***
Уилл наблюдал за тем, как танцоры в церемониальном одеянии взбирались на высокий шест. В знойную жару на фоне чисто-синего неба начался танец воладорес*. Четверо мужчин раскачивались на верёвках, привязанных к их ступням и прикреплённых к шесту, в то время как пятый, сидящий наверху, играл на флейте. — Согласно мифологии, эта церемония была создана, чтобы покончить с засухой, — поясняла стоящая рядом Эбигейл, её лицо было закрыто от солнца шляпой с широкими полями. — Когда боги ощущали себя позабытыми, они удерживали дожди, а этот танец должен был ублажить их. — Не видел прежде ничего подобного, — произнёс Уилл, наблюдая за тем, как мужчины вращались по кругу. Во время их путешествия Эбигейл узнавала о местной истории и традициях, а потом делилась полученными знаниями. Познавать новое и рассказывать окружающим это была привычка, которую она подцепила от Ганнибала, отчасти чтобы польстить ему, а отчасти таким образом проявлялась её искренняя любовь к учёбе. В сопровождении этих двух ходячих энциклопедий Уилл временами ощущал себя не на каникулах, а прямо посреди урока истории. Когда они прибыли в Теотиуакан**, даже толпы туристов казались карликами на фоне гигантских размеров старинного города. Пирамиды из выцветших на солнце камней поднимались по обе стороны от длинного прохода, сооружения казались настолько же монументальными и огромными, как синее небо над головой. Втроём они шли Дорогой Мёртвых, любуясь громадным пространством, которое в период расцвета империи являлось большим шумным городом. Даже находясь среди чудес архитектуры, Уилл постоянно возвращался взглядом к своим спутникам, которые воспринимались им как ещё одно чудо света. Тёмные волосы Эбигейл отросли почти до плеч, розовый шрам был вопиюще выставлен напоказ, словно он жадно впитывал окружающую действительность. Мексиканское солнце быстро легло на её кожу загаром, по плечам и щекам рассыпались веснушки. Тем не менее Эбигейл выглядела более здоровой и подвижной, чем когда бы то ни было в Соединённых Штатах. Ганнибал же оставался в точности таким, как и дома, как и в любом другом месте, только его костюмы-тройки сменились на туристическую льняную одежду, которая даже в такую жару оставалась идеально ухоженной и выглаженной. А ещё он отрастил бороду и ухаживал за ней с не меньшей аккуратностью, в его волосах тем временем появились серебряные и золотые прядки. Каннибал, дочь каннибала и профайлер ФБР прогуливались Дорогой Мёртвых… — Проходящие этими руинами ацтеки воображают, что у них есть общее происхождение с жителями Теотиуакана, — сообщил Ганнибал, когда они изучали старинную настенную роспись. — Отчасти их культура была вдохновлена этими памятниками архитектуры, вот только их строения на фоне данного города выглядят карликовыми. — Жители Теотиуакана тоже практиковали человеческие жертвоприношения? — поинтересовался Уилл. Ему не требовалось даже смотреть на всплеск иронии за солнечными очками Ганнибала, чтобы знать, что тот позабавлен. Чем дальше, тем сильнее Уилл чувствовал своих спутников инстинктивно, разделял ту волну, которую не было видно снаружи. Эмпатия самого Уилла тоже для них становилась открытой книгой. — Да, практиковали, — сказал Ганнибал. — В найденных во время раскопок останках человеческие кости были смешаны с костями животных. Противников они либо обезглавливали, либо хоронили живьём, либо вырывали их сердца. Животных, которых считали священными, тоже хоронили живьём в своих клетках. К ним относились пумы, совы, орлы, волки и ядовитые змеи. — Вряд ли это такая уж редкая