По усмотрению директора

      — Чёрт.       Гермиона сморщила нос, глядя на своё скривившееся в ответ отражение. Волосы были сплошным кошмаром. А без палочки справиться со своими до возмущения непослушными кудрями стало просто непосильной задачей. Она изо всех сил дёрнула щёткой по спутанным завиткам, которые моментально скрутились обратно. Если бы только у неё была возможность покинуть замок, она бы смогла купить зелье или даже какие-нибудь маггловские средства, чтобы облегчить себе задачу. Она так отчаялась, что даже раздумывала прогнуться и попросить другого студента купить ей необходимое.       И её непокорные космы были только началом. Теперь всё занимало гораздо больше времени. Довольно прозаичные дела, ранее выполняемые одним движением палочки, теперь наполняли её будни утомительной рутиной, и, как результат, она вечно опаздывала.       Устойчивый грохот от соприкосновения ног с каменными плитами, доносящийся из-за двери, просигнализировал, что процессия учащихся устремилась по своим аудиториям. Гермиона, в свою очередь, ещё даже не оделась.       Пыхтя от раздражения, она начала наносить тональный крем. Естественно, наколдовать «Гламур» было бы куда проще и эффективнее. Как бы то ни было, тёмные круги под глазами всё равно были сильно заметны, вынуждая её выглядеть почти такой же свихнувшейся и похожей на зомби, как она себя и чувствовала.       Этой ночью она опять не смогла заснуть. После событий минувшего вечера разум отказывался останавливать бесконечную карусель из воспоминаний, сцен и толкований, проносившуюся сквозь сознание в течение всей этой ночи. Всё казалось таким запутанным. На самом деле, это даже близко не описывало происходящее. Это был полный пиздец для мозга. И она всё больше убеждалась, что основным намерением Снейпа было просто… трахнуть её… но перед этим сбить с толку и загнать в тупик, подвергнув тем самым сомнению всё… включая и её здравомыслие.       Но почему? Только потому, что он мог?       Он вылизывал её — использовал свой язык, чтобы доставить ей удовольствие.       Зачем прилагать столько усилий, если он всем своим видом показывал, насколько сильно её презирает? Или он использовал её в качестве своей личной отработки… Снейп что, таким странным образом стремился наказать себя?       Это было маловероятно, но опять же… со Снейпом всё было возможно.       Ну… Либо он действительно был к ней неравнодушен. Может, его влекло к ней, и случившееся — просто извращённая форма сексуальных домогательств.       Это раздражало. Сильно.       Почему нельзя вести себя как мужчина и признать свои чувства? Зачем надо притворяться, что это всё из-за неё… что это исключительно её рук дело… что она сама навлекла всё это на себя?       И если она ему нравилась, почему он вёл себя, как конченый ублюдок?       Как школьник, не умеющий выражать свои чувства и вместо этого прибегающий к физическому воздействию на объект своего обожания.       Но потом случился катарсис. Тотальное освобождение.       Если Снейпа влекло к ней, то зачем он так усердно принуждал её к душевной борьбе, зачем заставлял терпеть все эти эмоциональные потрясения?       Он принуждал её, всё время давил на неё, что она чувствовала, как ломается её внутренний стержень.       Сможет ли она когда-нибудь справиться со всей этой ситуацией?       После всего, что произошло, она сомневалась, что вообще сможет собрать себя во что-то, хоть отдалённо напоминающее единое целое.       Методика Снейпа заставляла отказаться от ставших бесполезными стратегий преодоления*, но по какой-то же причине эти стратегии были придуманы?! Без них невозможно справиться со стрессом, с безнадёжностью и опустошением, которые сами по себе глубоко травмируют. Она задавалась вопросом, было ли его намерением не залечить травмы, а наоборот, нанести новые?       Он что, на самом деле верил, что травму можно устранить травмой?       И если раньше ему посчастливилось добиться успеха в этом отношении, то да поможет ей Бог… Да поможет Бог им обоим.       Тук-тук.       