***
— Я надеюсь, ты шутишь? — выдохнул Всесильный, убирая расшифровку очередного видео уличной съемки. — Это слишком очевидно, чтобы игнорировать, — мотнул головой детектив. Они сидят в его офисе уже какое-то время, обсуждая новые зацепки и информацию. — То есть, вот как это выглядит: дочь Демона, этот Даби и омега Чисаки. Вместе. Едут куда-то, так? — Так, — кивок. — И вы их не перехватили? — Мы не можем. Даби уже убил порядка 30 человек. Хроностазис — тоже не самый простой преступник. Они явно едут куда-то или к кому-то. Стоит наблюдать и записывать, узнавая новые контакты демона. — Вся эта история действует на нервы… — отвечает Всесильный. — Герои начали подготовку к крупной операции, верно? Вторжение на главную базу Заветов, — уточняет Тсукаучи. — Да. Герои и стажеры-выпускники. — Ииду тоже берете? Младшего, — уточнил детектив. — Вопреки всем уговорам и даже угрозам всевозможных наказаний он стоит на своем. Уперся, как молодой барашек, — неодобрительно хмыкает Всесильный, — Молодые сейчас… Такие же, какими были мы, мда. — Следите за ним. Он может помочь выманить дочь Демона. — Если всё это не было игрой. Всё ещё удивительно, как это произошло… — Всесильный углубился в воспоминания, отчасти не обращая больше внимания на друга-детектива. Тсукаучи ничего не ответил. Разве что умолчал об ещё одном коротком фрагменте с камер уличного видеонаблюдения. Когда девушка посмотрела точно в камеру и, судя по расшифровке, одними губами произнесла.«Полтора месяца. База мафии. Томура мой.»
И отворачивается, продолжая путь.***
— Дорогая, нужно больше тренироваться, — подытожил отец, стоя надо мной, — Это никуда не годится. Мне было где-то шесть. В комнате царит полутьма и довольно прохладно. Мы стояли перед зеркалом и тренировали различные причуды, меняющие тело. — Папа… я хочу кушать… — хныкнула я. Помню себя — маленькую и напуганную. И очень уставшую. Тренировка шла уже довольно долго, а утром мне не дали и крошки в рот положить. Силы были на исходе, из носа шла тонкая струйка крови, но отец не хотел останавливаться. Кровь капля за каплей въедалась в аккуратное платьице из розовых кружев. Ненавижу розовый. И кружева — туда же. Он опустился на колени позади меня, обхватил за плечи и несильно встряхнул. Его руки холодные и сильные. Чужие. Лишнее усилие, и детские плечики сломаются, как и вся моя фигура. — Сильные люди расцветают вопреки всему, моя хорошая. Не постараешься — до завтра не покушаешь, — с улыбкой произнес отец. Кажется, только он умеет так угрожающе улыбаться, скрывать стальной клинок под мягким пледом. Я киваю и вновь продолжаю тренировку, пока отец не ослабляет хватку, удовлетворенный. — Молодец, мой цветочек. Идем, Курогири наверняка приготовил тебе что-то вкусное! — улыбается отец одним лишь ртом. Его глаза продолжают быть такими же холодными, но буря миновала. Я вспоминаю отца, и первыми идут тревожные, пугающие воспоминания. Наши тренировки, различные планы и знакомства с подозрительными людьми. — Моя гордость! — представлял меня всем отец. И я была подобием приза на витрине — все смотрят и хотят потрогать, но стекло в виде отца не дает, да и сам он только и делает, что смотрит, да вертит мной — как хочет. Я просыпаюсь через мгновение в ледяном поту, жадно хватая ртом воздух, словно кто-то сидел на мне сверху и душил всё это время. — Тише, — шепчет мне на ухо Даби, вжимаясь, обнимая меня своими длинными узловатыми сильными руками. — Что… — едва выдавливаю я, отпихивая альфу. Его жест одновременно напугал меня ещё больше и тронул какую-то эмоциональную струну. — Ты вся тряслась и стонала во сне. Явно не от удовольствия, — подметил Даби. Затем перекинулся через меня, дотягиваясь до стакана воды. Сажусь на постель и пью поданную мне воду. Постепенно дышать становится проще и легче, а сердце кое-как успокаивается, хотя я ещё пару мгновений сижу, закрыв глаза. Дрожь пробирает до костей, тянется вверх по позвоночнику, заставляя передернуть плечами, но постепенно проходит. — Отпустило? — уточняет альфа, тоже садясь. В темноте комнаты едва видно его силуэт, но неоново-голубые глаза слабо мерцают. — Да, — киваю я. Затем наступает тишина. И в ней наконец-то нет какого-то напряжения или неловкости. — Извини, что разбудила, — всё же выдаю я. — Что такого приснилось моей принцессе? — спросил альфа, стекая обратно под одеяло. Тоже ложусь на бок, укутываясь в свою половинку одеяла, спасаясь от прохлады в комнате. И холода кошмара. — Отец, — тихонько отвечаю, ерзая ногами под одеялом. Даби будто с пониманием хмыкает, затем прикасается свой ступней к моей ноге. — Холодно же, — недовольно шепчу я, но мужская стопа ни капли не отстраняется. Его нога на ощупь шершавая — ниже пальцев на стопе чувствуются металлические скобы и неровная линия шрама от ожога. — Отцы — дело такое, — с вздохом соглашается Даби. Затем пододвигается ближе, так что я носом тыкаюсь ему в шею. В нос сильнее ударяет контраст мяты и гари. — Ты больше воняешь гарью, — говорю я, зарываясь в этот запах и альфу. Даби смыкает руки вокруг меня, прижимая ещё чуть крепче и ближе к себе. — Я больше горю, принцесса, — отвечает он как-то даже непривычно спокойно. Вновь повисает тишина. Удушающий запах потихоньку топит меня в сонном омуте, в дымке, заволакивающей сознание. — Может, ну их всех к черту, м? Свалим куда подальше… Где тепло… И есть море. И не надо никого убивать и мстить, — неожиданно предложил Даби сонным, заторможенным голосом. — Уже поздно, Тойя, — мотаю я головой, не отлипая. Даже сонным разумом я понимаю — поздно. Если бы он предложил это ещё тогда — во время моего побега… Я бы согласилась, дала бы шанс этой глупой затее. Но сейчас — поздно. Мы оба живем, чтобы в конце концов умереть, забрав с собой предметы нашей ненависти. — Надо было… Раньше предлагать? — лениво бубнит альфа, и поводит носом по моим волосам, вдыхая мой запах. — Раньше, чем мы родились, — отвечаю я, и проваливаюсь в сон окончательно.