Образ возлюбленного

Пробуждался Уилл медленно и легко, сон был глубоким и достаточно долгим. Укутавшийся, согретый внутри тёплого покрывала, он лениво желал растянуть пробуждение. Как же было хорошо. Так хорошо ему не было очень, очень давно. Месяцы сна на тюремном матрасе, несколько пьяных ночей дома и столько же в дороге. Теперь привычный некогда комфорт от простого пробуждения в постели казался ему манной небесной. Особенно пробуждения в этой постели. Уилл моргнул и внезапно очнулся полностью. Ганнибал лежал прямо перед ним, глядя на него спокойными янтарными глазами. Уилл проглотил свой шок и острие беспокойства. Заметив его испуг, Ганнибал потянулся, чтобы погладить щёку. Давление пальцев на линии челюсти и за ухом казалось странным, одновременно успокаивающим и чертовски нереальным. — Доброе утро, — произнёс Ганнибал мягко и с любовью. Какое-то время Уилл не был уверен, в какой именно реальности он находится. Цепь абсурдных событий, которая привела его к данной точке, восстановилась в памяти целиком, как собравшийся из осколков стеклянный сосуд. — Это реально? — спросил он. Позабавленный его вопросом, Ганнибал прикрыл веки. — Да, мой дорогой. Долгий извилистый путь со многими странными поворотами привёл нас в этот момент. — Я не хотел бы возвращаться к самому старту. — Нет. Мы и не вернёмся. Уилл сел, и Ганнибал нехотя убрал руку, задерживая касание. Уилл потянул шею из стороны в сторону и взглянул на часы. Было поздновато для Ганнибала валяться в постели — значит, он хотел подождать, пока проснётся Уилл. Не хотел, чтобы тот проснулся в одиночестве и хотя бы на одно мгновение решил, что Ганнибала нет рядом. «После всего, что я делал с ним, — думал Уилл, и от этих мыслей щемило в груди. — После всего, что он делал со мной». Уилл уселся с краю кровати, повернувшись спиной к Ганнибалу и глядя вниз на своё же тело, пытаясь осознать, что всё по-настоящему. Он был обнажён с прошлой ночи, и воспоминание о том, что у них с Ганнибалом был секс, теплом спустилось вдоль позвоночника. — Схожу в душ, — сказал он, не оглядываясь, и удивился тому, что смог ровно стоять на ногах. Ганнибал наблюдал, как он удаляется, а затем закрыл за ним дверь. Включив душ, Уилл сосредоточился на том, как теплеет вода, как брызги покалывают кожу ладони. Он ступил под поток, позволяя ощущениям накрыть всё его тело, звук падающих на плитку капель наполнял изнутри. Тело было уставшим, болезненным, и будто впервые за тысячу лет это показалось настолько важным, чтобы привлечь его внимание. Прежде, чтобы выжить, Уилл существовал исключительно внутри своего разума, полностью игнорируя оцепенение тела, смиряясь с его несовершенством и усталостью. Был слышен звук приоткрывшейся двери и лёгкие шаги Ганнибала. Следом открылась и дверь душевой, выпуская наружу пар. Уилл не оборачивался, но чувствовал, как взгляд граблями расчёсывал ему спину, в то время как поток каплями бил по коже. Пусть все синяки прошли, но спина оставалась подпорчена паутиной шрамов. Уилл слышал, как Ганнибал сделал глубокий вдох, а затем ступил внутрь и закрыл за собой дверь. Кожа Уилла горела под касаниями, Ганнибал легко отслеживал шрамы и разглаживал влажную спину. — Ты ненавидишь их, — произнёс Уилл. — Я сожалею, что не имел возможности позаботиться о тебе, пока тебя так грубо ранил кто-то другой. Голос звучал хрипло. — Ну да. Твои руки были слегка связаны, — отшутился Уилл. Даже сквозь шум воды он слышал, как щёлкнула челюсть, когда Ганнибал сжал зубы. — Ты не позволил мне позаботиться о тебе. Сердце Уилла сжалось в груди. Такова она — эта тоска. Он обернулся и встретился с сырым от влаги, ранимым взглядом. Ганнибал так страстно жаждал Уилла. Уилл притронулся к его шее, и Ганнибал выгнулся, подавшись на прикосновение ладони, лёгкий нуждающийся вздох слетел с его губ. — Как долго я фантазировал о том, чтобы