практика, — вмешалась в разговор Эбигейл, слегка уставшая от этой темы. — В человеческой культуре по всему миру приносили в жертву людей, чтобы задобрить богов или сохранить порядок. Ацтеки просто отличились на общем фоне своей непомерной плодовитостью в этом деле. — Во время реконструкции Темпло Майор в Теночтитлане*** некоторые исследователи полагали, что там было принесено в жертву около восьмидесяти тысяч человек, — добавил к их разговору Ганнибал. — Хотя реальное количество могло быть преувеличено естественным страхом от расходящихся вокруг этого храма жутких слухов. Но даже по самым умеренным подсчётам, число жертв достигало нескольких сотен в год в самом только Теночтитлане. Я уже предвкушаю посещение этого места. — Вообще-то мне стоило распознать в тебе каннибала ещё в тот момент, когда ты только начал рассыпаться восторгами по поводу культуры ацтеков, — с иронией произнёс Уилл. — Они не ели их. — Эбигейл едва не закатила глаза. — С другой стороны, жители Тибета… Тем временем они приближались к Храму Пернатого Змея, которому в рейтинге соответствовало около двухсот человеческих жертв. Затем пришлось одолеть несколько сотен ступенек к вершине Пирамиды Солнца, где они слились с другими туристами, за которыми тоже вели наблюдение как за любопытными антропологическими объектами. Вид с вершины был воистину впечатляющим, разве что перекрытый туристами, которые снимали всё на камеры телефонов. Длительный подъём взбодрил Уилла, солнце на его коже и в его костях делало его настолько же крепким, как огромные старинные камни под ним. Далее они направились в Чичен-Ица****, чтобы увидеть зелёные лужайки, на которых теперь вместо смертельных боёв играли в мяч, а ещё Священный Сенот*****, через который жертв сбрасывали в подземный мир. Они путешествовали в сельской местности, истекая потом в прогулках по дебрям и купаясь в чистых водах рядом с пещерами. В городах Ганнибал подбирал им роскошные наряды для не менее роскошных ужинов; Эбигейл с Уиллом блуждали вечерами по улицам, покупая сладости на перекрёстках и раздавая мелочь уличным музыкантам. Но всё же они предпочитали мелкие городишки у побережья, где дети выпрашивали мелочь, а Уилл постоянно подкармливал бездомных собак и котов. Эбигейл плавала с дрессированными акулами в аквариуме одного из ресторанов, забавляясь тем, как за ней наблюдали Уилл с Ганнибалом. Утолив свою жажду путешествий, они всё же остановились на приватном пляже в Коста-Рике. Дом был полностью оснащён и готов к их прибытию, поэтому на следующий же день Уилл забрал Уинстона и Зои из отеля для животных. Уилл не прекращал удивляться тому, насколько же просто путешествовать, имея деньги. По утрам он бегал с собаками по берегу, пока те не уставали, а затем смывал пот в океанских волнах. Возвращался к плотному завтраку в компании Эбигейл и Ганнибала. Днями они загорали на свежем воздухе, хорошо питались, привыкали к дому и исследовали город. Процесс исцеления был медленным и несовершенным для них всех. Через два месяца после того, как они покинули Штаты, аппетит Уилла полностью восстановился, и он набрал былой вес. Возможно, этому способствовало роскошество их трапез, но всё же временами возникал старый привкус золы на языке, в такие моменты желудок на несколько дней сжимался до размеров кулака. Временами, когда Уилл выпивал лишнего, Ганнибал одаривал его ледяным взглядом, и тогда, руководствуясь инстинктом саморазрушения, он напивался только потому, что мог. Иногда ему было сложно смотреть, как Ганнибал выполнял физиотерапию и упражнения для