Гермиона вперила взгляд в отражение двери в зеркале. Она практически ни с кем не виделась, приходила поесть либо очень рано, либо слишком поздно, чтобы избежать ненужных встреч между занятиями. Ей не хотелось сейчас разговаривать, особенно учитывая текущее волнение, но она знала, что перебарщивает. Излишняя скрытность привлекла бы ещё больше внимания к её персоне.       — Кто там?       — Это Джинни… Я думала, ты уже ушла.       — Нет, пока ещё нет, — пробормотала Гермиона себе под нос, подойдя к проёму и открывая запертую до этого дверь.       — Ты что, заболела? — сказала Джинни, осмотрев её с раскрытым ртом.       — Нет… почему ты так решила?       — Ты просто… неважно выглядишь. И ещё не оделась… У тебя нет сегодня уроков?       — Есть, и я немного опаздываю, если честно, — огрызнулась Гермиона, закрыв дверь и отвернувшись.       — Почему у тебя буква «S» на заднице?       Какого чёрта?       Вернувшись к своему столу, Гермиона подняла ночнушку и повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Изгиб одной ягодицы выглядывал из-под резинки трусиков, и на бледной коже красовался маленький S-образный кровоподтёк. Резко одёрнув ночнушку, она попыталась натянуть её ещё ниже.       — Вчера я упала на пробежке, может, приземлилась на камень, или ветку, или что-то такое… что-то похожее на S.       — Очень похожее на S, — заметила Джинни.       Гермиона повернулась к шкафу и начала доставать одежду, надеясь, что Джинни не заметила её пылающих щёк.       — Кстати, как у тебя дела?       — О, всё в порядке. Знаешь, домашка и прочая школьная ерунда, — уклончиво ответила Джинни. — Э… ты в курсе, что снова пропустила наше общее собрание?       — Да, я была очень занята.       Джинни затихла на мгновение.       — Люди беспокоятся о тебе, Миона. Я беспокоюсь.       — Мне казалось, люди беспокоятся лишь о своих задницах, — ответила Гермиона более резко, чем намеревалась.       — Да всем уже плевать на это, — Джинни подошла к ней. — Это был просто первоначальный шок. Ты уже вернула уйму баллов. Они просто хотят увидеть тебя — особенно младшие курсы. Они же берут с тебя пример.       Гермиона чуть не разразилась истерическим смехом.       — Слушай. Мы собирались немного развлечься этим вечером в общей гостиной… Симусу удалось достать выпивку. Пожалуйста, приходи.       — Может, и приду. Посмотрю, вдруг получится, — ничего не обещая, ответила Гермиона.       — А ещё я хотела показать тебе своё платье, — сказала Джинни.       — Какое платье?       — На бал в следующие выходные. Помнишь?       Сердце сжалось от ужаса, это было последнее, о чём Гермиона вообще хотела думать.       — Ты же староста девочек. Ты начинаешь Снежный вальс. Ты уже решила, с кем пойдёшь?       — Могу я пойти с тобой? — Гермиона наконец подняла голову и устало улыбнулась своей подруге.       — Думаю, да, — Джинни вернула ей заговорщицкую улыбку. — Если хочешь распустить ещё парочку слушков.       — Думаешь, получится подлить ещё больше масла в этот огонь? — Гермиона вздохнула.       Джинни рывком сократила расстояние между ними, сжав Гермиону в крепких объятиях.       — Пожалуйста, приходи сегодня, Миона. Это будет весело. Мы все по тебе скучаем.       Гермиона почувствовала, как глаза наполняются слезами. Она незаметно смахнула их.       — Я постараюсь, — пообещала она. — Теперь дай мне одеться, или я заработаю ещё одно взыскание.       Гермиона старалась не поворачиваться к ней, схватив юбку и начав натягивать ту на себя.       — Хорошо. Увидимся потом? — Джинни попятилась к двери и, не получив ответа, тихо вздохнула, прежде чем выйти.       Тотчас подбежав к зеркалу, Гермиона приспустила трусики. Вся её задница была покрыта S-образными синяками, частично перекрывающими друг дружку в лихорадочных кучках, словно работа безумного клеймовщика.       Что за чертовщина!       Уныние мгновенно рассеялось, впрочем, как и усталость, волнение и негодование, которые превратились в искрящийся клубок раскалённой ярости.       Как он посмел, чёрт побери!       Натянув на себя одежду в рекордно короткие сроки, она выбежала из комнаты и направилась к его кабинету. Посмотрим, как он попытается объяснить ей это!