быть уязвимым перед тобой, — сказал Уилл, поглаживая линию челюсти. Глаза Ганнибала резко распахнулись в понимании. — Чтобы меня ранили, а ты это видел. Видел и… позаботился обо мне. Он сглотнул, в горле пересохло. — Даже представить себе не можешь, насколько это больно. Ганнибал сделал шаг вперёд и привлёк Уилла к себе, опустив ладони на поясницу. — Поведай мне, — выдохнул он, это была гораздо больше мольба, чем команда. — Что он делал с тобой? Уилл неловко рассмеялся, глаза покалывало. Он обернулся и увлёк за собой Ганнибала под струи воды, обвивая руками шею. — Ты видел, как он удерживал меня, — сказал Уилл, концентрируясь на том, как вода собиралась во впадине над ключицей и проливалась из неё. — Когда он всё ещё считал, что мы станем друзьями, то просто запирал меня внутри сарая, оставляя цепи на лодыжках. Кормил меня, давал воду, ухаживал за моими повреждениями. — Повреждениями? Уилл поднял взгляд. — Охранник, он подумал, что это я… сделал с Мэттью то, что сделала Ханна. И он избил меня до потери сознания, прежде чем Мэттью его оттянул. — Уилл трогал лицо, вспоминая, насколько оно было опухшим. — Эти синяки остались с того случая. Ладонь скользнула по шее, и Уилл отвернулся. Ганнибал обхватил его челюсть и вернул голову в исходное положение, внимательно рассматривая Уилла и не моргая… вот тогда-то дамба и прорвалась. — Как-то Мэттью разозлился и душил меня, — сказал Уилл. — Я думал, он меня реально убьёт. Но он не убил. Затем я предпринял попытку бегства. Мне следовало убить его, когда была такая возможность, но я её упустил и просто убежал. А потом он выстрелил в меня одним из своих грёбаных дротиков. Ганнибал прижался к нему настолько близко, как только мог, сохраняя при этом зрительный контакт, вода накапливалась между их прижатыми друг к другу телами, горячими, влажными, дарующими друг другу чувство безопасности. Сердце Уилла выпрыгивало из груди, беспокойство кольцами сжимало череп. — Он… купал меня, — прошептал Уилл, впиваясь ногтями в плечи Ганнибала. Тот зарычал от злобы. Глаза Уилла пылали, зрение размывалось от слёз. Слова дрожали на губах. — Я был парализован. И он очищал меня. З-заботился обо мне. Говорил, что не хотел причинять мне боль, просто я нуждался в ней, что я мазохист и всё такое… — Уилл закрыл глаза, и слёзы смешались с потоком воды. — Это было правдой. Тогда, в госпитале, я просил его ранить себя. Я нуждался в этом. Нуждался в том, чтобы меня ломал кто-то другой. П-после того, как приходили вы с Аланой, тогда, когда я сказал тебе выметаться, Мэттью взял связку ключей и поцарапал мою спину. Уилл вздрогнул, и всё тело начала бить мелкая дрожь. — Я попросил его. — Уилл… Он отчаянно закачал головой. — Нет. Ты не должен говорить это. — Я хочу, чтобы ты это услышал, — настаивал Ганнибал. — От меня. Уилл плотно закрыл глаза. — То, что Мэттью делал с тобой, не твоя вина, — твёрдо сказал Ганнибал. — Ты не просил об этом, ты не заслуживал этого, и это вовсе не являлось заботой. — Он избивал меня металлическим прутом. И он не останавливался ни когда я умолял его, ни когда блевал от боли. — Зубы неистово стучали, глаза не желали открываться, а ноги слабели. — Я не… не помню момент, когда он прекратил, я не знаю, что он делал со мной. Я не помню. Уилл рассыпался в прах, а Ганнибал плотно прижимал его к своей груди. Уилл втягивал воздух короткими вдохами, всхлипывал и подёргивался, выплакивая всё, что болело внутри. Он смотрел на себя словно с громадной дистанции, смешавшийся шум ветра и падающей воды завывал в пустоши его разума. Земля трескалась, небеса разверзлись, но Ганнибал продолжал его удерживать. — Тише, мой дорогой мальчик. Он больше не сможет причинить тебе боль. Ты в целости и безопасности, ты здесь, со мной, и я никогда не позволю этому произойти снова. Дыши, Уилл. Сможешь дышать для меня? Он упёр Уилла спиной в угол