ладоней, его буквально физически тошнило от этого. Временами, когда эти ладони прикасались к нему, либо же Ганнибал нашёптывал что-то на ухо, Уилл замирал, а затем вырывался от внезапного приступа паники. Такие моменты нельзя было предвидеть, потому что одни и те же события могли день за днём проходить гладко, а когда срабатывал триггер, Уилла выворачивало наизнанку от тошноты. Он знал, что дело было в травме, Ганнибал много рассказывал об этом, объяснял причины происходящего в организме. А ещё учил, как бороться. Сам же Ганнибал постоянно пытался, но всё никак не мог спрятать своё разочарование затянувшимися симптомами от собственных же манипуляций, Уилл в свою очередь маскировал страх то слабостью, то злобой. Они то сливались вместе, то рассоединялись подобно волнам. Сложно было долго дуться или избегать друг друга, когда за ними следила Эбигейл. Она очень чутко ловила, когда что-то шло не так, и упорно подталкивала их восстановить равновесие. «Даже представить себе не могу, почему я слышу ваши стоны всю ночь, а утром вы снова унылые до невозможности», — как-то однажды высказала она. И тогда они послушно возобновляли контакт, скорее прикосновениями, чем словами, делая аккуратные шаги навстречу друг другу. Но их глубинная проблема оставалась на месте. Ганнибал грубо оседлал его на кровати, загорелая кожа была покрыта потом, а отросшие волосы падали на глаза. От каждого шлепка тела о тело Уилл вздрагивал, принимая на себя его вес. Ганнибал сжимал его соски, используя их в качестве рычага, удерживаясь за который, он трахал себя членом Уилла. Зубы были плотно стиснуты от напряжения, Ганнибал находился в состоянии животного экстаза от происходящего, он брал от Уилла то, в чём нуждался, и отдавал ему, сколько мог. Он сменил свой бешеный темп, только когда увидел, что Уилл лежит под ним неподвижно и никак не реагирует на действия своего любовника. — Не останавливайся, — выдохнул он, потому что от взгляда Ганнибала стало неуютно. Он даже ободряюще сжал его колени. — Всё хорошо. Правда, хорошо. Ганнибал не купился на эту отмазку. Полным весом он опустился на член, лицо дрогнуло от глубины проникновения. Затем обхватил ладонями щёки Уилла и заглянул ему в глаза. Уилл ощущал себя так, словно они с Ганнибалом смотрят друг на друга с большого расстояния. — Что сейчас было? — мягко спросил Ганнибал. — Ничего, — быстро ответил Уилл и отвернулся. На этом моменте голос предал его. Он ненавидел своё тело за это — за своё желание секса! Ему было так хорошо заниматься сексом с Ганнибалом, но время от времени возвращался дискомфорт и оставлял Уилла тонуть в тумане. Ганнибал вздохнул, и сразу же его черты разгладились. — Ты уверен? — переспросил он, но уже без былой доброты и тепла. Уилл застонал и потёр глаза. — Да. Не хочу мешать тебе кончить. Ганнибал схватил Уилла под подбородком и вдавил его голову в подушку, нависая сверху и требуя зрительного контакта. — Кончить для меня не самое главное, — ледяным голосом ответил он. — Ну тогда слезай с моего члена, — огрызнулся Уилл. Ганнибал ответил ему безэмоциональным взглядом, затем внезапно поднялся, так что Уилл вздрогнул от обхватившего его орган холода. Ганнибал молчаливо сидел с краю кровати, и от одного этого Уиллу становилось хуже — от этого молчания всегда было только хуже. Он закрыл ладонями лицо и отступил вглубь себя, от давлений на пазухи носа наступила комфортная тишина, а всё возбуждение и близость выветрились из комнаты. Без постоянных ритмичных движений Ганнибала член Уилла упал за минуту. — Ты не должен был