К *** Пропащим

*** Тринадцатого мая ближе к вечеру, когда на некий промежуток времени воцарилась очень душная и жаркая погода, в гостинице за главной стойкой раздался телефонный звонок. Уже позже мне вдруг вспомнилось, что в этот же день, только 1930 года, Ганс Форальберг впал в кому после несчастного случая, а четырнадцатого мая его сестра, Анна Форальберг, сделала первую запись в своём дневнике. Если бы я знала это ранее, многое объяснилось бы. Телефон трезвонил громко и пронзительно, словно его били молотком, заставляя корчиться в агонии. Наконец, трубку сняли с рычага, прекратив его мучения. Я в это время сидела в зале за столом, наблюдая через окно за птицами и потягивая газированную воду со льдом, думала об огромном бассейне в Аралабаде. Как неплохо было бы сейчас там поплавать в такую жару! - Мисс Уолкер, - окликнул меня мужчина за стойкой, - Простите, но это вас. - Меня? – Удивилась я. - Да, вас. Какая-то женщина. Я встала и подошла к телефону, приняв трубку из рук мужчины, который быстро удалился, занятый своими делами. - Алло. - Золотце! – Буквально разорвали тишину на том конце провода. - Мама?! – Почти так же воскликнула я и не узнала своего голоса. Не представляю, откуда она узнала номер телефона гостиницы и как вообще умудрилась дозвониться. Её голос продирался сквозь чащу помех, как тогда, около избушки в таёжных лесах. Ухудшало ситуацию и то, что она постоянно срывалась толи на истерический хохот, толи на рыдания, а возможно и то и другое. Я терпеливо выслушивала весь этот сгусток взрывных чувств, не проронив не слова. Просто стояла, прижимая трубку к уху, а второй рукой крепко сжимала провод, как будто этот кусок проволоки мог передать мои мысли лучше, чем слова. Помимо радостных всхлипов и мольбы о моём скором возвращении, я услышала ещё и шокировавшую меня весть: оказывается, «тот мир» под названием Америка буквально похоронил меня заживо. Вырыл ямку, аккуратно положил в неё моё несуществующее тело и засыпал сверху чёрной сырой землёй. Это настолько ошеломило меня, что я ни о чём другом больше думать не могла. Все мысли будто улетучились разом, а все остальные слова матери вдруг сделались такими далёкими. Ярость и обида накрыли меня с головой. Да как они могли?! Они все! Даже мама, самый близкий человек на свете, как она могла поверить, что её дочери нет? Как она могла потерять надежду? Разумом я понимала, что накатившая злость необоснованна, ведь вестей от меня не было уйму времени, и будь я на их месте, тоже бы думала неизвестно что. Однако сердце громко и часто стучало в груди. - Прости, мам, - перебила я её посреди словесного потока, лившегося через телефон прямо мне в ухо. - Кейт-Кейт, возвращайся, зайчик, умоляю, возвращайся. Мы все тебя ждём… - Слышалось откуда-то из глубины. - Я люблю тебя мам, - выдохнула я и громко опустила трубку на рычаг. С этого момента я решила, что больше не буду называть «тот мир» Америкой или Нью-Йорком. Он не достоин таких красивых имён, он вообще не достоин носить какое-либо имя, потому что там меня до сих пор считают глупой слабой юристочкой. Теперь он будет просто Тот-мир-в-котором-есть-время. *** Поздним вечером того же дня, перед самым приходом Оскара, небо плотно затянули иссиня-чёрные тучи, которые нависли над землёй, будто дамоклов меч. Поднявшийся ветер с силой гнул деревья, а проходя сквозь узкие переулки между домами, свистел и стонал. Близилась майская гроза. Я стояла посреди комнаты в полном одиночестве, потушив свет и задвинув шторы на окнах. Такая густая темнота помогала мне заглянуть к себе же в душу и понять, что именно пошло не так в жизни. В какой момент дорога превратилась в скользкую тропу обтянутую туманом, а меня угораздило оступиться? А может, так и должно было случиться: какие-то неведомые силы всё решили за меня, а мне оставалось только безоговорочно