; нарядные даже во все еще прохладную погоду мадемуазели ловили свои экипажи небольшими группками, что-то наперебой утверждали друг другу. Поперечный был почти уверен, что это именно та группа девушек, которые распускают слухи, даже не ведая, где их начало. Сквозь всю эту суматоху, к которой мужчина уже успел привыкнуть, он явно встретился глазами с ним — Усачев до этого слушал кого-то, отчего на лице у него играла та чарующая улыбка. Щеки были красные (видимо он значительно долго находился на улице), облаченный в новый (теплый, надеялся Даня) пиджак, в аккуратных черных перчатках и до блеска отполированных туфлях (их высмотреть было сложнее всего). Едва скользнув взглядом по Даниилу, Руслан повернулся обратно, видимо, к своим приятелям, что ожидаемо задело Поперечного. Та необычная встреча в доме Кшиштовского, несмотря на выясненные некоторые факты из жизни брюнета, все ещё маячила в памяти. Оттого и было неприятно это чувство "Мы просто знакомые. А на что Вы, господин Поперечный, надеялись?". В последний раз петербуржец посмотрел в сторону, где должен был стоять Усачев, и, не отыскав глазами, двинулся к изначальной конечной точке своего маршрута. Даня не гордый. Даня просто не любит навязываться. Именно так оправдывал себя мужчина с четким желанием уже напиться. Тем более, если Руслан не подошёл сам, значит он занят. Так кто же такой Поперечный, чтобы втискиваться в слаженную компанию, только потому что ему так нужно? Первый попавшийся на глаза бар. Первый попавшийся алкогольный напиток. Первый глоток. И все. Даня снова ловит чувство эйфории, растекающееся по венам. Просто чтобы уже окончательно забыть весь прошлый день (можно надеяться и на всю прошлую жизнь). В помещении мало людей, мало света и мало шума. И это как никогда радует мужчину. Меньше вероятность потеряться в этом мире. Не сказать, что его теперь окружает тёплая и манящая атмосфера, но она уж точно не давит сверху, заставляя всю грудную клетку сжаться до невероятных размеров. Он снова выпивает стакан какой-то жидкости (у Поперечного даже мысли нет о том, чтобы спросить, что именно он пьет) и сжимает зубы с некой злостью, чтобы поставить воображаемую финальную точку. Теперь ему хорошо, он расслабляется полностью, а организм плавно перетекает из состояния «раздраженный» в «умиротворенный». Кто-то по соседству пытается с ним завести разговор, но Даня определенно точно не намерен его даже начинать, не то что поддерживать. Уж о чем говорить, если голова совершеннейше не забита мыслями, как он будет отсюда выбираться в пьяной, полуразваленной кондиции. Пока есть возможность, нужно ловить момент и не отпускать как можно дольше. Дальше все происходило как-то самозабвенно и не по-настоящему. Один стакан менялся за другим, один человек рядом менялся на другого. Циклично и обременяюще, как может показаться. Очередной какой-то человек подсел рядом и стал пристально следить за движениями Поперечного. Мужчина долго пытался игнорировать сидящего хотя бы потому, что сил повернуть корпус не нашлось, ведь Даня просидел почти в одинаковой позе и уже не хотел нарушать слаженную систему. Но этот взгляд – какой-то даже не столь упирающийся в профиль петербуржца, а скорее снисходительный – он слишком отвлекал. Слова вырвались быстрее, чем глаза проанализировали человека напротив. – Блять, милорд, можете пожалуйста сдвинуть Ваше сидячее место со стула рядом со мной и перестать таращиться. Голубо-серые глаза напротив заиграли смесью игривости, изумления и насмешливости. А улыбка… Та самая улыбка, что приковала в первую встречу. – Даниил Алексеевич! Каков питерский интеллигент. – Все буквально выдавало в Руслане его превосходстве над пьяным Даниилом. – Мне кажется, Вам пора уж заканчивать свой небольшой праздник без повода. – Почем вам знать, есть ли повод или нет? – Поперечный многозначительно хмыкнул. Внутри он уже признал свое поражение, но также понимал, что Усачев как минимум бросил своих приятелей, с которыми разговаривал, отыскал Даню и теперь как-никак заботится о нем самом. – Поверь, я знаю о тебе многое. – Слова прозвучали чрезмерно пугающе, но оттого и заставили мужчину перестать на пару секунд дышать (может, это были последствия алкоголя, но не очень верилось в это). – А теперь нам пора, Даниил Алексеевич. Брюнет достал из внутреннего кармана несколько купюр, на что Поперечный высказал невнятное недовольство, поднялся со стула и потянул на себя друга. Более-менее устойчиво Даниил держался за плечо Руслана. Навряд ли пьяная тушка Дани вспомнит потом, каким образом и у кого оказались они дома. Единственными отрывками, что мелькали в голове, были ненавистная толпа народа, все еще моросящий дождь время от времени, незнакомые дома, окружающие и немного устрашающие, и теплая рука Усачева на талии. До этого из баров Поперечного забирал только Кшиштовский. Но в большинстве своем мужчине приходилось самому выбираться, либо уж до утра тошнить бармену, потому что часто Даня пил сам и никого не посвящал в это. А теперь его настойчиво вел Руслан, про которого петербуржец еще полчаса назад нелестно обзывался в своей голове (а, может, и вслух). Лицо друга было непроницаемым, потому Поперечный даже не чувствовал себя виноватым ни в какой мере. Невольно, когда надоедало разглядывать архитектуру новых улиц, Даниил Алексеевич заглядывался на Усачева, встречался с ним глазами и видел его улыбку. Обостренные от алкоголя чувства заставляли в животе ощущать нереальные «взлеты и падения». В обществе Кшиштовского, который больше сам шутил, и иногда Баженова, который улыбаться стал намного реже, Даня изголодал по направленным ему улыбкам. Точнее сказать, так он себя вновь оправдывал. Через пару кварталов оба мужчин зашли в один из внутренних двориков и уже поднимались по лестнице. Усачеву пришлось отпустить Поперечного, чтобы достать ключи из пиджака. Открывая дверь, он поглядывал на пьяного, почти блаженного Даню, что-то там решая у себя в голове (это было заметно по сведенным до морщинок бровям). – Так, Даниил Алексеевич. – Вновь взяв под руки петербуржца, Руслан провел его в квартиру. – Сначала умоем Вас, а потом уложим в кровать. Если не согласны, то кивните головой. Посмеявшись со своей маленькой шутки, Усачев усадил друга на стул, взял с пола таз с холодной водой и, промочив в ней чистую тряпку, стал протирать лицо Дани аккуратными движениями. Закончив с водными процедурами, снова подхватил того и уложил на свою кровать. Пока Поперечный мутными глазами осматривался кругом, примечая простую, но очень светлую квартирку (на большее замыленного сознания не хватило), теплые руки расстёгивали на нем пальто и жилет, оставляя в одной рубашке, стягивали с ног обувь и брюки и осторожно накрыли одеялом. – Упокой Вашу душу, Даниил Алексеевич. – было последнее, что услышал и запомнил мужчина.