останавливаться, — тихо сказал Уилл, чувствуя себя жалким. — Я ведь на самом деле не хотел, чтобы ты остановился. — Ты хотел, чтобы я продолжал до тех пор, пока твой дискомфорт не заставил бы меня оттолкнуть тебя? — прямо спросил Ганнибал. — Прежде ты никогда не нуждался в моём комфорте или согласии, — обвиняюще проговорил Уилл, уже зная, что его слова звучат как мелкая отмазка. Затем он разочарованно выдохнул. Они обсуждали всё это с Ганнибалом уже сто тысяч раз. — Но ведь сейчас для меня это важно? Уилл открыл глаза, но взглянул чуть выше плеча Ганнибала. Тот удерживал свой гнев, но до сих пор не развернулся. Существовало множество вещей, которыми Уилл мог поранить и оттолкнуть его, выбивая себе пространство, чтобы восстановиться и поставить заново все защиты, чтобы почувствовать себя вновь в безопасности. Он проглотил стоящий в горле ком. — Я не хочу чувствовать себя так, как чувствую сейчас, Ганнибал, — произнёс Уилл. — И я не знаю, как прекратить это чувство. И что будет, если ты не захочешь близости со мной, пока я… не починюсь. Слова еле просачивались сквозь плотно стиснутые зубы. — Тогда я… я не знаю, Ганнибал. Не знаю, смогу ли я вообще починиться. — Ты не сломлен, — произнёс Ганнибал. Уилл ответил слабым смешком и взглянул в потолок. Он чувствовал, что если прямо сейчас вернётся в собственное тело, то разрыдается. Ганнибал опустился на кровать и лёг рядом с Уиллом, свернувшись лицом к нему и приблизившись, но не касаясь. — Что именно ты чувствуешь? — спросил он осторожно. Уилл потёр лицо. — Не знаю. Думаю, это нечто вроде… — Он потёр соски. — Ты сжимал меня здесь, а… тогда в госпитале… Уилл плотно сжал веки. Сердце молотом билось в груди, ударяясь о рёбра. Он чувствовал, как призрачные руки делали что-то с его телом, желая коснуться. — Мне снился повторяющийся ночной кошмар. Я не мог двигаться. И эти невидимые когти трогали меня везде. Они погружались внутрь меня, разрывали на части. Он сложил пальцы так, чтобы те выглядели подобно когтям, а затем толкнулся ими в собственную грудь, демонстрируя сон. Ганнибал сжал его руку повыше локтя. — Ты чувствовал, что тебя насилуют, — спокойно произнёс он. Уилл сделал дрожащий вздох, не решаясь открыть глаза, и прижал раскрытые ладони к животу, защищаясь. — Да, — согласился он. — Мне казалось, что ты собираешься разорвать меня и извлечь моё сердце. Уилл открыл глаза и повернул голову в сторону, чтобы взглянуть на Ганнибала и обнаружить, что тот смотрит на него с нескрываемой тоской. — Мне казалось, это именно то, что ты сделал со мной. Медленным поглаживанием Ганнибал переместил свою ладонь выше, к плечу, а затем она зависла прямо над сердцем Уилла. — Твоё сердце — награда, достающаяся ценой больших усилий, — произнёс он. — Но если бы ты просто отдал его мне, я бы охранял его с должной заботой и аккуратностью. С почитанием и благоговением. «В своём животе», — подумалось Уиллу не без привкуса чёрного юмора. — «Если»? — переспросил он дрожащим голосом. — Разве ты не чувствуешь, что уже забрал его у меня? Ганнибал покачал головой. — Ты ещё не отдал его мне. — Тебе так кажется? — Голос обратился в скрип. За глазными яблоками жгло. — Я отдал тебе всё, что имею. Ганнибал мягко притронулся губами к плечу. — Ты не позволяешь себе быть по-настоящему уязвимым рядом со мной, — произнёс Ганнибал. — На краткие моменты я чувствую, как ты опускаешь свои форты, а затем поднимаешь их снова. После всего, что ты пережил, и что я с тобой сделал, это меня не удивляет. Я буду ждать, сколько потребуется, прежде чем ты сможешь полностью