подчиниться им, вот и всё. И с каких пор я стала фаталистом? Зато теперь, как мне казалось, я на некоторое время влезла в шкуру Ганса. Только его пустой гроб в фамильном склепе не сильно задевал, ибо мечта вела его. Идея была превыше всего и путь к ней, а всё остальное либо средства для достижения этой цели, либо вообще пустое место. И если средство прекращало быть средством – становилось пустышкой и теряло всякий интерес для него. Вот такое чёткое разделение. Поезд, Оскар, Анна, я – были средствами; Анна скончалась – стала пустышкой, как бы ужасно это не звучало. Неважно, что случиться, главное – цель. Только вот у «средств» тоже есть чувства. Однако я не Ганс Форальберг. И как бы я не отмахивалась от прошлого, оно всё равно преследует меня тенью. Всё-таки в этом прошлом есть один человек, который продолжает оставаться в настоящем, - мама. И опять мне стало невыносимо противно. До тошноты невозможно. У меня собственно даже цели нет, зато проблем хоть отбавляй. И вроде как всё идёт к тому, чтобы прямо сейчас взять и уехать в Тот-мир-в-котором-есть-время, обнять крепко маму и начать новую жизнь. Но беда в том, что не захвачу ли я с собой мёртвое время? Попытаюсь сбежать из вакуума, но он всё равно настигнет меня. И скоро сама Валадилена превратиться в мир, в котором есть время, а «тот мир» - в котором времени нет. И тогда уже «это», где я нахожусь сейчас, станет прошлым, преследующим меня везде. Так в какой из двух миров мне возвращаться? Неожиданно я бросилась к кровати, судорожно нащупала в складках покрывала будильник, перевернула его и начала в темноте медленно заводить пружину. Привычный звук приятно ласкал уши. Как же мне этого не хватало! Закончив, приложила будильник к уху и… услышала только тишину в ответ. Стрелки оставались стоять на месте. Даже не видя их, я знала это абсолютно точно. И это стало последней каплей. Щелчком переключателя и зажгла лампу, подбежала к окну, раздвинула шторы, открыла рамы и, размахнувшись, выбросила часы под раскаты грома. В короткой вспышке молнии, я увидела, как будильник сверкнул своим ржавым корпусом, лёжа в траве. И тут раздался стук в дверь, заставивший меня вздрогнуть. - Простите, я, наверное, разбудил вас, Кейт Уолкер? – Виновато сказал Оскар, стоя в дверях. - Нет-нет, я ждала тебя, как обычно, просто захотелось в темноте посидеть – подумать. Заходи, - попыталась я изобразить улыбку, но вышло паршиво; он, видимо, заметил это. - Если я не вовремя…, - начал было он. - Вовремя, - выдохнула я, закрывая окно; руки дрожали и не подчинялись приказам мозга, - Ты всегда вовремя, Оскар. Голос предательски дрогнул, а вместе с ним всё содрогнулась внутри. Первые капли ударили о железный подоконник, издав приглушённый звук. Тучи, наконец, выпустили из себя всю накопившуюся влагу и обрушили её на пережжённые солнцем улицы города. Подобно этим тучам, я тоже дала выход всей скопившейся во мне боли. Её оказалось намного больше, чем я думала изначально – слишком много и сильно изменилось в моей жизни. Произошёл программный сбой, как сказал бы Оскар. Хотя сейчас он молчал. Просто стоял, пропуская через себя последствия моей злости, также как я недавно пропускала через себя эмоции матери. Я рыдала у него на груди, а он, положа тяжёлую железную руку мне на плечо, не издал ни звука за всю мою истерику. Тем не менее, я абсолютно чётко ощущало его присутствие, то есть у меня не было ощущения, что мои чувства улетают в пустоту или ударяются о бездушную железяку. И тут дело не в автоматах. С людьми подобные ощущения возникают намного чаще. У меня, так точно. Успокоение пришло не сразу, но пришло. И тогда в момент стало легче, как будто старая ноющая рана вдруг затянулась, обросла новой кожей и больше не болела. Даже дышать стало значительно легче. Воздух наполнял лёгкие сам собой, без труда, а потом также