Совместное проживание

Я прислушался. Никаких посторонних звуков, кроме душа. Тишина, застрявшая у меня поперек горла. – Санька, – зашипел я сердито, скорее от страха, чем от злости, – мать твою налево. Подергал дверную ручку, постарался не подвергаться панике, напоминая себе, что ничего страшного случиться не должно, да, может ему плохо стало, но не утонет же он в этой ванной! Твою ж... – Саня, – запаниковал я, примеряясь, как лучше ударить в дверь, чтобы с первого раза выбить крепкую щеколду. Не обучен был такому делу, ни разу в жизни не выбивал чью-то дверь. Придется начать со своей, видимо. Тихо щелкнул замок на двери в ванной и меня обдало волной горячего воздуха и пара. Сашка, сидящий на полу в небрежно накинутом на бедра полотенце, словно в замедленной киносъемке убрал руку от двери и заплетающимся языком сказал: – Я в порядке. Не паникуй. Я закрутил краны, и глупо переспросил, глядя на его почти закатившиеся глаза. – В порядке? Друга била дрожь, кожа по цвету почти подходила к белой, с едва-заметным желтоватым оттенком плитке на стене. Он огромным усилием воли склонил плохо повинующуюся голову к груди, пряча лицо, и так же сбивчиво повторил: – Я в порядке. Принеси воды, пожалуйста. Я в растерянности пошел на кухню. Сашке нужна была помощь, но я не знал, как помочь. Принес ему воду, протянул стакан, глядя, с каким трудом он обхватывает его тонкими пальцами и, не сумев удержать в руке, роняет. Стакан разлетелся на мелкие осколки, залило водой пол в ванной. – Пойдем в комнату, – предложил я, топчась на месте. Мне всегда было не по себе, когда у Сашки такое случалось. Вроде и помочь надо, а не знаю как, и вообще, от этого чувствую себя полным идиотом. Я разозлился на себя. – Я сам, – кратко ответил Сашка, непослушными пальцами завязывая на бедрах полотенце. Наполовину в отключке, трясется, словно по нему ток пустили, но полотенце завязал, и еще и отпихнул мою руку. Я ему помощь предлагаю, а ему похуй? Я тихо выругался. Сашка сосредоточенно поднялся на ноги, держась руками за батарею, закрепленную на стене. На раз-два коснулись его ладони тонких труб. Я стоял в дверях, потому что видел, как его шатало. Он и шага не смог бы сделать. Но Сашка сделал. Даже два, правда маленьких, а потом у него ноги словно подломились и он по инерции полетел вперед, намереваясь вот-вот рухнуть в проход. Я подхватил его под руки, прижал к себе кое-как. Сашка хоть и был мелким и тощим, оказался тяжелым. – Я сам, – заявил он, не пытаясь отстраниться. Тело его не слушалось. – А по роже? – заботливо ответил я, перекидывая его худую, безвольную руку через свое плечо, чтобы таким образом довести до спальни. Сашке и раньше было плохо в ванной. Еще до проявления болезни, может это какой-то симптом был, а на него не обращали внимания. Сашка отмахивался, говорил, что от жары. Даже когда с трудом открыв дверь, он на четвереньках выполз на кухню, обнимая холодильник поднялся на ноги, сел на табуретку за стол, и только тогда отключился, он сказал, что все это просто из-за жары. Тогда он даже успел натянуть шорты, хотя позже признался, что хуево ему стало еще под душем, выбрался он оттуда с чернотой перед глазами, и дальше все делал на ощупь, почти не соображая. – Я... Блять... Помираю тут, – немного истерично засмеялся он, пытаясь передвигать ногами, – а ты еще и по роже. Сука ты. – Сука я, – согласился я с его утверждением. Мы дошли до его комнаты. Я усадил его на кровать, помог завернуть на постель ослабевшие ноги. Сашка лежал не двигаясь, с закрытыми глазами, только виновато улыбался. Меня пробрала злость: – Хули лыбишься? – обиженно поинтересовался я, – меня напугал, а сам ржет. Я тебе сто раз говорил не запираться в ванной. Какого хера ты запираешься? – Извини, – пробормотал он слабо. Он лежал в неестественной какой-то позе, даже не чувствуя неудобств. Я поправил ему руку, а он даже не заметил. На минуту это меня позабавило, но чувство веселья сразу же ушло. Не тот момент, чтобы подшучивать над ним. Сквозь его бледную кожу видны были слабые очертания ребер, остро выпирала ключица. На тонких руках, где