мне открыться. — Едва ли ты проявил себя образцом терпеливости, — обиженно проговорил Уилл. Ганнибал втянул воздух через нос. — Нет, Уилл, и я извиняюсь за это. Когда я чувствую, что ты закрываешься от меня, это сводит меня с ума. — И ты злишься, — подсказал Уилл. — Я расстраиваюсь, — признался Ганнибал. Он беззвучно двигал губами, словно старательно подбирал слово. — Сомневаюсь. — И? — надавил Уилл. Веки Ганнибала вспорхнули и плотно закрылись. Он сделал глубокий вдох через нос, и когда вновь взглянул на Уилла, казался сломленным. Треснувшим. — Я вспоминаю тот момент, когда ты выходил через дверь сарая. Тогда я думал, что если, а точнее когда я всё же освобожусь, то могу найти тебя мёртвым. Вспоминаю, как ты истекал кровью из пореза на бедре, а я думал, что стоило тебе завязать верёвки крепче, и я бы уже не успел. Уилл ощущал, как перед глазами снова всё плывёт, и черты Ганнибала размываются. — Там же была Эбигейл, — произнёс он в ответ. — Когда ты сказал мне, что она жива, я больше не мог исчезнуть… не мог, как бы сильно этого ни хотел. — То есть если бы она была мертва, ты бы оставил меня? Уилл перекатился на бок и пробежался рукой по волосам Ганнибала. — Я не знаю, что бы я натворил, — честно признался он. — Даже если бы я уехал из города, ты всё равно бы меня нашёл. Разве что я мог попытаться вывести тебя на чистую воду. Он плотно сжал загривок, побуждая Ганнибала смотреть на него и внимательно слушать. — Но я не покину тебя сейчас. Без тебя всё потеряет смысл. Да, мне сложно и больно, и это заставляет меня чувствовать себя так, словно я проиграл. Глаза Ганнибала вспыхнули. — Нет. Ни в коем случае. Уилл взглянул на него с искренней открытостью, и от этого защемило в груди. Ганнибал хотел гораздо большего — он хотел от Уилла всего, что тот только сможет ему предоставить, а Уилл не знал, сможет ли это отдать. Захочет ли. А если он не отдаст, тогда что? Он может никогда не прекратить борьбу с самим собой. Уилл тяжело вздохнул и отвернулся щекой в подушку. Ганнибал придвинулся ближе и начал кругами поглаживать его спину. А затем замурчал так, что рокот было слышно глубоко в груди. — Возможно, тебе следует наказать меня, — сказал он тихим, вкрадчивым голосом, — За то, что я ослушался тебя. Уилл приоткрыл один глаз, только чтобы одарить Ганнибала скептическим взглядом. В его словах звучала игривость, но при этом прямо на поверхности лежала глубокая тоска. — Ты хочешь, чтобы я наказал тебя, — проговорил Уилл. Вряд ли это было вопросом, и Ганнибал ничего не ответил, только молчаливо смотрел на него ответ. — Если я захочу наказать тебя, — внёс поправку Уилл. Ганнибал медленно моргнул. — А разве я этого не заслуживаю? — подразнил он. Уилл улыбнулся, но умеренно и даже чуть снисходительно. Он привлёк ладонь Ганнибала, которой тот поглаживал спину, и поднёс к своему рту, выцеловывая костяшки. — О да, — продолжил он охрипшим голосом. — Мы провели основательную проверку и обнаружили, что ты заслуживаешь моего наказания. Он обхватил губами один палец и принялся посасывать, погружая внутрь и извлекая снова, сопровождая свои действия мягкими вздохами. — Если я захочу, или же мне потребуется, чтобы ты остановился, я просто скажу тебе, хорошо? Мне не хочется, чтобы ты осторожничал со мной. В определённой степени это утверждение являлось серьёзной просьбой. Ганнибал не хотел ранить Уилла, но одновременно с этим не желал увеличивать образовавшуюся между ними пропасть. К тому же, Уилл до сих пор был склонен к саморазрушению. — Хорошо, договорились, — произнёс он после минуты раздумий, они снова тесно прижались телами друг к другу.***