свободно выходил наружу. *** Опустив иглу на край пластинки, я наполнила затхлую комнату гостиницы «Лунной сонатой» Бетховена. Мелодия разлилась и наполнила собой пространство. Иногда она затихала, и тогда с улицы доносились завывание ветра, раскаты грома и стук капель. Никакие другие звуки больше в комнату не проникали и не уходили из неё. Как и все прошлые вечера, мы также сидели на кровати, только никакого напряжения уже не было, несмотря на то, что мы оба молчали. Просто уже не было необходимости в словах. Я, положив голову, ему на грудь, слушала, как работает механическое сердце. Ровно и монотонно оно приводило в движение уйму шестерёнок, также как моё качало кровь. - Кейт Уолкер, можно мне кое-что вам сказать? – Спросил он, и я впервые услышала, как звук его голоса поднимается из глубины механизма. - Да, говори, конечно, - ответила я, не поднимая головы. - Мне предложили работу. Сегодня я пришёл к вам, чтобы сообщить это. - Работу? – Переспросила я. - Да, именно так. Нынешний хозяин фабрики уверил, что это не будет сложно, и это не будет противоречить моим навыкам машиниста. Мне всего лишь необходимо будет доставлять некоторую продукцию в порт, откуда она будет переправлена в другие страны. - Ммм, я так за тебя рада, - я действительно была за него рада, но голос звучал почему-то фальшиво, - Получается, ты нашёл своё место. Мне вдруг опять сделалось страшно. Вот Оскар вырвется из вакуума, а я так и останусь блуждать в потерянном времени, только теперь уже окончательно одна. Совсем одна. Как человек на необитаемом острове. - Кейт Уолкер, а вы не хотите поработать со мной? Я подняла голову и пристально посмотрела на него. - Что? - Мне сказали, что я имею право взять себе в помощники любое лицо под свою ответственность и у меня нет причин не доверять данной информации. Поэтому, я нанимаю вас, если вы не против. - Нанимаешь? Если я не против? – Вновь переспросила я как попугай. - Пожалуйста, Кейт Уолкер, прошу вас. - Ты меня просишь? – Удивилась я. Раньше Оскар никогда не просил меня. Он мог сказать: «Вам решать, Кейт Уолкер» или что-то в этом роде, но ещё ни разу не просил меня поехать с ним. И интонации его голоса. Что-то в них буквально заставляло меня вновь полностью выкинуть из головы Тот-мир-в-котором-есть-время. - Подожди, но что же делать с заводниками? В прошлом нашем путешествии всё было рассчитано, а сейчас? - Ближайший порт находится не так далеко. Завода хватит как раз, чтобы приехать туда и вернуться во Валадилену, - уверил Оскар, - А дальше хозяин фабрики обещал что-нибудь придумать по этому поводу. - Что ж, надеюсь, что у него хватит мозгов. - Так что вы решили? Я расплылась в улыбке. На этот раз вышло что надо! - Ну, разумеется, да, Оскар! *** Как только майская гроза стихла, и дождь закончился, Оскар покинул меня. Он хотел было уйти раньше, видя мой усталый вид, но я не позволила, даже под предлогом, что он одолжит у меня зонт. Нет, ну вы только посмотрите, а ведь раньше чуть что, так даже носа не покажет из поезда! В итоге я ненадолго уснула прямо у него на плече, и он, по его словам, совершенно не знал, что делать. И вот, закрыв за ним дверь, я легла спать, но сон вдруг как рукой сняло. Было чёткое желание сделать что-то. В итоге я поднялась с постели, достала из ящика в тумбочке лист бумаги и ручку. Надо было написать маме. Письмо получилось невероятно длинным. На четыре альбомных листа, исписанных мелким подчерком с двух сторон. Просидела я над ним до самого рассвета – столько всего необходимо было сказать и объяснить, чего не смогла сделать тогда, по телефону и в телеграмме. Зато изложила всё, что хотела и даже больше. Все чувства, мысли и переживания. Всё своё путешествия от самой Валадилены и до острова было здесь передо мной – от первой заглавной буквы до последней точки. Ещё написала, почему моё возвращение