душевой и надёжно удерживал в этом закрытом месте. Затем опустил его голову к себе на грудь, чтобы тот не мог видеть или чувствовать что-либо, кроме Ганнибала и тёплых струй воды. — Прости меня. Прости меня. Уилл слышал свои собственные слова будто бы со стороны. — Никогда не извиняйся передо мной, Уилл. Тебе не за что извиняться. Он заскулил, а потом начал делать попытки дышать. Было ощущение, словно Ганнибал выломал его рёбра и держит его сердце в колыбели из рук. Будто он мог вырвать его в сию же минуту, но вместо этого просто прислушивался, как оно бьётся в ладонях. — Мне до сих пор больно. Я ощущаю боль на спине, на руках, и… — Уилл замер, в горле будто ком стоял. — Ты не спас меня. Ганнибал весь сжался вокруг него. — Я так хотел, чтобы ты зашёл в дверь, увидел, как он избивает меня, и разорвал его на куски, но ты не сделал этого, не нашёл меня, не остановил его, не защитил меня — ты обещал, что не позволишь им положить меня в клинику, но вместо этого сам запихнул меня туда. Там, с ним, я оказался там только по твоей вине! Я сходил с ума по твоей вине! А ещё ты заставил меня думать, что я пытался убить тебя. Возможно, дело было в дрожи, или в плотных объятьях Ганнибала, но дышать он больше не мог. Лишь смотрел снизу вверх и видел, как Ганнибал изо всех сил сжимал челюсть, как скорбь затуманивала его взгляд. — Эти шрамы твои, — прошипел Уилл. — И эта боль тоже от тебя. Что собираешься с этим делать? Глаза Ганнибала расширились. Он переместил Уилла так, что тот упёрся спиной в плитку, а сам сделал крохотный шаг назад, всё ещё удерживая ладонями его за талию. А затем бросил быстрый взгляд вниз. И опустился на колени. Пальцами он проследил шрам на левом бедре и посмотрел на Уилла снизу вверх. Капли воды били по лицу. — Отдай их мне, — проговорил Ганнибал хриплым голосом. — Твою боль, твои раны. Вырежи их из себя, чтобы я мог о них позаботиться. Позволь мне поклоняться им. Я буду выплачивать искупление до конца наших дней, только позволь позаботиться о тебе. В груди стало тяжело, Уилл не мог говорить, но и отвернуться тоже не мог. Не прерывая зрительный контакт, Ганнибал поцеловал его шрам, а лизнул рубец. — Ты сделаешь мне больно снова, — бесшумно произнёс Уилл, — Если твоя забота будет состоять в том, чтобы держать меня при себе. Ганнибал прижался лицом к внутренней стороне бедра и сделал глубокий вдох, не скрывая болезненного выражения. — Я уже был так близок к тому, чтобы потерять тебя. И поэтому не могу позволить тебе уйти. — Что ты чувствовал, наблюдая за тем, как я наношу себе рану? — спросил Уилл. Ганнибал нахмурил брови, не прекращая мягко поглаживать заднюю часть бедра, но Уилл приподнял его подбородок, чтобы читать эмоции во время ответа. — Мне было страшно. Не только от того, что ты можешь умереть, но и от моей потребности в том, чтобы ты жил. — Такое неудобное чувство, не правда ли? Ганнибал только улыбнулся, глядя прямо в глаза. — В высшей степени. Нет ничего, что я не сделал бы для тебя. — Или не вытерпел бы ради меня. Ганнибал протянул руки вверх, и Уилл обхватил его ладони своими. — Я позволил бы тебе даже искалечить меня, — сказал Ганнибал. — Если это именно то доказательство моей преданности, которое тебе необходимо, можешь забрать мои руки. Прошу тебя, Уилл. Забери всё, что есть у меня. Уилл вздрогнул. Слова Ганнибала прошли сквозь него сейсмической волной. Он мягко сжал ладони и поднёс к своему рту, выцеловывая подушечку каждого пальца. Затем опустился на пол душевой рядом с Ганнибалом, не прекращая целовать его руки. «Они мои», — думал Уилл, заглатывая два пальца в тёплую полость рта и удерживая, держа своими ладонями лицо Ганнибала. Тот запрокинул голову назад, издав благоговейный стон и подставляя Уиллу туго натянутые связки на шее. — Спасибо тебе, — прошептал Ганнибал, и эти слова звучали очень похоже на «Я люблю тебя».