красиво обозначились бицепсы, под кожей раскидывали синюю паутину выступающие вены. Руки у Сашки сильные, это сразу заметно, он раньше занимался спортом. Увлекался бегом, был на призовых местах в школе, пробегал стометровку за одиннадцать секунд. Потом поступил в институт, забросил все это дело, а потом раз! И даже по лестнице запретили ходить. Растерял форму, бесполезным грузом лежали в шкафу медали, напоминание о прошлом. Худой, изломанный какой-то, бледный. Я стащил с него полотенце, чего там не видел-то, оба мужики, и укрыл пледом. – Ирку искупать надо, – пробормотал Сашка сонно и попытался сдвинуться с места. – Лежи, – цыкнул я на него, – сам искупаю. Еще раз в ванной запрешься, получишь по роже по своей, бесстыдной. Сука ты. – Сука я, – согласился Сашка с улыбкой, точно так же, как я недавно согласился с ним насчет этого утверждения. – Спи давай, – смутился я и разозлился на него непонятно за что, – я пошел. Ирка сидела закрытая в своей комнате и даже не высовывалась. Но едва я заглянул к ней, она живо повернулась и спросила, смешно искажая слова: – Саше больно? Вместо буквы «ш» она говорила «с» и слово «больно» у нее прозвучало как «бойна». – Саша устал, – без тени улыбки ответил я. Ирка насмотрелась на его приступы и была приучена не пугаться этого, а сидеть тихо. Когда брату становилось плохо, она не вмешивалась, просто бежала за мной, если я был дома, а если меня не было... Не знаю. Не знаю, что она делала, но соседи ни разу не сказали, что у меня дома плачет испуганный ребенок. Значит она не пугалась и не плакала. – Ты сама купаешься, или Саша помогает? – спросил я. Ирка совсем по-взрослому вздохнула, цокнула языком и серьезно заявила: – Сама. Я девочка. Саша мне только голову помогает мыть. Я улыбнулся. Она очень смешно цокала языком. Прямо как моя мать, когда я бросал в прихожей грязную обувь. Женщин что, с детства этому учат? – Значит сегодня буду помогать я, – сказал я и ушел в ванную собирать с пола осколки стакана. Позже, когда осколки были убраны, вода с пола вытерта и ванная более или менее приведена в порядок, я отвел Ирку мыться. Ирка сосредоточенно мылила детским шампунем, вкусно пахнущим земляникой, волосы своей очередной барби, а я мылил волосы Ирке, и думал. Думал о разном, о работе, о завтрашнем выходном, о том, что нужно куда-нибудь сходить, отдохнуть, а то с Сашкой совсем выбился из сил. Сутки выдались трудные. О том, что можно сходить куда-нибудь и с ним, ведь он совсем не ходит куда-то развлекаться. И вообще, у нас как-то разладились отношения, после того, как он переехал, потому что я стал раздражаться, хотя сейчас я пытаюсь сдерживаться и до меня начинает доходить, что вся моя агрессия как-то несерьезна. Ну как можно на них злиться? На Сашку? На Ирку тем более? На маленького ребенка, она же мне ничего не сделала. Дурак я, дурак. Маленький ребенок деловито приказал мне отвернуться, когда собрался вылезать из ванной. Я посмеялся себе под нос, послушно сделал разворот через плечо и демонстративно закрыл глаза руками. Ирка сосредоточенно сопела, облачаясь в пижаму. Потом тронула меня за колено и разрешила повернуться. – Пошли спать? – спросил я, слегка наклонившись к ней. Она кивнула. Мы пошли по коридору за руку, я и Ирка, которая ростом не дотягивала и до метра. Мелкая еще. – Сказку хочешь? – спросил я устало, когда девочка забралась в постель и натянула одеяло до подбородка. Та помотала головой отрицательно, села в постели, взглянула на меня карими глазами, окруженными пушистыми, длинными ресницами, копия Сашкиных. – Тогда спокойной ночи, – пожелал я, чувствуя себя неловко. Не знал, как укладывать маленьких детей, всегда считал их такими несмышлеными, глупыми, а Ирка смотрела серьезно, осознанно. – Спокойной ночи, – сказала она, обняла меня за шею и звонко поцеловала в щеку. Из её комнаты я ушел озадаченный, растерянный. Заглянул к Сашке, тот спал, так и не сменив положения тела. Я постоял минуту в дверях его спальни, вслушиваясь в дыхание друга, удостоверился, что все в порядке и пошел в ванную, пробовать на себе Иркин земляничный шампунь.