forty-two

      Буквально вчера самой долгой дорогой мне казалась та, что вела от 126 Кингс Роу до моего дома. Путь между станциями Парсонс Грин и Степни-Грин занимал не больше получаса, а количество студентов Лондонского Университета Королевы Марии с каждым днем словно прибавлялось. С восьми до девяти часов выход со станции Степни-Грин закрывали. Тогда приходилось садиться в вагон до Уайтчепела, чтобы все-таки добраться до дома. В такие моменты путь занимал почти что час.       Правда, ни зеленая ветка Лондонского метро, ни сотни студентов, ни закрытые выходы из станций не могли сравниваться с той продолжительностью пути до Виндзора и Хиддлстона, который я преодолела прямо сейчас. Уверена, не прошло и нескольких минут, но ощущения были совсем другие — с реальностью уж точно никак не совпадали.       — Ты сегодня задержалась, — констатировал Виндзор. — Как проходит твоя работа с мисс Эллисон?       Его тон был почти отеческим. Я невольно улыбнулась, избегая взгляда компаньона Люка. Понимая, что этот вопрос — формальность — я вздохнула полной грудью, перебирая в голове всевозможные краткие ответы, желая избежать как можно быстрее этого разговора. Не подойти к ним было бы неуважением к Люку. Подойти — пыткой только для меня.       — Все хорошо. Впереди несколько новых проектов, Патриция уже помогла подобрать удобное время для кастингов. Как прошла премьера фильма?       Вспомнив утренние новости, я на мгновение словно потерялась. По-прежнему улыбающиеся, довольные лица смотрели на меня. Уставший взгляд Виндзора не выражал ничего — абсолютно спокойный, Люк усмехнулся. Возможно, лгать у меня не получалось, а, может, премьера действительно прошла настолько удачно, что Виндзор был слишком доволен собой, и новость о Хиддлстоне тут совсем ни при чем.       — Замечательно! Одна из лучших премьер для Тома, все взгляды были прикованы к нему, хотя экранного времени досталось меньше, чем мы планировали, — Виндзор почти сиял, как лампочка в темноте опустевшего офиса. Вдалеке послышался надоедливый звук телефона. — Я отойду, не скучайте, у меня важный звонок.       Нет, меня сейчас ничего не исправит. На ватных ногах я продолжала стоять на одном и том же месте, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не сойти с ума от происходящего. Мне не было тринадцать, но я продолжала мучиться от случившегося. Я так много и долго думала о том, что момент забыть одного единственного человека настал; была в полной готовности без опаски взглянуть в его глаза, не ловя себя на учащенном сердцебиении и на побагровевших щеках. Но ничего не изменилось. Забыть Томаса Хиддлстона предательски не удавалось.       И это определенно надоело.       — Я рад, что у тебя все в порядке с работой, — тихий мужской голос донесся до моих ушей.       — Я тоже рада, что у тебя все в порядке. С работой.       — Мы могли бы поговорить с тобой?       — Мы уже разговариваем.       Тишина повисла так же быстро, как Люк Виндзор развернулся для того, чтобы ответить на звонок. В соседних зданиях почти все окна погасли, — кажется, я впервые наблюдала за тем, как живут офисы в такое позднее время.       — Я должен попросить у тебя прощения.       — Нет, — я осмелилась взглянуть на него снизу вверх. — Не должен. Послушай, пожалуйста…       Хиддлстон поправил очки на переносице, прежде чем перехватил мои руки, нерешительно сжав ладони сухими длинными пальцами. Я остановилась, внимательно наблюдая за происходящим, будто это не я вовсе, а кто-то другой.       — Извини, что перебиваю, Данна. Мне нелегко далось то решение, о котором мы объявили, — он говорил со знанием дела, будто бы точно понимал, что я знала о том, как как прошло двадцать третье апреля. — Я не хотел бы потерять тебя навсегда. Ты, прежде всего, замечательный друг и хороший человек.       — Том, — поджав нижнюю губу, я положила левую руку на его ладонь. Затрагивать тему помолвки мне не хотелось. — Спасибо тебе. Ты знаешь, как я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал?       — Да, наверное, — он улыбнулся.       — Ты был для меня хорошим другом. Я бы тоже не хотела… Потерять тебя навсегда, так ты сказал? — засмеявшись, я отпустила его руку, отойдя на шаг назад. — В конце концов, мы взрослые люди.       Впервые за эту жизнь слова давались одновременно легко и тяжело. Тяжело оттого, что вопреки реальности взрослых, умных людей, сердце продолжало стучать как бешеное. Легко — потому что я знала, что в словах была правда нормального человека, сумевшего отпустить все, что произошло между нами.       — Я рад слышать это. Как ты смотришь на то, чтобы снова воспользоваться советом доктора Лонгмана?       — Неплохо, — я пожала плечами, параллельно вспоминая, как было замечательно просыпаться от чьих-то бездумных сообщений.       — Ты не сменила номер?       — Нет. Во сколько сейчас для тебя начинается спокойная ночь?       — Через пару часов. А для тебя?       — У нас одинаковый режим.       — Я рад, что мы смогли поговорить, Данна. — Том вновь улыбнулся, на этот раз искренне.       Улыбнувшись в ответ, я кивнула. Была ли я так же рада, что мы смогли поговорить? Безусловно. Неопределенность оставалась одним из самых беспокоящих меня факторов, но теперь было легче. Не то от усталости, во время которой голова отключалась, подобно прогоревшей лампочки, не то от маленького, но единственного прояснения.       — Я тоже рада, Том. Доброй ночи. Передай это же Люку, пожалуйста, мне нужно идти.       Понимая, как много мне придется выслушать от Джеймса, я попрощалась с Хиддлстоном, направляясь прямиком к лифту. Красные цифры загорелись наверху, информируя, что через пять этажей я смогу оказаться ближе к окончанию рабочего дня.       Выход со Степни-Грин должен был закрыться через двадцать минут.       Вагон метро, в который я села, сегодня шел прямиком до Уайтчепела.