***

Двумя неделями позже. Дверной звонок раздался в субботу около часа дня. Ганнибал подождал, пока Эбигейл поднимется по ступенькам, и только потом подошёл к двери, чтобы встретить Алану Блум. В красном принтованном платье с запахом она выглядела сногсшибательно. — Алана, — поприветствовал он с тёплой улыбкой. — Какой приятный сюрприз. Желаешь зайти? Она вернула ему улыбку, неловко теребя ремень сумки. — Добрый день, Ганнибал, на самом деле я… — Её прервал звук бегущих лап. — О, привет, ребята! Она склонилась и протянула руку к Уинстону с Бастером, которые усиленно завиляли хвостами. Алана взглянула в сторону Ганнибала, и её улыбка стала свободнее. — Вот, в принципе, и ответ на мой вопрос. Хотела узнать, тут ли Уилл. — Да, он здесь, — подтвердил Ганнибал, затем прокричал в сторону дома. — Дорогой? Пришла Алана Блум. Конечно же, он знал, что Уилл и так подслушивает. Когда тот появился в холле, Алана удивилась произошедшим в нём переменам. Волосы были аккуратно подстрижены, из одежды — тёмные брюки и синяя рубашка, верхние пуговицы расстёгнуты. Он всё ещё выглядел истощённым со времён госпитализации, но помимо этого, общее состояние значительно улучшилось. Уилл одарил Алану короткой улыбкой. — О, привет. — Рада видеть тебя, Уилл. Зашла пригласить на кофе. На мгновение он обернулся к Ганнибалу, который уже корректно отступал в сторону, предоставляя им свободное пространство. — Конечно, почему бы и нет. — Уилл снова взглянул на Алану, и её удивил настолько прямой зрительный контакт. Это было даже немного пугающе. — Я должен вернуться к трём. — Это неподалёку, — ответила Алана. Уилл достал из тумбочки кошелёк и ключи, а Ганнибал кивнул им обоим на прощание. — Рада была видеть тебя, Ганнибал. — И я тебя. Мы должны заполучить тебя на ужин в ближайшее время. Губы Уилла дёрнулись. — Итак, вы съехались? — спросила Алана по пути в кафетерий. Уилл пожал плечами. — Нечто вроде того. Временами живём в Вулф Трап. Ганнибал помогает найти новых хозяев для стаи. Алана выглядела шокированной услышанным. — Это правда? — Ага. Поэтому если хочешь забрать кого-то из них… — Я просто удивлена. Уилл потёр загривок и слегка отстранился от Аланы, отступив на тротуаре в сторону. — Ну да. Никак не могу отпустить Уинстона. А Ганнибал очень привязался к Зои, хоть и не признается в этом. — Собаки не соответствуют красивому дому Ганнибала, да? Уилл выстрелил в неё жёстким взглядом. — К чему этот разговор? Алана на минуту запнулась. К счастью, они уже пришли в кафе. Заказав по чашке кофе и устроившись за столиком, Уилл снова смог расслабиться. Он выглядел по-мужски красиво, но дело было не в волосах или одежде, а скорее в самом факте его уверенности в себе. Это была та версия Уилла, к которой Алана ещё не привыкла. — Я ненавидел оставлять собак без присмотра, — проговорил он. — И я очень сильно тебе благодарен за то, что ты заботилась о стае. Если бы тебя не было рядом, дело для них могло кончиться плохо. Но после всего, что произошло, я больше не чувствую в себе способности ухаживать за ними должным образом. — Боишься, что может случиться что-то плохое? — спросила она. Уилл снова пожал плечами в ответ. — Я не готов предугадывать, что жизнь подбросит мне в следующий раз. Алана потихоньку цедила свой латте. — Разве Ганнибал не позволит тебе оставить их всех? Раздражение достаточно чётко отразилось в его чертах. — Пойми, последнее слово не за Ганнибалом. Это то, чего хочу я сам. — Тем не менее вы оказались в гражданском браке. Как всё к этому пришло? Её голос звучал дружелюбно и участливо. Но Уилл не купился на эту уловку. — Мы снова на терапии? — поинтересовался он. Алана вздохнула. — На самом деле мы никогда и не прекращали наши отношения терапевта и пациента. Будем считать, что это завершающая сессия. Надеюсь, ты прихватил блокнот. Шутка не казалась смешной. — Ты чем-то встревожена. — Ты выглядишь достаточно хорошо, — продолжила она. — Но я так и не знаю, что именно произошло. Ты пережил