***

      Громко постучав в дверь, она прождала всего миллисекунду после приглашения, чтобы ворваться в его кабинет.       Он имел наглость проигнорировать исходившее от девушки лихорадочное волнение, дописывая несколько строчек своего текста, прежде чем поднять взгляд и любезно вернуть перо в держатель.       — Чем я обязан такому очаровательному вторжению?       Конечно, он заметил её недобрый настрой, но позволил Гермионе продолжить метать гневные молнии.       — Я здесь, директор, потому что сомневаюсь в вашей искренности, — ответила Гермиона со всем самообладанием и достоинством, на которые была способна в данный момент.       — Я не говорил, что мне можно доверять.       На мгновение Гермиона потеряла дар речи, не поверив, что он мог сказать такое в свою защиту. Тем не менее она всё же решила настоять на доводах своего кипящего от злости рассудка.       — Речь не о доверии. Речь об искренности и о ваших, как вы их называете, намерениях. Я думаю, что притворяться — довольно лицемерно с вашей стороны.       — Притворяться?       — Что я вам не нравлюсь.       Он нахмурился, пренебрежительно задрав нос.       — Разве это условие?       Она вздёрнула брови в замешательстве.       — Условие чего?       — Вы считаете, что «нравиться» — это обязательное условие для нашего взаимодействия?       — Нет, разумеется, нет. Тем не менее наше «взаимодействие» подаётся под видом якобы наказания и расплаты. Но я знаю, что это не так. Поэтому я уточню ещё раз, профессор, вы делаете всё это, потому что я вас привлекаю?       Он выдержал мучительную паузу, сверля её взглядом.       — Я полагаю, что это не ваше дело.       Услышанное возмутило до глубины души. Она снова опешила. Потом, зло засопев, топнула ногой.       — Я не согласна. Ваша мотивация напрямую зависит от ответа на мой вопрос! Это прекрасно объяснило бы происходящее.       — Я считаю, что вы не заслуживаете уступки в виде «объяснения», — растянулся он в ироничной улыбке.       Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки.       — Тогда, полагаю, вы соблаговолите должным образом объяснить мне хотя бы… это.       Она задрала юбку и стащила с себя трусики, чтобы выставить на обозрение оголенную ягодицу, испещрённую S-образными кровоподтёками.       Он слегка прищурился, сдвинув брови.       — Боюсь, моё зрение уже не то, что раньше. Вам придётся подойти. Ближе.       Стиснув зубы от раздражения, Гермиона попятилась на несколько шагов.       — Ещё ближе, — поджав губы, совершенно невозмутимо попросил он.       Гермиона сорвалась с места в его сторону, резко развернулась и снова стянула с себя трусики.       Оглянувшись через плечо, она взглянула на Снейпа, но его взгляд был сосредоточен на её заднице.       — А-а-а-а… Моё кольцо, похоже… соскользнуло.       — Вы не носите…       Гермиона замолкла, когда он приподнял правую руку, показывая золотое кольцо с S-образной гравировкой. Она раньше его не видела. Она была уверена, что до этого момента он не носил колец. Она всегда уделяла пристальное внимание его рукам… особенно в последнее время.       — Несмотря на то, что вы утверждаете обратное, я считаю, что это было сделано преднамеренно, — пылко заявила она. — Вы сделали это специально.       — Просветите меня, — проговорил он, растягивая слова, и большим пальцем той же руки многозначительно потёр своё кольцо, демонстрируя склонность ободка к «скольжению».       — Это была явная попытка пометить меня… вашим инициалом… S.       Он небрежно откинулся на спинку стула.       — И что же вынудило меня сделать это?       — То, что вы помешаны на власти. Вы говорите о женщинах так, будто они — собственность, трофеи, за которые надо бороться. У вас абсолютно устаревшее представление об отношениях между полами, и вы явно не слышали о правах женщин или даже о концепции гендерного равенства.       Он приподнял бровь, но ничего не ответил.       — Вы ведёте себя так, будто женщины несут ответственность за внимание, которое получают, будто они специально его ищут, просто будучи женщиной. Вы освобождаете мужчин от любой ответственности, словно у них нет своей головы на плечах. Вы такого невысокого мнения о собственном поле?       Уголок его рта слегка дёрнулся. Снейп был явно удивлён, и это взбесило её ещё больше.       — И вы имеете наглость комментировать мою одежду, когда ваш собственный наряд прочно укоренился в прошлом веке. Я чувствую себя весьма комфортно с моим выбором одежды, достаточно комфортно, чтобы не носить один и тот же наряд каждый день! — сокрушалась она. — И я буду продолжать носить кардиганы, даже если они не привлекают мужские взгляды… что, я бы добавила, тоже является оскорблением…       Он устроился на своём месте, словно наслаждался видом того, как всё её самообладание летит в тартарары. Она почувствовала, как перехватило горло от негодования.       — Я могу одолжить вам пару книг о феминистских принципах, если хотите. Возможно, тогда вы поймёте, что в этом мире роль женщины куда более важна, чем пустое удовлетворение примитивной мужской потребности подрочить на симпатичную, но безмозглую куклу.       Он фыркнул, прежде чем позволить своей руке безразлично плюхнуться на подлокотник.       — Ваше ревностное феминистское заявление довольно… умилительно, — ответил он голосом, полным сарказма и снисходительности. — Но вы так и не ответили, почему я хочу оставить свою метку именно на вас… среди всех прочих.       Среди всех прочих?       Она что, настолько недостойна? Отброс вселенной?       Гермиона сжала кулаки, ответив с низким рычанием:       — Потому что у вас нет этих «прочих».       Веселье медленно вытекло из взгляда профессора.       — Никто вас не хочет.       Она хотела, чтобы он разозлился. Пришёл в ярость. Сердце колотилось как бешеное в ожидании взрыва. Но ничего не произошло. Вместо этого случилось то, что каким-то образом оказалось гораздо хуже.       Взгляд директора упал на стол перед собой, и он глубоко вздохнул.       Голос, который был настолько лишён эмоций, насколько это вообще было возможно, процедил:       — Вы должны уйти, мисс Грейнджер. Немедленно.