Двумя неделями позже. Уилл наблюдал за тем, как Ганнибал прорывался сквозь волны, плывя вдоль берега почти на самом гребне. Он казался таким незначительным на фоне бесконечного синего океана, всего лишь маленькая точка на бескрайней поверхности воды. Эбигейл лежала рядом с Уиллом. Читала, иногда впадая в дрёму в тени их большого пляжного зонтика, опуская книгу на лицо и засыпая на какое-то мгновение. Зои свернулась рядышком с Уиллом, и он рассеянно поглаживал её, наблюдая за Ганнибалом. Уинстон бегал вдоль берега, отслеживая его передвижения. — Как я могла настолько устать, ничего не делая? — пробормотала Эбигейл, снимая книгу с лица и откладывая её в сторону. — Это всё жара, — ответил Уилл, улыбнувшись. — Лень порождает только новую лень. Эби приподнялась на локтях, протягивая длинные, загоревшие ноги. — Можно снова запрыгнуть в воду, — сказала она игриво, бросая коварный взгляд в его сторону. — Кажется, ты от души наслаждаешься зрелищем. Солнечные очки защищали Уилла от её пристального взгляда, но особой защиты ему и не требовалось. — Какой прекрасный день, — сказал он, и Эбигейл фыркнула. Наконец Ганнибал вернулся из объятий океана, его кожа сверкала каплями на солнце. Из них троих он загорел сильнее всего и теперь был глубокого бронзового цвета. Ганнибал шёл по пляжу в своих плотно облегающих плавках, показательно маскулинный и даже в повседневности двигающийся с грацией танцора. Весь его вид вызывал волны возбуждения, и тем не менее Уилл пытался держать лицо в присутствии Эбигейл. У той же, наоборот, было весьма игривое настроение. — О да, — сказала она, высоко приподняв брови. — Какой жаркий день. Такая игра между ними тянулась уже давно, но Уилл не позволял себе попадать впросак. Не в этот раз уж точно. — Ну в таком случае тебе самое время искупнуться, — мягко намекнул он. Ганнибал остановился рядом с ними, Уинстон вился у его ног, прося поиграть с ним. — Могу я присоединиться к вам? — вежливо поинтересовался Ганнибал. Теперь он находился так близко, что Уилл мог рассмотреть стекающие по груди и бёдрам ручейки. — Ну ладно уж… Уступлю местечко. — Эбигейл сонно поднялась на ноги. — Айда, Уинстон! Она стрелой пустилась вперёд, и пёс радостно помчался вдогонку. Эбигейл обернулась, а Уилл одарил её одновременно дерзким и благодарным взглядом. Ганнибал устроился на её месте рядом с Уиллом. Зои поднялась, потянулась и обошла подстилку с другой стороны, чтобы пристроиться рядом с Ганнибалом. Уилл покачал головой: — Тебя она любит сильнее. — А вот и нет, — возразил Ганнибал, хоть и расплылся в довольной улыбке, почухивая Зои за ухом. — Уверен, она любит нас всех одинаково. Уилл проглотил смешок. Он наблюдал за тем, как Эбигейл носится с Уинстоном, оставляя следы на влажном песке, как они игриво преследуют волны. Уилл чувствовал одновременно и безмятежное счастье от их семейной идиллии, и пробуждающееся желание от взглядов Ганнибала в свою сторону. Тот даже не думал скрывать свои намерения. — Мне до сих пор не верится, что это всё может быть реальностью, — произнёс Уилл, но в голосе не было горечи. — Мы исключения из любой реальности: ты, я и Эбигейл. Внезапно материализовавшаяся иллюзия. — Мы просто создали в этой реальности место для нашей семьи, — сказал Ганнибал, его губы сложились в лёгком намёке на улыбку. — Заверяю тебя, мы настолько же реальны, как и весь окружающий мир. Эбигейл восторженно вскрикнула, когда её накрыло волной, и помчалась в сторону берега, едва не спотыкаясь об лапы