некоторый травмирующий опыт, точно так же и Ганнибал. А ещё ты жаловался мне на его несколько ненадлежащее поведение в ваших с ним отношениях. Уилл выглядел позабавленным. — Мы работаем над нашими отношениями. Тем не менее его слова никак не убедили Алану. — Ты должен понимать, как это выглядит со стороны. Ты был убеждённым в том, что Ганнибал подставил тебя. Говорил мне, что он накачивал тебя наркотиками. И в первый же день, когда вы встретились после твоего заключения, вы уехали вместе. — Я думал, ты хотя бы порадуешься, что я освободился от бредовых мыслей. — Уилл не особо заботился том, чтобы его слова не жалили. Он вздохнул. — Я не хочу дальнейшей терапии с тобой, Алана. Мы с Ганнибалом вместе пережили достаточно. И как я уже сказал Джеку, нам нужно немного пространства. Алана ощетинилась от такого сравнения. — Я рада, что ты научился устанавливать границы с Джеком. Научился ли ты тому же с Ганнибалом? Он проигнорировал вопрос, отвернувшись в сторону. На другом конце стола посетители работали за ноутбуком и оживлённо болтали друг с другом. День был светлым и солнечным. На пороге кафе возник молодой отец, толкая коляску с ребёнком. — Тебя когда-нибудь похищали, Алана? — спросил Уилл и уставился прямо в глаза. — Знаешь, каково это слышать, как твой тюремщик подходит к двери, и думать о том, на этот раз он покормит тебя или побьёт? Знаешь, что такое по-настоящему умирать от голода? Её глаза широко открылись в сочувствии. Возможно, Уилл задал нужную ноту, и он никогда не увидит, как она смотрит на него с отвращением или яростью. Алана была так добра с ним. Она пыталась. Возможно, им следовало поберечь её. Когда стало очевидно, что Уилл ждёт ответ на свой вопрос, она сказала: — Нет, Уилл. И я не могу понять что, что ты пережил. Но я могу попытаться. — Мне нечего делать в нашей с тобой терапии, — ответил он. — Но я больше не потерплю обвинений в сторону нашей с Ганнибалом связи. — Ты только что разминулся с Джеком, — непринуждённо сказал Ганнибал, когда Уилл вернулся домой. — Какое замечательное совпадение, что они решили наведаться одновременно с Аланой. — Они подозревают нас, — ответил Уилл. Ганнибал вручил ему айпад и вернулся к своему предыдущему занятию — чистить кухонную столешницу. На планшете был открыт Сплетник, и впервые Уилл читал со страниц сайта о своём собственном преступлении. Было пугающе приятно обладать тайным знанием и одновременно с этим читать о том, как ФБР пытается собрать улики воедино. Расчленитель, которого уже прозвали Смоляным Человеком, был сфотографирован в том виде, в котором его оставили Уилл и Эбигейл — обезглавленным в своём фургоне, упирающимся в холодильник и отвёрнутым от своего мёртвого пленника. Точно так же, как Уилл желал изменить тело мальчика, он хотел, чтобы ФБР смогли его идентифицировать и понять, что натворил Смоляной Человек. — Я предоставлю тебе алиби на даты, которые совпадают с убийством, — пояснил Ганнибал. — Тем временем Чилтон идёт на поправку благодаря своему удивительному везению. Пуля не задела мозг. Боюсь, он будет весьма уродлив, но по крайней мере останется в своём уме. Уилл усмехнулся и спросил: — А у Чилтона есть алиби? Ганнибал пожал плечами. — Не исключён и такой вариант. Это версия событий никогда не планировалось как непогрешимая. — Нам следует уехать в ближайшее время, — сказал Уилл, потирая шею. — Нужно обсудить всё с Эбигейл, когда закончится встреча. Собаки на заднем дворе? Уилл отпустил нечто в самом себе, когда встретился с предполагаемыми владельцами его собак, весьма скромными, но влюблёнными в стаю. Ганнибал подавал пожилой паре чай, пока Уилл представлял Бастера, рассказывал его историю и описывал темперамент. На ужин Ганнибал сервировал настоящего ягнёнка, поскольку его запасы человеческого мяса перекочевали в подвал Чилтона. Эбигейл расспрашивала о беседах с Аланой и Джеком. — Значит, мы скоро уезжаем? — с лёгкостью спросила она. — Я немного устала прятаться у всех на виду. — У нас есть