опять ставится под большой вопрос, и что, кажется, у меня появилась новая работа. Много раз извинялась за всю причинённую боль. Утром, аккуратно сложив письмо, я отнесла его на почту, запечатала в конверт, наклеила марки, разборчиво написала адрес и кинула в ящик для отправки. *** Оскар сказал, что наша с ним работа начинается с сегодняшнего дня, вечером ровно в восемь часов. Странное время, но тогда меня это не насторожило. В восемь, так в восемь, что тут такого. Меня больше интересовали официальные части работы, но Оскар вновь уверил меня, что заранее успел об этом побеспокоиться, так как не сомневался в том, что я соглашусь. Первое наше задание было, так сказать, испытательным сроком, поэтому вопрос о зарплате пока оставался открытым, но я не сильно беспокоилась по этому поводу. Оставалось только не опоздать на поезд. Ближайшие часы были в холле гостиницы, а также с колокольни периодически доносился звон, оповещающий о полудни, например. Но Оскар любил точность, так что надо было как-то изловчиться и постоянно помнить о времени. Целый день. Так и с ума сойти можно! Тем более что сейчас время потеряло свою оболочку. Пока я размышляла над этим на обратном пути из почты в гостиницу, неожиданно наткнулась на будильник, который недавно выбросила в окно. Подняв его, чтобы всё-таки выбрасить в мусорное ведро, а не на газон, я с удивлением обнаружила, что секундная стрелка медленно движется вперёд. «Ну вот», подумала я тогда, «Отсчёт пошёл». *** Собрав вещи, коих было совсем немного, я без девяти минут восемь отправилась на железнодорожный вокзал. После прошедшей ночью грозы, Валадилена выглядела совсем иначе. Казалось, в ней зародилась новая жизнь, вновь потекло время. Вся безнадёжность, что была во мне ранее, испарилась, как испарялись лужи на главной улице города. Дома, залитые закатным солнцем, сверкали окнами, будто у них внутри разыгрался пожар. Я не прощалась с этим городом. Ведь я точно вернусь сюда, может, через пару суток, а может даже и раньше. И вот гостиница скрылась за забором фабрики, а я уверенной походкой по-прежнему направлялась на вокзал. Поднялась по ступенькам и оказалась на платформе. Сердце тут же встрепенулось, как птица ото сна, и радостно забилось в груди. Локомотив в алых излучал чуть ли не божественное сияние, настолько он был прекрасен. И ностальгия вперемешку с дежавю не отпускали мой разум. Как же прекрасно! И почему я не пришла сюда раньше? Быть может, в этом случае мои страдания не были бы такими сильными, и я бы всё сразу для себя решила. Одухотворённая, я завела поезд. Наконец-то мы снова куда-то поедем, пусть и не в такое захватывающее путешествие, но всё же поедем. Я буквально парила над платформой, ко мне вернулись мои прежние силы. Захотелось покорить Эверест. Поднявшись в кабину, я обнаружила там Оскара, который уже ждал меня. И всё. Ни мешков, ни коробок, ни чемоданов. Что же в таком случае мы везём в порт? Я хотела об этом спросить своего машиниста, но он уже без лишних слов дёргал за рычаги. Поезд тронулся с места, колёса застучали по рельсам… *** Спустя минут десять, вдоволь насмотревшись на проплывающие мимо луга и редкие рощи, я решила высказать своё предположение, которое стало решающим во всей этот длинной истории наших чувств, времени и миров. - Оскар, - обратилась я к нему, стоя у него за спиной. - Да, Кейт Уолкер, - нехотя, как мне показалось, отозвался он. - Скажи, ведь никакой работы нет, да? - Да, - чётко и ясно произнёс он после некоторой паузы. - Ты это специально придумал, чтобы уехать непонятно куда и зачем? - Да. - Боже, это ведь сплошное безумие! О чём ты думал?! И ты солгал, обманул меня! - Да. - И что мы будем делать, когда кончится завод? Он обернулся на секунду, взглянул на меня, а затем вновь переключился на дорогу. - Понятия не имею, Кейт Уолкер! Я рассмеялась в ответ.