Уинстона. — Хочу, чтобы ты доминировал надо мной, — сообщил Уилл. Молчаливый шок Ганнибала вызвал у него только усмешку, и затем Уилл склонил голову ему на плечо и с лукавым заигрыванием посмотрел снизу вверх. Он любовался тем, как двигалось адамово яблоко, когда Ганнибал тяжело сглатывал, как в глубине глаз зажёгся тёмный, тщательно скрываемый голод. Тем не менее, он не утратил самоконтроля. — Ты уверен, что жаждешь именно этого? — поинтересовался Ганнибал, не тая собственного любопытства. — Да, уверен, — подтвердил Уилл. — Хочу попробовать. Узнать, что изменилось. И ещё хочу, чтобы ты помог мне сломать барьеры. Пылающая в глазах тьма обратилась едва заметной улыбкой. — Мне будет очень приятно вновь обрести твоё подчинение, — промурчал Ганнибал. — Хотя должен признаться, что твоим контролем я наслаждался неимоверно. — Я думал, ты просто потворствуешь моим желаниям. Ганнибал одарил его язвительным взглядом. — А я думал, что ты читаешь меня как открытую книгу. Уилл слегка покраснел и поправил очки. — Ещё не настолько. А затем прикусил губу, раздумывая, насколько произнесённые им слова являлись правдой. Вина, страх и самоотторжение всё ещё присутствовали внутри, но связанные с ними трудности внезапно обратились в прах, словно можно было ловко лавировать между осколками и видеть их все как на тарелочке. Вероятно, это было просто влияние бесконечного пространства, состоящего из песка и океанских волн, наполняющих разум и тело. Больше никаких тесных клеток. Полной грудью Уилл вдохнул солёный воздух и откинулся спиной на покрывало. Затем снял очки и кивком подозвал Ганнибала ближе. Тот нагнулся к нему и принялся гладить волосы всё ещё прохладными от морской воды руками, они смотрели друг другу в лицо открыто и с любовью. — Обожаю смотреть на тебя вблизи, — тихо проговорил Ганнибал. — Когда ты расслаблен, когда сияешь. И… Он наклонился к самому уху, и Уилл задрожал в предчувствии. — …я бы с удовольствием полюбовался на тебя прогнувшегося и выпоротого, но больше не в клетке. Уилл почувствовал себя так, словно колючую проволоку вырвали у него прямо из рёбер, словно глубоко натянутая струна звонко зазвенела под кожей. Он знал, что Ганнибал полностью разделял его чувства. Тот отпрянул с видом благоговейно-почтительным, но при этом глубоко довольным собой, напоследок запечатлев краткий поцелуй на солёных губах Уилла.***
Тремя месяцами позже. Уилл смаковал кровь на своих зубах. Она была густой, горячей и в его воображении пульсировала на языке, да и весь подвал будто сокращался в ритме сердца мужчины, всё ещё находящегося в его вскрытой груди. Уилл мог ощущать, как жизнь их жертвы вибрациями проходила по коже — чувствовал самого себя, Ганнибала и Эбигейл, разделяющих дыхание, мысли и единое тело. Эби, одетая в изготовленный по её меркам пластиковый костюм, задыхалась от мощи разделённого ими насилия. Её глаза были широко открытыми, тёмными и голодными. Ганнибал оказался наиболее собранным из них троих, он стоял над телом с хирургическим скальпелем и светился самодовольством, хоть и не терял бдительности. Он уже забрал от мужчины всё, что хотел. — Ты чувствуешь это? — спросил Ганнибал у Уилла. Тот яростно вздрогнул. Он ощущал себя так, словно покинул пределы собственного разума, прошёл точку невозврата. Тело было слишком хрупким, чтобы вместить его всего, и цементированные стены подвала не были для него клеткой. Он парил. — Да, — слабо проговорил он. По мере того, как тело остывало, Уилл подходил всё ближе к операционному столу, рассматривая красивой формы полость в груди. Он вытянул