паспорта, — сказал Ганнибал. — Я почти готов распрощаться со своими пациентами и сжечь все записи с их данными. — Мы собираемся раствориться в ночи? — поинтересовался Уилл. Ганнибал ответил ему сдержанным взглядом. — Это будет самый безопасный вариант. Но он тебе не подходит. Уилл сделал глоток вина, раздумывая. — Хочу, чтобы они знали без всяких сомнений, что я не твоя жертва, и ты не моя. — Он посмотрел через стол на Эбигейл. — Кажется неправильным оставлять их с этим недопониманием. — Разве недостаточно того, что мы понимаем друг друга? — спросила Эбигейл. — Я мертва и предпочла бы оставаться таковой, мне плевать, что считают Алана или Джек. — Это называется незаконченные дела, — нахмурившись, сообщил Уилл. — Но я не хочу подвергать нас риску из-за желания оставить прощальное сообщение. — Джек не прекратит искать тебя, — сказал Ганнибал. — Или тебя, когда он всё же сообразит, что ты настоящий Потрошитель. — Давайте приведём их к нам, — сказала Эбигейл. — После того, как мы покинем страну, у нас будет время подумать, что именно мы хотим сообщить, и как именно желаем, чтобы они нас увидели. Она нахмурилась. — В любом случае завершить все дела будет притворством. Но не всё в жизни возможно сделать элегантно.

***

Неделей позже. Уилл бросил в огонь обтянутый чёрной кожей блокнот и наблюдал, как огонь пожирает записи Ганнибала о нём самом — чернила мерцали в отблесках пламени, страницы сворачивались и обращались в пепел, нарисованный им искажённый циферблат пылал, как его мозг во время энцефалита. Заметки Ганнибала о других пациентах были настолько же дотошными, классифицироваными по какой-то тайной системе цветных меток, и сейчас тысячи часов его работы сгорали в пламени. Для Эбигейл время обратилось вспять. В некотором роде оно обратилось также и для Ганнибала с Уиллом; но это не был возврат к их предыдущим отношениям. Уилл прекратил попытки заморозить время вокруг драгоценного момента, ведь их близость для него перестала быть обречённой. А ещё Уилл больше никогда не хотел возвращаться назад. Ганнибал присоединился к нему у камина, стоя достаточно близко, чтобы вдыхать запах, распространяющиеся от затылка и шеи. — Когда всё исчезнет, — произнёс Ганнибал, — останутся только мои воспоминания, сохранённые в коридорах дворца памяти. Священные хранилища слов, вздохов и сброшенных покровов. — Нам не следует жить в прошлом, Ганнибал. Он обошёл Уилла и бросил ещё два блокнота в камин. — Если меня когда-нибудь поймают, я смогу прожить там. Уилл посмотрел на него прямо, в желудке застрял узел невысказанных эмоций. — Нас не поймают. Я не позволю этому произойти. Ганнибал склонил голову и посмотрел на него в ответ, позабавленный его убеждённостью. — У нас обоих есть незавершённые дела с игроками на этой арене. Ты хочешь, чтобы они увидели всё. Уилл сглотнул. Да, он жаждал именно этого, но такое желание предполагало риск. Ему была невыносима мысль о том, что его отделят от Ганнибала и Эбигейл. — Мы семья, — произнёс Уилл. — Я не могу утратить семью ещё один раз. Мягкая позабавленность Ганнибала превратилась в щемящую тоску, холодную и мрачную. Уилл чувствовал, как меняется энергия между ними, внешние наслоения опадают, чтобы обнажить сырой нерв. — Это воистину ужасно, — мягко произнёс Ганнибал, глядя в камин, — утратить свою семью. — У тебя когда-нибудь был ребёнок? — спросил Уилл. Ганнибал покачал головой. — Нет, но я был опекуном моей младшей сестры. — В его зрачках отражалось сияние пламени, а когда он снова взглянул на Уилла, глаза были наполнены влагой. — Её звали Миша. Уилл ощущал его потерю будто свою собственную. Это была именно та травма, которую он чувствовал в Ганнибале прежде, глубоко похороненная тьма, заложенная тогда, когда здание только строилось. — Что произошло? Ганнибал почти дрогнул, насколько это было вообще возможно в его случае, и губы тоже задрожали. Но он не отвернулся. — Её забрали у меня. Поэтому я её съел. Уилл ощущал стекающую по щеке слезу.