Бархат

У Дориана горячие сухие ладони. Они жгут сквозь тонкую рубашку, отвлекают и оказывают эффект снотворного. У Руди под руками едва не искрит. Он вздрагивает, откладывает хрупкую механику. В глаза будто насыпали песка, а горячая тяжелая ладонь скользит по спине, и от нее растекается тепло и мурашки, сползающие от затылка к рукам. — Я не закончил, — возмущается он негромко, чувствуя, как шею опаляет дыханием, и от этого дыбом встают волоски на руках. — Потом закончишь. Голос у Дориана бархатный. В темноте мастерской, которая разбавлена только острым светом единственной горящей сейчас лампы, он буквально топит. Охватывает, вплетается в тишину и потом медленно в ней растворяется, и Руди сдается. Горячая рука исчезает со спины, почти вырывая вздох. Руди отодвигается от стола, стул громко скрежещет по полу, а потом встает и оборачивается. Носом он моментально утыкается Дориану в грудь, вскидывая руки механически, чтобы удержать равновесие, но за Дориана не хватается. Тот почему-то не спешит шагать назад и давать место. Из-за единственного источника света в темноте фигура Дориана выделяется четкими яркими росчерками, хотя Руди толком этого не видит. Взгляд впивается в ямку между ключицами, видную в растянутом вороте кофты. Дориан ощутимо шире в плечах, ощутимо выше, и от него ощутимо тянет жаром, как от батареи. Это приятно, от этого по всему телу ползут мурашки, и Руди давится воздухом. Лампа щелкает и тухнет. Руди поднимает глаза и успевает увидеть тухнущий завиток синего узора на чужой щеке. После яркого света лампы Руди ничего не видит в темноте, но зато чувствует. Чувствует, как широкие ладони ложатся ему на спину, под лопатки, как Дориан наклоняет голову и как дыхание опять касается шеи. Руди закрывает глаза, отклоняя голову вбок, молчит и пытается дышать. Дориан стабильно его убивает. Вечер за вечером. Не то, чтобы Руди был очень против этого. Ладно, совсем не против. — Я думал, ты собирался уложить меня спать, — выдыхает он с трудом, язык липнет к небу. Руди слышит усмешку в дыхании Дориана, чувствует ее на своей коже. — Я все еще собираюсь, — произносит Дориан совершенно серьезно, а его губы задевают где-то под ухом, и Руди простреливает легкой дрожью.