одну ладонь и притронулся к сердцу. Уилл чувствовал его биение сквозь тонкие перчатки, и невольно закатил глаза от этих ощущений. Когда он обхватил сердце рукой, у него подкосились колени. Уилл вырвал его из груди с исступлённым стоном и не раздумывая поднёс окровавленное сердце к губам. Впился в него, и кровь хлынула на язык, залила подбородок; острые зубы разрывали плотную мышечную ткань, а остаточные сокращения чувствовались на губах. Он был здесь. Сейчас. Обладающий вселенской силой. Уилл передал сердце Эбигейл, и она взяла его в ладони, словно нечто священное, а затем злобно укусила, измазывая кровью лицо вслед за ним. Когда сердце перешло к Ганнибалу, оно почти перестало биться. Они втроём стояли над телом, так близко друг к другу. Укус Ганнибала был почти символическим, губы сложены в экстазе вокруг сырой плоти. Они были богами — кровавыми, жаждущими пожертвований богами, красивыми и бесстыжими в своей хищности. И они созерцали друг в друге отражения самих себя — образ, который следовало беречь, любить и лелеять. Между ними не было даже преграды кожи. Никаких искажённых линий, никаких отломившихся осколков. И кровь, льющаяся кровь, соединяющая их семью воедино. Таков наш замысел. Уилл слизал кровь с челюсти Ганнибала, прежде чем тот успел смыть её в душе. Ганнибал ответил ему аналогичным жестом — два монстра, вылизывающие друг друга голодными языками. Уилл обхватил его голову ладонями и сместил взгляд с окровавленной челюсти в сторону пылающих безумием глаз. — Я люблю тебя.***
Четырьмя месяцами позже. Ганнибал обнаружил Уилла в их комнате с алтарём, тот стоял почти небрежно, засунув руки в карманы брюк. — Вот и ты, — нежно произнёс Ганнибал, заходя внутрь и закрывая за собой дверь. Уилл обернулся через плечо и склонил голову. Ганнибал никогда не мог противостоять этой застенчивой позе, поэтому просто подошёл ближе, обняв его со спины и вдыхая запах у самой шеи. — Так сложно прощаться, — сказал Уилл, повернув голову и потираясь о него носом, а затем снова взглянул на их коллекцию. — Прощания всегда даются тяжело. Многие люди избегают их, или же избегают понимания, когда именно следует попрощаться. — Странно думать о том, что мы больше никогда сюда не вернёмся. — Это место казалось домом. Уилл улыбнулся и прокрутился в его руках, повернувшись спиной к их работе взглянув на Ганнибала. — Наш дом там, — произнёс он, — куда мы поедем и где будем вместе. За это время он привык к любящему взгляду, которым Ганнибал смотрел на него в такие минуты, и тот больше не вызывал тоски и мыслей о возможной потере. Уилл просто чувствовал себя любимым. — Ты доволен тем, как завершилась эта история? — спросил Ганнибал, тьма плескалась практически на поверхности. Уилл легкомысленно рассмеялся. — О да, мы оставили Джеку гору работы. И я… горжусь тем, что мы сделали. — Он усмехнулся и подался вперёд, демонстрируя Ганнибалу клыки. — Однако не могу сказать, что мой голод удовлетворён. Диалог превратился в восхищённый поцелуй. Когда поцелуй прервался, Уиллу захотелось последний раз взглянуть на каменные ромашки и сложенные парами отрезанные человеческие ладони, те были обработаны и скомпонованы в миниатюрные полотна. Но ему не нужно было оборачиваться. Память о каждом убийстве оставила живой след в его разуме. К тому же его возлюбленный смотрел только на него — а он смотрел только на своего возлюбленного. Уилл взглянул вниз на их плотно сжатые ладони, и сердцу стало тесно в груди. — Что ты видишь в них? — спросил Ганнибал. — Я вижу нас, — ответил Уилл. — Такими, как мы есть.